– Древние, братец Тоби, – сказал отец, – единодушно признают, что есть два резко различных между собой рода любви, смотря по тому, какой поражен ею орган – мозг или печень – – и потому, я думаю, когда человек влюблен, ему следует немножко разобраться, какого рода его любовь.

– Не все ли равно, брат Шенди, – возразил дядя Тоби, – какого она рода, лишь бы человек женился, любил свою жену и имел от нее нескольких детей.

– Нескольких детей! – воскликнул отец, встав со стула и посмотрев прямо в глаза матери, когда прокладывал себе дорогу между ней и доктором Слопом, – нескольких детей! – повторил отец слова дяди Тоби, расхаживая взад и вперед по комнате. – —

– – Однако не думай, дорогой брат Тоби, – воскликнул отец, разом опомнившись и подойдя к спинке дядиного стула, – не думай, что я бы огорчился, если бы ты народил их хоть два десятка, – наоборот, я бы радовался – и обращался бы, Тоби, с каждым из них, как ласковый отец. —

Дядя Тоби неприметно протянул руку за спинку стула, чтобы пожать руку отца. – —

– – Скажу больше, – продолжал отец, удерживая руку дяди Тоби, – в тебе так много, дорогой мой Тоби, сладостных свойств человеческой природы и так мало ее корявости – жаль, что земля не заселена существами, на тебя похожими! Будь я азиатским монархом, – прибавил отец, увлекшись своим новым проектом, – я бы тебя обязал, если бы только это не истощило твоих сил – или не иссушило слишком быстро первичной твоей влаги – и не ослабило, братец Тоби, твоей памяти и способности воображения, к чему нередко приводит увлечение этого рода гимнастикой, – я бы свел тебя, дорогой Тоби, с красивейшими женщинами моего царства и обязал, nolens volens, производить мне по одному подданному каждый месяц. – —

Когда отец произнес последнее слово этой фразы, – мать моя понюхала табаку.

– Но я бы не стал, – проговорил дядя Тоби, – производить детей nolens volens, то есть подневольно, даже в угоду самому могущественному монарху на земле. – —

– – И было бы жестоко с моей стороны, братец Тоби, тебя принуждать, – сказал отец. – Я на этом остановился с целью показать тебе, что не в отношении деторождения – если ты к нему способен – а в отношении твоей теории любви и брака мне бы хотелось тебя исправить. – —

– Во всяком случае, – заметил Йорик, – в суждении капитана Шенди о любви много правды и здравого смысла; кстати сказать, к числу дурно проведенных часов моей жизни, за которые мне придется держать ответ, принадлежат и те, что ушли на чтение множества цветистых поэтов и риторов, из которых я никогда не мог столько почерпнуть. – —

– Я бы желал, Йорик, – сказал отец, – чтобы вы прочли Платона; вы бы узнали из него, что существуют две любви. – Я знаю, что у древних было две религии, – возразил Йорик, – – – одна для простого народа, а другая для людей образованных; но, мне кажется, одна любовь могла бы вполне удовлетворить и тех и других. —

– Нет, не могла бы, – возразил отец, – и по тем же самым причинам; ведь, согласно комментарию Фичино к Веласию, одна любовь разумная – —

– – а другая естественная; – – первая, древнейшая – – не знающая матери – – в ней Венере нечего было делать; вторая порождена Юпитером и Дионой. —

– – Послушайте, братец, – сказал дядя Тоби, – какое до всего этого дело человеку, верующему в бога? – Отец не мог остановиться, чтобы ответить, из боязни потерять нить своего рассуждения. – —

– Эта последняя, – продолжал он, – имеет все Венерины свойства.

– Первая, золотая цепь, спущенная с неба, возбуждает любовь героическую, которая содержит в себе и, в свою очередь, возбуждает желание философии и истины, – – вторая возбуждает просто желание. – —

– – Я считаю произведение потомства столь же благодетельным для мира, – сказал Йорик, – как и определение долготы. – —

– – Конечно, – сказала мать, – любовь поддерживает доброе согласие в мире. – —

– – В доме – дорогая моя, вы правы. – – – Она наполняет землю, – сказала мать. – —

– Но она оставляет пустым небо – дорогая моя, – возразил отец.

– – Девство, – торжествующе воскликнул Слоп, – вот что населяет рай.

– Ловко пущено, монашенка! – сказал отец.