– Хотя человек самый диковинный из всех экипажей, – сказал отец, – он в то же время настолько непрочен и так ненадежно сколочен, что внезапные толчки и суровая встряска, которым он неизбежно подвергается по ухабистой своей дороге, опрокидывали бы его и разваливали по десяти раз в день, – не будь в нас, брат Тоби, одной скрытой рессоры. – Рессорой этой, я полагаю, – сказал дядя Тоби, – является религия. – А она выпрямит нос моему ребенку? – вскричал отец, выпустив палец и хлопнув рукой об руку. – Она все для нас выпрямляет, – отвечал дядя Тоби. – Образно говоря, дорогой Тоби, может быть, это и так, не буду спорить, – сказал отец; – но я говорю о присущей нам великой эластичной способности создавать противовес злу; подобно скрытой рессоре в искусно сделанной повозке, она хотя и не может предотвратить толчков, – по крайней мере, делает их для нас менее ощутительными.

– Так вот, дорогой братец, – продолжал отец, переходят по существу вопроса и придав указательному пальцу прежнее положение, – если бы сын мой явился на свет благополучно, не будучи изуродован в такой драгоценной части своего тела, – то, как ни сумасбродно и причудливо может показаться свету мое мнение о христианских именах и о том магическом влиянии, которое хорошие или дурные имена неизбежно оказывают на наш характер и на наше поведение, – небо свидетель! я в самых горячих пожеланиях благоденствия моему ребенку никогда не пожелал бы большего, чем увенчать главу его славой и честью, которыми осенили бы ее имена Джордж или Эдвард.

– Но увы! – продолжал отец, – так как с ним приключилось величайшее из зол – я должен нейтрализовать и уничтожить его величайшим благом.

– Я намерен окрестить его Трисмегистом, братец. – Желаю, чтоб это возымело действие, – отвечал дядя Тоби, вставая с кресла.