Глава 34

– Все хорошо, – приободрила я ее, – говорите, как получается.

Молочница выпрямилась и ткнула пальцем в Зину.

– Вот она вообще гадина, сразу в постель к хозяину прыгнула.

– Ложь! – заорала повариха. – Клевета!

– Ой, да ладно тебе, – засмеялась молочница, – ежа в наволочке не спрячешь. На Бориса гляньте – вылитый Шкодин. А вторая пакостница Луиза. Ее, голодранку, Валентина Матвеевна пожалела, нянькой к Антону взяла…

– Подождите, – остановил Розу Вадим, – Луиза Ивановна нам недавно сказала, что Виктор Маркович ее после смерти жены в дом пригласил.

Роза Михайловна присвистнула.

– Люди странные, думают, раз тридцать лет назад дело было, то все шито-крыто, многие уже померли, а те, что в живых остались, ничего не помнят. Ан нет! Не знаю, какие она вам тут кружева плела, но Луиза в доме появилась до смерти Валентины. А уж потом, когда хозяйки не стало, Виктора Марковича захомутала.

– Не собираюсь слушать бред выжившей из ума старухи! – взвилась вдова. – Что у нас тут происходит?

– Ослик… – вдруг сказал Антон. – Я совершенно про него забыл, а сейчас в голове всплыло. Игрушка такая. Он стоял на круглой подставке. Если ее снизу нажимать, у осла в разные стороны двигались уши, хвост, вертелась голова. Я плохо помню маму, только то, что она была очень строгой, всегда меня ругала, без сладкого оставляла. И была скупа на подарки. А один раз она приехала с работы, и с ней была женщина, которая подарила мне этого ослика. Валентина ее отругала: «Нельзя ребенка баловать. Не смей ему ничего без моего разрешения покупать». Луиза, это была ты! Да-да, с того дня у меня появилась няня – тетя Лу.

Антон потер лоб.

– Детство плохо вспоминается. Ну надо же, ослик! Я обожал няню. Она мне тайком много чего приносила: солдатиков и пистолеты. Только мне всегда казалось, что это уже после смерти Валентины было, а сейчас вспомнился ослик! Игрушка помогла оживить в памяти другое. Лу, ты пришла в дом раньше.

– Ну да, тебя она за игрушки купила, – процедила Роза Михайловна. – А Виктора Марковича очаровала тем, что поклонялась ему, как царю. При Валентине-то он холопом служил, та постоянно его жучила. Вот муж и не выдержал.

Луиза встала.

– Ну, хватит! Убирайтесь все из моего дома!

– Роза Михайловна, вы принесли, что обещали? – спросила я.

Молочница открыла сумку и протянула мне снимки.

– Держи.

Я передала фотографии Нине, та машинально взяла их и удивилась:

– Зачем они мне?

– На одном снимке две женщины. Роза Михайловна и Валентина. Обратите внимание на серьги в ушах первой жены Виктора Марковича, – попросила я. – Украшение вам ничего не напоминает?

– Красивые подвески, – отметила Елена, которая придвинулась поближе к сестре мужа.

– Нестеров жену и дочь обожал, – пояснила Роза Михайловна. – Денег-то у него хватало, он своих женщин в меха укутывал, драгоценности им покупал.

– У мамы такие же есть, – догадалась наконец Нина. – Она их часто носит. Да и сейчас как раз в них сидит.

Елена взглянула на свекровь.

– И правда. Прямо один в один.

– Ничего удивительного, массовое производство, – ответила вдова, – мне их Виктор Маркович на день рождения преподнес.

– Когда я впервые увидела вас, – сказала я, – сразу обратила внимание на ваши серьги. Уж очень хороши! Подобные украшения никак нельзя назвать ширпотребом, поставленным на поток. Нет, это уникальная пара. Позже в доме молочницы я увидела фото двух женщин. Одна была в таких же серьгах, и снимок явно сделан давно, Роза Михайловна на нем совсем юная. У меня сразу возникло предположение, что рядом с ней Валентина. Я, правда, совершила глупость: на вопрос хозяйки, как я догадалась, что передо мной изображение покойной первой жены Виктора Марковича, не подумав, ответила, что узнала ее по серьгам. Не хотела в тот момент говорить Розе Михайловне о подозрениях, которые начали роиться в моей голове, и рассердилась на себя: сейчас старушка удивится, а где же это госпожа Васильева ранее видела уникальные драгоценности. Но молочница удовлетворилась моим ответом, он ее не удивил. А еще я увидела другой снимок, где запечатлен день рождения Валентины. Большой праздник, поэтому на хозяйке дивной красоты ожерелье в виде змеи, обвивающей шею. Не удивлюсь, если у Луизы есть нечто похожее.

– Ой, точно, у мамы есть такое же! – воскликнула Нина.

– Ты путаешь, – сказала вдова.

– Нет, я хорошо его помню, – возразила дочь, – точь-в-точь такая змея. Если ты принесешь…

– Еще чего! – взвилась Луиза.

– Сережки на тебе точно Валины, – грустно сказала Роза Михайловна. – Она их любила, часто носила. И как они к тебе, Луиза, попали? Виктор Маркович в милиции сказал, что Марфа, младшая сестра Вали, убегая из дома, прихватила все драгоценности сестры, обчистила ее догола, отчего Валя расстроилась до невероятности, у нее случился сердечный приступ и она скончалась, не выдержав предательства Марфы. К слову сказать, та дрянь девка была, много крови и у родителей, и у сестры выпила. Оторва. Шалава. Никто не удивился, когда Марфушка исчезла.

– Откуда ты все знаешь? – разозлилась Луиза.

– Так муж мой тогда в милиции работал, – напомнила Роза Михайловна, – в местном отделении. Когда огонь полыхнул, он следом за пожарными приехал, первым по пепелищу ходил и дело возбудил. А потом начальство велело ему написать, что преступления не было, несчастный случай. Но Петя считал, что не все так просто. Очень уж подозрительно: сначала хозяйка умирает, а сразу после ее смерти дом сгорает. Что-то тут не так. Хотя Виктор объяснил: Марфа сестру обокрала, и та перенервничала до сердечного приступа. Но Петя хотел узнать, чего там на вскрытии выяснится. Да только – опля, – не трогали тело, так похоронили. Ну совсем мой Петя притих. Пришел домой и говорит: «Знаешь, Роза, нечисто там. Думаю, твоя подружка не своей смертью умерла. Но мне велено дело закрыть, написать, что смерть неподозрительная. У Шкодина много друзей высокопоставленных, они все и «замазали». У нас дети, их кормить надо. Если меня с работы турнут, куда деваться?»

Роза Михайловна горестно вздохнула.

– В общем, я ему ответила: «И правильно. Валюшу уже не вернуть, а жизнь нам испортишь, если поперек пойдешь. Пиши, как начальство приказало». Получается, она меня из колодца вытащила, много мне хорошего сделала, лучшей подругой считала, а я ее предала – испугалась, что Петю на улицу выгонят. Но сейчас трусить не стану, все выложу, что знаю. Для начала про драгоценности. Луиза-то их не сразу носить стала. Не один год после Валиной смерти прошел, когда она серьги надела. У них примета есть: на застежке изнутри, там где петелька приделана, гравировка сделана – маленькая птичка. Она на всех Валиных цацках стоит в незаметных местах и такая крохотная, что если не знать, где искать, то и не найдешь. Матвей Петрович дочку звал «моя райская птичка» и, купив для нее драгоценность, нес ее к своему ювелиру, а тот ставил особый знак. Валя мне его на этих серьгах показывала. Что, Луиза Ивановна, поскучнела? Не слышала ты о рисунке?

Антон встал и вышел из комнаты. Вдова посмотрела на Бориса.

– Принеси воды. Холодной. Со льдом.

Управляющий исчез.

Роза Михайловна заулыбалась.

– Ага, жарко тебе стало. Знаешь, рано или поздно правда всегда наружу вылезает.

– Мама, – сказал Антон, входя в комнату, – дай серьги.

– Зачем? – сердито спросила вдова.

– Я принес лупу, хочу посмотреть, есть ли на них клеймо, – пояснил сын Шкодина.

– Ты веришь деревенской бабе? – взвилась Луиза. – Что происходит? Это мои вещи, подарок мужа!

– Покажи серьги, – потребовал Антон. – Валентина моя мать, пусть не ласковая, но родная, и я хочу знать, что случилось в этом доме много лет назад. Если нет гравировки, мы выгоним всех посторонних и продолжим жить как раньше. Но мне надо знать. Дай серьги. Иначе я сам их из ушей выдерну!

Луиза пожала плечами и протянула ему серьги.

– Смотри под застежку, – посоветовала молочница.

Антон поднес к глазам лупу, в полной тишине смотрел некоторое время в нее, потом повернулся к Вадиму.

– Там невероятно мелкая гравировка. Даже зная, что и где искать, трудно заметить знак.

– Мама, как у тебя оказались украшения, которые якобы украла сбежавшая сестра Валентины? – спросила Нина.

– Я не знаю, кому они ранее принадлежали, – спокойно ответила Луиза. – Виктор постоянно делал мне подарки, и я их с благодарностью принимала. А уж где муж их брал, понятия не имею. Все было в красивых коробках, выглядело новым.

Роза Михайловна оперлась локтями о колени и заговорила снова:

– У Вали никак личная жизнь не складывалась. Мать ее умерла, когда Валюша только институт закончила. Матвей Петрович дочку в больницу, которой заведовал, на работу пристроил и всех кавалеров от нее отгонял. На службу они вместе ездили, домой тоже. Отец Вале конкретно сказал: «Защити кандидатскую, стань хорошим врачом, а потом о свадьбе думай. Если сейчас за какого-нибудь дурака выскочишь, детей родишь, погрязнешь в пеленках и всю жизнь у плиты простоишь, не реализуешься в профессии». Валя отца любила, хотя и побаивалась его, уважала и жалела, понимала, что Матвей Петрович очень по жене тоскует, боится один остаться, поэтому на мужчин не глядела. Когда отец умер, моя подружка растерялась, не знала, как ей жить. Потом появился Виктор.

Роза Михайловна закатила глаза.

– Парень был красавец – глаз не оторвать. Черноглазый, темные кудри кольцами, стройный. Просто картинка. Валя мне сказала, что в Шкодине половина грузинской крови, наверное, поэтому он пел так, что заслушаешься. Как они познакомились? Виктор пришел в больницу, где Валя заведовала отделением, прорвался к ней в кабинет и честно сказал: он фельдшер, но по специальности еще не работал, ему пришлось сбежать из дома, потому что в армию не хотел идти, приехал в Москву, ведь в большом городе легко затеряться, и тут грузинский военкомат его искать не станет. Мечта у него – стать врачом, хочет поступить в институт, только денег нет и квартиры тоже, возьмите на работу, разрешите спать в каком-нибудь чулане. Валя в него влюбилась с первого взгляда. Прямо голову потеряла! И в тот же день привезла Шкодина к себе в дом. Стали они вместе жить. Валя любовника одела, обула, накормила, за учебники посадила, фальшивый диплом ему достала, сама всему выучила, паспорт с другим годом рождения выправила, замуж за него вышла, диссертацию Виктору написала. Ученик очень талантливым оказался, старательным, из фельдшера хороший врач вышел. Книги Витя начал собирать, читал много, по театрам они с женой ходили. А уж любовник был такой, что Валю прямо трясло. Несколько лет они абсолютно счастливо жили. Валюша даже почти перестала заглядывать ко мне. Да я не обижалась, наоборот, радовалась за нее. И вдруг она вечером пришла, села на кухоньке, заплакала и рассказала, что у них в семье происходит. Валя привыкла мужа воспитывать, образовывать, учить, книги ему нужные давать, на спектакли таскать, в общем, все она для него сделала, а теперь…

Роза Михайловна поморщилась.

– Ну, знаете, как с детьми бывает. Пока маленькие с мамой за ручку ходят, они ее обожают, в рот ей смотрят, а когда подрастут, на дыбы встают, мать им врагом кажется – она им свободу ограничивает, во все дела нос сует. Вот и с Виктором у Вали так получилось, жена в гирю на его ноге превратилась. Шкодин и в профессии стал лучше ее, и по доходам обогнал.

Старушка посмотрела на стол.

– Можно водички?

Зинаида наполнила стакан и протянула молочнице. Та быстро опустошила его и продолжила:

– И в постели он к жене интерес потерял. Раз в месяц на нее как на женщину внимание обращал, да и то по-быстрому. Валя рыдала, спрашивала меня: «Что не так? Я все для него сделала. От фельдшера до кандидата медицинских наук Витя ракетой взлетел. Рискнула я своим добрым именем, не побоялась фальшивый диплом ему достать, в паспорте возраст увеличила, от армии освободила. А уж как обтесала – Витя нос кулаком вытирал, когда мы с ним познакомились, а теперь злится, если я говорю за столом: «Дорогой, возьми салфетку!»

Роза Михайловна неожиданно улыбнулась.

– Мужики вообще замечаний не терпят, их надо незаметно направлять. А Валя своими указаниями била наотмашь, да еще при посторонних это делала. Я ей посоветовала: «Задуши в себе учительницу, восторгайся Виктором, называй его гением». Но она другой способ, чтобы любовь мужа вернуть, придумала – решила ребенка родить.

Луиза переменилась в лице и отвернулась к окну.

– Вот уж глупость! – воскликнула я. – Трудно привязать к себе мужчину пеленками.