73

На этот раз каждый шаг, приближавший Франка к залу вскрытий, был пыткой. Он механически шагал вслед за Бертраном Казю, в то время как каждая клеточка его мозга повелевала развернуться и уйти, чтобы ноги его никогда больше не было в этом окаянном месте.

Он помедлил несколько секунд перед дверью тамбура. Надо ли пересечь рубеж еще раз? Вынести худшее в надежде, что однажды свершится правосудие? Бертран придержал створку, глядя на него.

– Я могу сделать это один.

Шарко покачал головой и вошел.

Шене уже начал без них, хотя по процедуре офицерам криминальной полиции полагалось присутствовать от начала до конца. Он, видимо, хотел избавить их от первых, самых страшных этапов вскрытия. Трое мужчин молча переглянулись, потом Франк подошел ближе, сжав губы, свесив руки вдоль тела. Ему было страшно холодно.

Лицо Шене оставалось бесстрастным. Он продолжал работу методично, сохраняя необходимую дистанцию, чтобы не задействовать эмоции. В теле на холодном столе уже не осталось ничего человеческого, но Шарко еще слышал смех Камиль. И крики Николя. Новые звуки и образы, которые будут преследовать его ночами.

Он вздрогнул и скрестил руки, а Шене тем временем начал объяснять:

– Когда я пришел в подземелье около часа ночи, трупное окоченение уже наступило на уровне затылка и жевательных мышц и начало распространяться на все тело. Зафиксированный таким образом процесс вкупе с измерением температуры тела позволяет с достаточной точностью установить время смерти. Субъект скончался вчера вечером около девятнадцати или двадцати часов.

Шарко заставил себя думать, это было необходимо. Он вспомнил небольшое опоздание Человека в черном на связь с хакером. Убрал ли он Камиль прямо перед этим? Участвовал ли в этой гнусной мизансцене?

– Он знал, – сказал Казю. – Этот подонок Человек в черном знал, что она мертва, когда общался с нами.

– Она… умерла там? – спросил Франк.

– Да. Синюшность кожных покровов на спине совпадает с местами соприкосновения с рельсом, к которому она была привязана. Все произошло в подземелье.

Франк вспомнил кусок рельса в два метра высотой, прислоненный, как лестница, к стене в глубине зала. Запястья и лодыжки Камиль были примотаны к нему серым скотчем, им же был заклеен ее рот.

Шене показывал на разные части тела:

– Следы когтей наличествуют повсюду, но роковых повреждений на этот раз нет. Я полагаю, что он не хотел убивать ее сразу и длил пытку.

Он показал куски ткани, лежавшие на краю раковины:

– Я нашел эти две тряпки у нее во рту, помимо скотча. Вряд ли кто-нибудь мог услышать ее крики в этих карьерах, но они тем не менее были осторожны. Она откусила себе язык…

Франк искал в самой глубине своей души силы слушать, впитывать безжалостные слова, описывавшие муки Камиль. Женщины, на месте которой могла бы быть Люси или жена Шене. Полной жизни, еще несколько дней назад смеявшейся, шутившей, строившей планы. Это пало на Николя, потому что он возглавлял группу, потому что помешал им совершить последние гнусности в предыдущем деле.

– Продолжай.

Шене указал на грудную клетку:

– Грудь вскрыли чисто, у них, очевидно, была грудная пила или подобный хирургический инструмент. Это хорошо видно. – Он раздвинул края плоти. – Полые вены, легочные вены, легочная артерия и аорта были аккуратно перерезаны, как при… настоящем изъятии органов. Это ближе к медицинскому акту, чем к бойне.

И снова их действия повторяли прошлое дело. Кража сердца как символ, способ вывести прошлое на поверхность. Шарко представилось, как эта орда кровожадных дикарей уходит по зловещим галереям: он почти слышал их зверский рык, видел, как они потрясают сердцем, точно трофеем.

Волки, звери, монстры.

– Врач? Хирург?

– Я не был бы столь категоричен, но связан с медицинской средой точно.

Судебный медик продолжал осмотр в почти благоговейном молчании. Шене следовал процедуре, брал кровь, мочу, волосы для токсикологических анализов. Франк видел это сотни раз, но, выйдя из зала, был вынужден присесть на скамейку на набережной Сены. У него кружилась голова.

Бертран Казю стоял за его спиной и молчал. Казю вообще был неразговорчив, порой паузы затягивались до бесконечности, и Шарко тогда погружался в свои мысли. Внизу слева Франку был виден мост Морлан и вход в туннель, где он встретил бомжа Жаспера. Он уже ощущал пустоту, оставшуюся после Камиль. Он так привык к ее присутствию… Ее смерть была такой страшной.

– Если Николя когда-нибудь спросит про вскрытие… скажешь, что Камиль умерла быстро и без мучений. Не сообщай никаких подробностей.

Казю закурил сигарету. У Шарко зазвонил телефон. Это был отдел командировок. Рейс в Познань отправлялся в 18:20, прибытие в 21:34, с часовой посадкой во Франкфурте. Польский полицейский, передавший данные в Интерпол, будет ждать его на месте и проводит в отель. Его просили прибыть в аэропорт на час раньше обычного в связи с санитарным контролем из-за гриппа птиц. Вернуться он должен был послезавтра во второй половине дня.

Он повесил трубку и посмотрел на часы. График был жесткий, но ему надо было еще заехать в больницу навестить Николя. Он подошел к Казю:

– Кто-нибудь ждет тебя дома? Я хочу сказать… У тебя есть спутница жизни? Подруга?

– Я один после развода. С женщинами для меня на сегодняшний день покончено.

– В таком случае я попрошу тебя об одной услуге. Меня не будет дома сегодня вечером, я улетаю в Польшу. Мне очень неловко просить, но… не смог бы ты переночевать у меня, только эту ночь? Там моя теща занимается Люси и близнецами, и… я не хочу оставлять их одних.

– Положись на меня.