Глава 7

Терпение Телмана было на пределе. Он безуспешно пытался сосредоточить внимание на серии краж со взломом, которые ему поручили расследовать. Но, задавая вопросы и рассматривая фотографии ювелирных изделий, он не мог отделаться от мыслей о том, каково приходится Питту в Спиталфилдсе, и о том, чем мог заниматься Эдинетт на Кливленд-стрит, что вызвало столь пристальный интерес у Линдона Римуса.

Сэмюэль отдавал себе отчет в том, что если он не возьмется всерьез за расследование краж, то не раскроет их, и это повлечет за собой дополнительные проблемы. Тем не менее все его усилия были тщетны, и, как только у него появилась возможность уйти с Боу-стрит, он тут же воспользовался ею, после чего приступил к сбору сведений о Римусе: где тот живет, где питается, с какими издательствами сотрудничает… За последний год количество статей, проданных им Торольду Дисмору, неуклонно возрастало, а в мае и июне репортер работал почти исключительно на него.

К полуночи, когда все издательства уже закрылись, Телман располагал информацией, достаточной для того, чтобы в случае необходимости Римуса можно было разыскать в любой момент. Ему было ясно, что для того, чтобы освободиться на завтрашний день, придется лгать непосредственному начальнику, чего он прежде никогда не делал. Никаких срочных служебных дел, на которые можно было бы сослаться, у него не было. Требовалось придумать какую-нибудь более или менее уважительную причину.

Спал Телман плохо, несмотря на то что его кровать была достаточно удобной. Проснулся он рано – отчасти из-за не дававших ему покоя мыслей о возможных тайных пороках Эдинетта, которым тот мог предаваться на Майл-Энд-роуд и о которых мог узнать Мартин Феттерс. Но ничто из того, что приходило полицейскому в голову, не вязалось с маленькой табачно-кондитерской лавкой, расположенной на самой обычной улице.

Сэмюэль быстро выпил чашку чая в кухне и по дороге к дому, где жил Римус, купил сэндвич у первого попавшегося уличного торговца. Ему пришлось ждать почти два часа, и он уже начал злиться, когда журналист наконец вышел из дома – свежевыбритый, с зачесанными назад еще влажными волосами и в чистом белом воротничке, в котором он наверняка чувствовал себя не очень комфортно. Римус прошел в нескольких футах от Телмана, стоявшего с опущенной головой в арке ворот, не обратив на него внимания, поскольку, судя по сосредоточенному выражению лица, был погружен в глубокие размышления.

Инспектор последовал за ним, держась на расстоянии футов в пятнадцать и будучи готов подойти ближе, если на улице станет многолюднее и возникнет риск потерять его из виду. После того как они преодолели полмили, он едва успел сесть вслед за Линдоном в омнибус, плюхнувшись на сиденье рядом с полным мужчиной в полосатом пальто, который посмотрел на него с изумлением. Телман тяжело дышал, проклиная свою чрезмерную осторожность. Римус, очевидно поглощенный своими мыслями, ни разу не оглянулся.

Полицейский прекрасно понимал, что это, вполне возможно, не имело никакого отношения к делу Питта, поскольку журналист мог уже завершить работу над статьей, выяснив что-то для себя или, наоборот, ничего больше не выяснив. Однако Телман каждое утро просматривал газеты в поисках статей, в которых говорилось бы что-нибудь об Эдинетте или Мартине Феттерсе, но ничего не находил. Передовицы были полны ужасов, связанных с отравителем из Ламбета – в статьях говорилось, что погибли уже семь проституток. Либо эти последние события затмили историю с Кливленд-стрит, либо Римус все еще изучает ее… по всей видимости, направляясь в сторону Сент-Панкрас.

Репортер вышел из омнибуса, и Сэмюэль вновь последовал за ним, стараясь не подходить к нему слишком близко, хотя тот по-прежнему не оглядывался. Улицы постепенно заполнялись людьми. Линдон перешел на противоположную сторону, спросил что-то у мальчишки, метущего тротуар, и двинулся дальше, прибавив шагу. Спустя минуту он поднялся по ступенькам центрального входа в больницу Сент-Панкрас.

Опять больница… Телман до сих пор не знал, зачем Римус заходил в больницу Гая на другом берегу реки. Он взбежал вслед за ним, радуясь тому, что захватил с собой темную кепку, с помощью которой можно было скрыть лицо, надвинув ее на глаза. Журналист опять что-то спросил у портье и быстрым шагом, подавшись вперед и энергично размахивая руками, направился в сторону административной части. Что же ему все-таки было здесь нужно? Вдруг то же самое, что и в больнице Гая? Может быть, он пришел сюда, чтобы выяснить то, что ему не удалось выяснить там? Или ему нужно сравнить какие-то сведения?

Шаги шедшего впереди Римуса отдавались от стен коридора гулким эхом, в то время как звуки шагов Телмана напоминали пародию на них. Инспектор удивлялся, почему репортер не оборачивается, чтобы посмотреть, кто за ним идет. Навстречу им попались две санитарки – пожилые женщины с утомленными лицами. Одна из них несла накрытое крышкой ведро – судя по тому, как изогнулось ее туловище, очень тяжелое, – а в руках другой был ворох грязных простыней, и она то и дело останавливалась, чтобы подобрать их волочащиеся по полу концы.

Линдон повернул направо, поднялся по короткому лестничному пролету и постучал в дверь. Она открылась, и журналист вошел в кабинет. Маленькая табличка на двери гласила, что здесь расположена бухгалтерия. Телман вошел вслед за ним – узнать что-либо стоя в коридоре было невозможно. За дверью находилось что-то вроде приемной: за столом сидел, наклонившись вперед, плешивый мужчина, а на висевших позади него на стене полках стояли папки. Перед столом замерли три человека, очевидно желавших получить ту или иную справку. Двое из них были одеты в темные, плохо подогнанные по фигуре костюмы, и из их внешнего сходства друг с другом можно было заключить, что они братья. Третьей была пожилая женщина в поношенной соломенной шляпке.

Римус встал в очередь и принялся переминаться с ноги на ногу от нетерпения. Телман остался у двери, стараясь не привлекать к себе внимания. Он опустил голову – так, что кепка полностью скрывала его лицо. Журналист стоял к нему спиной, подняв плечи и сжимая и разжимая сцепленные сзади ладони. Что же интересовало его до такой степени, что он даже не замечал явной слежки за собой? Сэмюэль почти физически ощущал его волнение и интуитивно чувствовал, что это каким-то образом связано с Джоном Эдинеттом. Братья выяснили, что им было нужно, и вышли из кабинета, после чего к столу подошла женщина. Спустя несколько минут она тоже удалилась, и настала очередь Римуса.

– Доброе утро, сэр, – бодро произнес он. – Мне сказали, что вы можете сообщить любые сведения о пациенте. Говорят, вы знаете о больнице больше, чем кто-либо другой.

– В самом деле? – невозмутимо произнес человек за столом, выпятив нижнюю губу. – И что же вы хотели бы узнать? Полагаю, не состояние здоровья вашего родственника и не стоимость медицинского обслуживания? Это выяснить совсем не трудно. Вы выглядите как настоящий джентльмен, и вряд ли вам понадобилась бы моя помощь для получения подобной информации.

Линдон был явно ошеломлен, но быстро овладел собой.

– Разумеется, – согласился он. – Я разыскиваю человека, который, вероятно, является двоеженцем. По крайней мере, так утверждает одна дама. Полной уверенности у меня нет.

– И вы думаете, что он сейчас находится здесь, сэр? У меня данные только за прошедшее время.

– Меня как раз и интересует прошлое. Вполне возможно, он умер здесь в конце прошлого года – и тогда это дело закрыто.

– Как его имя?

– Крук. Уильям Крук.

Голос Римуса слегка дрожал. Казалось, ему не хватало воздуха. Телман отчетливо видел, как тугой воротник впился ему в шею.

– Так он умер? – переспросил сотрудник больницы. – Мне… мне нужно знать это.

Римус подался вперед, опершись о стол. Некоторое время служащий рылся в бумагах.

– Да, умер… бедняга, – сказал он наконец. – Столько людей умирает каждый год!

– А в какой день это случилось? – спросил репортер.

Но его собеседник сидел неподвижно. Линдон положил на стол полкроны и попросил:

– Посмотрите, пожалуйста, записи и скажите, к какому вероисповеданию он принадлежал.

– Вероисповеданию?

– Да. Наверное, это не так сложно узнать? А также данные о членах его семьи.

Служащий взглянул на полкроны и, видимо, подумал, как легко достались ему эти весьма приличные деньги. Он снял с одной из полок большую папку в синей обложке и открыл ее. Римус не сводил с него глаз. Он все еще не замечал ни Телмана, стоявшего у двери, ни худощавого мужчину со светлыми волосами, который вошел в кабинет чуть позже.

Сэмюэль принялся лихорадочно соображать. Кто такой Уильям Крук и какое значение имеет его смерть в больнице? Да еще и вероисповедание? Если этот Крук умер в прошлом году, какое отношение он мог иметь к Эдинетту или Мартину Феттерсу? Может быть, Эдинетт убил его, а Феттерс узнал об этом? Это вполне могло стать мотивом убийства.

Сотрудник больницы поднял голову.

– Умер четвертого декабря. Римский католик – согласно сведениям, предоставленным его вдовой, Сарой.

Журналист еще больше подался вперед. Он старался говорить спокойно, но голос выдавал его волнение.

– Римский католик? Вы уверены? Это указано в документах?

Служащий начал проявлять признаки раздражения.

– Я же сказал вам!

– А адрес, по которому он проживал до того, как поступил сюда?

Больничный работник вновь застыл на месте. Римус понял, в чем дело, и со стуком положил на стол шиллинг.

– Сент-Панкрас, девять, – сказал служащий.

– Вы уверены? – недоверчиво спросил Линдон. – Не Кливленд-стрит?

– Сент-Панкрас-стрит, – повторил его собеседник.

– Сколько времени он там жил? – продолжил расспросы Римус.

– Откуда мне знать? – вполне резонно заметил служащий.

– Номер девять?

– Совершенно верно.

– Благодарю вас.

Линдон повернулся и быстро вышел из кабинета, так и не удостоив взглядом Телмана, который вновь двинулся за ним следом. Они нырнули в толпу и пошли по Сент-Панкрас-стрит, почти вплотную друг к другу. Найдя дом номер девять, журналист постучал в дверь, отступил назад и принялся ждать.

Полицейский перешел на противоположную сторону улицы и занял там позицию, оставаясь в пределах слышимости. Если б он подошел ближе, то на этот раз Римус наверняка заметил бы его, несмотря на всю свою озабоченность.

Дверь открыла крупная, рослая женщина – выше шести футов по оценке Телмана – со свирепым выражением лица. Репортер подчеркнуто почтительно поклонился ей, и она, похоже, немного смягчилась. Они поговорили несколько минут, после чего Линдон, чрезвычайно взволнованный, еще раз поклонился, сбежал по лестнице вниз, перепрыгивая через ступеньки, и быстро пошел по улице. Инспектор бросился следом, едва поспевая за ним.

Подойдя к железнодорожному вокзалу Сент-Панкрас, Римус вошел в его здание через главный вход. Сэмюэль сунул руку в карман и нащупал три монеты по полкроны, два шиллинга и несколько пенсов. Вероятно, журналист собирался проехать не больше одной-двух остановок. Проследить за ним не представляло особого труда, но стоило ли рисковать? Скорее всего высокая женщина, открывшая ему дверь дома номер девять, была вдовой Уильяма Крука, Сарой. Что она сказала Римусу, вызвав у него такое волнение? Может быть, что ее покойный муж был тем самым Уильямом Круком, который некогда жил на Кливленд-стрит или был каким-либо другим образом связан с этим местом? Они говорили довольно долго. Должно быть, она сказала ему больше, чем он хотел узнать. Что-нибудь об Эдинетте?

Линдон направился к окошку билетной кассы. Нужно было, по крайней мере, выяснить, куда он едет. Сейчас Телман вполне мог подойти к нему ближе, не привлекая к себе внимания. Он спрятался за молодой женщиной в широкой голубой юбке с большой холщовой сумкой.

– До Нортхэмптона и обратно, – быстро сказал Римус. – Когда туда отходит ближайший поезд?

– Только через час, – ответил кассир. – Четыре шиллинга и восемь пенсов. Пересадка в Бедфорде.

Репортер протянул деньги и взял билет, а инспектор резко повернулся и вышел из здания вокзала на улицу. Нортхэмптон? Это довольно далеко. С какой целью он туда едет? Чтобы выяснить это, Телману требовались деньги и время, а ему недоставало и того и другого. Он всегда был осторожным, рассудительным и отнюдь не импульсивным человеком. Следовать за Римусом в Нортхэмптон было бы очень рискованно.

Размышляя, как поступить, он машинально двинулся обратно в сторону больницы. В его распоряжении был целый час, и если бы он надумал ехать, то всегда успел бы вернуться на вокзал, купить билет и сесть на поезд.

Кто же такой Уильям Крук? Какое значение имеет его вероисповедание? Что Линдон спрашивал у его вдовы помимо того, каким образом они были связаны с Кливленд-стрит? Полицейский злился на себя за то, что ввязался во все это, и на всех остальных за то, что никто не пошевелится, чтобы помочь попавшему в беду Питту. Всюду была несправедливость, люди занимались своими делами и ничего не хотели знать.

Он воображал, как скажет Грейси, что их усилия бессмысленны и что все это не имеет к Эдинетту никакого отношения. Какие бы слова он ни подбирал, они звучали как отговорки. Сэмюэль явственно видел синие глаза горничной, длинные ресницы, белую кожу, непослушную прядь волос над правой бровью и изящный изгиб рта. Она ни за что не смирится с поражением и проникнется к нему презрением. Инспектор отчетливо представил выражение ее глаз и ощутил почти физическую боль. Этого нельзя было допустить.

Повернув на запад, Телман направился в сторону дома номер девять по Панкрас-стрит. Если б он остановился, чтобы подумать о дальнейших действиях, у него сдали бы нервы. Поэтому полицейский старался ни о чем не думать. Достав служебное удостоверение, он постучал в дверь. На пороге появилась все та же высокая женщина.

– Слушаю вас? – спросила она.

– Доброе утро, мэм, – сказал Сэмюэль, предъявляя свое удостоверение.

Хозяйка дома внимательно изучила его с совершенно бесстрастным лицом.

– Очень хорошо, инспектор Телман. Что вам угодно?

Полицейский замер в нерешительности. Какой подход лучше – обаяние или властность? Быть властным с женщиной подобных габаритов и подобного нрава представлялось ему весьма непростым делом, так что он выбрал первый вариант. Никогда еще улыбка не стоила ему такого труда. Нужно было что-то говорить, поскольку, судя по выражению ее лица, она начинала терять терпение.

– Я расследую очень серьезное преступление, мэм, – произнес Сэмюэль нарочито решительным тоном. – Веду наблюдение за одним человеком – среднего роста, рыжеватые волосы, резкие черты лица – и полчаса назад слышал, как он задавал вам вопросы о покойном мистере Уильяме Круке. – Он перевел дыхание. – Мне нужно знать, о чем он вас спрашивал и что вы ему ответили.

– Неужели? И зачем же вам нужно это знать, инспектор?

У женщины был выраженный акцент западного побережья Шотландии – мягкий и на удивление благозвучный.

– Я не могу сказать вам зачем, мэм. Это тайна следствия, – ответил полицейский. – Но мне действительно необходимо знать, что вы ему сказали.

– Он спросил, не жили ли мы на Кливленд-стрит. Был очень настойчив. У меня не было никакого желания отвечать ему. – Хозяйка дома вздохнула. – А в чем, собственно, дело? Моя дочь Энни работала там в табачной лавке.

Ее лицо на мгновение искривилось, и потом на нем появилось выражение грусти, которое быстро исчезло.

– О чем он еще спрашивал вас, миссис Крук? – задал новый вопрос инспектор.

– Спросил, не прихожусь ли я родственницей Дж. К. Стивену, – ответила женщина.

В ее голосе прозвучала усталость, будто у нее больше не осталось сил, чтобы противостоять неизбежному.

– Родственником ему приходился мой муж. Его мать была двоюродной сестрой Стивена.

Телман был озадачен. Он никогда не слышал о Дж. К. Стивене.

– Понятно, – пробормотал он растерянно.

На самом деле понятно ему было лишь то, что, узнав об этом, Римус тут же поспешил на вокзал и купил билет до Нортхэмптона.

– Благодарю вас, миссис Крук. Больше он ни о чем не спрашивал? – уточнил Сэмюэль.

– Нет.

– Он объяснил, зачем ему нужно знать это?

– Сказал, что это необходимо для исправления большой несправедливости. Я не стала спрашивать, какой именно. Это может быть любая из миллиона несправедливостей.

– Да, может. Он прав… если только действительно расспрашивал вас с этой целью.

– Всего хорошего, – сказала женщина и закрыла дверь.

Поездка в Нортхэмптон оказалась чрезвычайно утомительной. Всю дорогу Телман мысленно перебирал все возможные версии, касающиеся того, что мог искать Римус, и постепенно они становились все более причудливыми и фантастическими. Возможно, упомянув о большой несправедливости, он просто пытался вызвать у миссис Крук сочувствие. А может быть, он занимается расследованием очередного скандала? Именно скандальные подробности интересовали его прежде всего в деле Бедфорд-cквер, – ведь газеты охотно публикуют подобные новости, поскольку благодаря этому возрастает читательская аудитория.

Но Эдинетт наверняка не по этому поводу приезжал на Кливленд-стрит, после чего в сильном возбуждении отправился к Дисмору. Он не был охотником за несчастьями других людей… Нет, здесь имелась какая-то причина, хотя инспектору она была пока неизвестна.

Когда поезд прибыл в Нортхэмптон, Телман вышел вслед за Римусом на залитую солнцем привокзальную площадь. Журналист тут же сел в кэб, и Сэмюэль, запрыгнув в следующий, велел кэбмену ехать следом. Подавшись вперед, полицейский пристально следил за экипажем Линдона, пока тот наконец не остановился у мрачного здания лечебницы для душевнобольных.

Телман остался на улице, расположившись у ворот, где его не было видно. Когда почти час спустя Римус появился вновь, его лицо было красным от возбуждения, глаза горели, и он шел с такой скоростью – расправив плечи и размахивая руками, – что мог налететь на инспектора и не заметить его.

Что делать теперь? Идти за ним или заглянуть в лечебницу и попытаться выяснить, что ему здесь было нужно? После коротких раздумий Сэмюэль остановился на втором варианте. У него оставалось не так уж много времени до последнего поезда на Лондон, и ему еще предстояло объясняться с Уэтроном по поводу своего отсутствия на работе.

Он зашел в один из кабинетов больницы и предъявил служебное удостоверение. Предлог для расспросов у него был заготовлен заранее.

– Я занимаюсь расследованием убийства и веду наблюдение за человеком из Лондона, лет тридцати, с рыжеватыми волосами, карими глазами и энергичным лицом, – заявил полицейский. – Нужно, чтобы вы сказали мне, о чем он вас спрашивал и что вы ему ответили.

Работник больницы с недоумением смотрел на Телмана своими выцветшими голубыми глазами и хлопал ресницами. Его рука, тянувшаяся к перу, застыла в воздухе.

– Он не спрашивал ни о каком убийстве, – запротестовал служащий. – Этот бедняга умер самой что ни на есть естественной смертью – уморил себя голодом. Ну, если, конечно, такую смерть можно назвать естественной.

– Уморил себя голодом? – Телман ожидал услышать о чем угодно, только не о самоубийстве. – Кто?

– Мистер Стивен, разумеется. Тот, о ком он спрашивал.

– Мистер Дж. К. Стивен?

– Точно. – Служащий шмыгнул носом. – Бедняга совсем свихнулся. Но других у нас и не держат.

– И он уморил себя голодом?

– Отказывался от пищи. – Лицо сотрудника лечебницы помрачнело. – Не ел ни крошки.

– Он был болен? Может быть, он просто не мог есть? – предположил Сэмюэль.

– Мог, но неожиданно перестал. – Его собеседник опять шмыгнул носом. – Это случилось четырнадцатого января. Я запомнил потому, что в тот день мы узнали о смерти бедного герцога Кларенса. Думаю, это и послужило причиной его отказа от пищи. По его словам, он хорошо знал герцога, даже учил его рисовать.

– В самом деле?

Телман был совершенно обескуражен. Чем больше он узнавал, тем меньше во всем этом было смысла. Представлялось невероятным, чтобы человек, уморивший себя голодом в подобном заведении, мог водить знакомство со старшим сыном принца Уэльского.

– Вы уверены в этом? – уточнил полицейский на всякий случай.

– Конечно, уверен. А почему вы спрашиваете?

Служащий сощурил глаза, и в его голосе послышались нотки подозрительности. Шмыгнув очередной раз носом, он достал из кармана платок.

Усилием воли инспектор взял себя в руки. Портить с ним отношения было нельзя ни в коем случае.

– Я просто хочу удостовериться в том, что это именно тот человек, который мне нужен, – сказал он, надеясь, что эта ложь прозвучала правдоподобно.

Служащий громко высморкался.

– Мистер Стивен был наставником принца, – пояснил он. – Узнав о смерти бедняги, он принял это слишком близко к сердцу. К тому же с головой у него было явно не в порядке.

– Когда он умер?

– Третьего февраля, – ответил сотрудник больницы, убирая платок обратно в карман. – Это была ужасная смерть. – На его лице появилось выражение жалости. – Похоже, это что-то значит для парня, за которым вы следите, но что именно, я не знаю. Какой-то бедняга, печальный безумец, решил умереть – из-за горя, насколько мне известно, – и, узнав об этом, тот человек выскочил отсюда, словно пес, преследующий кролика, весь дрожа от волнения… Больше я ничего не знаю.

– Благодарю вас. Вы мне очень помогли.

Телмана вдруг неприятно кольнула мысль о последнем поезде на Лондон.

– Благодарю вас, – повторил он и, попрощавшись, выбежал из здания лечебницы, чтобы поймать кэб и ехать на вокзал.

Поднявшись в вагон, Сэмюэль расположился на своем сиденье с чувством выполненного долга. В течение первого часа пути он записывал все, что ему удалось узнать, а второй посвятил сочинению для Уэтрона правдоподобной истории о неотложных служебных делах, не позволивших ему появиться на Боу-стрит. Но ничего путного у него не вышло.

Почему Стивен решил уморить себя голодом, узнав о смерти юного герцога Кларенса? И какой интерес это представляет для Римуса? Это, конечно, подлинная трагедия, но ведь человек этот все-таки был душевнобольным, иначе его не поместили бы в лечебницу. А какое отношение это имеет к Уильяму Круку, умершему естественной смертью в декабре прошлого года в больнице Сент-Панкрас? И как это все связано с табачной лавкой на Кливленд-стрит и Джоном Эдинеттом?

Когда поезд прибыл в Лондон, Телман спрыгнул на платформу и принялся искать глазами Римуса. Он уже потерял надежду увидеть журналиста, когда заметил, как тот сошел с поезда в двух вагонах от него. Судя по его виду, Линдон всю дорогу проспал. Теперь же, споткнувшись, он побрел к выходу.

Телман вновь последовал за ним, рискуя быть замеченным, но не желая терять его из виду. К счастью, стояла середина лета, и в девять часов вечера было еще достаточно светло, чтобы видеть человеческую фигуру на расстоянии пятнадцати-двадцати ярдов, а то и больше, даже на оживленной улице.

Римус зашел перекусить в паб. Казалось, он спешил, и полицейский подумал, что журналист, по всей видимости, закончил все свои дела, намеченные на этот день, и в скором времени отправится домой. Но тут Линдон взглянул на часы и заказал еще одну пинту эля. Стало быть, время имело для него значение. Он либо куда-то собирался, либо кого-то ждал, так что Телман решил продолжить наблюдение.

Через четверть часа репортер поднялся из-за стола, вышел на улицу и поймал кэб. Сэмюэль едва не упустил его, пока искал другой экипаж.

Они ехали в сторону Риджентс-парка, удаляясь от места жительства Римуса – у него наверняка была назначена встреча с кем-то. Телман поднес к глазам часы, чтобы посмотреть время в свете одного из уличных фонарей, мимо которых они проезжали. Было почти половина десятого, и с каждой минутой становилось все темнее. Неожиданно кэб инспектора остановился.

– В чем дело? – спросил он извозчика, пристально вглядываясь в сгущающиеся сумерки.

Впереди в сторону парка двигались несколько экипажей.

– Вон тот. – Кэбмен показал рукой. – Тот, который вам нужен. С вас шиллинг и три пенса, сэр.

Сегодняшние разъезды Сэмюэля обходились ему весьма и весьма недешево. Выругавшись, он расплатился и быстро пошел в сторону человеческой фигуры с расплывчатыми очертаниями. Телман сразу узнал Римуса по его энергичной, целеустремленной походке. Глядя на него, можно было подумать, будто он находится на пороге великого открытия.

Они шли по Олбани-стрит, и слева располагались входные ворота Риджентс-парка. Инспектор отчетливо видел Внешний круг и аккуратно постриженный луг, простиравшийся вплоть до деревьев Королевского ботанического сада, находившегося примерно в четверти мили. Линдон направился в сторону парка. Спустя несколько минут он обернулся – впервые за весь день, – и Телман замедлил шаг. Ему ничего не оставалось, кроме как идти дальше, делая вид, будто он просто прогуливается.

Римус продолжал свой путь, но теперь он время от времени оглядывался – то ли ожидал кого-то, то ли проверял, не следят ли за ним. Когда они оказались в тени деревьев, Сэмюэль пошел быстрее и немного приблизился к журналисту. Навстречу им попалось несколько человек, идущих по двое и по трое, а потом впереди показался одинокий силуэт. Линдон замедлил шаг, пригляделся и, видимо узнав того, кто был ему нужен, вновь поспешил вперед. Сблизившись, они с одиноким незнакомцем остановились, и Телман тоже замер на безопасном расстоянии. Ему очень хотелось услышать их беседу, но они говорили вполголоса. Даже пройдя в надвинутой на глаза шляпе в десяти футах от них, полицейский не смог разобрать ни слова – правда, ему удалось отчетливо увидеть лицо Римуса, который пребывал все в том же возбужденном состоянии и слушал с пристальным вниманием, даже не повернув головы в сторону проходившего мимо Сэмюэля.

Лицо его собеседника – чрезвычайно хорошо одетого джентльмена чуть выше среднего роста – скрывали надвинутый на глаза котелок и высоко поднятый воротник. Все, что удалось заметить Телману, – тщательно вычищенные кожаные ботинки и изысканное пальто, сшитое по фигуре. Стоимость такого облачения превышала зарплату инспектора полиции за несколько месяцев.

Телман продолжил идти вдоль Внешнего круга, опять вышел на Олбани-стрит и пошел в сторону ближайшей остановки омнибуса, чтобы поехать домой. Мысли роились в его голове. У этой загадки непременно есть решение – его просто нужно найти.

На следующее утро Сэмюэль проснулся позже, чем планировал, и едва успел вовремя прибыть на Боу-стрит. На его столе лежала записка с приказом явиться к Уэтрону. С тяжелым сердцем он отправился к начальнику.

Место книг Питта на полках в его бывшем кабинете заняли массивные тома в кожаных переплетах, принадлежавшие новому суперинтенданту. На стене висела крикетная ракетка, вероятно имевшая какое-то особое значение для ее владельца, а на столе стояла фотография в серебряной рамке, на которой была изображена светловолосая женщина с кротким, симпатичным лицом, в платье с кружевами.

– Слушаю, сэр, – произнес Телман без всякой надежды на благоприятный исход этого разговора.

Уэтрон откинулся на спинку кресла, и его бесцветные брови поползли вверх.

– Инспектор, потрудитесь объяснить, где вы были вчера весь день. Очевидно, проинформировать инспектора Каллена вы сочли выше своих возможностей…

Сэмюэль заранее решил, что будет говорить, но чувствовал себя крайне неуютно.

– У меня действительно не было возможности сообщить инспектору Каллену. Я следил за подозреваемым, и если б отвлекся, то упустил бы его.

– И каково имя этого подозреваемого, инспектор? – Новый шеф не сводил с него ясных синих глаз.

– Воган, сэр, – назвал Телман заранее заготовленное имя. – Известный торговец краденым.

– Мне известно, кто такой Воган, – язвительно произнес Уэтрон. – У него нашли драгоценности Брэтби? – Его голос выражал откровенный скептицизм.

– Нет, сэр, – покачал головой Сэмюэль.

Он решил не расцвечивать свой рассказ излишними подробностями, поскольку это увеличило бы шансы того, что его уличат во лжи. К его большому сожалению, оказалось, что Уэтрон знал о Вогане, чего инспектор никак не ожидал. Оставалось надеяться на то, что Воган не находился вчера под замком в каком-нибудь другом управлении.

Уэтрон поджал губы.

– Вы меня удивляете. Когда в последний раз вы видели суперинтенданта Питта? Советую вам говорить правду.

– Когда он в последний раз был на Боу-стрит, сэр, – быстро ответил Телман слегка обиженным тоном. – И я не переписывался с ним и не общался каким-либо другим образом, если вас это интересует.

– Надеюсь, это так, инспектор, – сказал его начальник ледяным голосом. – Я дал вам четкие и ясные указания.

– Да, сэр, – согласился Сэмюэль.

Уэтрон смотрел на него не мигая.

– Наверное, вас не затруднит объяснить мне, почему два дня назад вечером дежурный констебль видел вас входящим в дом суперинтенданта Питта?

Телман ощутил дрожь в теле.

– Несомненно, сэр, – ответил он, моля бога, чтобы его лицо не изменило цвет. – Я ухаживаю за горничной Питтов, Грейси Фиппс, и приходил к ней. Констебль наверняка сообщил вам, что я вошел в дом через дверь кухни. Выпив чашку чая, я ушел. Миссис Питт я не видел. Вероятно, она была на втором этаже, с детьми.

– За вами вовсе не ведется слежка, Телман. – Щеки Уэт-рона окрасились едва заметным румянцем. – Вас заметили совершенно случайно.

– Понятно, сэр, – отозвался Сэмюэль бесстрастным тоном.

Суперинтендант посмотрел на него, а затем перевел взгляд на лежавшие перед ним на столе бумаги.

– Вам следует зайти к инспектору Каллену. Необходимо вплотную заняться этими кражами со взломом. Люди надеются, что мы способны защитить их собственность. За это нам и платят деньги.

– Разумеется, сэр.

– Я слышу в вашем голосе сарказм или мне показалось?

Телман округлил глаза.

– Что вы, сэр! Вовсе нет! Я считаю, что именно за это нам и платят джентльмены из парламента.

– Вы на редкость дерзки, – резко оборвал его Уэтрон. – Учтите, Телман, незаменимых людей нет.

На этот раз Сэмюэль благоразумно промолчал и после некоторой паузы сказал, что ему нужно разыскать Каллена, чтобы объяснить ему причину своего вчерашнего отсутствия.

Это был длинный, жаркий и очень тяжелый день, прошедший по большей части в бесполезных допросах. Только к семи часам Телман наконец завершил выполнение своих служебных обязанностей, сел в омнибус и приехал на Кеппел-стрит. Еще со вчерашнего вечера он предвкушал, как расскажет Грейси о том, что ему удалось узнать.

К счастью, Шарлотта опять была наверху с детьми. Похоже, у нее вошло в привычку читать им в это время. Горничная же складывала простыни. Телман обожал запах свежевыстиранной хлопчатобумажной ткани.

– Ну, шо? – спросила Грейси, когда он вошел, не дав ему даже времени усесться.

– Я проследил за Римусом.

Сэмюэль расположился на стуле и ослабил шнурки своих ботинок, в глубине души надеясь, что девушка в скором времени поставит на огонь чайник. Он был голоден: Каллен не дал ему возможности перекусить в течение дня.

– И куды ж он ездил? – спросила служанка, глядя на гостя во все глаза и забыв о белье.

– В больницу Сент-Панкрас, где наводил справки об умершем там пациенте по имени Уильям Крук, – ответил тот, откинувшись на спинку стула.

– Кто это? – с недоумением спросила Грейси.

– Не знаю, – честно признался инспектор. – Но он умер там естественной смертью в конце прошлого года. Римус, похоже, придает большое значение тому факту, что он был католиком. Для нас же, на мой взгляд, имеет значение только то, что его дочь работала в табачной лавке на Кливленд-стрит, а также то, что его мать является кузиной мистера Стивена, который уморил себя голодом в сумасшедшем доме в Нортхэмптоне.

– Шо? – Грейси уставилась на полицейского с недоумением. – О чем это вы говорите?

Телман вкратце рассказал о вчерашнем путешествии и том, что он узнал в психиатрической больнице. Девушка, слушая его, сидела молча и не сводила с него глаз.

– И он был учителем бедняжки принца Эдди, который недавно помер? – переспросила она.

– Так мне сказали, – подтвердил Сэмюэль.

Грейси нахмурилась.

– Какое отношение энто имеет к Кливленд-стрит? Шо там делал Эдинетт?

– Я не знаю, – вновь был вынужден признать ее гость. – Но Римус уверен, что все это взаимосвязано. Он напоминал гончую, взявшую след. Просто трясся от возбуждения. А лицо его было похоже на лицо ребенка, ожидающего рождественских подарков.

– На Кливленд-стрит шо-то произошло, после чего началось все энто… – задумчиво произнесла служанка, скорчив гримасу. – Или, наоборот, из-за всего энтого шо-то произошло на Кливленд-стрит. А Феттерс и Эдинетт знали об энтом.

– Похоже на то, – согласился Телман. – И я собираюсь выяснить, что это значит.

– Будьте осторожны, – предостерегла его девушка.

Ее лицо побледнело, а глаза стали испуганными. Она непроизвольно перегнулась через стол, наклонившись к Сэмюэлю.

– Не беспокойтесь, – сказал тот. – Римус понятия не имеет, что я слежу за ним.

С этими словами Сэмюэль положил руку поверх руки горничной. Его поразило, какая маленькая у нее ладонь, словно у ребенка. Она не убрала ее, и несколько мгновений он не мог думать ни о чем другом.

– Глупый, при чем тут Римус? – хрипло прошептала Грейси. – Ежели ваш новый босс, тот, кто занял место мистера Питта, узнает, шо вы нарушаете его запрет, шо он с вами исделает? Тут же вышвырнет вас на улицу.

– Я буду соблюдать осторожность, – пообещал полицейский, но внутри у него похолодело.

Ему нельзя было допускать, чтобы Каллен еще раз пожаловался на него или чтобы кто-то увидел его там, где он не должен находиться. Сэмюэль работал с четырнадцати лет, чтобы достигнуть положения, которое сейчас занимал. Если его сейчас выгонят из полиции, он лишится заработка и, возможно, будет вынужден пойти против своей совести, когда ему понадобятся рекомендации для устройства на другую работу. А он не хотел другой работы, да и не умел ничего другого, кроме как быть полицейским. Вся его жизнь пойдет под откос. Без работы, а потом и без жилья, разве сможет он когда-нибудь стать таким, каким ему хотелось быть, таким, как Питт, – человеком, имеющим дом и семью… разве сможет он стать таким, каким хочет видеть его Грейси?

Телман продолжил говорить, чтобы отогнать эти мысли. Теперь он был исполнен решимости узнать правду – ради Питта, ради Грейси, ради собственной чести, – чего бы это ему ни стоило.

– После возвращения из Нортхэмптона Римус не поехал домой. Он перекусил в пабе, а затем взял кэб и отправился к Риджентс-парку, где увиделся с человеком, с которым у него явно была назначена встреча – судя по тому, что он часто поглядывал на часы.

– Шо ж это был за человек? – негромко спросила Фиппс, застыв на месте и не пытаясь убрать свою руку из-под руки собеседника, словно не хотела напоминать ему об этом контакте.

– Шикарно одетый, – ответил Телман, ощущая под своей ладонью миниатюрные пальчики и изнывая от желания сжать их как можно сильнее. – Выше среднего роста, воротник пальто поднят, несмотря на теплую погоду, шляпа надвинута на глаза. Рассмотреть его лицо не представлялось возможным. И хотя я прошел в нескольких ярдах от них, мне не удалось разобрать ни слова.

Грейси молча кивнула.

– Потом Римус удалился быстрым шагом, находясь в состоянии сильного возбуждения, – продолжил Сэмюэль. – Вероятно, он был не в силах сдерживать свои эмоции по той причине, что напал на какой-то чрезвычайно важный след. Или думает, что напал. Если здесь есть какая-то связь с Эдинеттом, это может послужить доказательством правоты мистера Питта.

– Да, это как пить дать, – согласилась служанка. – Я прослежу за ним. Никто не обратит на меня внимания, а ежели и обратит, все одно не поймет, в чем дело.

– Вы не можете… – начал было инспектор.

Грейси тут же вырвала руку из-под его ладони.

– Могу, – оборвала она его. – По крайней мере, могу попробовать. Он меня не знает, а если даже заметит, ничего не поймет. Как бы там ни было… вы меня не удержите.

– Я могу сказать миссис Питт, чтобы она никуда вас не пускала, – заметил Телман, откинувшись на спинку стула.

– Вы не сделаете этого! – Выражение ужаса на лице горничной произвело довольно забавное впечатление на полицейского. – Что ж, мистер Питт так и останется оболганным и будет и дальше торчать в Спиталфилдсе?!

– Хорошо, – с видимой неохотой согласился Телман. – Но будьте предельно осторожны. Не подходите к нему слишком близко. Просто запоминайте места, куда он будет ездить. С наступлением сумерек сразу же возвращайтесь домой и не заходите вслед за ним в пабы.

Сунув руку в карман, он достал горсть монет и высыпал их на стол.

– Вам понадобятся деньги на кэб и омнибус.

По лицу Грейси было видно, что она не подумала об этом. Глядя на Сэмюэля с неуверенностью, она некоторое время не могла решить, брать ей деньги или нет.

– Возьмите, – произнес Телман тоном, не терпящим возражений. – Вы же не станете бегать за ним, когда он будет разъезжать по городу! – Он пристально посмотрел собеседнице в глаза. – И ни в коем случае не садитесь за ним в поезд. Вы понимаете? Никто не будет знать, где вы находитесь. С вами может случиться все, что угодно. И где вас тогда искать?

– Ладно, – покорно произнесла служанка. – Не буду.

Инспектор чувствовал, что едва ли стоит полагаться на ее слово. Он был поражен, насколько глубоко его встревожило то, что она может подвергнуться опасности. Уже набрав в легкие воздух, чтобы сказать что-нибудь такое, что могло бы заставить Грейси вообще отказаться от этой затеи, он вдруг осознал, насколько нелепо прозвучат эти слова. Он не имел никакого права что-либо приказывать или запрещать ей, и она первая указала бы ему на это. Кроме того, ей стали бы понятны его чувства, а Телман не был готов к этому. Он еще не разобрался в себе и не знал, как ему быть, не говоря уже о том, чтобы объясняться с этой девушкой. Даже просто дружба с ней налагала на Сэмюэля определенные обязательства, к чему он не привык, и требовала определенных жертв. Это грозило ему утратой независимости, которую он ценил превыше всего. Однако предложение горничной подменить его в роли сыщика вызвало у него восхищение. При мысли об этом в его душе поднялась теплая волна. Ощущение того, что ты можешь кому-то довериться, на кого-то положиться, тоже стоило очень многого.

– Будьте осторожны, – только и сказал полицейский.

– Уж будьте покойны, буду.

Грейси попыталась изобразить возмущение, но при этом она не отрываясь смотрела на него. И лишь спустя несколько минут наконец поднялась со стула, чтобы принести что-нибудь поесть.

На следующее утро Грейси отпросилась у Шарлотты на весь день, сославшись на неотложные дела. Она подготовила объяснение на тот случай, если хозяйка поинтересуется, что это за дела, но та, похоже, с готовностью ухватилась за возможность отвлечься домашними заботами от тревожных мыслей. Если у нее и были какие-то планы, касающиеся собственных действий по дальнейшему расследованию, она ими не делилась.

Горничная поспешно удалилась, поскольку понимала, что в разговоре может легко выдать свои намерения. Она весьма туманно представляла, где около десяти часов утра можно отыскать Римуса, но знала, как добраться до Кливленд-стрит на омнибусе, и это было вполне подходящее место для начала поисков.

Поездка заняла немало времени, и теперь Грейси была рада, что взяла у Телмана деньги, хотя сделать это ей было очень непросто. Но деваться некуда. Требовалось что-то делать, чтобы помочь мистеру Питту, и все личное нужно отбросить в сторону. В конце концов, они с инспектором могли выяснить свои отношения и позже.

Грейси сошла с омнибуса на конечной остановке, на Майл-Энд-роуд. Часы показывали пять минут двенадцатого. Дойдя до Кливленд-стрит, девушка повернула налево. Эта ничем не примечательная улица была шире и чище той, на которой девушка родилась и выросла. Выглядела она вполне прилично, хотя, конечно, не в такой степени, как Кеппел-стрит, – это все же был Ист-Энд.

С чего начать? Пойти прямо в табачную лавку или расспросить кого-нибудь? Второй вариант казался служанке более предпочтительным. Неудача в лавке может испортить все дело. Она окинула взглядом изношенное, неровное дорожное покрытие и унылые дома с кирпичными фасадами. Стекла во многих окнах были разбиты и заделаны листами фанеры. Из печных труб лениво поднимались вверх струйки дыма. Ворота дворов зияли темными провалами…

На глаза девушке попались мастерская по изготовлению глиняных трубок и студия художника. Она ничего не смыслила ни в изобразительном искусстве, ни в трубках, но последние были ей все-таки ближе. Подойдя к двери мастерской, Грейси вошла внутрь с заранее заготовленной историей.

– Доброе утро, мисс. Чем могу вам помочь?

За прилавком стоял молодой человек, всего годом или двумя старше ее.

– Доброе утро, – радушно отозвалась Грейси. – Я слышала, вы делаете лучшие трубки к востоку от собора Святого Павла. Это, конечно, дело вкуса, но я хочу приобрести что-нибудь особенное для отца. Нет ли у вас чего-нибудь этакого?

Парень ухмыльнулся. Взъерошенные волосы придавали ему несколько бесшабашный, дерзкий вид.

– В самом деле? Ну, кто бы вам это ни сказал, он прав.

– Это было несколько месяцев назад, – сказала горничная. – Тот бедняга уже умер. Его звали Уильям Крук. Не помните его?

– Нет, не помню. – Продавец пожал плечами. – У нас тут бывают сотни людей. Так какая же трубка вам нужна?

– Может, для него покупала трубку его дочь? – предположила Грейси. – Одно время она работала в табачной лавке. – Она показала рукой в сторону дальнего конца улицы. – Вы ведь знали ее?

Лицо парня посерьезнело.

– Энни? Конечно, знал. Очень приличная девушка. Вы видели ее в последнее время? К примеру, в этом году? – Он посмотрел на посетительницу с нетерпеливым ожиданием.

– А вы сами разве ее не видели? – поинтересовалась та.

– Никто не видел ее уже больше пяти лет, – ответил продавец с грустью в голосе. – Однажды там случилась заваруха. Несколько иностранцев, настоящие головорезы, неожиданно затеяли драку. Подъехали две кареты – одна к пятнадцатому дому, где жил художник, вторая к шестому. В этот момент я как раз вышел на улицу. Два человека вошли в дом художника и через несколько минут вытащили оттуда молодого парня. Он кричал, сопротивлялся, но все напрасно. Они затолкали его в карету и помчались так, будто за ними гнался сам дьявол.

– А остальные? – едва слышно спросила девушка.

Молодой человек перегнулся через прилавок.

– Они подъехали к дому номер шесть, как я уже говорил, вошли в него, вывели оттуда Энни, и с тех пор я ее больше не видел. Как и все остальные, насколько мне известно.

Грейси нахмурилась. Это событие произошло слишком давно, чтобы им мог заинтересоваться Римус или Джон Эдинетт.

– А шо ж это был за парень, которого они увезли с собой? – спросила она.

Ее собеседник пожал плечами.

– Да кто его знает! У него было много денег. Выглядел классно – высокий, симпатичный…

– А он не был возлюбленным Энни?

– Возможно. Он приходил сюда довольно часто. – Лицо продавца помрачнело. – Но она была порядочная девушка, католичка, поэтому ничего постыдного наверняка не было.

– Может, это была несчастная любовь? – спросила Грейси, увидев выражение жалости на лице парня. – Ежели он не был католиком, родители могли разлучить их.

– Думаете? – Парень печально кивнул. Взгляд его сделался отстраненным. – Какая жалость… Так какую трубку вы хотите для своего отца?

Разумеется, Грейси не могла позволить себе трубку. Нужно было вернуть Телману как можно больше денег из тех, которые он ей дал. К тому же трубка была бы ему без надобности, и она не хотела бы видеть его курящим.

– Наверное, мне лучше посоветоваться с ним, – сказала служанка, изобразив сожаление. – Это не та вещь, которую можно принести обратно, если она не подойдет.

И прежде чем молодой человек успел что-либо возразить, Грейси поспешила ретироваться. Выйдя на улицу, она пошла обратно, в сторону Майл-Энд-роуд – просто потому, что знала это место и там было многолюдно. Что находилось в противоположной стороне, она представляла себе плохо. Куда идти дальше? Римус мог быть где угодно. Интересно, известно ли ему то, что она сейчас узнала? Вероятно, да. Похоже, об этом известно всем. Но очевидно, в отличие от нее журналист знает, что это значит. И узнав об этом, он пришел в возбуждение и отправился с Кливленд-стрит в больницу Гая, чтобы что-то там выяснить. Что именно? Может быть, он тоже пытался найти Уильяма Крука?

Существовал только один способ выяснить это – отправиться туда самой. Но нужно было еще придумать правдоподобную историю, объяснявшую ее интерес к этому делу. Ее сочинение заняло все время поездки на автобусе обратно на запад и на юг – через Лондонский мост, в сторону Бермондси и больницы. Если уж возникает необходимость во лжи, эта ложь должна быть тщательно продумана.

Горничная купила у уличного торговца кусок фруктового пирога со стаканом лимонада и принялась есть, задумчиво глядя на реку. Стоял ясный, ветреный день, и на улицах было много людей, наслаждавшихся хорошей погодой. По реке плыли прогулочные яхты, трепетали на ветру флаги, люди придерживали шляпы на головах… Где-то неподалеку раздавались веселые звуки слегка фальшивившей лютни. Мимо прошла под ручку молодая пара – полы юбки девушки терлись о брюки юноши.

Запив пирог лимонадом, Грейси расправила плечи и двинулась в сторону Бороу-Хай-стрит.

Войдя в здание больницы, она направилась в сторону административной части, придав лицу серьезное выражение и стараясь выглядеть как можно более жалкой. Девушка использовала этот прием много лет назад, когда пришла к Питтам устраиваться на работу. Тогда Грейси была маленькой, худенькой, с испачканным лицом, и это оказалось чрезвычайно эффективным средством. Теперь же все было не так просто. Она занимала определенное положение, поскольку служила в доме лучшего детектива Лондона – пусть даже сейчас он и переживал нелегкие времена.

– Чем могу вам помочь? – спросил сидевший за столом пожилой мужчина, глядя на нее поверх очков.

– Пожалуйста, сэр, я пытаюсь выяснить, что произошло с моим дедушкой. – Грейси прикинула, что по возрасту Уильям Крук годится ей как раз в дедушки.

– Он поступал к нам? – спросил служащий доброжелательным тоном.

– Думаю, да. – Девушка шмыгнула носом. – Я слышала, что он умер, но не уверена в этом.

– Как его звали?

– Уильям Крук. Это было некоторое время назад. Я узнала только сейчас.

Она снова шмыгнула носом.

– Уильям Крук, – повторил мужчина, поправляя очки. – Что-то не припомню такого… Вы уверены, что он поступал к нам?

Грейси смотрела на него с несчастным видом.

– Мне так сказали. Так у вас не лежал человек по имени Уильям Крук?

– Никогда не слышал о таком. – Сотрудник больницы нахмурился. – Когда-то у нас лежала Энни Крук; ее привез сюда сам сэр Уильям. Бедняжка, она была совершенно безумной. Он сделал все, что мог, но ничего не помогло.

– Энни? – переспросила Грейси, стараясь не выдать своего волнения. – Она тоже лежала здесь?

– Вы знаете ее?

– Конечно. – Горничная быстро произвела необходимые вычисления. – Это моя тетя. Не то чтобы я ее знала… Она вроде как пропала несколько лет назад, в восемьдесят седьмом или восемьдесят восьмом году. Никто никогда не говорил, что она была сумасшедшей.

– Мне очень жаль. – Мужчина медленно покачал головой. – Это может случиться со всеми. То же самое я сказал еще одному молодому человеку, который спрашивал о ней. Но тот не был ее родственником. – Он улыбнулся. – Уход за ней здесь был прекрасный, можете мне поверить. Так мне искать записи о вашем дедушке?

– Нет, спасибо. Наверное, я ошиблась.

– Мне очень жаль, – опять сказал служащий.

– Мне тоже.

Грейси вышла из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь, и поспешила прочь, испытывая необычайное возбуждение. Выйдя на улицу, освещенную ярким солнцем, она побежала к остановке омнибуса. Нужно было как можно быстрее вернуться домой, чтобы успеть выполнить хотя бы часть своей работы. И если вдруг Телман зайдет сегодня вечером, она расскажет ему, что ей удалось выяснить. Это должно произвести на него впечатление, и немалое. Стоя в очереди на омнибус, девушка напевала про себя песенку.

– Где вы были?! – переспросил Телман, побледнев и сжав челюсти.

– На Кливленд-стрит, – ответила Грейси, разливая чай. – Завтра я прослежу за Римусом.

– Нет. Вы останетесь здесь и будете заниматься своими обычными делами, находясь в безопасности, – твердо произнес инспектор, перегнувшись через стол.

Под глазами у него были темные круги, а щеки покрывали пятна грязи. Фиппс еще никогда не видела его таким усталым. Он, конечно, не имел права диктовать ей, что она может делать, а что нет… но, с другой стороны, ей была чрезвычайно приятна его забота о ее безопасности. В его голосе отчетливо звучал страх за нее. Сэмюэль мог отрицать это с пеной у рта, но его очень беспокоило то, что с нею могло что-то случиться. Об этом говорили его глаза, что доставляло девушке невыразимое удовольствие.

– Вы не хотите узнать, что мне удалось выяснить? – спросила она, распираемая желанием рассказать ему о своих открытиях.

– И что же вы выяснили? – недовольно пробурчал полицейский, отхлебывая чай.

– Была такая девушка по имени Энни Крук, дочь Уильяма Крука, который умер в больнице Сент-Панкрас, – застрекотала служанка скороговоркой. – Ее похитили из табачной лавки на Кливленд-стрит лет пять назад и привезли в больницу Гая, где объявили сумасшедшей, и больше никто никогда не видел ее.

На столе стоял принесенный ею пирог, но она забыла отрезать гостю кусок.

– Сумасшедшей ее назвал некто по имени сэр Уильям, который пытался ей помочь, но не смог ничего сделать. О ней справлялся еще один человек. Я думаю, это был Римус. И это еще не все. Из студии художника, расположенной неподалеку от той табачной лавки на Кливленд-стрит, одновременно с Энни похитили молодого человека – симпатичного, хорошо одетого, по виду джентльмена. Беднягу выволокли из дома, а он кричал и сопротивлялся.

– Вы узнали, кто это был?

Телмана так увлек этот рассказ, что он тоже забыл о пироге, как и о своем недовольстве.

– Парень из мастерской, где делают глиняные трубки, считает, шо он был ейным возлюбленным, – ответила Грейси. – Но точно ему энто не известно. Однако он сказал, шо Энни была порядошной девушкой, католичкой… – Она тяжело вздохнула. – Может, это произошло из-за ихних родителей, поскольку она была католичкой, а он нет?

– Но какое отношение это может иметь к Эдинетту? – спросил Сэмюэль, нахмурившись и поджав губы.

– Пока не знаю. Дайте мне сначала выяснить это! Многие люди, причастные к этому делу, были душевнобольными. И у того типа, который умер в Нортхэмптоне, тоже было не все в порядке с головой. Вам не кажется, шо сумасшествие имеет здесь какое-то значение? Может быть, мистер Феттерс тоже знал об этом?

В течение нескольких минут Телман хранил молчание.

– Может быть, – сказал он наконец без всякого энтузиазма в голосе.

– Вы чегой-то боитесь? – тихо спросила она. – Шо это никак не связано с мистером Питтом и мы ничем не поможем ему?

Девушке хотелось чем-нибудь утешить Сэмюэля, но они делали общее дело, и притворяться не имело смысла. По его лицу она видела, что он хотел возразить, но вдруг передумал.

– Да, – согласился инспектор. – Римус явно что-то разнюхал, и мне очень хотелось бы, чтобы это была причина, по которой Эдинетт убил Феттерса. Но я не представляю, какое отношение ко всему этому может иметь Феттерс.

– Мы узнаем это, – решительно произнесла горничная. – И рано или поздно выясним причину.

Телман улыбнулся.

– Грейси, вы не знаете, о чем говорите, – сказал он с нежностью.

Однако огоньки в его глазах свидетельствовали о том, что он так не думает.

– Знаю, – возразила девушка.

Затем, перегнувшись через стол, она поцеловала его, быстро отпрянула назад, взяла нож и принялась резать пирог, отвернувшись в сторону. Грейси не видела, как зарделись щеки полицейского и что руки его задрожали так сильно, что ему пришлось поставить чашку на стол, чтобы не расплескался чай.