Во всей Франции, по-моему, нет города, который был бы на карте краше, чем Монтрей; – – на почтовом справочнике он, надо признаться, выглядит гораздо хуже, но когда вы в него приезжаете, – вид у него, право, самый жалкий.

Но в нем есть теперь одна прелесть; дочка содержателя постоялого двора. Она жила восемнадцать месяцев в Амьене и шесть в Париже, проходя свое учение; поэтому она вяжет, шьет, танцует и знает маленькие приемы кокетства в совершенстве. – – —

Плутовка! Повторяя их в течение пяти минут, что я стоял и смотрел на нее, она спустила, по крайней мере, дюжину петель на белом нитяном чулке. – – Да, да, – я вижу, лукавая девчонка! – он длинный и узкий – тебе не надо закалывать его булавкой у колена – он несомненно твой – и придется тебе как раз впору. —

– – Ведь научила же Природа это создание держать большой палец, как у статуи! – —

Но так как этот образец стоит больших пальцев всех статуй – – не говоря о том, что у меня в придачу все ее пальцы, если они могут в чем-нибудь мне помочь, – и так как Жанетон (так ее зовут) вдобавок так удачно сидит для зарисовки, – – то не рисовать мне больше никогда или, вернее, быть мне в рисовании до скончания дней моих упряжной лошадью, которая тащит изо всей силы, – если я не нарисую ее с сохранением всех пропорций и таким уверенным карандашом, как если б она стояла передо мной, обтянутая мокрым полотном. – —

– Но ваши милости предпочитают, чтобы я представил им длину, ширину и высоту здешней приходской церкви или нарисовал фасад аббатства Сент-Остреберт, перенесенный сюда из Артуа, – – которые, я думаю, находятся в том же положении, в каком оставлены были каменщиками и плотниками, – и останутся такими еще лет пятьдесят, если вера в Христа просуществует этот срок, – стало быть, у ваших милостей и ваших преподобий есть время измерить их на досуге – – но кто хочет измерить тебя, Жанетон, должен это сделать теперь, – ты несешь в себе самой начала изменения; памятуя превратности скоротечной жизни, я бы ни на минуту за тебя не поручился; прежде нежели дважды пройдут и канут в вечность двенадцать месяцев, ты можешь растолстеть, как тыква, и потерять свои формы – – или завянуть, как цветок, и потерять свою красоту – больше того, ты можешь сбиться с пути – и потерять себя. – – Я бы не поручился и за тетю Дину, будь она в живых, – – да что говорить, не поручился бы даже за портрет ее – – разве только он написан Рейнольдсом. —

– Но провалиться мне на этом месте, если я стану продолжать свой рисунок после того, как назвал этого сына Аполлона.

Придется вам удовольствоваться оригиналом; если во время вашего проезда через Монтрей вечер выпадет погожий, вы его увидите из дверец вашей кареты, когда будете менять лошадей; но лучше бы вам, если у вас нет таких скверных причин торопиться, как у меня, – лучше бы вам остаться. – Жанетон немного набожна, но это качество, сэр, на три девятых в вашу пользу. – —

– Господи, помоги мне! Я не в состоянии был взять ни одной взятки: проигрался в пух и прах.