Сторонники сексуального равенства в США уже готовы идти гораздо дальше. В Конгрессе периодически появляются законопроекты, предлагающие отменить в брачных документах слова «муж» и «жена», а заменить их словами «первый супруг» и «второй супруг». На первый взгляд, это вполне безопасное и мало что значащее изменение, однако и оно, конечно, ведет к размыванию традиционного понятия семьи как союза гетеросексуальных людей. Правовое определение семьи как союза мужчины и женщины, которое пока еще сохраняется в законах США, постоянно подвергается давлению с целью изменения на словосочетание «союз двух людей». Примеров такого рода можно привести уже очень много. Так, в школьных документах моей дочери (а их, надо признаться, очень много, так как американская школа ничего не может сделать с ребенком без четко выраженного согласия родителей в виде личных подписей) все чаще появляются графы «подпись одного родителя» и «подпись второго родителя». Дочь ходит в школу в штате Мэриленд, в городке, являющемся ближайшим пригородом столицы США Вашингтона. Справедливости ради надо сказать, что пока еще в школьных бумагах в основном встречаются традиционные графы «мать» и «отец», или после слов «один родитель» и «второй родитель» школа все еще просит обозначить свою традиционную роль – отец, мать или, скажем, усыновитель ребенка, – однако тенденция постепенно набирает силу. Я уж не говорю о том, что в самой школе легко можно встретить учителя – открытого представителя сексуальных меньшинств, а среди учеников полно детей, воспитываемых в однополых семьях.
Слов нет, в такой ситуации понятие традиционной семьи в восприятии детей постепенно размывается. Но в то же время друзья из однополых семей или учителя-геи становятся привычным фактом ежедневной жизни, к которым ребенок быстро теряет интерес как к чему-то необычному, оригинальному, непонятному. Как результат, для них из этой темы уходит не только политический и религиозный накал, которым ее сегодня наполняют взрослые, но и вся драма «взрослых страстей». Все это становится обычным для американского ребенка, вызывая в нем не больше любопытства, чем наличие одноклассника-инвалида, друга-вегетарианца или диабетика, или, скажем, школьника-мусульманина, который живет по своему религиозному дневному расписанию, однако остается частью общей школьной компании. Хорошо это или плохо – вопрос, далеко выходящий за рамки этой книги… Могу сказать только одно: Америка вместе с целым рядом других западных стран семимильными шагами движется к окончательному размыванию узко понимаемой традиционной семьи.
Однако надо признать, что началось это не с борьбы представителей сексуальных меньшинств за свои права и наверняка не закончится историческим решением Верховного суда США, признавшего равенство однополого и гетеросексуального брака. Похоже, что процесс имеет гораздо более широкую основу и касается многих привычных для нас вещей. Например, он не может не затрагивать растущее число разводов в США, борьбу американских женщин за свои экономические права и равенство женщин в зарплате с мужчинами за одинаковый труд (начало чему положила Октябрьская социалистическая революция 1917 года в России) или, скажем, борьбу отцов за равенство с матерями в вопросах воспитания детей после развода и т.д. Все это размывает традиционное общество, но подавляющее большинство американцев считает, что развитие идет в правильном направлении. Каким-то загадочным образом это не мешает им всем считать себя людьми религиозными, чтящими Библию и законы Божьи. Они просто привыкли жить в очень стабильном в своем постоянном изменении обществе и воспринимают изменения как должное. Или вообще не задаются такого рода вопросами.
Сегодня в США действительно все чаще с самых высоких трибун раздаются призывы ввести вместо слов «муж» и «жена» термины «супруг» и «супружеская пара». Сторонники этой линии полагают, что в традиционных терминах есть признаки половой дискриминации, что невольно таким образом находит свое отражение в законах США. Именно это они и требуют подкорректировать. Так, например, в Акте о безопасности и здоровье шахтеров в США говорится, что только жены работников, то есть супруги женского пола, могут получить компенсацию за травму или смерть мужа в шахте. В то время как в реальности надо бы сделать так, чтобы выплаты смогли получать «супруги» работников, вне зависимости от пола. И таких примеров немало.
Иногда ситуация принимает забавные формы. Так, например, в США есть закон, по которому преступлением является убийство «жены главы государства», но ни слова не говорится о ее или его муже. По действующей логике, при президенте Хилари Клинтон ее муж, бывший президент США Билл Клинтон, получит статус «жены главы государства», то есть «первой леди», а не статус «супруг президента», ибо подобная формулировка в законах Америки просто отсутствует. Значит, закон надо снова менять. Раньше в США никому в голову не приходило, что страну может возглавить женщина, – все-таки Америка большую часть своей истории была весьма и весьма традиционным обществом.
На самом деле начало такому «половому выравниванию» в терминологии положила волна американской политической корректности. Я уже говорил о ней в других книгах, но могу напомнить, что в последние два-три десятилетия американцы стали настойчиво менять в своем словаре традиционные слова, которые так или иначе могли подчеркивать половую принадлежность, например, того или иного специалиста. Эту тенденцию сразу же активно поддержали всякого рода феминистские движения и группы, борющиеся за равноправие женской половины США. Так, из лексикона исчезли слова «стюардесса» – stewardess и «бармен» – barman, вместо них появились flight attendant и bartender, широко распространились труднопроизносимые «конгрессвумен», «бизнесвумен» и т.д. Многие из таких изменений формализуются в законах, в том числе местных. Так, в штате Вашингтон слово fisherman, то есть «рыбак» в сугубо мужской форме, заменили на fisher, то есть тот же рыбак, но без выраженных вторичных половых признаков. Вместо словосочетания journeyman plumber, что означает «мужчина – помощник сантехника», теперь надо говорить journey-level, то есть просто «помощник сантехника», и т.д.
Есть такая американская поговорка: положи свои деньги туда, где находится твой рот. Говоря проще – доказывай свою приверженность тем или иным идеям или предложениям не просто на словах, а реальным делом. Рискни, что называется, деньгами, а не словами. Видимо, исходя из этого, администрация президента США осенью 2015 года сделала два решительных шага. Она впервые в своей истории приняла на работу открытого трансгендера – Раффи Фридман-Горспэн, которая была назначена на должность директора по подбору персонала в управлении кадров. Фридман-Горспэн всегда открыто заявляла о своей гендерной самоидентификации. До этого она занимала должность ни много ни мало советника по политике в Национальном центре равноправия трансгендеров. В Белом доме заявили, что ее предыдущая работа «отражает ценности администрации президента Соединенных Штатов». А незадолго до этого назначения в Белом доме появилась уборная «для всех полов». Причем она была устроена в той части здания, где размещается весь административный аппарат администрации президента США.
Кто их еще не видел: туалеты-унисекс лишены привычных табличек «М» и «Ж», они представляют собой общий зал с единым для всех входом и общими раковинами для мытья рук. Такие туалеты, кстати, частенько можно увидеть в пафосных ресторанах и клубах Москвы. Не знаю почему, но они очень популярны у дорогих московских рестораторов. Не буду здесь называть конкретные места, однако любящий ходить по ресторанам москвич наверняка навскидку вспомнит несколько заведений. Вообще-то смысл таких туалетов в том, чтобы представители сексуальных меньшинств не испытывали трудностей, как при посещении привычных уборных, разделенных по гендерному признаку. Не знаю, насколько это актуально для Москвы, но для Белого дома данное решение является зримой реализацией либеральной политической линии, которой придерживался президент. Интересно, президент-республиканец когда-либо захочет перестроить эти туалеты? Мне кажется, что нет. Они уже становятся частью американской обиходной культуры. Кроме того, говорят, что такие туалеты удобнее, экономичнее и проще в обслуживании. Мне трудно судить об этом…
В любом случае мы все время возвращаемся к вопросу о балансе традиций: их соблюдению, с одной стороны, и отходу от них – с другой. США постоянно – буквально ежедневно – живут в условиях пересмотра этого баланса. По большому счету, основа стабильности в Америке (причем как политической, так и нравственной, моральной и т.д.) – это постоянный отказ от вчерашней стабильности и поиски нового баланса, который обеспечит эту стабильность на сегодня. Отсюда – и вечная жизнь в долг; и сочетание главенства закона и жесткой системности с невероятной внесистемной креативностью; и сочетание порядка и организованности с постоянным беспорядком и индивидуализмом… Отсюда, если задуматься, вытекают и чудовищные ошибки во внешней политике Америки, вызванные искренним непониманием того, что жизнь в других странах устроена не так и не на тех основах и балансах, как в самих США.
Упомянутый выше «казус Ким Дэвис» весьма характерен для современной Америки, да, впрочем, более или менее и для любого этапа ее истории. Советские пропагандисты и публицисты-международники совершенно верно в свое время подметили важнейшую черту Америки. Это, безусловно, «страна контрастов». Конечно, пропагандисты из СССР всегда так или иначе сосредотачивались на одном контрасте США – контрасте труда и капитала, бедности и богатства. Их задачей было продемонстрировать выигрышность советского более чем гармоничного устройства жизни перед неустойчивым американским. Однако они сами тогда не понимали, как были правы! Америка – действительно страна контрастов, и именно это качество делает ее не только крайне устойчивой, но стремительно развивающейся страной. Созданная в Америке либеральная демократия является эффективным механизмом постоянного рождения и разрешения «контрастов», то есть противоречий, одновременного сглаживания одних и обострения других. Эту страну всегда будет за что как резко критиковать, так и искренне восхвалять. По сути, США – это страна, живущая по диалектике в ее изначальном (платоновском) понимании. Рождение конфликтов и дисбалансов, их разрешение и балансировка и рождение новых… Поиск единства и источника развития идет здесь только через борьбу и сосуществование разных позиций, разных взглядов, разных подходов к той или иной проблеме. Трудно найти в мире больших противников монополии в чем-либо, чем американцы. Они глубоко убеждены, что монополия – вернейший и кратчайший путь к ошибкам. Контрасты и конфликты – американский способ преодоления монополизма.
Конечно, есть и немалые исключения из этой картины. Таким исключением, в частности, является внешняя политика страны. Как известно, США легко соглашаются с пользой поддержания собственной монополии в мире. Однако это то самое исключение, которое отлично подтверждает правило. Ведь очевидно, что большинство серьезных ошибок во внешней политике Америки являются следствием той самой нелюбимой американцами монополии, отсутствием достойного и влиятельного «адвоката дьявола», которого они потеряли с исчезновением СССР. Повторю то, что я уже говорил не раз: внутри страны США устроены весьма и весьма демократично и эффективно. А внешняя политика Америки часто предстает далеко не демократичной, а то и прямо антидемократической. Самая демократическая страна мира раз за разом ведет себя в этом мире прямо противоположным образом, нарушая принципы собственного внутреннего устройства, и ниже мы еще поговорим о том, почему так происходит.
Проблема противоречий между личными убеждениями и служебными обязанностями политиков, чиновников, общественных деятелей остро стоит во всем мире. Особенно если чиновник избирается прямым голосованием, как это было в случае с Ким Дэвис. США, как известно, страна сугубо светская, секулярная. Однако религиозные убеждения здесь имеют немалое значение. Не зря на любых выборах – от президентских до местных – избирателями неизменно поднимается вопрос вероисповедания кандидатов. Скажем честно: у атеиста нет никаких шансов быть избранным президентом страны или членом ее законодательного собрания. Подобное, по мнению американцев, возможно только в какой-нибудь «империи зла», как с легкой руки Рональда Рейгана стали называть в свое время СССР, причем именно из-за его государственного атеизма и, соответственно, абсолютной аморальности советской власти. Более того, американские избиратели не очень любят, когда кандидат принадлежит какой-то не самой популярной религиозной конфессии. Так, в свое время это стало проблемой для главного кандидата в президенты США от республиканской партии Митта Ромни, который является мормоном, то есть прихожанином Церкви Иисуса Христа Святых последних дней. Конечно, мормонов в США немало, но все же гораздо меньше, чем протестантов, которые, как известно, являются крупнейшим направлением христианства в США и составляют приблизительно половину населения страны.
Немудрено поэтому, что все президенты США – христиане и за исключением одного – протестанты. Исключением этим стал в свое время 35-й президент страны Джон Кеннеди, который был католиком. Его избрание в 1961 году стало почти таким же феноменом, как избрание в 2007 году первого президента-афроамериканца Барака Обамы. Последний, по его собственному признанию, тоже является протестантом, хотя часть американцев в это не верит и считает его тайным мусульманином. Во время избирательной кампании и в начальный период президентства Обамы республиканцы развили большую активность, пытаясь доказать, что Обама – мусульманин, и ему пришлось прилагать немало усилий, доказывая свою принадлежность к христианской церкви. «Президент, безусловно, по вероисповеданию является христианином. Он молится ежедневно», – вынуждены были убеждать американцев представители Белого дома. Однако, как известно, дыма без огня не бывает – и дед, и отец Обамы исповедовали ислам, а сам Обама большую часть детства провел в Индонезии. Его политические оппоненты частенько напоминают всем, что полное имя президента – Барак Хуссейн Обама. Забавный факт: мама Обамы (из Канзаса) и папа Обамы (из Кении) впервые познакомились в классе русского языка в Гавайском университете.
Я писал выше, что американская религиозная толерантность привела к тому, что религия тут перестала являться маркером «свой – чужой», однако на выборах высшего должностного лица любые подобные нюансы начинают играть особую роль. Иначе говоря, никто в США не против того, чтобы Обама исповедовал ислам, но многие были бы против того, чтобы мусульманин стал президентом страны. По крайней мере, на данном отрезке американской истории. Религия выступает в качестве важного критерия в глазах избирателя, поэтому очень многие американцы, как показали опросы, сразу же отнеслись с симпатией к Ким Дэвис – ведь человек не просто на словах отстаивает свои убеждения, но реальным делом, то есть «кладет свои деньги туда, где находится ее рот».
Интересно, что влияние знаменитых американских стереотипов и негласных требований политкорректности быстро ослабевает, как только уходит политическая острота. Выборы заканчиваются, один из кандидатов занимает тот или иной пост – и интерес к его (ее) религиозности начинает быстро падать. Так, согласно опросам последних лет, 43 % американцев вообще не знают и не хотят знать, какую религию исповедует президент. Немалому их числу этот вопрос в принципе безразличен. Но интерес обязательно возникнет, как только тот или иной политик вновь выдвинет свою кандидатуру на выборы, – и опять забудется, когда уже избранный чиновник приступит к выполнению своих обязанностей. К самому Обаме по понятным причинам это уже не относится.
Секрет тут простой: для подавляющего большинства американцев чиновник (выборный, назначенный или добровольный) на работе – это человек, обязанный руководствоваться не своими личными симпатиями и антипатиями, а законами и Конституцией страны или штата. Ни один американец ни на минуту не забывает, что чиновники, да и все государство, существуют лишь на налоги, которые платятся на их содержание, и на полном серьезе, без шуток считает их своими работниками, нанятыми с целью обслуживания его гражданских и личных интересов. Это понимание очень глубоко сидит в политической культуре американского общества. Конечно, это несколько наивная точка зрения, однако именно она помогает, с одной стороны, простым американцам не чувствовать ни малейшего раболепия перед чиновниками и зависимости от них, а с другой – заставляет чиновников более или менее одинаково относиться к гражданам страны независимо от их финансового или карьерного положения. А главное – помогает и тем и другим чувствовать определенное единство и взаимозависимость, что также способствует сплочению американского государства.