91
Александр Жакоб почувствовал, что мир рушится, когда позвонила Амандина.
Подпольная лаборатория посреди Парижа? Крысы, блохи, агонизирующие животные в клетках? Амандина, укушенная крысой? И все это связано с тем или теми, кто распространил грипп птиц?
Он немедленно вызвал четырех членов ГМР, брошенных на прорыв в Центр изучения гриппа, в том числе Жоана, связался с Себастьеном Садуином, специалистом по патогенным организмам Yersinia из парижского Института Пастера и помчался на место со своей командой и оборудованием в двух машинах без опознавательных знаков. В это воскресное утро он также счел необходимым предупредить по личному телефону директора ИЭН и изложить ему ту немногую информацию, которой располагал.
Улица Фриго. Команда вышла из машин, стараясь не привлекать внимания, нагруженная оборудованием в объемистых кубических чемоданах, вошла в большой квадратный двор и оказалась у главного входа в здание, в недрах которого скрывалась лаборатория. У стены, подальше от посторонних глаз, они облачились в защитные комбинезоны, маски, перчатки, шапочки, бахилы и только после этого вошли внутрь. С ужасом они увидели лежащий посреди коридора труп.
Жакоб запер входную дверь.
– Пьер и Фредерик, вы займетесь телом. Надо будет проинструктировать полицейских насчет дальнейшего. Если потребуется вскрытие, его сделают в лаборатории высокой степени защиты. Чтобы никакого риска.
Двое ученых поставили свои чемоданы, а Жакоб и еще трое осторожно прошли над трупом. Они закрыли вторую дверь и стали спускаться по винтовой лестнице.
Полицейские и Амандина ждали их, напряженные, притихшие. Молодая женщина сидела, прислонившись к стене, в стороне от группы. Жакоб, держась на расстоянии, уставился на ее руку с хорошо видным следом засохшей крови под перчаткой.
– Когда ты надела перчатку?
– Сразу после того, как меня укусили. Предварительно продезинфицировала. Бактерия не вышла из этой лаборатории, я почти уверена.
Руководитель ГМР быстро переглянулся с Себастьеном Садуином и снова повернулся к молодой женщине:
– Сейчас мы установим обеззараживающий душ, и вы все через него пройдете. Амандина первая. Свою одежду лучше больше не надевай. Потом мы отвезем тебя в Сен-Луи. – Он посмотрел на Жоана. – Я предупредил профессора Швейцера, он в курсе дела и ждет вас там.
После этого он обратился к Ламордье:
– Мы обрызгаем вас инсектицидом от блох, а потом из распылителя обработаем ваши тела антибактериальным веществом. Никто, абсолютно никто, кроме присутствующих здесь, не должен знать о том, что происходит. Не говорите ни вашим семьям, ни коллегам, дайте нам делать нашу работу. О чуме речи нет. Этого микроба не существует, понятно? Вы легко можете представить себе последствия, если об этом узнают население или СМИ.
– Хорошо.
– Я рассчитываю на вас, на ваш профессионализм.
Один из членов ГМР поставил на пол большую сумку с укрепленными ручками и достал конструкцию из полиуретана, которая сама надулась всего за минуту. Образовался параллелепипед, два метра в высоту, метр в ширину. Две эластичные трубки свисали с потолка, а объем можно было регулировать с помощью гибких панелей на молнии. Ученый достал также канистру с прозрачной жидкостью и большой баллон инсектицида.
Амандина пошла первой. Она разделась внутри кабины. Ее трясло. Худшая из бактерий, одна из величайших убийц человечества, возможно, угнездилась в ней.
Кто-то снаружи продел руки в два резиновых «рукава», отходящих от одной из стенок, и облил ее инсектицидом и антибактериальным веществом с головы до ног. То же сделали с ее одеждой, которую потом убрали в пластиковый мешок. Она вышла в новеньком комбинезоне, в двойных перчатках, в дыхательной маске FFP2. К ней подошел Жоан с ключами от машины в руке:
– Поехали.
Амандина бросила печальный взгляд на полицейских и вышла. От группы отделился Николя и шагнул к душу. Он пристально посмотрел на Жакоба:
– Какой бы там ни был микроб, я хочу войти с вами в лабораторию. Я хочу понять, что происходит и чем это нам грозит. Это мое расследование: моя подруга была жестоко убита этими людьми.
Жакоб несколько секунд поколебался, посоветовался со специалистом по чуме, и тот кивнул:
– Хорошо, но только вы. Не надо создавать там толпу. Наденете защитную одежду… И примите мои соболезнования.
Николя коротко кивнул и посмотрел на Ламордье, который согласно дернул подбородком:
– Идите, встретимся на Орфевр. Я пошлю людей к Эрве Кремье с обыском, предупрежу патрона, судью и судмедэксперта. – Он покосился на Жакоба. – Выбора нет, их нужно посвятить…
Руководитель ГМР кивнул, а Николя, следуя инструкциям, прошел в кабину. После дезинфекции он подошел к Жакобу и специалисту по чуме, готовый вернуться в лабораторию. Они больше не разговаривали, были сосредоточенны. Момент был слишком серьезный, а последствия этих открытий, если они подтвердятся, чудовищны. Уже столкнувшись с угрозой гриппозной пандемии, Жакоб даже представить не мог, какой хаос и ужас породит на французской территории присутствие чумы.
Себастьен Садуин поднял тяжелый саквояж и протянул Жакобу цифровой фотоаппарат:
– Вы будете делать снимки. Там может быть любой микроб, не только чума убивает крыс, понятно? И не только она опасна. Ни к чему не прикасайтесь, и все будет хорошо. Никакой паники, сохраняем спокойствие и действуем методично.
В свои пятьдесят два года, за тридцать лет карьеры, специалист изучал чуму только под микроскопом, используя штаммы, хранящиеся в Институте Пастера в жидком азоте. Он бодрился, но и у него взмокли руки под перчатками.
Он осторожно открыл дверь. В лицо повеяло теплом. Он проверил, хорошо ли держится маска, и пошел между рядами клеток, наблюдая за поведением животных, особенно тех, что содержались под табличкой «зараженные». Зверьки дрожали, съежившись, некоторые лежали на боку, открыв пасть, словно ловя каждую молекулу воздуха. Их организм, должно быть, был насыщен миллиардами и миллиардами микробов.
– Снимайте, пожалуйста.
Жакоб закрыл за собой дверь и включил аппарат. Из-за удушающей жары дыхание под масками стало тяжелым. Чуть дальше Садуин заметил термометр и гигрометр, установленные рядом с электрическим радиатором. Николя шел следом, с комом в горле, шумно дыша. Запах инсектицида на комбинезонах смешивался со звериной вонью.
– Двадцать восемь градусов по Цельсию, влажность восемьдесят процентов.
– Что это вам говорит?
– Мы, очевидно, имеем дело с блохами, которым нужны тепло и насыщенный влагой воздух. Возможно, с блохами, живущими в тропиках.
Себастьен Садуин осторожно открыл морозильник, помня, что смертоносные бактерии могут быть повсюду, сотнями: на ручках, на приборах, на столах. Если так, они попадали на перчатки, и он сам распространял их на все, к чему прикасался… Он взглянул на содержимое, ничего не тронув, и направился в следующую комнату. Поправив свои маленькие круглые очки рукой, которой ни к чему не притрагивался, он увидел феноменальное количество блох, которые прыгали или висели, присосавшись к крысиным шкуркам.
Николя почувствовал, что волосы у него встают дыбом. У полицейского не укладывалось в голове происходящее здесь, он не мог наполнить конкретикой слово «чума», которая для него была лишь болезнью Средневековья.
– Здесь тысячи блох, – сказал Садуин. – Страшное дело.
Ученый повернулся к двум своим собеседникам:
– Это выглядит серьезно. Очень серьезно.
Он обежал глазами виварии, увидел упаковки шприцев, пробирки. В мешке для биологических отходов использованные шприцы. Он внимательно рассмотрел систему кормления насекомых, все устройство лаборатории.
– Я никогда не видел ничего подобного. Надо сказать, сделано все для обеспечения постоянного и оптимального воспроизводства, чтобы число блох неуклонно росло.
Жакоб снимал во всех ракурсах.
– Как все это работает? – спросил Николя.
– Устроить такое сложно, потому что чума убивает все на своем пути, как грызунов, так и блох. Стратегия бактерии поистине замечательна. Делясь, она насыщает желудок блохи. Тогда мы говорим о блокированной блохе. Таким образом, блокированная блоха не переваривает пищу и постоянно голодна. Она принимается кусать все, что может, чтобы поесть, заражая здоровых грызунов. Эти здоровые грызуны заболевают и умирают быстрее, чем блохи, за несколько дней. Тела остывают, а поскольку блохи любят только теплую кровь, они перебираются.
– И, стало быть, заражают других особей.
– …пока сами не умрут от голода. Они умирают, но свое дело они сделали: обеспечили выживание и распространение бактерии. Таким образом передается чума. Это настоящий биологический убийца, способный разрушить любую иммунную систему. В том числе и нашу.
Все трое обливались потом под комбинезонами. Себастьен Садуин снял запотевшие очки.
– На мой взгляд, вот как работает эта «ферма»: шприцем берут зараженную кровь у больных крыс и заливают ее в кормушку. Кормушка такого типа обеспечивает очень жесткий контроль над блохами, позволяет подсчитывать их и, главное, не допустить, чтобы они выпрыгнули или затерялись в шерсти живого или даже мертвого животного. Вы только представьте, если хоть одна выберется из этого вивария…
Да, это Николя легко мог себе представить. Достаточно одной, чтобы разразилась мировая санитарная катастрофа.
– …Так, питаясь, здоровые блохи становятся зараженными. Бацилла делает их вечно голодными. Через несколько дней кормушку меняют, дают им шкурку со здоровой кровью, взятой у здоровых особей. Эта кровь, в свою очередь, заражается, и ее впрыскивают здоровым крысам, у которых развивается болезнь, что позволяет бактерии спокойно размножаться в их организме. И цикл начинается сначала…
Николя потер лоб рукавом комбинезона:
– Это сложно.
– Наоборот, очень просто. Не нужен ни микроскоп, ни питательные растворы, ни совершенное оборудование. Всего лишь несколько пробирок, достаточно здоровых крыс, блохи… Но само собой разумеется, тот, кто создал эту подпольную лабораторию, – профессионал. Ученый, который в этом разбирается, умеет манипулировать без страха, знает циклы репродукции блох и всю механику развития бактерии. Надо быть очень организованным и скрупулезным, чтобы избежать распространения бактерии, с которой обычно имеют дело только в ультрастерильных лабораториях.
Николя думал о Человеке-птице, в маске с клювом, убийце Камиль. Кровожадное чудовище, импульсивная натура, быть может, один из тех, кто работал в канализации. Полицейский плохо представлял себе, чтобы он мог создать эту лабораторию. А Эрве Кремье? Блестящий профессиональный врач, по словам Амандины, специалист по болезням, связанным со сточными водами. Он должен разбираться в микробах, но такая лаборатория – не слишком ли для него? Так, может быть, все это устроил Человек в черном? И здесь осуществлял свои самые дьявольские замыслы? Или он со своими двумя подручными основал эту окаянную «ферму» и передал ее потом в руки Кремье и Человека-птицы?
Николя посмотрел на виварии:
– Где практикуют такое разведение блох для изучения бактерии?
– Если говорить о чуме, есть лишь несколько мест в мире, где ее еще изучают таким образом – вживую, можно сказать. Разумеется, это делается не в таком масштабе – блох гораздо меньше – и в условиях куда большей безопасности: в Институте Пастера в Лилле и в Форт-Детрике в штате Мэриленд… Есть подозрения, что еще некоторые страны тоже в прошлом использовали эту технику. Япония, Россия и другие, но это дела давние.
– Какова цель этой лаборатории? Распространить чуму?
– Я бы очень удивился, будь это только в исследовательских целях.
– А как? Как распространяют эту бактерию?
Садуин задумался.
– Если бы мне требовался максимум жертв в минимум времени, я вырастил бы максимум здоровых блох, инфицировал бы их всех одновременно, кормя зараженной кровью, выждал бы четыре необходимых дня, чтобы они стали наиболее заразными, и выпустил бы в месте большого скопления людей: на вокзале, в аэропорту, в торговом центре. Голодные блохи кусали бы любое попавшееся им теплокровное животное и умирали через сорок восемь часов. Через неделю у людей во всей Франции, а то и во всем мире обнаружилась бы болезнь.
У Николя оставалось еще много вопросов, но сил больше не было. Все смешалось в его голове, это было слишком ужасно, слишком убийственно, слишком бесчеловечно. Он ощутил слабость, вдруг подумав о Камиль, и пошатнулся. Жакоб поддержал его.
– Выходим, дезинфицируемся. Сделаем нашу работу здесь, возьмем пробы, отправим блох на анализ в Пастер и Сен-Луи… Надо действовать быстро.
Выйдя из лаборатории, Себастьен Садуин обратился к коллеге, стоявшему рядом с двумя большими закрытыми сумками:
– Распыляем инсектицид для блох и СО₂ с дозой изофлюрана для крыс. И хорошенько. Чтобы ни одного живого существа здесь не осталось через полчаса.
– Амандина говорит, что, когда она спустилась, замок на двери был открыт, – сказал Николя. – И она видела одного из тех двоих со спортивной сумкой. Вы… думаете, они могли вынести блох из лаборатории?
Садуин молчал, но его молчание само по себе было ответом. Жакоб опередил его:
– Теперь дайте нам работать. Нам понадобится как минимум двенадцать часов. Подведем итоги с вами завтра. Давайте сохранять оптимизм.
Он переглянулся с коллегой, когда Николя шагнул под душ: его взгляд говорил обратное.
