Глава 13

Суматра

Остров Сингкеп представлял собой сравнительно крупный массив суши по сравнению с окружавшими его крошечными атоллами и островками и был сопоставим по площади с Сингапуром. Сингкеп стал ключевым пунктом для тех, кто выжил при падении Сингапура и японских атаках в окружающих Сингапур водах. Для белых солдат и гражданских с местной голландской администрацией вести дела было намного легче, чем с местными островитянами, которые, когда не были явно враждебны, откровенно злорадствовали по поводу участи белых, европейцев. У Великой восточноазиатской сферы совместного процветания был девиз «Азия для азиатов», и хотя никто из жителей архипелагов не проникся в полной мере этой пропагандой, факт оставался фактом: белых колонистов унизила армия, бойцы которой больше походили на местных жителей. Это чувство укреплялось в регионе, и даже после того, как японцы потерпели поражение, большая часть Юго-Восточной Азии сбросила ярмо колониальных господ из Европы.

Сингкеп голландцы (а вскоре и японцы) ценили за огромные запасы олова, которые разрабатывали по всему острову. Но был и другой элемент, который позднее приобретет величайшую (и очень секретную) ценность для западного мира и превратит Сингкеп в важную точку на карте. Сразу же после войны голландцы заключили секретное соглашение с США и Великобританией, которое позволяло этим державам разрабатывать на Сингкепе запасы радиоактивного минерала тория[1]. Сингкеп был одним из немногих мест в мире, где имелись запасы тория, критически важного элемента для создания ядерного оружия. Запасы тория позволили американцам совершить рывок, обогнать СССР и удерживать лидерство в гонке вооружений.

Но в конце зимы 1942 года, когда война на Тихом океане началась плохо для союзников, все это было в далеком будущем. Для выживших с «Кузнечика» и «Стрекозы» важным оставалось то, что их вывезли с Позика и, вероятно, они были на пути к спасению. Джуди сидела на носу тонгканга, везшего ее в Сингкеп, устремив нос вперед, и то ли вынюхивала противника, то ли просто наслаждалась океанским бризом. После долгого плавания тонгканг уткнулся в исключительно красивый пляж. Пассажиры сошли на берег и проследовали в находившийся неподалеку главный портовый город Дабо, где находился офис голландского администратора. Казалось, этого человека послал бог. Он принял раненых и разместил их в приличной больнице, хотя ухаживать за ними предстояло все тем же неутомимым медсестрам, так как голландский медперсонал уже эвакуировали. Администратор накормил группу беженцев первым приличным обедом за неделю – с тех пор, как они покинули Сингапур.

Администратор поделился волнующим слухом: на Суматре, в западном портовом городе Паданг стояли британские, американские и австралийские суда, поджидавшие беженцев, чтобы переправить их в безопасные места, в Индию и на Цейлон, возможно, даже в Австралию.

Воображением всех завладел большой остров (по площади – шестой в мире), лежавший на западе. Суматру, тяжеловеса Голландской Ост-Индии, пересекал экватор. На Суматре были огромные неизученные территории, покрытые, по большей части, влажными тропическими лесами. А еще на Суматре были высокие горы, быстрые реки, опасные твари, туземцы – и, разумеется, японские мародеры, силы вторжения, которые высадились на острове тогда, когда Джуди нашла питьевую воду на Позике. Суматра тянется далеко на север, и между крайней северной точкой острова и границей между Сиамом и Малайей – всего лишь короткое плавание через Малаккский пролив. Крайняя южная оконечность острова практически достигает Батавии. Контроль над Суматрой как над западными воротами в Юго-Восточную Азию создавал прямую угрозу Индии и Цейлону в Индийском океане. Говоря иначе, Ямасита и его покорившая джунгли армия должны были захватить Суматру в ближайшем будущем.

Впрочем, для беглецов из Сингапура у Суматры были преимущества. Большая ширина острова означала, что на Суматре много мест, где можно скрыться от японцев. Голландцы создали на Суматре примитивные, но достаточно надежные транспортные системы, по большей части, автобусные и короткие железнодорожные линии, остров пересекали судоходные реки. К западу от Суматры не было ничего, кроме открытого океана и британских сил на Цейлоне и в Индии. Поскольку в водах к востоку от Суматры (Южно-Китайском море) господствовали японцы, путь на запад сулил единственную реальную надежду на спасение.

Новая возможность достичь свободы разожгла аппетиты беглецов, а Джуди была членом их группы и питалась вместе с остальными. Овощное рагу и рис – вот и все, что подали на обед. Банкет был не из самых роскошных, и для собаки еда едва ли могла сравниться с хорошей костью с остатками мяса. Но после скудного нормированного питания в течение прошлой недели и такая пища показалась Джуди вкусной. Беженцы ночевали, по большей части, за пределами Сингкепа. Офицеры и женщины разошлись по роскошным заведениям, в основном, по голландским клубам, но в этих почитавшихся элегантными местах было так много москитов, что многие предпочли бы найти уголок, хоть немного продуваемый бризом, пусть даже и пришлось бы спать на грязном матрасе.

Джуди и группа эвакуированных с Позика, Фрэнк и группа эвакуированных с Помпонга и другие беженцы из Сингапура (многие из них были контужены ударами японской авиации и насквозь промокли, когда бежали с судов) в Сингкепе помылись и постирали свою изорванную одежду. Должно быть, Джуди встретила Фрэнка на Сингкепе 20 февраля, когда группы эвакуированных с «Куала» и «Тянь Кван» добрались до острова и соединились с группами спасшихся с «Кузнечика» и «Стрекозы», прибывшими на рассвете. Поначалу казалось, что Сингкеп – хорошее место, для того чтобы устроиться на какое-то время. Остров был слишком маленьким, чтобы заинтересовать японцев, которые занимались более крупными целями вроде Суматры и Явы. А на Сингкепе были, по крайней мере, продовольствие, вода и кров над головой.

Фрэнк пока так и не встретился с Джуди. По-видимому, две основные группы беженцев не пересекались в Сингкепе, за одним примечательным исключением.

Двадцатого февраля капитан «Кузнечика» Хоффман, спасшиеся с «Куала» майор Нанн, Чарльз Бейкер, чьи быстрота мышления и храбрость под огнем неприятеля произвели сильное впечатление на Нанна, и несколько старших офицеров вроде бригадного генерала Арчи Пэриса встретились с голландским администратором Сингкепа. Пэрис командовал 11-й индийской дивизией в Малайе и был выдающимся, хотя и необычным офицером, который всегда появлялся на командном пункте в сопровождении двух ирландских сеттеров. Несмотря на недавние события, Пэриса считали специалистом по войне в джунглях. Британское командование приказало Пэрису бежать из Сингапура, опережая японцев, а не оставаться в городе и сражаться. В Сингкепе Пэрис находился уже несколько дней. Путь в Сингкеп по смертельно опасным водам Пэрис проделал на яхте (сеттеров пришлось, увы, оставить в Сингапуре).

Администратор Сингкепа был, возможно, полезен для подавленных и голодных людей, которые кое-как привели себя в порядок на подконтрольном ему берегу, но к моменту, когда чиновники и офицеры собрались в его офисе, он хотел избавиться от британцев. Он сообщил, что в Сингкепе мало продовольствия для беженцев, особенно учитывая «две тысячи враждебно настроенных кули (островитян)», которых надо было кормить. На Сингкеп, сказал администратор Хоффману, могла прийти помощь, но могла и не прийти. «Он был настроен очень пессимистично, – записал Бейкер. – Он закончил свою речь обращенной к нам просьбой поддерживать порядок и не грабить».

На этой радостной ноте многие из беженцев стали строить планы ухода на Суматру. Это означало новое плавание, всего лишь еще несколько дней в море после множества, проведенных на борту более крупных судов, которые были потоплены, оставив страшные воспоминания.

Что будут делать беженцы из Сингапура, после того как достигнут Суматры, оставалось неясным. Им приходилось строить планы на основании слуха о том, что на другом конце Суматры их ждет спасение. Даже если они выживут во время опасного перехода из Сингкепа, им придется преодолеть примерно пятьсот километров дебрей, в том числе хребет Барисан, нависавший над Падангом с запада. В конце концов, им предстояло пересечь Суматру с востока на запад по трем основным маршрутам. Южный маршрут, пролегавший через крупный город Дьямби (теперь Джамби), был самым коротким, шел напрямую через остров от западного побережья до Паданга. Но этот маршрут вскоре был закрыт наступавшими японцами, 14 декабря неожиданно высадившимися в Палембанге и наступавшими на север. Этим путем смогли воспользоваться только беженцы, которые прибыли на Суматру первыми.

Другой маршрут пролегал примерно в 460 километрах к северу от Дьямби и проходил через город Пакан-Барое, название которого для Фрэнка и Джуди станет обозначать беду. В то время Пакан-Барое был узловым пунктом отличной дороги на запад, которая включала в себя хорошую, но мало эксплуатируемую дорогу в Паданг. Те немногие, кто пересек Суматру этим маршрутом, оказались на борту судов, увозивших эвакуированных на запад. Но поскольку этот маршрут пролегал гораздо севернее Сингкепа, путешествие по нему означало гораздо более длительный переход через воды, находившиеся под господством японцев.

Большинство беженцев использовали средний маршрут – вверх по течению реки Индрагари до Ренгата, довольно большой деревни, находившейся в 140–150 километрах от берега Суматры. Это было предельным расстоянием, которое можно было пройти по реке. Оттуда машины перевозили беженцев через глухую местность в глубине острова в Савах-Луэнто, где находилась конечная станция ведущей из Паданга железной дороги длиной в 180 километров. Из Савах-Луэнто поезда, петляя по горным перевалам, доставляли беженцев к морю, в порт Эммахавен в Паданге.

Проявив изумительную способность к организации в неблагоприятных условиях, голландцы и британцы быстро обеспечили эффективную работу этого центрального маршрута, организовав на каждой крупной остановке штабы и госпитали. Благодаря этим усилиям в Паданг, а оттуда в Индию попало намного больше беженцев, чем могло бы.

Но помощь на Суматре пошла на пользу тем беженцам, которые быстро добрались до острова. К моменту, когда Джуди и Фрэнк прибыли в Сингкеп, сеть на Суматре сворачивали, так как высшее начальство исходило из предположения, что большинство беженцев, которым надо было добраться до Паданга, уже сделали это. Хотя большинству потерпевших кораблекрушения удалось сразу же перебраться на Суматру, группа, в которой была Джуди, провела несколько дней на Позике. То же самое произошло с Фрэнком, который оставался на Помпонге до самого конца. Многие другие, испытавшие ударную мощь императорских вооруженных сил Японии и прибывшие в Сингкеп раньше, хотели уехать в безопасное место как можно скорее.

Страх заставлял многих гражданских и военнослужащих армии и ВВС проситься на любые имевшиеся суда, несмотря на незнание моря. В одном из написанных после эвакуации докладов высшей степени секретности высказывалось такое мнение: «Если бы был составлен полный и откровенный рассказ о попытках армии организовать навигацию, то большая часть этого рассказа была бы юмористической». Один солдат, укравший рыбачью лодку у местных жителей, обратил внимание на торчавший из корпуса странный кусок дерева. Не понимая, что это был самодельный кингстон, клапан, предотвращающий затопление судна забортной водой, он выдернул деревяшку из корпуса. Пока солдатик пытался вернуть запор на место, лодка почти затонула. Другой «мореход» убил много времени на изготовление якоря, а потом, не привязав его к судну, бросил в море и потерял. Японцы густо минировали воду у берегов Суматры, и многие неопытные моряки погибли, направив свои лодки прямо на странные предметы в воде.

Другим беженцам, особенно тем, кто имел отношение к ВМФ, повезло больше. Чарльз Бейкер и лейтенант Джордж, решившие покинуть Помпонг по-своему (и добившиеся успеха), повторили побег еще раз. На туземном судне они снова отплыли и пришли в Паданг вовремя: 2 марта их эвакуировали на Цейлон. К сожалению, примерно через два месяца после этого Джордж погиб, когда его новый корабль Tenedos подвергся бомбардировке в порту Коломбо.

Эта особенно мрачная ирония (человек, вопреки всему, спасся от гибели только для того чтобы погибнуть вскоре) стала обычным делом среди людей, эвакуированных из Сингапура. Капитан «Кузнечика» Хоффман тоже самостоятельно выбрался с Сингкепа, хотя в его случае это было необходимо: в Хоффмане нуждались на войне. Бригадный генерал Пэрис и майор Нанн ушли из Сингкепа отдельно от остальных (перед тем как ускользнуть с острова, Пэрис опозорился, призвав людей с «Кузнечика» и «Стрекозы» «держаться вместе» – и оставив их на милость судьбы). Пэрис и Нанн уплыли на лодке, которую предоставил им голландский администратор. Все эти люди вскоре оказались в Паданге, где их приветствовал неукротимый Йэн Форбс, который, пренебрегая постоянной угрозой атаки японцев, отважился выйти в штормящее море, чтобы эвакуировать на Суматру десяток голландских чиновников, а потом пересек Суматру по маршруту Дьямби. Форбса и Хоффмана перевезли на Яву, где они взошли на мостик другого военного корабля, эсминца «Стронгхолд», командуя которым они вернулись к войне с японцами на море.

Через несколько дней после этого, 2 марта 1942 года «Стронгхолд» был потоплен во время сражения в Яванском море, когда японцы вторглись в Батавию и ее окрестности[2]. Хоффман погиб, как и все, кроме пятидесяти находившихся на борту эсминца моряков. Одним из немногих уцелевших оказался Форбс, который невероятным образом выжил в четвертом менее чем за два года потоплении. На этот раз его подобрали японцы и засадили в лагерь военнопленных на Целебесе, еще одном из островов Голландской Ост-Индии (теперь он называется Сулавеси). Там Форбс и просидел до конца войны. Но он выжил и в лагере. После войны Форбс станет военно-морским атташе Великобритании в Швеции и будет награжден за храбрость и непотопляемость Крестом за безупречную службу.

Если назвать Форбса человеческим аналогом Джуди, это будет не слишком далеко от истины.

У остальных выживших членов экипажей «Кузнечика» и «Стрекозы» нашелся козырь в рукаве. Или они так думали. Перед тем как оставить пост командира канонерки, Хоффман договорился с администратором о том, что оставит раненых в Сингкепе, а другим предоставят джонку с командой из китайцев, чтобы люди добрались до Суматры. Несмотря на эту договоренность, говорившему на многих языках новозеландскому офицеру по имени Юстас пришлось долго убеждать капитана в необходимости выйти в море. Наконец, 21 февраля беженцы поднялись на борт джонки и отправились на Суматру.

Именно тогда Джуди простилась с еще одним из своих близких друзей. Джордж Уайт сделал выбор, который позднее назовет «довольно безумным»: он решил отколоться от группы, отправившейся на Суматру. Вместо этого Уайт и горстка других выбрали попытку добраться непосредственно до Индии, где безопасность беглецов обеспечивало колониальное присутствие Великобритании.

«Я был твердо убежден в том, что наша безопасность совершенно не зависит от того, сколько нас, и что японцы, в конце концов, переловят всех беженцев, – вспоминал впоследствии Уайт. – А еще я решил, что когда они сделают это, меня там не должно быть».

Отчасти мысли Уайта, как он позднее напишет, были заданы его близостью с породистым пойнтером, собакой, в которую он влюбился. Поскольку Уайт был убежден в том, что группа, направлявшаяся в Паданг, обречена, это означало, что или Джуди «погибнет после всего, через что она прошла» (встретив Джуди только в Сингапуре, Уайт не знал и половины ее истории), или он сам погибнет на глазах Джуди. И он не был уверен в том, какой из этих вариантов хуже. Итак, предпринимая безрассудную попытку пересечь Индийский океан, он, по крайней мере, избавит себя самого и Джуди от этой участи.

«Казалось, она понимала все происходившее, и перед тем, как я ушел, лизнула мне руку», – позднее написал Уайт.

Пока Джуди совершала последнюю прогулку по Сингкепу перед отплытием на запад, Уайт ушел вместе с двумя другими спасшимися моряками – австралийским инженером Томмо Томпсоном, который был на «Кунг Во» и помог Фрэнку спастись с Помпонга, и матросом из Ливерпуля Тэнси Ли (Уайт никогда не называл их по именам, которыми нарекли их матери). В отличие от Бейкера, Уайт очень хорошо относился к голландскому администратору. «Он был замечательным человеком», – пишет Уайт, хотя, как и все остальные британцы в своих воспоминаниях, не счел нужным назвать этого человека по имени («Мы называли его голландцем», – лучшее, что выдавил из себя Уайт). Впрочем, подобные чувства не помогли, когда раздраженный «голландец» отклонил их просьбу предоставить им лодку и сказал троице, что они – дураки, раз не примкнули к отправившейся на Суматру группе, в которой была Джуди. Впрочем, вскоре после этого «голландец» изменил мнение и предоставил Уайту транспорт на север, к крошечному островку Селажар. В путешествие с ними отправились двое армейцев, Лэмпорт и Фикстер. На Селажаре они несколько недель прятались в джунглях, в мангровых болотах и в изолированных бухтах – повсюду, где не было японцев. Наконец, Уайт и его товарищи добрались до деревушки на соседнем островке Пинобу, где встретили некоего китайского джентльмена («я хочу сказать: именно джентльмена», – отметил Уайт), который накормил беглецов «рыбьими глазами» и дал им «лодку – лодку, дружище!», и смолу, чтобы проконопатить суденышко, перед тем как выйти в море. Сын того китайца, пятнадцатилетний мальчик, учившийся в английской школе в Сингапуре, сделал беглецам другой очень ценный подарок: он вырвал из своего школьного атласа страницу, на которой была подробная карта Индийского океана.

Имея в качестве навигационных инструментов только эту страницу из школьного атласа и карандаш с линейкой, Уайт разработал план: пойти на север по Малаккскому проливу, а потом повернуть на запад, к Индии. «Это всего-навсего 4820 километров!» – громко сказал сомневающимся товарищам Уайт.

И 11 апреля 1942 года, оттолкнувшись от берега, они отправились в плавание в лодке длиной менее 8 метров, с запасом горючего, воды, риса, бананов, винтовкой, одеялом, часами и пистолетом без патронов. Запасов едва ли было достаточно даже для того, чтобы вернуться в Сингапур, и, уж тем более, недостаточно для того, чтобы преодолеть путь, почти равный расстоянию от атлантического до тихоокеанского побережья США.

«Погода хорошая. Господь с нами», – такой была первая запись, сделанная Уайтом в журнале.

Почти в самом начале плавания Фикстер настоял на том, чтобы его высадили на берег: по-видимому, он осознал тщетность предстоявшего эпического путешествия. Уайт умолял Фикстера остаться, но молодого солдата невозможно было переубедить.

«Он плакал. Плакал и я, – писал Уайт. – Ужасно видеть плачущего мужчину, но в то время чувства у всех нас притупились. Думаю, у всех появилось понимание того, что неправильное решение вполне может обернуться смертью, его или нашей».

Оказалось, что смерть выбрала Фикстера. Остающиеся в лодке отдали ему свои последние деньги. Фикстер попытался отказаться, но его убедили, что посреди Индийского океана деньги ни к чему. Уайт высадил товарища на берег Суматры в устье лесной реки, где, как надеялся Фикстер, он присоединится к группе, в которой была Джуди. Как и опасался Уайт, Фикстера взяли в плен японцы, отправив его в находившийся в Сиаме лагерь, где тот умер от болезни.

Четверо оставшихся продолжили путь на север без Фикстера. Через несколько дней лодка миновала Суматру и повернула налево, устремившись в бескрайние просторы Индийского океана. «Мы взяли курс на северо-запад, – рассказал в 1945 году Уайт газете Portsmouth Evening News, – так как было очевидно, что, следуя этим курсом, мы достигнем побережья Индии». По пути они несколько раз чудом избежали столкновения с японскими судами, но еще бо́льшую тревогу вызывал страшный фурункулез у матроса Ли, усиливающаяся лихорадка у Томмо Томпсона и мучившая всех морская болезнь. «Дело было дрянь, – вспоминал Уайт. – Приходилось держать товарища, справлявшего нужду с кормы, но это было необходимо. Я всегда боялся того, что какая-нибудь акула прыгнет на то, что ей покажется соблазнительной приманкой».

«У нас были и хорошие, и плохие дни», – рассказывал позднее Уайт, но на четырнадцатый день плавания ситуация стала отчаянной. Горючего оставались какие-то капли. У Томпсона разыгралась малярия: его то трясло от холода, то бросало в жар. Лэмпорт, как мог, ухаживал за Томпсоном, но было ясно, что без лекарств австралиец наверняка умрет. А теперь и здоровье Лэмпорта начало сдавать. Никто не спал подолгу. Меньше всех спал Уайт. Постоянно шедший дождь грозил затопить лодку. Журнал, который урывками вел Уайт (он делал короткие записи на странице, вырванной из атласа), кратко отражал нарастающие проблемы. «Всю ночь лил сильный дождь… Надо стать на якорь… Работали над устранением течи, сомневаюсь, что сможем справиться… Откачиваем воду каждые три часа… Невозможно сделать горячее питье… Откачиваем воду на каждой вахте».

В течение нескольких дней люди на лодке не видели ничего, кроме шумно всплывавших китов. Уайта мучила мысль о том, что он водит лодку вокруг Суматры или, того хуже, потерял направление на Индию. Это запросто могло случиться, учитывая то, что он вел лодку по странице из школьного атласа, которая теперь пропиталась морской водой. Если Уайт каким-то образом прошел мимо Индии, то впереди до побережья Африки суши не было, но до Африки им не добраться.

«Я молился как безумный, хотя смело предсказывал, что в течение следующих двадцати четырех часов увидим землю, – вспоминал Уайт. – Я не говорил, какую землю мы увидим, но мои слова подбадривали всех».

Блеф Уайта (или, может быть, его обращение к высшим силам) дал результат на следующий день, когда они действительно увидели земную твердь. Этот случай в журнале Уайта скупо отмечен записью: «Увидели землю». Вполне понятно, что они пришли в Индию. То была прибрежная деревня Пуликат на юге Индии, и дружественный луч местного маяка помог лодке подойти к берегу. Уайт безошибочно привел суденышко в точку, лежавшую всего лишь в 45 километрах от базы британских ВМФ в Мадрасе. Изношенный двигатель, искусно собранный Томпсоном и проработавший четыре с половиной тысячи километров, заглох в каких-то двухстах метрах от берега. Местные жители вытащили изнуренных путешественников через прибой на пляж. «Как только я оказался на британской базе, я наелся до отвала, – вспоминал Уайт. – Там был бекон, были яйца и помидоры – все, чего мне хотелось. После этой трапезы я жутко заболел».

Это было невероятным путешествием, одним из самых поразительных актов в истории современного мореплавания[3]. Плавание Уайта сопоставимо с плаванием Уильяма Блая после того, как его высадили с «Баунти»[4]. К сожалению, не обошлось без потерь. Уайт, Ли и Томпсон остались в живых, а Лэмпорт, которого сразу же забрали в госпиталь базы, умер там от паратифа.

* * *

Тем временем Джуди проследовала на Суматру.

Наличие на джонке, которая везла беженцев, китайской команды означало, что морякам не надо вести судно, но они вряд ли могли расслабиться. В море, где надо было уворачиваться от японских патрулей, мин и коварных течений, катастрофа постоянно подстерегала их. По счастью, джонки вроде той, на которой они плыли, были довольно распространенными в тех водах, а в те времена у японцев все еще имелись более крупные цели для охоты.

К счастью, двухдневный переход до Суматры прошел без происшествий. Джуди, оставшаяся без опеки и ласки Уайта, нашла Леса Сирла и подружилась с ним и его товарищами. По иронии судьбы, один из этих парней носил фамилию Уильямс. То был Лен Уильямс, офицер с «Принца Уэльского», перебравшийся на «Стрекозу». В группу Сирла входил огромный шотландец по имени Джон Девани и по прозвищу Джок, отъявленный попрошайка и, по словам Сирла, «самый смелый человек из всех, кого я знал». Джуди провела большую часть путешествия на лодке, свернувшись в клубок рядом с этими матросами и положив нос между лапами. Она слишком устала, чтобы делать что-то по части предупреждения об опасности или повышения морального духа. На борту находились Тафф Лонг и лейтенант Юстас, а также тяжело раненный кочегар со «Стрекозы» по имени Фарли, который настоял на том, чтобы его увезли с Сингкепа. Он отказался оставаться там с другими ранеными.

Когда джонка достигла Суматры и вошла в устье реки Индрагири, чтобы двинуться вглубь острова, все вздохнули с облегчением. По неизвестной причине китайский шкипер не доставил их в Тембилаан, крупнейшую деревню на берегах Индрагири. Вместо этого капитан свернул и высадил британцев там, где река стала непроходимой для его джонки. Джуди и остальные так или иначе нашли путь в Ренгат, где уже почти две недели действовала система наземного транспорта, доставлявшего людей на железнодорожную станцию Савах-Луэнто.

Важным было, однако, то, что группа, где находилась Джуди, так и не нашла машины, которая помогла бы им пересечь остров. По-видимому, главной проблемой было то, что они покинули Сингкеп чуть позже или задержались, поскольку не сделали остановки в Тембилаане. Лейтенант Юстас обыскался офицеров или администраторов, которые оставались при исполнении обязанностей, но все они погрузились на последний грузовик и отбыли на запад. Героев вроде Энтони Терри или Билла Рейнолдса, которые хотели бы помочь беглецам и обеспечить им благополучный проход к цели, не нашлось. «К моменту нашего прибытия организованная эвакуация было свернута, и спустя какое-то время Юстас объявил, что отныне каждый за себя», – сообщил Лонг. Невероятно, но в Ренгате беглецы встретили шестерых японских военнопленных, которых вывезли на «Кузнечике» из Сингапура. За пленными по-прежнему следил офицер разведки Кларк.

У группы, в которую входила Джуди, определенно не было времени останавливаться на отдых в гостинице городка, где люди могли бы помыться, поспать и поесть с таким же комфортом, как в Сингапуре. Выжившие с «Кунг Во», в том числе Дорис Лим, Этоул Стюарт и К. Йетс Макдэниел, побывавшие в Рангате раньше, чем моряки с канонерок, воспользовались благами гостеприимства. Они объедались рисом, гигантскими креветками и вдоволь пили пиво, хотя, по воспоминаниям Стюарта, он «бы много дал за одну-единственную чашку австралийского чая вместо спиртного».

Вместо всей этой роскоши членов группы, в которой была Джуди, встретили местные жители, снабдившие беглецов кое-каким продовольствием. Те же местные жители показали беглецам речной путь, который выведет беглецов через Суматру из Ренгата. Предстояло пройти пешком чуть более 300 километров через самые густые и страшные джунгли планеты.

Группа из пятнадцати военных моряков, среди которых были Сирл, Девани и Лонг, несомненно, испытывала отчаяние перед этим путешествием, но, поскольку за плечами у них стоял призрак японцев, они покинули Ренгат незамедлительно. С ними шла и Джуди. Фарли, тяжело раненный кочегар, не мог идти – он попросту не выдержал бы предстоявших мучений. Группа оставила Фарли вместе с медсестрами в их пристанище (впоследствии всех их взяли в плен). Если бы беглецы задержались в Ренгате, они бы, возможно, нашли какую-нибудь машину, шедшую на запад. Но, как думали моряки, эта машина вполне могла везти японских солдат. Никто не хотел испытывать судьбу. Вместо того чтобы ждать неведомо чего, они растворились в джунглях, уйдя в разросшуюся зелень на окраине Ренгата.

* * *

В джунглях, преграждавших Джуди и ее спутникам путь к безопасности, которую они надеялись обрести в Паданге, выпадало, в среднем, 150 сантиметров осадков в год. Лес кишел кошмарными растениями и, казалось, всеми самыми мерзкими и опасными насекомыми. Различные ядовитые змеи, в том числе плюющиеся кобры, и крайты ползали под упавшими деревьями и камнями, а на деревьях в ночи ждали добычи крупнейшие змеи мира, сетчатые питоны, которые сжимали свои тела с силой, сокрушавшей кости. Особенно отвратительными были пауки с хвостами скорпионов и длинными, острыми придатками, волочившимися за их обычными восьминогими телами.

А еще были звери. В бескрайних дебрях водилось все, начиная от огромных суматранских слонов, которые легко впадали в ярость, и заканчивая опасными при встрече тапирами и носорогами. В джунглях жили и прекрасные пятнистые леопарды. И их свирепые родичи, пантеры, и единственные в мире ядовитые приматы, медленные лори (которые на самом деле очень быстры, когда напуганы). В джунглях было много оленей, обезьян, похожих на рысей виверр и более мелких животных. Там были даже медведи – малайские, представители единственного вида медведей, которые не впадают в спячку, так как живут в тропиках. Суматра также одно из немногих мест обитания орангутангов, рыжеволосых приматов, которые во многих отношениях очень похожи на людей. Даже само слово орангутанг в переводе с суматранского языка означает «лесной человек».

Самыми опасными зверями были суматранские тигры, на которых еще будут охотиться до тех пор, пока они не окажутся на грани уничтожения. Хотя численность зверья сокращалась (бесчисленное множество животных уничтожили во время войны), их все еще было много в глубине острова, в чем Джуди и беглецам вскоре придется убедиться лично.

И, конечно, в джунглях водились крокодилы, очень много крокодилов. Из всех природных опасностей в джунглях именно крокодилы были самой страшной угрозой для человека и собаки.

Растительность, с которой столкнулась группа, тоже была очень крупной, уникальной и опасной. В те времена вырубка лесов, характерная для суматранских джунглей ныне, еще не начиналась всерьез, и дикая растительность оставалась почти такой же нетронутой, какой была тогда, когда на острове появились первые поселенцы. Прекрасные, редкие орхидеи росли под гигантскими бамбуковыми деревьями, размеры корней которых один из военнопленных сравнил с «хвостовым оперением крупных самолетов». А в подлеске плотоядные растения, называвшиеся обезьяними чашами, поглощали невезучих насекомых.

Группа довольно быстро нашла реку, которая в том месте была, скорее, ручьем, поскольку протекала всего лишь в нескольких сотнях метров от окраины Ренгата, хотя растительность уничтожила здесь почти все признаки цивилизации. Как только группа повернула на запад, Джуди вышла вперед и так и шла в авангарде группы, высматривая любую возможную угрозу. Чтобы собаку было легко заметить, кто-то напялил ей на голову военно-морскую фуражку.

Лонг вспоминал: «Какое же зрелище мы являли при выходе из Ренгата! У некоторых не было обуви… Оборванные или одетые в грязные шорты, некоторые носили местные набедренные повязки… У нас не было ни денег, ни мыла, ни продовольствия».

По словам Леса Сирла, Джуди считала, что группа «принадлежит ей». Как рассказывал Сирл впоследствии, судя по тому, как вела себя собака, она считала, что несет исключительную ответственность за безопасный переход до Паданга. В джунглях она была неутомима, бегала из головы колонны в ее хвост, энергично фыркала, проверяя надежность местности и настораживая уши при всяком громком звуке ломавшихся в темноте ветвей.

Беглецы любовались джунглями, мимо которых они проплывали на лодках по пути в Ренгат, но теперь Джуди, Сирл и другие очутились в глубине тропического леса. Идти было неимоверно трудно. Действие жары, уже перевалившей за 40^о Цельсия, усиливала страшная влажность. За какие-то минуты одежду беглецов пропитал пот. Она так и не высыхала до конца путешествия. Огромные корни или ветви постоянно преграждали им путь. Ковер влажной зелени под ногами скрывал густую, засасывающую грязь, которая была повсюду. Липкая грязь кишела пиявками, жадно присасывавшимися к обнаженной коже. Удалить их можно было только прижиганием. Если пиявку отрывали до того, как она присасывалась, человек не только страдал от боли, но и получал открытую рану на теле. В тропическом климате со временем такие раны воспалялись и превращались в язвы. Еще в начале марша на Паданг Девани обнаружил пиявку, присосавшуюся к его паху. Сжав зубы до скрежета, он прижег кровососа, ухитрившись не причинить вреда своему мужскому достоинству.

Джуди играла очень важную роль в поиске твердой почвы, по которой можно было идти. Как охранник группы, она взяла на себя обязанность находить лучшую тропу, и ее лай указывал группе, куда идти. Иногда людям приходилось идти за Джуди след в след, по полоске надежного грунта столь узкой, что пройти могла только собака.

На второй день пути беглецы впервые столкнулись с опасностями джунглей. Это произошло вскоре после завтрака. Джуди, как обычно, бежавшая впереди группы, остановилась и громко зарычала. Все замерли. Спустя какое-то время метрах в шести впереди с тропы в воду плюхнулся крупный крокодил.

Беглецы бросились к Джуди с благодарностью, но она продолжила лаять, гоня крокодила вверх по реке. Возможно, она пыталась предотвратить нападение или просто показывала, что это она контролирует территорию, но по какой-то причине собака слишком близко подошла к огромной рептилии, которая развернулась и бросилась на Джуди. Подпрыгнув, Джуди удалось на какие-то миллиметры увернуться от клацнувших челюстей крокодила («Я думал, что она мертва», – позднее вспоминал Сирл), но крокодил все же полоснул ее плечо зубами. Джуди завизжала и со всех ног бросилась назад. Крокодил воспользовался возможностью и, не продолжая атаки, ушел с места схватки, но если б он решил погнаться за собакой, он наверняка перекусил бы ее пополам.

Джок Девани первым из группы очутился рядом с Джуди и осмотрел укус. Крокодил оставил на собаке пятнадцатисантиметровую рану, хотя, каким-то чудом, она оказалась неглубокой. Шла кровь, но не так обильно, и рану удалось закрыть с помощью скудной аптечки, имевшейся у группы. Понимая, насколько важна Джуди для успеха похода, группа, через пару часов дойдя до заброшенного склада, остановилась, чтобы тщательно осмотреть Джуди. Но собака, выжившая при падении в Янцзы, при столкновении со злыми японскими солдатами и матросами, пережившая бомбежку, гибель своего корабля и голодовку на пустынном острове, не собиралась отдать жизнь доисторическому чудищу.

Джуди выглядела энергичной, будто вовсе не пострадала, и Девани решился оставить собаку и отправиться на обыск склада. Миссия увенчалась грандиозным успехом. Девани нашел банку мармита, вязкой коричневой пасты, которую следовало намазывать на хлеб. Ее солоноватый, временами резкий вкус был на любителя (ярлык на банке гласил: «Хочешь, люби ее, хочешь, ненавидь ее»), но для Делани и остальных членов группы паста вполне могла сойти за икру. Мармит, содержавший много калия, восполнял, по крайней мере, отчасти, потери соли в организме, истощенном постоянным потоотделением.

Если бы не эта находка, людям пришлось бы слушать урчание собственных животов. «Мы питались или бананами, ананасами и т. п., когда находили их, или шли голодными, – писал Лонг. – Когда мы добирались до какой-нибудь суматранской деревни, мы или зависели от щедрости ее жителей, получая от них жалкие порции риса, либо отбирали еду, если не встречали сотрудничества. Мы дошли почти до предела».

Джуди не нуждалась в особой медицинской помощи, но вскоре остальные члены группы стали падать один за другим. У кого-то был вывих лодыжки, у кого-то – симптомы малярии, и у всех – истощение. Пришлось остановиться на привал, чтобы сделать носилки из деревьев и корней. Душевный подъем, ощущавшийся во время плавания на лодках, давным-давно испарился. Беглецов одолевала крайняя усталость. Их цепочка стала опасно растягиваться, что заставляло Джуди удвоить усилия для того, чтобы ободрять путников и направлять отстающих, что требовало еще больше сил.

Как только кто-нибудь начинал отставать, Джуди оказывалась рядом и начинала лаять, вилять хвостом, лизать грязные лица и делать все необходимое, – и это несмотря на то, что она сама была покрыта коркой грязи. Потом Джуди исчезала, убегая куда-то вперед, и возвращалась с поживой – мелкими (по большей части) животными, часто с летучими лисицами, которые дополняли скудный рацион людей. Несколько раз она учуивала затаившихся в засаде крокодилов и лаяла до тех пор, пока они не уходили. (Впрочем, она уже не приближалась к этим тварям на опасное расстояние.)

Однажды, когда люди брели через джунгли, Сирл услышал невероятно яростный рык. Решив, что это рычит Джуди, Сирл свистнул собаке и пошел на шум, надеясь на то, что Джуди не пострадала снова. Джуди появилась, но позади Сирла. На самом деле она с яростным лаем преследовала его. Интересуясь источником первого рыка, но не желая с этим источником столкнуться, Сирл начал медленно осматриваться. Слева от него мелькнуло что-то коричнево-оранжевое и раздался треск ломаемых кустов. Джуди продолжала лаять, и Сирл вернулся к группе. Хотя он не мог быть вполне уверен в своей догадке, он полагал, что только что находился вблизи от редкого, но смертельно опасного суматранского тигра. Сирл не сомневался в том, что именно лай Джуди помешал зверю напасть на него. Похожие случаи произошли в Китае с Чарльзом Джеффри и с Джорджем Уайтом в водах у Позика: Джули отвлекла на себя внимание опасных животных демонстрацией своей агрессивности и предотвратила атаки хищников.

Беглецы из ВМФ брели петляющей дорогой, по большей части повторявшей извивы реки, и корректировали курс с помощью местных жителей, которых встречали на берегах. «Мы лезли на горы и спускались с них, брели через болота, переходили мелкие речушки и наконец в бедственном состоянии дошли до железнодорожной станции», – писал Лонг. После трехнедельного изнурительного путешествия через влажные джунгли группа вошла в Савах-Луэнто, городок с населением пятнадцать тысяч человек и станцией, откуда поезд отвезет их за 90 километров в Паланг. Сирл и Девани были примерно в таком же состоянии, как и остальные члены группы, и едва ли могли сделать хоть еще один шаг. Если б им пришлось пройти остаток пути, они, возможно, все погибли бы в джунглях[5].

* * *

Фрэнк Уильямс и его товарищи оказались в Савах-Луэнто задолго до того, как группа, в которой шла Джуди, достигла этого городка. Группа Фрэнка шла другим, менее тяжелым, но все равно опасным маршрутом. Выжившие с «Тянь Кван» и «Куала» были вывезены с Помпонга в Сингкеп Сьовалдом Канингэм-Брауном и китайскими джонками. Местные спасатели отказались перевезти этих людей прямо на Суматру, вероятно, потому что японцы уже начали высаживаться там. Но военнослужащие британских ВВС были уверены, что есть лодки, ходящие из Сингкепа на Суматру и, в конце концов, в Паданг.

Ключевой фигурой во всех этих перемещениях был Билл Рейнолдс, пожилой, но неутомимый австралиец, который на своем суденышке «Крайт» продолжал переправлять военнослужащих в безопасные места. Сняв раненых с Помпонга, Рейнолдс перебросил почти две тысячи военнослужащих из Сингкепа на Суматру, доставив большинство из них в Ренгат. Согласно написанной после войны Военным министерством Великобритании истории, «во время своих плаваний капитан Рейнолдс развлекал пассажиров историями, и его остроумие и жизнерадостность сделали его идеальным спасателем. То, чего ему не хватало в навигационном искусстве, он восполнил силой воли и, несомненно, отлично справился с работой».

Когда людей, нуждавшихся в переправе, не осталось, Рейнолдс, несмотря на наступавших японцев и мины, отправился на «Крайте» к восточным берегам Суматры и пришел в Паданг, где сел на транспорт, отправлявшийся в Индию, а его суденышко отбуксировал из зоны боевых действий крейсер[6].

Если бы Фрэнка и его товарищей на Суматру вывез Рейнолдс, вероятность благополучного исхода возросла бы. Но группа военнослужащих ВВС, в которую входил Фрэнк, была слишком многочисленной для Рейнолдса. Голландский администратор («голландец») нашел местных, которые перебросили британцев через пролив вместо Рейнолдса на флотилии джонок и тонгкангов. Капитан-китаец не слишком хотел уходить в опасное море, и на уговоры ушла пара очень важных дней. Наконец капитана убедили отплыть. На это решение, по-видимому, повлиял подарок в виде ящика опиума, и Фрэнк и около тридцати других военнослужащих отправились на Суматру на старом, но большом тонгканге, разрисованном под морского дракона. Два злых драконьих глаза, выведенные яркой красной краской, приводили в замешательство любого противника.

20 февраля тонканг вошел в гавань Дабо. Это случилось за день до того, как исполнилась неделя с момента, когда Фрэнк и Джуди покинули Сингапур. Казалось, что прошла целая жизнь. Двухдневное путешествие на Суматру люди провели, в основном, в жарком и душном трюме, поскольку большинство военнослужащих британских ВВС, в том числе Стэнли Сэддингтон и новозеландец К. Р. Ноулз и еще несколько беженцев из Сингапура, держались вне поля зрения, чтобы не привлекать внимание проходивших мимо японских кораблей и пролетавших японских самолетов. «Пара британских моряков, переодетых в китайцев», были единственными, кто, по воспоминаниям Фрэнка, рискнул плыть на верхней палубе до того, как спускалась ночная тьма. Джон Уильямс вспоминает, что, выглянув из люка, он увидел, что капитан приготовился и закурил опиум.

Путешествие закончилось в устье реки Индрагири. В мангровых зарослях найти место для высадки было трудно, но капитан, по-видимому, справился с этой задачей и повернул судно вверх по течению. Джеффри Брук плыл на другой джонке, шедшей впереди той, на которой находился Фрэнк. Брук вспоминает, что судно шло против течения медленно:

«Переход был отмечен громким шумом крыльев, с которым взлетали крупные птицы вроде журавлей, и топотом кабанов, быстро убегавших из луж грязи в густые джунгли по берегам реки. Из ила выскакивали необычные рыбы с плавниками, напоминавшими уши кроликов, и однажды мы видели крокодила. Солнце наконец скрылось в черном причудливом сплетении деревьев, а вместе с ним исчез и наш интерес к суматранской фауне или к чему-либо другому».

Через день или два после Брука такое путешествие совершил Фрэнк. Джонка, на которой он плыл, остановилась у маленькой рыбацкой деревушки, построенной на сваях. Там на стене висели приказы какого-то британского майора, рассказывавшего, как именно надо действовать дальше. Деревенским вождем был евразиец, который предложил Бруку еду, но заметил, что через деревню уже прошло несколько тысяч беженцев из Сингапура и кладовые почти пусты. Так что Фрэнк, прибывший после Брука, не только наелся, но и понял, что время истекает.

В Тембилаане, понятно, нарастало беспокойство. Тембилаан был главной остановкой на Индригири. Английский офицер, распоряжавшийся в Тембилаане, капитан Эрнест Гордон, спросил Брука, сколько человек в его группе. «Шестьдесят. За нами следуют еще две или три джонки с людьми», – ответил Брук. Гордон был удивлен. «Это очень обескураживает, – сказал Гордон Бруку. – Мы полагали, что эвакуация заканчивается». На самом деле, до конца было далеко, поскольку через день или два появилась джонка с Фрэнком. Люди объедались кокосовыми орехами (от которых у всех начался понос), яйцами и рисом и спали в складе, в стенах которого, по словам Джона Уильямса, «роились крысы». Ветхий тонгканг разваливался на глазах, поэтому Гордон распорядился отправить его вверх по реке на запад.

Следующей остановкой стала каучуковая плантация в деревне Айер-Мюлюк (деревню называли также Моелик или Айер-Молек). Дождь перешел в ливень. Люди прохлюпали по грязи к кирпичным лачугам, в которых некогда обрабатывали каучук. Перед тем как беженцы легли спать, им выдали мыло. Кроватями служили длинные траурно-черные листы каучука, оставшиеся в лачугах, так что люди, по словам одного из беженцев, «спали как впавшие в спячку гусеницы».

В это самое время состояние тонгканга стало критическим. Прогнившее дерево насквозь пропиталось водой, которая начала хлестать сквозь днище. Фрэнк и несколько других моряков решили, что настало время поменять судно, и им удалось найти ничейную моторку, достаточно большую для того, чтобы вместить всех. Это оказалось мудрым решением, так как пока они спали в каучуковых лачугах, их тонгканг пошел на дно реки. Утром, когда Фрэнк вывел моторку из дока, он увидел те самые красные глаза, нарисованные на корме лодки, которые теперь глядели на него из реки. «Эти глаза создавали впечатление доисторического водяного монстра», – вспоминал Фрэнк.

Группа отправилась в Ренгат, где в то время, как судно виляло по излучинам реки перед тем, как войти в город, наступил роковой момент. В интервью, которое Фрэнк дал Нойманну и ван Витсену в 1970 году, он с волнующими подробностями рассказал о том, что именно там он впервые увидел взгляд Джуди, пойнтера, который станет его лучшим другом. «Я не знал, кто она или откуда пришла, – вспоминал Фрэнк. – Лишь позднее мне сказали, что эта собака – одна из выживших с канонерки «Кузнечик». Помню, что подумал: «Что делает здесь прекрасный английский пойнтер и почему никто за нею не присматривает?»… Я понял, что хотя она выглядит худой и хрупкой, она была настоящим борцом».

Больше Фрэнк ничего не записал. Он не написал, что в душе у него что-то шевельнулось при виде Джуди, которая могла вызвать мимолетную симпатию разве что необычностью того факта, что собака находилась в компании с другими британскими военнослужащими. Но резвая сучка пойнтера определенно произвела на Фрэнка впечатление достаточно сильное для того, чтобы спустя десятилетия он помнил об очень короткой встрече с Джуди.

К сожалению, этот рассказ вызывает массу новых вопросов. Следует вспомнить, что группа вывезенных с Позика людей (Джуди находилась именно в этой группе) тоже отчаянно опаздывала в Паданг. Но эта группа добралась до Ренгата тогда, когда последние машины уже ушли из городка на запад. Это был момент, когда «каждый боролся за себя и сам себя спасал». В записанных интервью Фрэнка нет ничего, что объясняло бы причины, по которым группа беженцев с Позика и Джуди были вынуждены уйти в джунгли и проделать пешком весь путь до Савах-Луэнто, а группа беженцев с Помпонга, в которую входил Фрэнк, этого не сделала.

Единственный ключ к разгадке этой тайны дает Брук. В своих воспоминаниях он рассказывает о нескольких тревожных днях ожидания в Ренгате, в течение которых администрация отчаянно искала грузовики или автобусы. В конце концов Брука сделали старшим на старом пароходе, буксировавшем две баржи, на которые погрузили половину находившихся в Ренгате военнослужащих. Пароход и баржи шли со скоростью гуляющего человека, не более двух километров в час. «Берег, мимо которого мы проплывали, едва виден!» – писал Брук. Но на следующий день, когда они миновали широкую излучину, то увидели большой лагерь военнослужащих. Действительно, удалось собрать несколько автобусов, на которые погрузили пришедших из Ренгата, и еще оставалось достаточно места для прибывших на баржах, в том числе для Брука.

Очевидно, Фрэнк и члены его группы уехали на одном из этих автобусов. Если Фрэнк действительно видел Джуди в Ренгате, то нет причин думать, что он ошибся. Единственным логическим объяснением является то, что пока искали автобусы, группа, в которую входила Джуди, потеряла терпение и отправилась в Паданг пешком. Шансы у группы, ушедшей в джунги, столкнуться с другими группами беженцев были невероятно малы.

Когда Фрэнк добрался до Ренгата, дождь все еще хлестал по улицам городка. Джон Уильямс, пришедший в Ренгат немногим раньше, вспоминает, что один из его товарищей заметил: «Если свалить нас в реку, большой разницы не будет – мокрее быть невозможно». И верно, пишет Уильямс: «говоря это, он потерял в грязи обувь и, ко всеобщему веселью, соскользнул в реку».

В Ренгате все еще действовали некоторые организационные возможности британцев и голландцев. Фрэнка и его товарищей разместили в здании школы, полном москитов, оказавших, как было впоследствии написано в одном из отчетов, вновь прибывшим «самый теплый прием». В Ренгате имелся маленький таможенный склад, в котором обрабатывали и вели учет проходивших через город беженцев. Их организовывали в группы и назначали руководителей. Голландцы, заправлявшие кухней, накормили беглецов супом и рисом. Обед вряд ли был питательным, но все лучше, чем ничего. Еще в Ренгате, как и во всех крупных пунктах, находившихся на центральном маршруте, имелся госпиталь. Эти госпитали были скромно оборудованы, но они обеспечивали качественную помощь ходячим раненым.

Голландцы в это время эвакуировали свой персонал, но предоставили для эвакуации столько машин, сколько могли. Все, что было способно двигаться, будь то автобусы, грузовики, джипы или повозки, запряженные волами, дошло до Савах-Луэнто. Это был не первоклассный транспорт. «По большей части, машины были разбиты, – рассказывалось в одном из британских докладов об эвакуации, – и все же они постоянно совершали рейсы и всегда были полны пассажиров». Водители на узких горных перевалах громко кричали, постоянно нажимали на клаксоны и, казалось, были готовы к тому, что могут в любой момент полететь в пропасть. В какой-то момент надо было пересечь реку на пароме. Паромщик медленно и мучительно перебросил людей и машину с помощью проволоки и ручного маховика. Английский артиллерист Джон Пёрвис вспоминал: «Нас доставили на другой берег в целости и сохранности, уж не знаю, как это удалось».

Из Савах-Луэнто ежедневно во второй половине дня отходил поезд на Паданг по железной дороге, петлявшей по горам. «Поезд был огромным, старинным, и при посадке в вагоны нам пришлось взбираться по нескольким ступеням», – вспоминал Брук приятное путешествие на удобных мягких сиденьях. Но в большинстве написанных по горячим следам отчетов говорится о переполненных вагонах, открытых окнах и дверях, что создавало видимость движения воздуха для задыхавшихся пассажиров. Фрэнк отправился в Паданг на одном из этих составов 7 или 8 марта.

Почти ровно через неделю после этого, после полудня 15 марта Джуди с группой беженцев с Позика вышла из джунглей и вошла в Савах-Луэнто. По городку ползли слухи о неминуемом приходе японцев. Никто еще не видел людей в форме японской императорской армии или военно-морского флота, но считалось, что приход японцев – вопрос дней, если не часов.

Взъерошенные, лохматые люди и их раненая, но сохранявшая резвость собака смотрели на игравшего перед хижиной мальчика. Тот подумал, что видит наступающих японцев, но когда он заметил Джуди, испуг на его лице сменился улыбкой, и мальчик прошел с группой весь путь до железнодорожной станции. «Нас обрадовали сообщением о том, что мы можем уехать в Паданг в тот же самый день», – вспоминал Лонг.

Джуди и люди, каким-то чудом выжившие в адском пути через Суматру, испытывали явное облегчение от того, что они близки к своей цели. Поскольку когда они пришли в Савах-Луэнто, огромное большинство беженцев уже отправилось к морю, но это означало, по крайней мере, то, что поезд не будет так переполнен, как в предшествующие дни. Наконец-то для членов группы, с которой шла Джуди, наступила передышка – они смогли усесться и посидеть.

Наконец-то рассеялся призрак смерти, витавший над беглецами с того момента, когда японские пикирующие бомбардировщики потопили их канонерки. Члены группы уже почти ощущали океанский бриз, воображая, что находятся на надежном и крепком судне, опираются о его леера, и мечтали об удобных кроватях, на которых будут лежать в Индии, на Цейлоне или где-то еще, вдали от адских японцев и войны. Не сказать, что кто-то из беженцев был трусом – любой из них пойдет снова сражаться по первому зову. Просто люди нуждались в коротком отдыхе. И этот отдых был так близок.