Бам-Бам
Я кричу что есть сил: «Боооже! Аааа! Нееееееет!» Кричу, но не слышу крика, потому как рот у меня зажат кляпом и языком его не вытолкнуть; к горлу подкатывает блевотина, а я не могу ее обратно сглотнуть, кашляю и давлюсь. Джоси Уэйлс сдергивает с меня пленку, которой мне залепили глаза, и я вижу единственно свет фонарика и тень на дереве – будто кто-то огромный протягивается из земли, но все это как-то размыто. Темно; я пытаюсь бежать, но ноги у меня связаны и руки тоже. Поделать я ничего не могу и просто мелко подскакиваю, и Джоси Уэйлс смеется. Его я тоже не вижу, а только слышу смех. Но вот он с кивком выходит из-за дерева, и тогда я вижу, что он человек, а не тень. Ревун с Тони Паваротти хватают меня, приподнимают, а я ничего не могу сделать – ни пихнуть, ни пнуть, ни пырнуть, а могу лишь свирепо на них таращиться. О Господи Иисусе, козлина ты эдакий, ну хоть раз дай же мне сверхсилу, о которой я молю тебя чуть ли не с двенадцати лет! Сделай же так, Господи, чтобы от жара моего взгляда их располосовало надвое! Боже! Они хватают меня, приподнимают, раскачивают на «раз-два-три» и отпускают, так что я лечу прямо в могильную яму, приземляюсь в ней на живот, лицом прямо в грязь. Грязь запекается в правом глазу, больно жжет, и я не могу проморгаться. Я переворачиваюсь, а они смотрят на меня сверху; Джоси Уэйлс склабится, а у меня во рту вкус блевотины, камня и «нееееееет! неееееет! нееееет!». Рука горит, но кожа с нее не сходит. Кожа не сходит! Не сходит кожа, а значит, кровь не смочит и не ослабит веревку и мне не высвободить руку. Ревун, ну пристрели же ты меня, прошу тебя, пристрели, гондон ты, бомбоклат гребаный! Пристрели, ну! Джоси подходит к краю и мочится на меня. Руки у меня за спиной, и я чую, как там копошатся земляные черви и муравьи, как они будут меня кусать и есть поедом, а Паваротти меж тем начинает засыпать яму – «неееет! неееет! неееет!» – и грязь катится градом с высоты пять, нет, шесть футов; я корчусь, дрыгаюсь, а сверху все валится грязь и пыль вперемешку с камнями, из которых один ломает мне нос, а другой вышибает глаз, я уже не чувствую одну ступню, а только судорожно, исступленно мотаю головой – «неееееет!» – пытаюсь, но никак не могу сорвать кляп, Иисус Супермен Человек-Паук Капитан Америка, где же вы все со своей суперсилой, мне бы ее хоть на то, чтобы растянуть веревку, и я тру ее мизинцем – тру, тру, тру ее, как могу, кончиком мизинца, и вот она наконец слетает! Я на свободе! Но грязь продолжает лететь и скапливаться, а я не могу глянуть наверх, только слышу, как они копают и швыряют с пыхтением землю и камни, которые лупят меня по лбу, и не могу таращиться на них, как Супермен – «бам вжик пум зум пам» – для них это все шутки, а я отпинываю грязь обеими ногами одновременно, как все равно что пинаю футбольный мяч, а футболист я никакой, лихой плохой усталый, никак не могу помешать падать грязи, а она мокрая, тяжелая, меня тут как будто прижимает сам Господь – «неееет, неееет» – грязь в левом глазу, я не могу его закрыть и моргать тоже не могу, а Ревун хохочет, а я снова извиваюсь, извиваюсь, извиваюсь подо всем этим градом.
Камни! Камни сыплются один к другому, перемешиваются с грязью опять и опять, я переворачиваюсь и сжимаюсь калачиком, как младенец, чтобы был воздух я бы трахнул женщину с которой живу нет не ее а другую этажом ниже другую белую с розовой писькой из «Ангелов Чарли» которую я видал в припрятанной книжке у папы под койкой он ее вынимал когда думал что я сплю и сам себя ласкал и пристанывал при этом «боооже» и трахал пол трах трах трах хочу письку не не хочу письку трах трах трах загнуть ее и тереть ее в писю приподнять за булочки и всунуть так чтобы писе в писе было тесно как у папы когда он вставлял моей бляди матери рачком ей все равно кто спит а кто просыпается она вся возбуждается и насаживается ему как на кол возбуждается возбуждается и только скулит как сучка а он ей вдувает по самые яйца я ни разу не видел своего отца голым никогда не видел как он трахает мою мать может это был Шутник хотя он жопник гом раз заставил мужчину у себя отсосать а затем пристрелил насмерть я же ни разу не был на Кубе ни на Барбадосе и не снимал «С» с груди у Супермена и не могу плакать через левый глаз он так набит грязью и дышу я коротко потому как совсем мало воздуха и валится сверху новая грязь я только слышу что темно мокро и тяжело, грязь такая тяжелая и нельзя больше нет нет нет стоп стоп перестань дышать стой дыши коротко чтобы сберечь что? Копай копай копай бух бух бух мертвый ты умрешь умрешь быстрее сделайте меня мертвым не живым ни мертвым ты умрешь еще раз вдохни не пользуй воздух мокрый жесткий и плотный кто-то давит мне на нос как будто на нем рука ааааааах Иисус. Иисус один вдох еще третий четвертый пятый шшшшшестой сссссседьмой ввввв нннннн де-вя-тый! Девятый дееееевяяяатый деее папа нет не желтую пожарку а красную желтая не как настоящая папа нет купи лучше леденец кругленький мелок лиловый розовый нет розовые они как у девчонок хубба-бубба хорошая жвачка она не липнет даже когда надуешь совсем совсем большой пузырь он лопает как бы со звоном как букетик но все это обман обман мы…