Он прыгает на меня. Вспышка из бледно-розового и черного. Оскаливает мелкие зубы, и пистолет вылетает у меня из руки. Удар ломает запястье. Следующий получаю на такой скорости, что не успеваю среагировать даже с усиленным зрением и отлетаю на шесть футов прямиком в силосную башню. Металл скрипит и обхватывает меня, как лепешка тако. Теперь до меня доходит смысл слов Констанс: «Ты делаешь выводы, не зная всех фактов».

Она пошла в пещеры не для того, чтобы нейтрализовать выживших. Она отправилась туда, чтобы убрать глушителя.

«Спасибо, Конни. Могла бы сказать».

Тот факт, что я не умерла от удара, спас мне жизнь. Лжесвященник замирает на месте, склоняет голову набок и смотрит на меня, как любопытная птица. По идее, я должна была умереть или, на худой конец, потерять сознание. Так почему я еще жива?

– Ого! Это… любопытно.

Несколько секунд мы не двигаемся. Я не вписалась в его понимание игры.

«Тяни время, Рингер. Дождись Констанс».

Если она вернется.

Возможно, она уже мертва.

– Я не из ваших, – говорю я и высвобождаюсь из металлического плена. – Вош усилил меня двенадцатой системой.

Озадаченное выражение не исчезает с его лица, но плечи напрягаются. Это единственное разумное объяснение, хотя смысла в нем нет никакого.

– Все любопытнее и любопытнее! – бормочет он. – Зачем командиру понадобилось усиливать человека?

Пора лгать. Враг научил меня тому, что мельчайшей ложью можно свершать великие дела.

– Он пошел против вас и всем нам установил двенадцатую систему.

Лжесвященник трясет головой и улыбается. Он знает, что я нагло вру.

– И теперь мы вышли на охоту, – продолжаю я. – Мы придем за каждым из вас до того, как за вами пришлют капсулы.

Винтовка лежит на земле в ярде от ног священника. Куда отлетел пистолет, я не имею понятия. Нож ближе – валяется примерно на полпути между нами. Священник явно ждет, что я брошусь к ножу.

Ладно, вранье не работает. Попробую правду, но надежды почти никакой.

– Может быть, я зря теряю время, но тебе следует знать, что ты такой же человек, как и я. Тебя используют, как и всех глушителей. Все, что ты о себе думаешь, все, что помнишь, – ложь. Все от начала и до конца.

Лжесвященник кивает и улыбается, как нормальные люди улыбаются психам.

«Твой выход, Констанс. Давай же, выскочи из тени и вонзи ему в спину нож».

Но Констанс пропускает свой выход.

– Я действительно растерян, – говорит он. – Что же мне с тобой делать?

– Не знаю, – честно отвечаю я. – Но точно знаю, что возьму вот этот нож и прирежу тебя, как свинью.

На нож смотреть не рискую, он сразу разгадает мою хитрость, и в результате вынуждаю его самого посмотреть на нож. Он отводит взгляд всего на секунду, но этой секунды мне более чем достаточно.

Кованым носком ботинка бью его под челюсть. Маленькое тело взлетает на десять футов и грохается на землю. Он еще не успевает встать, а нож уже летит к его горлу. Священник отбивает нож вверх и ловит уже на пути к земле. Его движения настолько точны и грациозны, что я не могу не восхититься.

Ныряю за винтовкой. Лжесвященник перехватывает меня ударом в висок. Я падаю. Ударяюсь лицом о землю и рассекаю верхнюю губу. Вот оно. Сейчас он перережет мне горло. Или подберет винтовку и вышибет мне мозги. Я робкий любитель, «чайник», новичок, еще только привыкающий к усилению, а этот лжесвященник живет с ним с тринадцати лет.

Он сгребает в кулак мои волосы и рывком переворачивает меня на спину. Кровь скапливается во рту. Лжесвященник поднимается надо мной в полный рост – пять футов и три дюйма. В одной руке – нож, в другой – винтовка.

– Кто ты такая?

Я сплевываю кровь и отвечаю:

– Меня зовут Рингер.

– Откуда ты?

– Ну, родилась я в Сан-Франциско…

Пинает меня в ребра. Но не сильно. Если бы ударил со всей силы, пробил бы мне легкие или порвал селезенку. Он не хочет меня убивать. Пока.

– Зачем ты здесь?

Я смотрю ему в глаза и отвечаю:

– Чтобы убить тебя.

Лжесвященник отбрасывает винтовку в сторону. Та пролетает по дуге ярдов сто и приземляется уже за дорогой. Потом он берет меня за горло и поднимает в воздух. Ноги отрываются от земли. Лжесвященник поворачивает голову – любопытная ворона, встревоженная сова.

Против следующей атаки у меня нет защиты. Его сознание вскрывает меня, как скальпелем. Он с такой яростью врывается в мой мозг, что у меня мгновенно вырубается вегетативная система. Я погружаюсь в абсолютную тьму. Не вижу, не слышу, не осязаю. Его разум перемалывает мой мозг. Его ненависть по охвату больше вселенной. Я чувствую его беспримесную ярость и абсолютное омерзение. И еще, как ни странно, зависть.

– Ох, – вздыхает лжесвященник. – Кого же ты ищешь? Не тех ли, кого потеряла? Маленькая девочка и грустный добрый мальчик. Они умерли, чтобы ты могла жить. Так? Так. О, как же ты одинока. Какая пустота тебя окружает!

Старый отель. Я прижимаю к себе Чашку, пытаясь хоть как-то ее согреть. Подземные этажи базы. Бритва обнимает меня, борется за мою жизнь.

«Это круг, Зомби. Скованный страхом круг».

– Но есть еще кое-кто, – бормочет священник. – Хм. Ты уже в курсе?

Его тихий смех вдруг обрывается. Я знаю почему. Ответ ясен, ведь мы сейчас одно целое. Он докопался до Констанс и увидел ее глупую улыбку белой домохозяйки.

Священник небрежно, как до этого винтовку, отбрасывает меня в сторону. Для него я бесполезный человеческий хлам. Я лечу, а хаб готовит мое тело к удару. Времени у него более чем достаточно.

С грохотом приземляюсь на прогнившие перила крыльца фермерского дома. Они разлетаются в щепы, подо мной стонут старые доски. Лежу без движения. Перед глазами все плывет.

Но последствия вторжения в мозг гораздо хуже физического избиения. Я не могу думать. В голове вспыхивают и снова исчезают какие-то фрагменты и разрозненные картинки. Улыбка Зомби. Глаза Бритвы. Сердитое лицо Чашки. Потом словно вырубленное из камня лицо Воша. Огромное, как скала. Его глаза пронзают меня насквозь, они видят все, они знают меня.

Перекатываюсь на бок. К горлу подкатывает тошнота. Я блюю на ступеньки, меня выворачивает наизнанку.

«Ты должна встать, Рингер. Если не встанешь, Зомби погиб».

Пытаюсь подняться. Падаю.

Пытаюсь сесть. Заваливаюсь набок.

Священник-глушитель нашел их во мне. Я думала, что их больше нет; я считала, что потеряла их, но нельзя потерять тех, кто тебя любит. Потому что любовь – величина постоянная; любовь выдерживает.

Кто-то поднимает меня, когда я падаю: Бритва.

Кто-то придает сил: Чашка.

Кто-то улыбается, и эта улыбка дарит мне надежду: Зомби.

Мне так нравится, как он улыбается. Надо было сказать ему об этом, пока была возможность.

Я встаю.

Бритва поднимает, Чашка придерживает, Зомби улыбается.

«Знаешь, что делать, когда не можешь встать и идти? – спрашивает Вош. – Ползти».