Жизнь в Портсмуте была спокойной и монотонной, что в то время устраивало Фрэнка Уильямса и его собаку. Точно неизвестно, поселился ли Фрэнк в доме 38 по Холленд-Роуд, где жила его семья (на правах одного из съемщиков), но списки избирателей указывают на то, что его мать Агнес и сестры Барбара и Джин Уильямс в 1947 году были зарегистрированными по этому адресу, а Фрэнк – нет. Какой-то Фрэнк Уильямс голосовал в северной части Портсмута, но нетрудно представить, что Фрэнк хотел иметь собственное пространство, которое принадлежало бы ему и его собаке[1]. В семейном доме было тесно, и он, разумеется, вызывал болезненные воспоминания о погибшем старшем брате. Такое предположение подтверждают послевоенные воспоминания Фрэнка о том, как он водил Джуди в местный паб, Stamshaw Hotel, в северной части города далеко от Саутси. Сидя в пабе, Фрэнк наливал немного пива в собачью еду в качестве «маленькой премии» за тяжелую дневную работу, и это, возможно, напоминало собаке дни ее возлияний на канонерках на Янцзы. Джуди часто становилась центром внимания и главной темой разговоров в пабе, и ее всегда узнавали в городе. «Смотри-ка, это та самая знаменитая военная собака», – говорили люди. Но со временем она растворилась в повседневной жизни города[2].
После эпической борьбы за жизнь, которую человек и собака вели последние несколько лет, их жизнь в Портсмуте была пресной. На посвященном памяти Фрэнка сайте, открытом его семьей, его дети говорят, что «жизнь английского общества казалась ему несерьезной и даже смехотворной, после того что он перенес в лагерях». Для вернувшихся на родину военнопленных такая реакция вряд ли была необычной.
Кроме того, усиливавшемуся недовольству Фрэнка способствовали и другие факторы. Лиззи Оливер, историк, изучающая проблему военнопленных (ее дед Стэнли Расселл делал на Суматре наброски с Джуди), говорит, что в то время «семьи или уезжали за рубеж, чтобы побаловать возвратившихся с войны мужчин, или шли другим путем: о пережитом никогда больше не говорили. Ни тот, ни другой метод на самом деле не был удачным». Джон Хедли рассказывал, что его семья «полагала, что мы пережили такое, что никогда уже не станем нормальными людьми. К нам они относились как к ненормальным. Нас баловали. И с таким отношением мне пришлось тяжело. Такова одна из причин, по которой я всего лишь через полгода вернулся на старую работу в Малайе… Я хотел, чтобы меня понимали. Если угодно, я хотел чувствовать себя нормальным»[3]. Действительно, Фрэнк почти никогда не говорил о том, что пережил в лагерях, хотя ему всегда нравилось демонстрировать Джуди и хвастать ее смелостью.
Между тем, многие вернувшиеся военнопленные находили Великобританию, по словам Оливер, «весьма мрачной и убогой» страной после войны в тропиках. Забавно, но несмотря на обстоятельства своего пребывания в Азии, многие бывшие военнопленные скучали по синеве неба, зелени джунглей и бирюзовым водам морей. «Унылые пейзажи зимней Англии, напротив, приводили многих бывших военнопленных к удивленному вопросу: «И это все?» – пишет Оливер. К тому же зима 1946/47 года была особенно холодной, из-за чего в течение нескольких недель по всей стране сокращалось потребление энергии и миллионы человек лишились работы из-за закрытия заводов. Большую часть января и февраля 1947 года страна прожила при свечах[4].
Послевоенное восстановление Портсмута шло очень медленно, и это усиливало общий дискомфорт. Еще в 50-х годах город оставался в руинах из-за нехватки материалов и рабочих рук, усугубленной низкими темпами развития британской экономики. Первый магазин на Коммершиэл-Роуд открылся только в 1952 году. «Долго после войны приходилось читать и слышать: «Это случилось на месте падения бомбы там-то и там-то», – вспоминал послевоенные годы раздраженный местный полицейский. Исторические здания, которые придавали неповторимую уникальность Портсмуту и Саутси, исчезли. В конце концов им на смену пришло безвкусное, построенное государством жилье, которое вызывало у людей скорее отвращение, чем вдохновение.
Итак, Фрэнк кипел изнутри, сдерживая проявления своих чувств, и жил в холодной раковине города в стране, приходившей в упадок и пытавшейся справиться с утратой имперского могущества. У него не было особых видов на будущее. Оставалось жить воспоминаниями. Работа была необходимой рутиной, а не перспективным увлечением.
Хотя мы не знаем, страдал ли Фрэнк какой-то формой послевоенной тоски – синдромом посттравматического расстройства или чем-то подобным, ему было трудно просто стряхнуть кошмар военных переживаний и дисгармонию, возникшую при возвращении к «нормальной жизни». Немногим удавалось совладать со страданиями и пленом так, как это сделал Руз Войси, который, в сущности, постарался полностью забыть заточение в лагерях. «Возможно, природа стерла эти воспоминания из моей памяти, – говорит Войси сегодня, – но я загасил много самого дурного из моих воспоминаний. Конечно, у меня бывают кошмары, но, по большей части, я примирился с прошлым. Думаю, я фактически научился жить в лагерях, научился избегать неприятностей. Там это было необходимым, иначе было не выжить».
По всей видимости, когда шумиха вокруг Джуди улеглась, жизнь Фрэнка стала еще сложнее (вряд ли, впрочем, он был ею полностью доволен и раньше). А что насчет собаки? Внешне все было прекрасно. Джуди отъелась и выглядела счастливой, на все свои 27 килограммов с лишком. Матрос с «Москита» и «Кузнечика» Джон Хорнлой встретил Фрэнка и Джуди в 1948 году, через много лет после того, как видел старый корабельный талисман в последний раз. Хорнлой сразу же узнал Джуди, хотя и заметил, что она стала «намного толще, чем была, когда я видел ее на канонерках». С возрастом коричневая морда Джуди поседела, но во всех других отношениях внешне она была здоровой, любящей собакой.
Возможно, однако, что и Джуди было непросто преодолеть последствия пережитых ею ужасов. Если у людей, подобных Фрэнку, тогда редко диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство, то уж собакам такой диагноз и подавно не ставили. Но современная наука подтверждает: у собак могут возникать особые формы посттравматического стрессового расстройства. По некоторым оценкам, им страдают 5–10 % из почти семисот собак, участвовавших в боевых действиях в Ираке и Афганистане. В последние годы собакам, страдающим посттравматическим стрессовым расстройством, прописывают антидепрессанты, похожие на те, которыми лечат людей, в сочетании с китайскими травами. Такое лечение, разумеется, Джуди не было доступно. В то время ей мало чем могли помочь, и немногие (за исключением, конечно, Фрэнка) даже замечали какие-то расстройства в поведении Джуди[5].
Несмотря на все тяготы того времени, очевидно, что Фрэнк искал выход. Тот же зов, который Фрэнк слышал с отрочества, привел его в торговый флот, а потом – в ВВС. В 1948 году, казалось бы, из ниоткуда явилась возможность путешествовать и принять участие в предприятии намного более значительном, чем утомительная работа в родном городе. И Фрэнк ухватился за этот шанс.
Великобритания по-прежнему испытывала недостаток продовольствия. Восполнить его предполагалось за счет развития сельского хозяйства в заморских территориях. Так, в Танганьике (современной Танзании) решили разводить арахис и другие виды орехов – дешевый и питательный продукт, в котором так нуждалась метрополия. Посадки должны были начаться в одном из районов разваливавшейся Британской империи, который все еще находился под контролем короны. Фрэнк подал заявление и получил место в Восточной Африке в Overseas Food Corporation, которая была головной организацией в Плане выращивания земляных орехов[6].
К сожалению, возделывание арахиса требует больших объемов воды, а районы, выбранные для посадок, были подвержены засухам. После нескольких лет безуспешных усилий План выращивания земляных орехов провалился, став одним из символов послевоенного упадка Англии. В 1960 году Ян Флеминг в своем романе о Джеймсе Бонде «Квант милосердия» выведет трагического персонажа, который «после жизни, проведенной на службе, получил работу в Плане выращивания земляных орехов».
Но Фрэнк рассматривал план иначе. Он получал удовольствие от пребывания в Африке, хотя поначалу казалось, что предприятие сделает то, чего не смогли сделать японцы, океан и джунгли: его разлучат с другом. Как он ни старался, получить разрешения на то, чтобы Джуди сопровождала его, он не мог. Газета Evening Standard 20 марта 1948 года сообщала об этой проблеме и отмечала, что «человек и собака не расставались в течение шести лет», за исключением времени, проведенного собакой в карантине, и что «молодой Фрэнк Уильямс, который должен бы быть сегодня счастливым человеком… плачет о том, что никогда больше не увидит свою собаку».
Фрэнк обратился за помощью к руководству Больницы для животных, и кто-то оттуда позвонил инициатору проекта, лорду Леверхолму, компания которого Lever Brothers была гарантом проекта. Когда лорд услышал, что знаменитую Джуди из Сассекса не подпускают к его детищу, он впал в ярость – и все бюрократические препоны отъезду Джуди магическим образом растаяли.
Долгие перелеты (первые в жизни Джуди) из Лондона в Дар-эс-Салам прошли без происшествий, если не считать инцидента в Египте. Во время дозаправки в Вади-Хайфа на борт самолета поднялся таможенный чиновник, у которого был распылитель, заряженный бактерицидным средством. Им-то таможенник и опрыскал салон самолета. Джуди, очевидно, спала глубоким сном в проходе, но при приближении таможенника с распылителем она проснулась и приняла боевую стойку. Оскалив зубы и рыча, она заставила египтянина выбежать из самолета и погнала его по взлетно-посадочной дорожке вплоть до дверей здания аэропорта. Таможеннику удалось захлопнуть и запереть дверь прямо перед носом взбешенной собаки.
По словам Фрэнка, Джуди «с улыбкой Чеширского кота» потрусила обратно в самолет. Фрэнк решил, что погоня за таможенником была всего лишь шоу для оживления путешествия. Джуди всегда остро чувствовала момент.
После прибытия в Танганьику Фрэнка направили на обучение в город Конгва. Он должен был отвечать за успешный посев и сбор урожая на нескольких больших участках, разбросанных по огромной территории в округе Начингвеа в южной части страны.
Оттуда Фрэнк и Джуди постоянно разъезжали на «Ленд-ровере». Фрэнк обычно часами ездил между засаженными участками и находившимися рядом с ними деревнями. В предназначенной для сафари машине бывало до десяти пассажиров, но для Джуди всегда находилось место.
Приспособиться к жизни в африканском буше было легко: змеи, обезьяны и даже слоны имели для Джуди больше смысла, чем такси, троллейбусы и до блеска вылизанные газоны. «Путешествуя по девственным просторам, Джуди чувствовала себя лучше всего, – вспоминал Фрэнк. – Гоняясь за самой разной дичью, она могла жить своим охотничьим инстинктом». Удивительно, но увидев стадо слонов, которые шли по саванне и трубили, она первым делом приняла классическую стойку пойнтера, указывающего на дичь. О, если бы ее могли увидеть люди с «Москита»! Джуди идеально подняла лапу, а ее голова и хвост образовали прямую линию, указывавшую на слонов.
«Перестань выделываться, старушка. Я их вижу», – пробормотал Фрэнк.
Джуди поняла, что в Африке обитают крупные животные, и опасалась их. Но не боялась, и это она доказала как-то ночью на свежем воздухе у дома Фрэнка. Слуга Абдул вытащил ванну из дома, чтобы опорожнить ее утром. Около двух часов ночи человека и собаку разбудили звуки, которые, казалось, производил огромный пылесос, работавший возле самого дома. Джуди бросилась в дверь и начала яростно лаять. Фрэнк выглянул наружу и увидел крупного слона-самца, который шумно тянул воду хоботом из ванны при свете полной луны, идеально освещавшей сцену.
Джуди носилась взад и вперед, заливаясь лаем и наскакивая на слона – сначала на его тело, потом на его хвост, словно не могла решить, на какой части ей надо сосредоточиться. Слон, уставший от помехи под ногами, ушел прочь, ничего не натворив. Но Джуди этого было недостаточно. Собака схватила ванну зубами и оттащила ее обратно в дом. Последний раз громко гавкнув в ночь, она улеглась, закончив свою работу на ночь.
Менее удачно проходили погони Джуди за бабуинами, которые часто встречались в том районе. В прошлом встречи Джуди с приматами, начиная со столкновения с обезьяной Микки на борту «Кузнечика» в Сингапуре, были неприятными. А бабуины являлись к ней волнами, целыми семьями, как особая дичь, которую собака была не в силах одолеть, так как у бабуинов имелось преимущество: в любой момент они могли укрыться на деревьях. Группа бабуинов прыгала вокруг Джуди, заставляя ее поворачиваться туда и сюда. Собака была сбита с толку. Какое-то время Джуди играла с бабуинами, но когда обезьяны начали выдирать кукурузные стебли и бросать их в собаку, она сдалась.
Однажды Фрэнк взял Джуди в полет в Дар-эс-Салам, где у него были какие-то дела. Он беспокоился за собаку (она впервые совершала полет в маленькой переноске, в отличие от полетов из Англии в Африку, во время которых она могла бродить по проходам, как хотела). Оказалось, что всю дорогу Джуди молчала. Причину молчания Фрэнк обнаружил, когда пошел доставать ее из переноски. В крыше переноски была прорезана дыра, так что собака могла высунуть наружу голову. А кто-то положил кусок говядины слишком близко.
И действительно, Джуди съела практически все мясо, оставив только кусочек, до которого не могла дотянуться. От Шанхая до Суматры Джуди сурово учили тому, что ей следует отказываться от еды, любой еды, независимо от того, насколько сильно ей хочется проглотить лакомые куски. Щедрый ланч хорошо просматривался в ее животе: собака стала похожа на анаконду, проглотившую козу. Фрэнк подхватил собаку и побежал от самолета в свой джип прежде, чем владелец мяса обнаружил, что оно исчезло в глотке Джуди. Фрэнк старался напустить на себя строгость, но едва мог удержаться от смеха.
Во время пребывания Джуди в Африке случился и другой сюрприз. В третий раз в жизни она забеременела. Отец остался неизвестным, хотя, в отличие от Глоегоера, вокруг было много явных возможностей. В 1949 году Джуди родила семерых малышей, в общей сложности принеся за одиннадцать лет 29 щенков в трех странах на двух континентах. Джуди становилась матерью на борту военного корабля, в лагере для военнопленных и на сельскохозяйственных работах в африканском буше. Ее потомство принесло несказанную радость взрослым и детям на берегах Янцзы и в африканских селениях, а также товарищам по плену и любовнице ее захватчика на Суматре. Хотя третий помет Джуди из Сассекса с годами и расстояниями оказался совершенно и безнадежно забытым, ее исключительные гены все же не должны были пропасть зря.
Надеемся, ее щенкам не пришлось доказывать свою стойкость так, как это делала их мать.
Двадцать шестого января 1950 года Фрэнк погрузил Джуди в свой «Ленд-ровер» и выехал из дому на 20 километров в буш. Фрэнк должен был проинспектировать шахту, построенную рядом с плантациями арахиса – руководители плана начали осознавать тщетность своего сельскохозяйственного предприятия. Джуди немного побродила вокруг Фрэнка, но, по своему обыкновению, вскоре ушла, по словам Фрэнка, «на самостоятельную охоту».
Печеночно-белая шкура Джуди становилась все более седой. Четырнадцать лет жизни проявлялись на морде и в походке собаки. Но когда она носилась в зарослях, она была очень счастлива – годы, проведенные в джунглях Суматры, не озлобили ее и не лишили ее любви к природе. В душе Джуди все еще оставалась потомком диких волков и стремилась к свободе. Но она была одомашненным животным, которое всегда возвращалось, чтобы встретить Фрэнка в его джипе, когда приходило время отъезда.
Но в тот день Джуди не отозвалась на свист Фрэнка. Ее нигде не было видно. Как сказал Фрэнк, она «не вернулась из своего сафари». Фрэнк свистел и свистел, но пойнтер не выходил из буша.
«Было около четырех часов дня, когда я пошел искать ее вместе с несколькими рабочими, остававшимися на шахте, – вспоминал Фрэнк. – Увы, поиски оказались безуспешными. На закате нам пришлось их прекратить. Мы раструбили об исчезновении Джуди по всей округе и предложили награду любому, кто найдет собаку».
При тщательном последующем поиске удалось обнаружить следы Джуди и пересекавшие их следы леопарда, что вызывало тревогу, но никаких признаков ни того, ни другого животного не было. Фрэнк вместе с Абдулом прочесывал местность, но безрезультатно. Фрэнк предложил местным жителям вознаграждение в размере пятисот шиллингов. Но проходили дни, и все, кроме Фрэнка, отчаялись.
Наконец на пороге дома Фрэнка появилась группа африканцев. Люди окружили Абдула и энергично жестикулировали. Слуга возбужденно выпалил новость: «Они видели Джуди!»
Джуди видели у деревни Чумбавалла, в нескольких часах езды от дома Фрэнка. Солнце уже садилось, и вскоре должна была наступить темнота, как это бывает на африканской равнине. Имело смысл дождаться утра, но Фрэнк был вне себя от нетерпения. Он вскочил в джип и поехал в указанном направлении.
Фрэнк бешено гнал машину во тьму, несмотря на плохую дорогу. Он пересекал ревущие реки, в том числе ту, мост через которую был смыт наводнением. Машина нуждалась в остановке, но он гнал дальше. Наконец, незадолго до рассвета он приехал в деревню.
О том, что произошло после, Фрэнк рассказывал много лет спустя и через большие промежутки времени, и его истории противоречат друг другу. В 70-х годах он рассказал, что его встретил вождь деревни и отвел в низенькую хижину, покрытую пальмовыми листьями. В хижине Фрэнк увидел Джуди, которая была в плохом состоянии. Собака встала, обрадованная встречей, но потом со стоном упала. Десятилетием позднее Фрэнк рассказал голландским исследователям Нойманну и ван Витсену, что «после разговора с вождем и старейшиной деревни они согласились организовать поисковую партию. На сей раз поиски были успешными: на следующий день Джуди принесли и держали до тех пор, пока я ее не принял. Она выглядела ужасно и была истощена недоеданием». Так или иначе, Джуди и Фрэнк снова были вместе.
Почему Джуди, которая так успешно находила дорогу в самых глубоких, темных и непроходимых джунглях, неожиданно потерялась и попала в беду, остается загадкой. Вполне возможно, что ее напугал леопард или какой-то другой хищник, который мог гнаться за нею. Ее обычно безошибочное умение ориентироваться с помощью нюха подвело ее. Пожилая собака не смогла найти дорогу обратно. Она определенно была в плохом состоянии, когда прибрела к людям, но противилась попыткам позаботиться о ней. Скорее всего, она все еще пыталась учуять знакомый запах, который привел бы ее к Фрэнку.
Фрэнк долго купал собаку, вытаскивал из ее шкуры многочисленных клещей. Чтобы восстановить уровень протеина в ее организме, Джуди накормили здоровой едой – курицей и молоком. Собака была слишком стара и двигалась слишком медленно для того, чтобы уверенно охотиться и ловить дичь, а во время поисков своего друга она, вероятно, истощила все резервы своих сил.
Поглотив еду, Джуди свернулась клубком и проспала 12 часов подряд. «Через пару дней она, казалось, уверенно пошла на поправку», – рассказывал Фрэнк. И действительно, к Джуди отчасти вернулась прежняя прыть.
Но вечером 16 февраля собака проснулась и начала скулить. Фрэнк оставался рядом с нею и пытался ее убаюкать, но она, по меньшей мере, раз в час просыпалась и скулила. Она едва могла ходить и явно испытывала сильные боли. Фрэнк отвез ее в ветеринарную клинику Начингвеа. Собака продолжала скулить у него на руках. Фрэнк был слишком подавлен, чтобы отвечать на многочисленные приветствия и пожелания удачи. Когда главный хирург лечебницы, доктор Дженкинс, вышел к ним, Фрэнк едва мог разговаривать.
После обследования оказалось, что страшную боль причиняет опухоль молочной железы. «Восстановить силы Джуди как можно быстрее для того, чтобы она смогла пережить операцию по удалению опухоли, – это была гонка со временем», – вспоминал Фрэнк. Доктор Дженкинс провел операцию, как только осмелился ее сделать, и иссек злокачественное образование.
Сразу после операции дела, казалось, шли хорошо, но вскоре у Джуди развился столбняк, и она стала мучиться еще сильнее. Она корчилась в конвульсиях и снова стала напоминать скелет, как в плену на Суматре. Испытывавшая нехватку лекарств лечебница мало что могла сделать для облегчения страданий собаки.
Доктор Дженкинс пошел к Фрэнку, который без сна сидел на маленькой кушетке в комнате ожидания. Доктор поддерживал дружеские отношения с Фрэнком и Джуди со времени их приезда в Африку. Как ни больно было ему говорить это, Дженкинс сказал, что необыкновенная жизнь Джуди очень скоро закончится. Несмотря на его и Фрэнка чувства, настало время проявить твердость.
«Разреши мне усыпить ее, Фрэнк», – сказал доктор.
Фрэнк смог только кивнуть и отвернулся. По его щекам катились слезы. Не говоря ни слова, он последовал за Дженкинсом в маленькую комнату, где Джуди боролась с инфекцией. Фрэнк смотрел, как ветеринар готовит раствор, который расторгнет те узы, которые связывали его и Джуди на трех континентах и позволили им преодолеть бесчисленные превратности судьбы.
В пять вечера по местному времени 17 февраля 1950 года Джуди усыпили. Ей было почти четырнадцать лет, что соответствует 98 годам человеческого возраста.
Ее похоронили в форме ВВС, в могиле поблизости от дома Фрэнка. Вместе с Джуди похоронили и ее награды – медаль «Тихоокеанская Звезда» за кампанию в Азии, Звезда за войну 1939–1945 годов и медаль «За оборону», которой были награждены все участники войны. Чтобы не дать гиенам разрыть могилу, ее обложили камнями. Потом Фрэнк начал последнюю службу по своей любимой собаке.
Изо дня в день, час за часом, закончив долгий рабочий день в рамках проекта выращивания арахиса, Фрэнк уходил в буш, где искал белый мрамор. Не отрывая взгляда от земли, он обошел большие территории в поисках того прекрасного белого сияния, которое улавливает свет солнца. Найдя большие мраморные плиты, Фрэнк старательно разбил их на мелкие куски, круша камень молотом в короткие ночные часы. Потом Фрэнк смешал кусочки мрамора с цементом, укрыл этой смесью могилу Джуди и долгие недели формировал контуры мраморной плиты. Фрэнк хотел сделать Джуди такой мемориал, какого заслуживала ее любовь и необыкновенная преданность. По словам Фрэнка, «монумент должен быть достоин исключительно храброй собаки, являвшей пример настоящего друга, храброй и отважной во всех, даже самых трудных обстоятельствах, собаки, которая значила так много для столь многих людей, когда они утрачивали мужество».
Потом Фрэнк выгравировал на металлической табличке, которую прикрепил к монументу, следующий текст:
В ПАМЯТЬ О ДЖУДИ,
СОБАКЕ ПОРОДЫ АНГЛИЙСКИЙ ПОЙНТЕР,
РОДИВШЕЙСЯ 1 ФЕВРАЛЯ 1936 ГОДА В ШАНХАЕ,
УМЕРШЕЙ В ФЕВРАЛЕ 1950 ГОДА.
СОБАКА БЫЛА РАНЕНА 14 ФЕВРАЛЯ 1942 ГОДА ПРИ БОМБАРДИРОВКЕ И ПОТОПЛЕНИИ БРИТАНСКОГО КОРАБЛЯ «КУЗНЕЧИК» В АРХИПЕЛАГЕ ЛИНГА. ПЕРЕЖИЛА ТОРПЕДИРОВАНИЕ СУДНА «ВАН ВАРВИК». БЫЛА В ЯПОНСКОМ ПЛЕНУ С МАРТА 1942 ГОДА ПО АВГУСТ 1945 ГОДА.
ОНА СЛУЖИЛА ТАКЖЕ В КИТАЕ, НА ЦЕЙЛОНЕ, ЯВЕ, В АНГЛИИ, ЕГИПТЕ. БИРМЕ, СИНГАПУРЕ, МАЛАЙЕ, НА СУМАТРЕ, В ВОСТОЧНОЙ АФРИКЕ.
«ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ СОБАКА… ДОБЛЕСТНАЯ ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ, ВИЛЯЯ ХВОСТОМ, В ДРУЖБЕ ДАВАЛА БОЛЬШЕ, ЧЕМ КОГДА-ЛИБО ПОЛУЧАЛА В ОТВЕТ…
ВСЮ СВОЮ КОРОТКУЮ ЖИЗНЬ ОНА НЕСЛА ВДОХНОВЕНИЕ ОТВАГИ, НАДЕЖДЫ И ВОЛИ К ЖИЗНИ МНОГИМ ЛЮДЯМ, КОТОРЫЕ В ГОДИНУ ИСПЫТАНИЙ СДАЛИСЬ БЫ, ЕСЛИ Б НЕ ПОДАННЫЙ ЭТОЙ СОБАКОЙ ПРИМЕР И НЕ ЕЕ СТОЙКОСТЬ».
Но выдающаяся жизнь такого необыкновенного животного не заканчивалась физической смертью. Более чем через полвека после смерти храбрость и служение Джуди все еще удостаиваются похвал и вдохновляют людей. История Джуди оставалась полузабытой до тех пор, пока матросы с канонерок, плававших по Янцзы, не решили возродить память об этой собаке. В результате в 1973 году появилась книга «История Джуди». После этого Джуди периодически поминают в британской прессе, и, что особенно важно, память о ней хранит Имперский военный музей в Лондоне. В 2006 году музей организовал ретроспективу, посвященную животным, которые храбро служили во время войны, и в центре этой экспозиции была Джуди.
Самая трогательная награда этому замечательному пойнтеру была присвоена 27 февраля 1972 года, во время церковных служб в городах, связанных с военно-морским флотом, по всей стране, в том числе в Портсмуте. Имя Джуди произносили вслух при поминовении погибших, и церковные колокола звонили в ее честь. Рассказывая об этом, Times of London назвала Джуди «самой лохматой и самой просоленной морской собакой, какая когда-либо завывала в кошмарах древнего морехода». В результате добродушный пойнтер печеночно-белого окраса стал казаться скорее морским чудищем кракеном, нежели талисманом. В той же статье приведены слова старого члена команды «Москита» Билла Уилсона, медика, который много десятилетий назад лечил Джуди от похмелья и называл ее другом.
«Все верно, ее надо помнить за ее великолепное мужество, проявленное ею на море; она – вдохновение для всех моряков».
Единственная ошибка Уилсона состоит в том, что он говорит только о моряках.