Глава 3

Увольнительная на берег

«Тэнки» Купер решил сделать Джуди настоящим пойнтером, поэтому пытался дрессировать собаку, учить ее приемам, зная которые она могла бы быть полезной охотничьим группам, время от времени высаживавшимся с канонерки. Для таких кораблей пополнение запасов свежей дичью было важным, и «Москит» здесь отставал.

Но если Купер горел желанием натаскать Джуди, то у нее не было ни малейшей склонности учиться. Несмотря на долгие часы, которые Купер проводил, занимаясь с собакой и демонстрируя ей, что она должна делать (для этого Купер сам ползал на карачках от одной расставленной по кораблю куриной клетки к другой и «делал стойку», застывая перед клетками), уроки не шли впрок. Джуди просто прыгала вокруг своего друга и не столько училась, сколько играла. «Думаю, она воспринимала все это обучение как развлечение», – записал Купер в дневнике.

Однажды Купер взял Джуди на берег, чтобы проверить ее по-настоящему. Купер исходил из предположения, что как только Джуди окажется в полях, ее естественные инстинкты возьмут свое. Единственный раз, когда собака приняла идеальную стойку (почти как в учебнике), случился в самом начале охоты. К сожалению, Джуди указала не на спрятавшуюся дичь, а точно на «Тэнки», истошно завопившему «Не стреляйте!» и тем избежавшему неприятностей.

В другой раз Джуди скрылась в зарослях. Предположительно, она собиралась поднять на крыло уток или куропаток. Она отсутствовала долгое время, и в конце концов «Тэнки» отправился искать ее. Вскоре раздался такой душераздирающий вой, какого он еще никогда не слыхал от собаки. Купер бросился в заросли и пошел на звуки.

Затем Купер увидел Джуди. Зрелище было страшное. Собака глубоко увязла то ли в грязи, то ли в зыбучем песке. Купер точно не мог сказать, что это было. Спеша спасти друга, он сам провалился в трясину, поняв, как влип, лишь когда очутился в ней по грудь.

Оказалось, что яма была полна не грязи. Это было открытое отхожее место. Сначала Джуди, а потом и «Тэнки» вляпались в гигантскую лужу дерьма. Еще одно доказательство, что во вселенной Джуди экскременты были интересными, а не отталкивающими. К сожалению, отхожее место оказалось глубоким, и теперь Джуди попалась в ловушку. А скулежом заставила вляпаться в дерьмо и своего друга.

Два тела проломили своим весом тонкий слой затвердевших на поверхности ямы экскрементов. Под ним открылась липкая трясина. Из трещин поднималась такая одуряющая вонь, что и человек, и собака рисковали потерять сознание, провалиться в жидкую грязь и найти там свою смерть.

Преодолев рвотные позывы и отключив обоняние, Купер собрался, ухватил Джуди за ошейник, выкарабкался вместе с нею из ямы и упал без сил на краю.

Купер по середину груди был измазан омерзительной дрянью. Его башмаки отвратительно хлюпали. Он не мог начать дышать носом. Его голые руки покрывало жидкое дерьмо, которое невозможно было вытереть травой. Джуди оказалась в еще более бедственном состоянии: она по шею была испачкана вязкой, отвратительной грязью, полностью скрывшей белую шерсть.

На обратном пути на корабль товарищи по охоте отказались приближаться к «Тэнки» и Джуди ближе, чем на 20 метров. Единственными, кто сопровождал друзей, были мухи, жужжащее облако которых следовало за ними до воды. Когда охотники подходили к «Москиту», они заметили на нок-рее флаг, сообщавший о том, что на корабле объявлен карантин. Корабельный колокол звонил, и моряки кричали: «Нечисто! Нечисто!» Понадобилось несколько дней тщательного мытья, прежде чем матроса и талисман сочли достойными корабельного общества. А Купер зауважал китайцев, плававших на лодках-туалетах.

Умение Джуди указывать дичь определенно оставляло желать много лучшего. И все же к этому моменту морякам канонерки было ясно, что у их талисмана есть некие особые качества. «Такое ощущение, будто у нее по мере вросления развивается человеческий разум, – писал Джеффри в своем дневнике. – Кажется, что она понимает каждое слово. Когда она пачкается, она приходит ко мне и опускает голову. Если я называю ее плохой собакой, она складывает уши и ухмыляется. А если я называю ее грязной сучкой, она начинает хныкать и ложится у моих ног. Тогда я треплю ее по голове. И она понимает, что все прощено и забыто. Славная собака».

Вскоре после неудачной вылазки на охоту Джуди проявила ум и бдительность другим неожиданным способом. Однажды, когда канонерка стояла на якоре неподалеку от Шанхая, адмирал сэр Чарльз Литтл, старший офицер британского ВМФ, высадился на «Моските»[1]. Все привели себя в порядок и предстали перед полномасштабной инспекцией Адмиралтейства. Как выразился Тэнки, старший офицер ВМФ прибыл на «Москит», для того чтобы «всех приставить к делу» – найти на корабле малейшую грязь, все висящие нитки и все невыглаженные простыни.

Пока члены команды стояли по стойке «смирно» на палубе рядом со своими постельными принадлежностями, напряжение нарастало. Литтл искал, к чему придраться, и сделал несколько выволочек. Потом подошел к Джуди, которая по команде «смирно» села, вывесив язык, будто широко улыбалась. Рядом с ней лежали ее аккуратно сложенное одеяло, два плотно свернутых поводка и запасной ошейник с пометкой «Джуди».

Старший офицер ВМФ осмотрел собаку сверху донизу, проверил ее вещи, а затем с каменным лицом молча перешел к следующему матросу.

День продолжался. Матросы демонстрировали владение различными приемами морского дела и действия по тревоге. Практически единственную оценку А+ экипаж «Москита» получил от инспектора за действия по команде «Человек за бортом!», недавно отработанные благодаря Джуди. К концу дня у матросов стали сдавать нервы.

Неожиданно Джуди, находившаяся на мостике, начала яростно лаять. Матросы испугались, что адмирал станет к ним строже из-за поднятого Джуди шума, и стали требовать, чтобы собака замолчала. Но Джуди продолжала лаять все громче и на что-то указывать, будто на затаившуюся в зарослях дичь. Некоторые задались вопросом, не приближаются ли к канонерке «плавучие туалеты».

Офицеры посмотрели в небо, на которое указывал нос Джуди, и там впервые увидели очертания самолета. Когда самолет приблизился, офицеры разглядели опознавательные знаки ВВС Японии. Разведывательный самолет снизился, пролетел над кормой, снова набрал высоту и улетел, растворившись в дали.

Только тогда Джуди перестала лаять.

В Англии в то время радар только разрабатывали в условиях крайней секретности, но на канонерке было скромное животное-талисман, которое могло заменить сложную технику за малую долю средств, выделяемых английским ученым. «Поразительно, – сказал адмирал Литтл. – Вероятно, дело в звуковой вибрации. Возможно, придут времена, когда нам всем понадобятся Джуди на мостике»[2].

В последующие дни и годы Джуди станет системой раннего предупреждения, способной чувствовать приближение самолетов (а они обычно приближались с враждебными намерениями) задолго до того, как их замечали члены команды. Но что заставляло Джуди реагировать на самолеты лаем и стойкой? Возможно, это объяснялось ее включившейся наконец инстинктивной реакцией на летящий объект. Мы-то понимаем, что самолеты очень отличаются от птиц, но Джуди этого не знала. Для нее они были просто чем-то, на что «Тэнки» Купер учил ее указывать. Так она и делала. И эти объекты оказались более важными, чем случайная птица.

Каковы бы ни были биологические причины реакции Джуди, тот случай снял напряжение, и адмирал решил не продолжать инспекцию канонерки. Потрепав Джуди по ушам, он приказал прекратить учения. А когда адмирал Литтл убыл с канонерки, «Москит» продолжил плавание вверх по течению Янцзы к пункту назначения, стратегическому порту Ханькоу, находившемуся глубоко в дельте Янцзы, одному из городов «трехградья», которое теперь образует современный Ухань.

Некоторым членам экипажа пришло время сходить в увольнительную на берег.

Когда экипажу предоставляли возможность выбора, матросы отдавали предпочтение городу, прозванному «Восточным Парижем». В Шанхае, население которого составляло 10 миллионов человек, в то время жило около 40 тысяч европейцев. Большинство из них были русскими белогвардейцами, массово бежавшими в Китай после революции 1917 года. Несмотря на свою малочисленность, квейло контролировали почти половину огромного города, особенно его западную часть, что было вполне логично. Именно европейцы помогли превратить Шанхай в современный мегаполис и внедрить такие новшества, как электричество и трамваи. Британские и американские бизнесмены наживали большие деньги на торговле и финансовых операциях, а немцы использовали Шанхай как базу для инвестиций в Китай. В то время на Шанхай приходилась половина импорта и экспорта страны.

Шанхай, шумный город с нескончаемыми развлечениями, был центром общественной жизни в Восточной Азии. Более мирской и пестрый, чем британский протекторат Гонконг, Шанхай обслуживал как покупателей с изысканными вкусами, так и люмпен-пролетариат. В годы, предшествовавшие Второй японо-китайской войне, жизнь в британском сеттльменте представляла собой любопытную смесь нравов оживленного азиатского города и традиционной английской сельской местности. В сеттльменте существовали теннисные и крикетные клубы, ежедневно в пять дня подавали чай (китайцы охотно приняли этот обычай), были там и пабы. Одной из особенностей британского сеттльмента, которая выделяла его и вступала в противоречие с обычаями местного населения, было содержание и разведение собак как домашних питомцев.

Так что когда Джуди сопровождала товарищей по команде «Москита» в увольнительных на берегу, ей всегда были рады. Иногда матросы посещали местное заведение на реке, где стульями служили старые перевернутые картонные ящики. Во время других увольнительных матросы «Москита» ходили в роскошные бары в великолепном Park Hotel или в Shanghai Race Club, куда Джуди пускали как официального члена ВМС Великобритании. В 30-е годы оба места являлись центрами общественной жизни. Матросы часто были провинциальными, необразованными парнями, обученными искусству навигации и, возможно, речной дипломатии, но не более того. Но хотя им непросто было общаться с утонченными франтами, ночи напролет танцевавшими в Park Hotel, в холмах и долах модных мест Шанхая они все же чувствовали себя комфортно.

Гулд Хантер Томас[3], рабочий американской нефтяной компании, написавший воспоминания о старом Шанхае, заметил: «Люди все приходят и приходят в этот город, причем многие тратят половину своего заработка (или больше того) на развлечения». Это определенно относилось к матросам с канонерки, которым надо было за одну-две ночи получить удовольствий на несколько недель вперед, прежде чем вернуться на реку.

Поскольку британцы обычно держали на борту канонерки алкоголь (как и другие европейцы, на кораблях которых были запасы вина), они вели себя куда спокойней, чем американцы, которые, как только оказывались в городе, были готовы устроить вакханалию. Для янки (или, как они сами себя называли, «речных крыс») увольнительная на берег обычно означала абсолютную свободу, потасовки и эпические кутежи, которые заканчивались возвращением на корабли без гроша в кармане за несколько секунд до подъема якоря.

Вспоминает офицер, служивший на американской канонерке: «После долгой, темной, дождливой зимы, когда любой сходивший на берег утопал в грязи по колено, каждый матрос получал сумму, равную, по меньшей мере, половине ведра серебряных долларов, и горел желанием так или иначе потратить эти деньги». Грязные забегаловки и «клубы для джентльменов» на Набережной всегда предлагали «речным крысам» варианты вложения этих денег. Как сказал один из американских матросов, «большая часть уходила на бухло и баб. Остальные я растратил глупо».

Драки в барах случались часто и разгорались при малейшем оскорблении корабля или страны. Все речные патрульные хорошо знали друг друга, независимо от того, на каком корабле и в каком флоте они служили, и потасовки часто не были вызваны настоящим гневом, а становились чем-то вроде племенных ритуалов. Драки случались между представителями разных стран, между представителями команд разных кораблей одного флота, иногда и между членами команды одного корабля, уставшими друг от друга. Алкоголь будил в матросах зверя.

Черед дошел и до Джуди, склонность которой к пиву сделала ее среди матросов своим парнем. Когда канонерка стояла в Ханькоу, ночь часто начиналась и заканчивалась на набережной, которая была главной улицей города, в столовой, оборудованной на первом этаже здания Гонконгского и Шанхайского банка. Там были пианино, пара бильярдных столов и китайский персонал, говоривший по-английски и подававший напитки всю ночь. Другими словами, райское местечко.

Тут Джуди ввели в «Клуб запойных пьяниц», питейный клуб, основанный матросами британских канонерок во времена, когда западные державы начали патрулировать Янцзы. Название было заимствовано у пива, которым накачивались матросы. Пиво выпускалось под брендом EWO и содержало смесь лука, местных трав и бог знает чего еще. Матросы пили его потому, что они были с канонерок, и это пойло было именно для матросов с канонерок. Говорили, что на какой-то стадии попойки пиво делало человека мужчиной. В общем, EWO напоминало порошок из рога носорога или кожи змеи, которые китайцы использовали для повышения потенции.

Чтобы получить доступ в клуб, желающий попасть туда должен был встретиться с тремя судьями, держа кружку с пивом в левой руке. Затем он кричал: «Здоровье кардинала Паффа!» (это был выдуманный священнослужитель, имя которого использовали в военных пирушках в вооруженных силах). Затем жаждавший попасть в клуб выполнял ряд движений рук и ног и завершал испытание тем, что осушал кружку пива одним глотком. Потом все надо было повторить за «здравие кардинала Пафф-Паффа» и «кардинала Пафф-Пафф-Паффа», удваивая и утраивая при этом движения и поглощая все больше пива. Если страждущему удавалось безошибочно выполнить все это и выпить три кружки пива, он получал членскую карточку и заучивал «Жалобу запойного пьяницы»:

 

«Мы – запойные пьяницы

С грязной реки Янцзы,

С канонерок или крейсеров,

Все мы здесь для кутежа».

 

Хотя у Джуди была масса талантов, она не могла пройти столь извращенный ритуал. Так что ей надо было всего лишь три раза подряд гавкнуть. «Тэнки» Купер обучил ее этому трюку, и она получила доступ в клуб. В баре Джуди должна была носить на ошейнике членскую карточку, которая в остальное время висела на переборке над ее местом на корабле.

Во время ночных выходов на берег Джуди наслаждалась вседозволенностью, грызла арахис, который ей давали, слизывала разлитое пиво и забиралась на колени матросам на правах их любимицы. Другая лавка в Вуфу предлагала роскошный выбор мороженого, и Джуди, быстро полюбив сладкое, всегда просила полную миску лакомства. Как-то раз просительным скулежом Джуди пренебрегли, она прошла за стойку бара и вытащила большую коробку ванильного мороженого на середину зала. Вскоре после этого собака получила свою порцию.

Сочетание пива и молочных продуктов неизбежно вызывало у Джуди расстройство желудка. После обычной увольнительной на берег ночью она не могла спать и шла в санчасть канонерки, где за ней приглядывал старший помощник судового врача Уильям Уилсон. «Иногда я давал ей порцию сиропа Блэкторна (детского слабительного)», – вспоминал годы спустя Уилсон.

Джуди ластилась к людям не только в барах. Она сопровождала матросов, особенно Купера, Джеффри и Вика Оливера, в долгих прогулках по берегу. Когда моряки играли в футбол или регби, Джуди кидалась на мяч и делала все, чтобы удержать его. Хотя она не слишком хорошо играла в футбол и регби (впрочем, и команда «Москита» справлялась не лучше и охотно признавала это), для Джуди более естественно было играть в хоккей на траве. Завидев неплотно надутый мяч, Джуди включалась в игру, хватала его зубами и мчалась к ближайшим воротам, причем ни одна из сторон не мешала ей делать это. Чтобы определить исход матча, людям приходилось вычитать голы, забитые Джуди.

Один из моряков, старший унтер-офицер Чарльз Гудйер служил на другой канонерке, «Пчеле». Он дружил с Оливером, через которого познакомился с Джуди, с которой встретился во время одного из ночных кутежей. С этого момента он принимал меры к тому, чтобы, когда «Москит» и «Пчела» стояли в одном порту, собака всегда ходила на берег с ними. Много раз Чарльз навещал Джуди на «Моските». Любимым местом моряков был шанхайский бар в британском стиле «Свинья и Свисток». У Гудйера была причина возвращаться в этот бар – он во все глаза смотрел на молодую русскую вдову, приехавшую в Китай работать официанткой. Спустя какое-то время он на ней женился. И позаботился о том, чтобы церемонию посетила Джуди.

Но в мире Джуди в основном отсутствовали женщины, хотя она и не заменяла их, а только создавала намек на домашнее тепло и общение, которых были лишены моряки, несшие тяжелую службу на реке. Джуди давала этим людям кое-что помимо дружбы: она доказала свою поразительную способность предупреждать друзей о приближении опасности, откуда бы та ни исходила, с воздуха или с реки. Джуди делала это и на суше. Самым примечательным примером такого предупреждения стал случай на экскурсии в Цзюцзянь, красивый маленький город на берегу Янцзы.

Джеффри взял Джуди на прогулку по тропе, упиравшейся в джунгли. «Мы прошли километра два в одну сторону и повернули обратно к отелю, – записал в дневнике Джеффри. – Неожиданно Джуди убежала от меня в джунгли. Я знал, что где-то поблизости есть олени, поскольку видел следы. Я думал, что Джуди просто решила развлечься, но услышал, как она скулит. Я позвал ее, и она подошла, трясясь от страха. Прежде чем я смог дотронуться до нее, она убежала вперед по тропе. Я остановился, огляделся и увидел в зарослях крупного леопарда. «Так вот что испугало Джуди», – понял я. Только позднее я задумался о том, учуяла ли Джуди леопарда и не отвлекла ли его внимание, не дав ему наброситься на меня».

В последующие годы у еще нескольких людей появится повод поразмышлять о мотивах поведения Джуди, после того как она так или иначе спасет им жизнь.