Книга: Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена
Назад: Глава XXV
Дальше: Глава XXVII

Глава XXVI

Ничто не показывает характеров моего отца и дяди Тоби в таком любопытном свете, как их различное поведение в одном и том же случае, – – я не называю любви несчастьем, будучи убежден, что она всегда служит ко благу человеческого сердца. – – Великий боже! что же она должна была сделать с сердцем дяди Тоби, когда он и без нее был олицетворением доброты!
Мой отец, как это видно из многих оставшихся после него бумаг, был до женитьбы очень подвержен любовной страсти – – но вследствие присущего его натуре комического нетерпения, несколько кисловатого свойства, он никогда ей не подчинялся по-христиански, а плевался, фыркал, шумел, брыкался, делался сущим чертом и писал против победительных глаз самые едкие филиппики, какие когда-либо были писаны. – – Одна из них, написанная в стихах, направлена против чьего-то глаза, который в течение двух или трех ночей сряду не давал ему покоя. В первом порыве негодования против него он начинает так:
Вот чертов глаз – – наделал ты вреда
Похуже турка, нехристя, жида.

Словом, пока длился припадок, отец только и делал, что ругался, сквернословил, сыпал проклятиями – – – однако не с такой методичностью, как Эрнульф, – – он был слишком горяч; и без Эрнульфовой политичности – – ибо отец хотя и проклинал направо и налево с самой нетерпимой страстностью все на свете, что так или иначе содействовало и благоприятствовало его любви, – – однако никогда не заключал главы своих проклятий иначе, как ругнув и себя в придачу, как одного из самых отъявленных дураков и хлыщей, – говорил он, – каких только свет производил.
Дядя Тоби, напротив, принял случившееся, как ягненок, – – сидел смирно и давал яду разлиться в своих жилах без всякого сопротивления – – при самых сильных обострениях боли в своей ране (как и в то время, когда его мучила рана в паху) он ни разу не обронил ни одного раздражительного или недовольного слова – – он не хулил ни себя, ни земли – – не думал и не говорил дурно ни о ком и ни в каком отношении; одиноко и задумчиво сидел он со своей трубкой – – смотрел на свою хромую ногу – – да испуская по временам горестное охохо! звуки которого, мешаясь с табачным дымом, не беспокоили никого на свете.
Повторяю – – он принял случившееся, как ягненок.
Сначала он, правда, допустил на этот счет ошибку; ибо в то самое утро он ездил с моим отцом спасать красивую рощу, которую декан и капитул распорядились срубить в пользу нищих, между тем как названная роща, будучи хорошо видна из дома дяди Тоби, оказывала ему неоценимые услуги при описании битвы под Виннендалем, – – и от слишком крупной рыси (дядя торопился спасти рощу) – на неудобном седле – – никуда негодной лошади и т. д. и т. д. – случилось то, что под кожу нижней части туловища дяди Тоби стала проникать серозная часть крови – – первые скопления которой дядя Тоби (не имевший еще никакого опыта в любви) принял за составную часть своей страсти. – Но когда волдырь, натертый седлом, лопнул – а внутренний остался, – – дядя Тоби сразу понял, что рана его не накожная – – а прошла в самое сердце.
Назад: Глава XXV
Дальше: Глава XXVII