Следующей ночью Салли снилось ровно то же самое. В пятницу она рассказала о своем сне доктору Эшу. Тот велел Салли лечь на кушетку и пуститься в спонтанные ассоциации на тему танцующих манекенов. Вот какой ассоциативный ряд получился у Салли: манекены… одежда… гладкая твердая поверхность… танец… расставание… обнаженное тело… смерть… Синдерелла…

На «Синдерелле» ее заклинило. Ассоциации иссякли.

– Давайте вернемся назад, – предложил Эш. – О чем вы думали, когда произнесли слово «расставание»?

– Ни о чем, – сказала Салли.

– Ваше подсознание пытается навести вас на некую мысль. Вы должны открыться. Вы должны стать реципиентом для этой мысли, иначе ваш мозг не сумеет помочь вам, Салли.

– Ничего не понимаю.

– Салли, я могу вас вылечить. Но только в вашей власти позволить мне это сделать, ибо мое лечение предполагает задействование вашей памяти. Вы блокируете разум от воспоминаний. Что ж, попробуем зайти с другого бока. Итак: о чем вы думали, когда произнесли имя «Синдерелла»?

– О смерти.

– Почему?

– Синдереллой звали мою кошечку. Она умерла.

– Отчего она умерла?

– Не помню. – При этих словах Салли заплакала. – Я столько всего не помню, ужас!

– О чем вы думали, когда произнесли слово «танец»?

Салли поерзала на кушетке и после долгой паузы сказала:

– Нет, я кое-что вспомнила про Синдереллу. Мне пришло на ум имя «Дерри». Дело в том, доктор, что я одну свою куклу назвала Дерри, потому что «Дерри» – это середина имени… Ой, кажется, я об этом уже рассказывала?

– Вы помните, как рассказывали мне об этом?

– Нет, не помню. Но мне кажется, что рассказывала. Было такое?

– Было. Под гипнозом вы рассказали про Дерри, но после ничего не помнили.

– Вот-вот! После провалов то же самое! Не помню, что говорила, что делала. Все так мутно…

Салли замолчала.

– Вы хотели рассказать про ассоциации со словом «танец».

– Разве?

– Именно так, – с улыбкой подтвердил доктор Эш. – Но вы отвлеклись, стали ассоциировать по касательной.

Салли снова поерзала. Кушетка, обитая дерматином, показалась ей слишком мягкой, готовой, подобно трясине, поглотить ее тело.

– Я не умею танцевать, – сказала Салли. – Никогда не умела. Я неуклюжая. Ритма не чувствую. Терпеть не могу танцы.

Доктор Эш кивнул. Салли передернуло от отвращения, потому что перед глазами у нее возник смутный образ молодой женщины с длинной гривой рыжих волос, и тут же всплыло имя «Белла».

– Позавчера я ходила на свидание с одним из моих боссов. С Элиотом. Он сказал, что я танцевала и называла себя другим именем.

– Как вы называли себя?

– Белла.

– Вы когда-нибудь называете себя Беллой?

– Конечно, нет! Правда, у меня была кукла Белла…

– Почему вы замолчали? Продолжайте.

– По-моему, я уже рассказывала про эту куклу.

Эш кивнул.

– Верно. Вы назвали мне имена всех своих кукол.

– Под гипнозом?

– Да.

– Почему я ничего не помню?

– Воспоминания связаны с болью. Вы не помните, потому что не хотите помнить.

– Но ведь если я не буду помнить, я не поправлюсь?

– Постепенно вы примете свои воспоминания. Только не надо спешить.

Салли села на кушетке и спросила, глядя в пол:

– А я говорила вам, что эти куклы потом стали моими воображаемыми подружками? Что я с ними беседовала и делала вид, будто они мне отвечают?

– Вы упоминали про разговоры с Беллой.

– Друг с другом они не общались. Только со мной. А я про них никогда никому не рассказывала. Я организовала клуб, понимаете? Только я и мои воображаемые подружки. Клуб назывался «Тайная пятерка». Там были Дерри и Белла… и Нола. И еще одна – не помню имени – из-за нее всегда возникали проблемы. Я устраивала чаепития – понарошку. Представляла, как мои «девочки» пьют чай и едят печенье, длинненькое такое, называется «дамские пальчики». Я обсуждала с ними занятия в школе, мальчиков и разные важные вещи.

– Что случилось с вашими «девочками»?

– Не знаю.

– Когда вы в последний раз общались с ними?

– Кажется, клуб распался, когда я начала встречаться с Ларри.

– А точнее?

– Сразу после выпускного.

– Как именно вы распустили клуб?

Салли долго смотрела на Роджера Эша, недоумевая, почему вдруг доверила ему самую страшную свою тайну. Эш морщил лоб – явно сочувствовал.

– Я просто сказала девочкам, что они мне больше не нужны. А Дерри отвечает: нет, от нас так просто не отделаешься. Раз, говорит, ты нас придумала, мы не исчезнем. А Нола сказала, что у них тоже есть права.

– А вы что сделали?

– Я их всех выбросила из головы. Заняла голову другим.

Эш кивал: дескать, продолжайте.

– С тех пор провалы стали чаще. И длились дольше. Я не помнила, что делала целыми неделями. Потом мне говорили, что именно. Всякие вещи. Которые я никогда бы не стала делать…

– Например?

– Например, Элиот сказал, что я назвалась Беллой и танцевала до упаду. В прямом смысле до упаду…

– А сами вы что думаете по этому поводу?

– Я ничего не понимаю. Сначала я думала, что я – чокнутая, но вы говорите, что я вроде нормальная…

Эш покачал головой и повторил наставительно:

– Вы не чокнутая, не сумасшедшая, не психическая… Так принято называть людей, слишком оторвавшихся от реальности – настолько, что сама жизнь в обществе становится для них невозможной. Или так говорят о людях, представляющих опасность для себя и для других. О тех, кого необходимо лечить в специальных закрытых учреждениях, дабы избежать этой опасности.

– Ну а я тогда кто?

– До недавнего времени ваше расстройство называли неврозом. Однако сейчас уже ясно, что «невроз» – название слишком общее. Мы, психиатры, используем другой термин – диссоциативное расстройство личности. Сюда входят потеря памяти, психогенная фуга, сомнамбулизм, а также состояние, описанное совсем недавно – расщепленная личность.

Салли кивнула.

– Вот-вот – потеря памяти. Как раз про меня. Это лечится, доктор?

Роджер Эш поднялся, шагнул к столу.

– Конечно, лечится. Но при условии, что вы примете разумом свое расстройство. Это будет ваш первый шаг на пути к излечению. Вторым шагом станет эмоциональное принятие. Вы должны поверить, прочувствовать ваше состояние; вы должны точно представлять себе все. Лишь тогда я смогу вам помочь.

Салли сообразила: Роджер Эш пытается донести до нее некую мысль.

– Доктор, вы намекаете, что у меня не простая потеря памяти?

Он кивнул.

– Но у меня ведь не… не это, как его – расщепление?

Эш положил ладони ей на плечи.

– Салли, к сожалению, вы страдаете именно расщеплением личности. Ваши воображаемые подружки отделились, зажили каждая своей жизнью и стали так называемыми альтерами. Поэтому-то вам и приписывают поступки, которых вы не помните. Вы совершали их, находясь под контролем того или иного альтера.

Салли понурилась.

– Вон оно что. Теперь понятно. А я-то все голову ломаю, все ломаю…

На самом деле Салли думала: «Неправда. Не может быть». Все аргументы Эша, высказанные и те, что он только собирался привести, наталкивались на ее неверие.

– Нам с вами, Салли, предстоит серьезный труд. О расщеплении личности пока известно очень мало. Методы лечения толком не опробованы, каждый врач полагается в основном на интуицию. Главное – примите свое состояние. Тогда мы сумеем разработать стратегию. Тогда, возможно, я вас вылечу.

– Спасибо, доктор. Я буду вас слушаться.

– Увидимся на следующей неделе.

По дороге домой Салли думала: «Ага, разбежалась я деньги тратить! Он мне какой-то нелепый диагноз шьет. Расщепленная личность! Что за чушь! Должно быть другое объяснение – правдоподобное».

В ту ночь она долго ворочалась в постели и наконец решила: надо себя «учитать». В шкафу была пропасть книг (Салли не помнила, как их покупала). Например, «Критика чистого разума» Канта и «Поминки по Финнегану» Джойса. Перелистывая страницы, Салли моргала и жмурилась. Ничегошеньки не понятно. Раздосадованная, она бросила книги на пол. Как ее вообще угораздило купить эту заумь?

Салли раскрыла брошюру под названием «Новая женщина: равноправие сегодня». Ей попалось на глаза имя «НОЛА», написанное уверенным почерком, печатными буквами на первом развороте. Салли скорчилась над книгами, которые минуту назад швырнула на пол. И в них тоже красовалось это имя – Нола.

Наверно, Салли надписала так книги шутки ради, а потом забыла. Нельзя же, в самом деле, все помнить!

За книгами, в глубине шкафа, обнаружилась коробочка с вибратором и рекламка нового крема для упругости кожи. Ну ладно – книги; а вибратор когда Салли успела купить? Еще она нашла два журнала «Плейгерл», свернутые в трубку. Салли открыла один журнал на середине, охнула, выронила. Что за гадость! Неужели и это она сама купила? Исключено; совершенно исключено. Салли никогда не стала бы разглядывать фото голых мужчин.

Ларри покупал и читал «Плейбой». Пялился на фото голых женщин. И на всякие прибамбасы, чтоб развлекаться «по полной программе». Вспомнить противно, что Салли была замужем за таким моральным уродом!

Она снова улеглась в постель, но спать не могла. Стоило ей задремать – перед глазами возникало море, только вместо манекенов Мерфи и Беллы снились близнецы, дрейфующие на волнах. Потом близнецов выносило на берег – облепленных водорослями, скрюченных, перекореженных морем.

Очнувшись в очередной раз от кошмара, Салли долго не могла прийти в себя. Пусть сейчас глухая ночь, надо позвонить бывшему мужу, узнать, здоровы ли дети. Она позвонила. Ларри ответил сонным и недовольным голосом.

– Извини, Ларри. Не сердись. Мне просто приснился дурной сон о наших детях. Будто они утонули.

– Пенни и Пэт в полном порядке.

– Можно мне с ними поговорить?

– Они давно спят. Ты в курсе, что сейчас два часа ночи?

– Я имею право поговорить со своими детьми.

– Твои права кончились, Салли.

– Ларри, пожалуйста, хотя бы сходи к ним, проверь, как они. У меня дурное предчувствие.

– Тоже мне новость – предчувствие твое… Ладно, схожу. Подожди на телефоне.

Салли ждала и прислушивалась. Там, в чужом доме, звенел чужой женский голос. Чужая женщина – Анна – спрашивала, кому это не спится.

А потом она сама взяла трубку.

– Ты что, не можешь оставить его в покое? Названиваешь днем и ночью. Мы из-за тебя рехнемся скоро. Не уймешься – обратимся в полицию.

– Кто названивает? Я названиваю? Да я несколько месяцев не звонила!

– Врешь. Ты нас подняла вчера среди ночи, и позавчера тоже. Чего тебе надо? Ты в уме вообще? То ты хочешь, чтоб Ларри к тебе вернулся, то грозишься его убить, и Пэта заодно… Судья говорит, если так будет продолжаться, он тебя навечно лишит права общаться с детьми.

– Нет! – взвыла Салли. – А ты сама – какое ты право имеешь на моих детей? Я их мать, Ларри – отец, а ты им чужая…

– Я, может, и чужая, зато адекватная. А вот по тебе психушка плачет. Не перестанешь лезть в нашу жизнь…

Послышался шепот Ларри:

– Успокойся, Анна. Она больной человек, с ней надо мягче…

– Пока ты с ней мягче, она нас обоих в гроб вгонит…

Они еще некоторое время препирались, наконец Ларри взял трубку.

– Дети спокойно спят, Салли, не волнуйся. Теперь послушай. Я понимаю, у тебя сейчас проблемы, и все такое. Но Анна права. Нехорошо звонить по ночам, беспокоить людей. Постарайся больше так не делать, Салли.

– Я только один раз позвонила, и то из-за дурного сна! Почему Анна говорит, будто я названиваю каждую ночь? Я все еще люблю тебя, Ларри.

– Что? Опять снова-здорово? Когда ты прекратишь эти свои манипуляции? Когда перестанешь лгать? За последний месяц ты нас три раза будила. Мало того, что ты домогаешься меня на работе, так тебе еще непременно надо звонить после двух ночи! Ты меня достала уже! Сколько можно? Чего ты добиваешься? Ты разрушила наш брак; ладно. Я начал новую жизнь, так ты и тут покоя не даешь. Больше года прошло, а тебе все неймется! Когда ты только образумишься?

– Я лечусь, Ларри. У психиатра. Мне уже лучше. И у меня теперь постоянная работа. Я работаю официанткой. Скоро сама смогу себя обеспечивать, без твоих алиментов. Я не хотела тебя беспокоить, просто я все время думаю о тебе. Знаешь, как это тяжело? И я волнуюсь за детей.

– Зря волнуешься. Мы с Анной о них заботимся.

– Анна им не мать. Я их мать, и я – твоя жена.

– Салли, не начинай. Мы с тобой развелись. Теперь я женат на Анне. Она любит Пенни и Пэта как родных детей.

– Как родных? Быть не может! Потому что они ей не родные. Это мои дети, Ларри! Я их никому не отдам! Чем с мачехой жить, так лучше уж пусть…

Салли не договорила – перед ней снова возникли два маленьких утопленника. Что она несет? Что у нее за мысли такие?

– В смысле, я не то имела в виду. Прости, Ларри. Я только хочу, чтобы все было у нас с тобой, как раньше…

Раздался щелчок – Ларри повесил трубку.

Салли легла, завернулась в одеяло. Ладно, по крайней мере, дети живы и здоровы. Можно спокойно спать.

Тут-то я и вышла. А почему нет? Время для выхода не хуже, чем всякое другое. Мой мозг прокручивал сказанное нынче Роджером. Спать совсем не хотелось. Я оделась и пошла поговорить с Мерфи. Сейчас-то я понимаю: это дико звучит, нормальные люди не разговаривают с манекенами. Просто других собеседников у меня тогда не было. Конечно, появился Роджер, но с ним так, как с Мерфи, не потолкуешь. Не поймет. В конце концов, имею я право на собственного воображаемого друга?

Мерфи исправно нес службу в витрине – правая рука поднята, левая сжимает дубинку.

– Привет, Мерфи. Что-то мне не спится. Давай поговорим, – произнесла я и уселась на крыльце. – Как я тебя понимаю, Мерфи! Стоишь на посту ночь за ночью, смотришь, как другие идут развлекаться. Тебе нельзя – ты работаешь. Бдишь. Спорим, у тебя та же мечта, что у меня? Ты ведь мечтаешь, чтобы бог сделал тебя живым человеком, правда? Помнишь сказку про Пиноккио? Мне она всегда ужасно нравилась. Оскар читал ее Салли. Знаешь, Мерфи, чем там дело кончилось? Пиноккио стал человеком. Ты тоже можешь стать человеком. В мире, наверное, миллионы таких, как мы с тобой – воображаемых друзей, – которые хотят стать настоящими.

Мерфи молчал, но я и не ждала от него ответов. Достаточно было, что он меня слушал.

– Видишь ли, Мерфи, в чем проблема… Салли не верит Роджеру. Не знаю, хорошо это для нее будет или плохо, если она смирится с диагнозом, если поймет – мы тоже существуем? Роджер мне сказал, лечение не в том состоит, чтобы меня уничтожить. Думаю, он не лжет. Только вдруг он и сам точно не знает?

Мерфи слушал, по обыкновению, грустно улыбаясь.

– А вдруг Салли или Нола убьет себя? Что тогда будет со всеми нами? Я всегда считала, что после смерти тела души освобождаются, сколько бы их в теле ни было. Если тело Салли умрет, каждая из нас получит по заслугам. Кто-то отправится в ад, а кто-то – в рай. Вряд ли бог пошлет меня на страдания за то, что натворили Джинкс и Белла. Мы-то с Салли – чистенькие. Мы заслуживаем места в раю. А ты как думаешь, Мерфи? Насчет Нолы? Я пока насчет Нолы не решила. Она в целом неплохая, вдобавок образованная. Однако не верит в бога. Поминает имя господа всуе и ужас что говорит о нашем правительстве. У нее всякие идеи – коммунизм во всем мире, а может, и кое-что похлеще. Например, Нола – она за поправку о равных правах, представляешь? Когда она про эту поправку думает, я готова с ней согласиться. Потому что я тоже считаю, все должны быть свободными и равными. Но когда вмешивается Белла, когда начинает объяснять: мол, лучше оставить все как есть, потому что женщины умеют управлять мужчинами исподволь, – тогда я соглашаюсь с Беллой, тогда мне кажется, что Нола ошибается. А еще Нола хочет легализировать аборты. Разве таких, как она, пускают в рай? По-моему, нет. Не то чтобы Нола сильно нагрешила – подумаешь, пару-тройку книжек стырила, – но у нее вредные идеи. Как считаешь, Мерфи, можно угодить в ад за одни вредные идеи, без поступков, а? Например, самоубийство – это же грех, так? А если оно не удалось, значит, и греха не было?

Я отлично представляла, как именно ответил бы Мерфи, если б только мог. Что не знает и что это знать вообще никому не дано.

– Иногда, Мерфи, я думаю про нашу компашку, которую Роджер называет множественной личностью, и мне кажется, если бы одна из нас умерла и отправилась без разницы куда, в ад или в рай, прочие остались бы жить. Тогда я узнала бы, что происходит после смерти, прямиком от очевидца… Занятно было бы, правда?

Я чувствовала, что Мерфи со мной полностью согласен.

– Скажи, Мерфи, разве я не достойна быть живой, настоящей? По-моему, еще как достойна.

Я проговорила с Мерфи до четырех утра. Под конец разговор уже велся силой мысли, я почти умоляла Мерфи помочь мне.

Он благословил меня своей воздетой правой рукой, и мне полегчало. По ходу беседы я в себе много чего открыла, правда-правда. Появилась надежда: даже когда Салли смирится с диагнозом, в ее мире найдется местечко и для Дерри.

На следующее утро Салли проснулась с чувством стыда – зачем только она звонила бывшему мужу! Сначала она хотела снова позвонить и извиниться, но рассудила, что только взбесит этим Ларри. Определившись насчет звонка, Салли стала прикидывать, что бы надеть. Почему-то все вещи в платяном шкафу казались никуда не годными. Она решила, что пора обновить гардероб.

И поехала на метро в «Хортонз». До самой Тридцать четвертой улицы сидела вся напряженная. Конечно – начиталась про нападения в поездах подземки. В каждом мужчине, особенно в молодом, Салли мерещился преступник. Однако больше всего ее страшили подростки. Вот-вот подскочит какой-нибудь юный наркоман и вырвет сумочку, чтобы наскрести на дозу. Определенно, Нью-Йорк стал кошмарным местом.

Салли вздохнула с облегчением, лишь переступив порог торгового центра. Здесь она бывала частенько, здесь все было почти родное. И все-таки Салли несла сумку именно так, как рекомендовано во всяких памятках, выпускаемых властями, – продев руку в ремешок, плотно прижав к боку.

Она купила два платья, брюки и купальник. Еще совсем недавно Салли ни за что бы не выбрала эти вещи – слишком «молодежные», слишком «дерзкие», на ее прежний вкус. Денег осталось ровно на дорогу домой. Салли решила, что пора бы ей уже завести в «Хортонз» кредитку.

Ступив на эскалатор, она заметила: за ней следит прыщавый тип в джинсах и бежевой ветровке. Салли сошла на втором этаже, хотя ей нужно было вниз, и направилась к лифту. Мужчина заскочил в лифт за ней, держа руки в карманах. Салли вжалась в стену. В затылке нарастала привычная боль. Салли дождется, пока подозрительный тип выйдет, и только тогда нажмет кнопку нужного ей этажа. Лифт приехал на самый верх. Мужчина и не думал выходить. Головная боль чуть отпустила, но зато Салли прошиб мерзкий холодный пот…

Из лифта вышла Нола. На миг задумалась: а что она, собственно, делает в «Хортонз»?

С неудачной попытки утопления Нола впервые вышла из тени. Ей помнился дождь, сырой песок между пальцев, трое под настилом. Надо будет расспросить Дерри, что же там такое случилось.

Нола заглянула в сумку, обнаружила купальник весьма смелого фасона. Уж конечно, Салли не могла такое купить. Это или Белла, или Дерри. Затем Нола прикинула: раз уж она попала в торговый центр, почему бы не пополнить запасы красок и кистей? Увы, в кошельке обнаружилось только полтора доллара. Даже на такси до дома не хватит. И чековой книжки при себе нет.

Нола здорово разозлилась на ту, что затащила ее в торговый центр без наличных и чековой книжки. Потом взяла себя в руки, вошла в отдел художественных принадлежностей, дождалась, пока продавщица отвернется, и прихватила три больших тюбика масляных красок и две кисточки. Все было проделано с привычной ловкостью.

Уверенная, что за ней не следят, Нола шагнула на эскалатор и только тут заметила прямо за спиной прыщавого типа в джинсах и бежевой ветровке. Ну, если он интересуется кошельком Нолы, его ждет большое разочарование.

Нола уже собиралась выйти из торгового центра, когда прыщавый взял ее за локоть.

– Я – представитель охраны. Извольте пройти со мной.

– Это на каком же основании?

– Пройдемте со мной. Нужно кое-что прояснить.

– Чем докажете свой статус? Может, вы – карманник. Предъявите удостоверение.

Нола еще надеялась замять дело.

– Вот, пожалуйста. – Прыщавый достал из бумажника удостоверение. – Читайте: «Частное охранное предприятие». Довольны?

Когда прыщавый доставал бумажник, из-под ветровки на мгновение мелькнула кобура.

– Я ничего плохого не сделала, сэр.

– Тогда вам нечего бояться, – резонно заметил прыщавый.

Ноле пришлось пойти с ним.

– Скоро с вами свяжется мой адвокат, – пригрозила она. – Я вас научу, как без повода арестовывать клиентов.

Прыщавый подвел ее к лифту с табличкой «Только для персонала».

– Сейчас, мисс, мы проедем в директорский кабинет. Впрочем, если вас это не устраивает, мы можем…

– Что мы можем?

– Спуститься на нулевой этаж. Там есть подсобка, в которой я время от времени отдыхаю. Ключи – только у меня…

– И дальше что?

– Дальше, если вы будете ласковы со мной, я замну ваше дело.

– И не отберете товар?

– Конечно, нет! – усмехнулся прыщавый. – Не мне же за него платить!

Нола сама нажала кнопку нулевого этажа, рассчитывая выиграть время.

Прыщавый по-хозяйски положил ладонь ей на ягодицы, принялся мять и щупать.

– А ты красотка, – хрипло шепнул он.

– Знаю, – ответила Нола. – А еще я – в твоем вкусе, верно?

Лифт остановился, дверь открылась. Прыщавый повел Нолу между картонных коробок, прямо в заявленную подсобку. Кругом не было ни души. Нола сникла. Выхода из ситуации она не видела. Прыщавый схватил ее за грудь. Нолу затрясло.

– Я смотрю, тебе тоже этого хочется, киса, – ухмыльнулся прыщавый. – Чуть ли не больше, чем мне. – Он расстегнул «молнию» на джинсах. Нола отвернулась и закрыла глаза.

Едва какой-то прыщавый тип сцапал Джинкс, она отпихнула его изо всех сил.

– Руки убери, урод! Убери, говорю!

Голос был совсем другой, и это озадачило прыщавого. Он свалял дурака – схватил женщину за предплечье. Она применила к нему прием дзюдо, и через миг он уже валялся на бетонном полу. А женщина, точно дикая кошка, прыгнула ему на грудь, коленом придавила мошонку и принялась душить.

– Я тебя прикончу, ублюдок! Так и знай, тебе кранты!

Она обладала нечеловеческой силой. У парня глаза вылезли из орбит. Женщина нащупала пистолет у него на груди и мигом им овладела, прошипев: «А вот это кстати!»

Затем приставила дуло к виску парня, и тот от ужаса лишился чувств.

– Будешь знать, козел, как домогаться приличных женщин!

Бесчувственное тело она задвинула в угол, придала ему позу спящего, а пистолет отправила в сумочку. Закрыла дверь подсобки и долго блуждала среди коробок, пока не обнаружила лифт для персонала. Вошла, нажала кнопку первого этажа и поспешно покинула торговый центр через ту дверь, что вела на Седьмую авеню.

На метро Джинкс добралась до дома. Вытрясла сумку, скривилась при виде одежды, красок и кистей. С удовольствием убедилась, что револьвер тридцать восьмого калибра полностью заряжен. Надо спрятать его понадежнее, чтобы остальные не нашли… Джинкс поместила револьвер в целлофановый пакет, дождалась темноты, добыла лопату и через черный ход проникла на задний двор. Удостоверилась, что за ней не следят, вырыла яму в правом углу двора, спрятала револьвер и забросала это место сорной травой.

Довольная, вернулась в квартиру, легла на диван и мгновенно заснула.

Проснувшись поздним утром, Салли долго пыталась вспомнить, где была и что делала накануне. Память подсовывала лифт в торговом центре «Хортонз» и страх, как бы прыщавый парень в джинсах не украл ее сумочку. Но это было почти сутки назад. Что произошло в промежутке? Руки выпачканы землей. Почему они грязные и почему Салли их не вымыла, прежде чем ложиться спать?

Она принялась искать сумку с покупками. К ее облегчению, сумка обнаружилась в шкафу. Салли достала новую одежду, аккуратно повесила на плечики. Заметила две кисточки и три тюбика с масляными красками – желтой, кобальтом и синей жженой. Откуда они взялись? Чеки за платья, брюки и купальник присутствовали, чеков за кисти и краски не было. Возможно ли такое? Если Салли купила краски и по рассеянности забыла об этом, должны быть чеки. А раз чеков нет, значит…

Салли не позволила себе облечь догадку в слова.

Она приняла душ и надела старое платье с цветочным принтом. Кое-как позавтракала, не переставая думать о красках и прочем. Головоломка не складывалась. Вот так стараешься изо всех сил, а толку никакого. Провалы глубже, чем когда-либо. Салли что-то делает, куда-то ходит – и ничегошеньки не помнит. Если доктор Эш в ближайшее время не найдет причину расстройства, Салли загремит прямехонько в дурдом. По дороге на автобусную остановку она купила «Дейли Ньюс» и прочла статью о нападении на сотрудника охраны торгового центра «Хортонз». Статья занимала целый разворот, Салли долго смотрела на фото прыщавого охранника.

Он заявил, что подвергся нападению магазинной воровки, похитившей кисти и краски. Воровка держала в руках большую красную сумку и пакет для покупок с символикой «Хортонз». Салли запаниковала. Прыщавый описал ее очень точно: темная шатенка среднего роста с испуганным лицом. Этот-то испуг и навел охранника на подозрения. Дальше шли факты, которые не лезли ни в какие ворота: испуганная шатенка якобы превратилась в бешеную дикую кошку, чуть не задушила парня и забрала его оружие. Салли затрясло. Надо все как следует обмозговать. Нет, надо ехать на работу. Она потом про это подумает.

Хорошо, что сегодня дежурит Тодд. Салли совсем не улыбались расспросы Элиота о свидании и тем более его щипки на кухне. Однако и Тодд смотрел как-то подозрительно. Несколько раз порывался что-то спросить, но отворачивался, интенсивно жуя неизменную зубочистку. Он что – тоже читал статью в «Дейли Ньюс»? И догадался, что речь идет о Салли?

Было время ланча, когда посетителей мало. Я решила, Салли и сама справится. Она действительно почти не напортачила, и никто ее не кадрил, так что мне удалось отдохнуть.

Выходя из ресторана, Салли не заметила, что за ней следит Тодд. Из головы не шли прыщавый охранник и похищенный револьвер. В мозгу кто-то отчетливо произнес слово «церковь». Честное слово – не я и никто из наших. Бывает, людям в голову лезут всякие такие мысли, хотя даже мне послышался некий голос. Пока Салли ждала, чтобы на светофоре загорелся зеленый, я снова заметила Тодда. Он стоял на противоположной стороне улицы. Салли его не видела. От нашего ресторана до собора Святого Михаила всего два квартала. Салли, помня, что говорил доктор Эш насчет внутренних голосов, сняла с шеи кашне, покрыла им голову и вошла в церковь.

Полумрак заставил ее вздрогнуть. После дневного света она в первые секунды ничего не видела. Исповедальни показались телефонными будками. Салли представила, как сейчас войдет в такую будку, закажет «межгород» с богом и спросит, почему в ее мозг все время поступают странные сигналы и почему связь то и дело прерывается. Но разве на небесах есть телефоны? А если есть, то какой там код? И можно ли позвонить богу напрямую или сначала нужно пробиться через секретаря? И вообще, едва ли его номер включен в телефонную книгу.

Для начала нужно вспомнить свои грехи. Она напрягала мозг, но не вспомнила ни единого. Так не бывает. Не может человек вовсе не иметь грехов. Не далее как утром Салли читала о магазинной воровке, однако и сердце, и разум молчали. С другой стороны, если Салли безгрешна, почему ей так тяжело? Почему она чувствует себя беспомощной? Неужели можно натворить столько ужасных вещей и напрочь забыть об этом?

Так она стояла в центральном нефе, пока на нее не стали коситься. Тогда Салли опустилась на колени, осенила себя крестным знамением, после чего скользнула на скамью и уже там начала молиться. Ее не отпускало ощущение, что в церковь вслед за нею кто-то проник. Салли подняла глаза и увидела Тодда. Наверняка ему все известно. Он читал «Дейли Ньюс», узнал Салли по описанию. Она хотела заговорить, но затылок пронзила боль. Часы показывали 14.23. Салли закрыла лицо руками, склонила голову, но была вытеснена прежде, чем успела прошептать «Радуйся, о Мария, благодати полная…».