Толкаю Салливан на скамейку и ору ей в ухо:

– Приготовься к прыжку!

Она ничего не говорит, только таращится на мое окровавленное лицо. Микроскопические дроны останавливают кровотечение, хаб вырубает болевые рецепторы. Я, может быть, и выгляжу ужасно, но чувствую себя превосходно.

Пробираюсь в кабину и бухаюсь на место второго пилота. Тот мгновенно меня узнает.

Это лейтенант Боб. Тот самый, которому я сломала палец во время «побега» с Бритвой и Чашкой.

– Мать твою, это ты! – вопит он.

– Прямиком из могилы! – кричу я, и это не в переносном смысле. Показываю пальцем в ноги. – Сажай нас!

– Пошла ты!

Реагирую не задумываясь. Хаб все решает за меня. И это самое жуткое в двенадцатой системе: я больше не знаю, где кончается она и начинаюсь я. Не человек и не инопланетянин, то и другое. Что-то во мне освободилось, вырвалось на волю.

А потом до меня доходит: самое ценное у любого пилота – зрение.

Я срываю с него шлем и бью большим пальцем в глаз. Боб дергает ногами, пытается схватить меня за руку. Вертолет ныряет. Я перехватываю кисть и кладу обратно на рычаг, а сама начинаю «подпитывать». Дарю вместо паники – уверенность, вместо страха – покой, вместо боли – комфорт.

Боб у меня как на ладони, и я знаю, что он не собирается изображать из себя камикадзе. Мне ясны желания, в которых он даже себе не признается, и желания умирать в нем нет.

И еще он уверен, что без меня ему не выжить.