Глава тринадцатая

Над входом в операционный блок все еще горела надпись: «Не входить! Идет операция».

В нескольких помещениях за общей дверью кипела напряженная работа. В операционной бригада врачей во главе с профессором Акуловым боролась за жизнь Галины. По соседству бригада реаниматологов спасала новорожденного…

Под конец второго часа с момента начала операции за дверью послышался крик младенца. Одна из медсестер, улыбаясь, заворачивала новорожденного мальчика в теплую сухую пеленку.

Надпись «Не входить! Идет операция» наконец-то погасла.

Понимая, что матросы с веревками и другими подручными средствами запаздывают, а Севченко с Кукушкиным теряют в полынье последние силы, Цимбалистый сбросил куртку и сам прыгнул вводу.

Сделав два мощных гребка, он схватил капитана и быстро вернулся к краю льдины.

– Держись! – приказал он.

Тот уже пришел в себя и отхаркивал попавшую в легкие воду. Он кое-как зацепился одеревеневшими пальцами за лед, а боцман рванул за пилотом.

В это время к краю льдины подбежали первые матросы спасательной команды. Одни вытаскивали Валентина Григорьевича, другие кидали веревки Цимбалистому и Кукушкину…

Спасательная операция была завершена в считаные секунды. Вскоре всех троих бегом несли к ожидавшему рядом ледоколу. Стоящие у борта члены команды скинули специальную сетку и по очереди подняли всех троих, хотя Цимбалистый и сопротивлялся, пытаясь самостоятельно взобраться по штормтрапу…

Спустя пять минут в рулевую рубку зашел Севченко. Хотя он и был укутан в одеяло, его тело все еще трясло от холода.

Петров, Банник и Еремеев удивленно уставились на него. Тихонов подобрался и оправил форменную одежду.

– Может, вам в каюту пока – согреться, отлежаться? – предложил Петров.

– Успею, – мотнув головой, с трудом проговорил Валентин Григорьевич. – Вы свободны, Андрей Николаевич. Благодарю за помощь.

– Но сейчас опять предстоит трудная работа, – попытался возразить бывший капитан.

Однако, видя решительный настрой Севченко, кивнул и удалился из рулевой рубки.

– Лево руля. Курс – 220.

– Есть лево руля. Курс 220, – повторил Тихонов.

– Второй помощник – на вертолетную площадку. Сейчас будем разворачиваться, корма пройдет в опасной близости от айсберга.

– Понял. – Банник направился к выходу, на ходу застегивая пуговицы куртки.

Капитан подошел к переговорному, взял микрофон и нажал кнопку:

– Машинное, Севченко говорит.

– На связи машинное.

– Каков у нас запас солярки?

– Часа на полтора.

– Понял. Малый вперед!

– Есть малый вперед, – отозвался Черногорцев. И, не успев отключиться, проворчал: – Что за сумасшедший дом?.. То по три месяца ладони в домино отшибаешь, то гоняют, как пацана…

Перо руля заняло крайнее левое положение. Винт плавно сделал один оборот, второй. И стал вращаться с постоянной скоростью. Упершись носом в край толстой льдины, судно медленно проносило корму мимо «Семен Семеныча».

Айсберг еле заметно покачивал вершиной. Вниз снова летели мелкие обломки льда, смешанные со снегом.

Банник стоял на краю вертолетной площадки и, позабыв о микрофоне радиостанции, завороженно глядел на проплывавшую мимо глыбу. Она была так огромна и величественна, что у старого моряка захватывало дух.

Корма двигалась всего в нескольких метрах от уходившей в бездну ледяной стены. Вода в небольшом промежутке, движимая винтом, то приподнималась, то с глухими утробными звуками уходила вниз…

Слева показался край «стены», представлявший собой довольно острую и неровную грань синеватого цвета с белыми прожилками из вкраплений пузырьков воздуха.

Второй помощник в последний раз задрал голову и глянул вверх.

Сыпавшиеся куски пролетали мимо…

Наконец, корма вышла из-под «Семен Семеныча» на относительно чистую воду.

– Мостик, за кормой свободно. Прямо руль и пошли вперед, – доложил Банник по рации, облегченно вздохнул и огляделся по сторонам.

Позади на вертолетной площадке прыгали и обнимались моряки с полярниками.

– Прошли! Прошли, едрит его в печенку! – крикнул второй помощник и подбросил вверх шапку.

Виляя хвостом, к нему подбежала довольная Фрося. Банник присел перед ней и поцеловал между ушей.

– Ты ж моя хорошая!..

После доклада второго помощника Севченко продублировал команду рулевому и без сил опустился в капитанское кресло. В тепле рулевой рубки он немного согрелся, но тело все еще сотрясала мелкая дрожь.

Теперь можно было и расслабиться: пойти в каюту, переодеться в сухую одежду и выпить горячего чая. А то не приведи господи, минувшее купание доведет до больничной койки. Долгова теперь нет – поднимать на ноги некому.

Но внезапно наступившую в рубке тишину нарушил радист Зорькин:

– Мостик, ответьте радиорубке!

– Мостик слушает, – ответил Еремеев.

– На связи пилот вертолета с «Новороссийска».

Старпом вопросительно посмотрел на Севченко.

– Пусть переключит связь на мостик, – тяжело поднимаясь, сказал тот.

– Переключаю…

Спустя несколько секунд динамик прохрипел незнакомым голосом:

– «Громов», я – «Четырнадцать, сто пятьдесят два». Слышите меня? Прием!..

– Я вижу его! – крикнул с крыла мостика Еремеев. – Идет на нас с курсом 250.

– Слышим, «Четырнадцать, сто пятьдесят два», – сказал в микрофон Валентин Григорьевич. – И наблюдаем.

– «Новороссийск» в десяти милях и следует курсом на вас, – доложил пилот. – Вы сумеете пройти ему навстречу?

– Попробуем, если подскажете ледовую обстановку.

– Сейчас осмотрю ледовые поля вокруг вас и доложу, где лучше пробиваться…

«Вертушка» приблизилась к «Громову», выполнила над ним вираж и пролетела пару километров в восточном направлении. После чего пилот сообщил:

– Метрах в 500 к югу от «Громова» лед имеет значительные трещины и повреждения. Можете попробовать двигаться навстречу «Новороссийску» там.

– Понял вас, – сказал Валентин Григорьевич. И, переключившись на машинное, поинтересовался: – Старший механик, на часок полным сможем?

– Запросто, – пробасил тот.

– Понял вас. Полный вперед!

Взбеленив под кормой воду, ледокол двинулся в указанном пилотом направлении…

Спустя полчаса после окончания сложной операции Галина вышла из наркоза. Некоторое время возле нее еще находился анестезиолог. Убедившись в нормальном состоянии пациентки, он улыбнулся, попрощался и сдал «вахту» медсестре, которая стала готовить Галину к переводу в палату.

Женщину перевезли на новое место, там она окончательно пришла в себя.

Спустя некоторое время дверь осторожно открылась. Вошедшая медсестра бережно несла в руках ребенка. Подойдя к постели, она осторожно передала матери завернутого в пеленку новорожденного.

Та приняла его, словно самую великую на свете ценность, поцеловала в лобик. Лицо ее озарилось счастливой улыбкой, по щекам покатились слезы…

За этой сценой через окно наблюдал профессор Акулов. Не глядя на стоявшего рядом ассистента, он устало проговорил:

– Антибиотики широкого спектра, холод на живот, дыхательная гимнастика, диета. К вечеру разрешите на 15 минут принять сидячее положение.

– Хорошо, – кивнул тот.

Подошедшая медсестра легонько тронула профессора за руку:

– Вы просили чай.

– Спасибо. – Он принял от нее чашку.

– Следующая операция по плану через 30 минут?

– Да-да. Кто у нас следующий?

– Семенова Татьяна Ивановна. 40 лет.

– Срок?

– 34 недели.

– Готовьте…

Развернувшись на курс, «Михаил Громов» ломал и раздвигал льдины, двигаясь по указанному вертолетчиком пути.

Только что сменившийся с вахты Тихонов появился на опустевшей вертолетной площадке. В руке у него поблескивал разноцветными гранями кубик Рубика. Подбежав к леерным ограждениям, он размахнулся и со всей силы бросил его в сторону удалявшегося айсберга.

– Это тебе, «Семен Семеныч»! – крикнул он. – Возвращаю! Чтоб всласть наигрался тут! В одиночестве…

Два ледокола неспешно двигались навстречу друг другу. Расстояние между ними медленно, но уверенно сокращалось. А за кормой «Громова» покачивался огромный айсберг.

Облокотившись на заграждение, Петров стоял у левого борта и печально смотрел на удалявшуюся глыбу, принесшую ему и экипажу массу хлопот и переживаний.

«Интересно, как сложился бы наш поход, не повстречайся на пути «Семен Семеныч»? – размышлял он, перебирая различные варианты. Из всех самым реальным представлялся один: – Толстый лед мы все одно бы не прошли и легли бы в дрейф. Но остался бы жив полярник, не погиб бы Долгов. Да и судно не пострадало бы от ледяной бомбардировки…»

Вдруг взгляд выхватил какие-то странные движения в районе айсберга. Андрей получше присмотрелся к нему и… стал свидетелем кончины громадной глыбы.

Вначале от белесой вершины откололся приличный кусок весом в несколько десятков тонн. Скользнув вниз, он рухнул в воду, подняв фонтаны брызг. Исполинская глыба покачнулась, словно решаясь на отчаянный поступок. Затем величественно улеглась на бок.

Когда большая ее часть скрылась под водой, глыба раскололась пополам. Обе части принялись медленно ворочаться и тереться друг о друга. Одна отошла в сторону, а другая, теряя огромные куски, почти полностью ушла под воду. Спустя минуту на месте, где возвышалась стометровая махина, на поверхности плавали лишь небольшие синеватые полоски свежего льда.

А неподалеку от остатков «Семен Семеныча» на волнах покачивался разноцветный кубик…

Когда дистанция между ледоколами уменьшилась до одной мили, вертолет совершил посадку на площадке «Новороссийска». Дозаправившись топливом и загрузившись пассажирами, он взлетел снова и направился к «Михаилу Громову».

– «Громов», я «Четырнадцать, сто пятьдесят два», – вскоре доложил пилот.

– «Четырнадцать, сто пятьдесят два», «Громов» на связи, – ответил в микрофон Банник.

– Площадку наблюдаю, разрешите посадку.

– «Четырнадцать, сто пятьдесят два», ветерок 50 градусов, 12 метров в секунду. Посадку разрешаю.

– Условия принял. Посадку разрешили…

Севченко и Петров уже стояли недалеко от площадки и ожидали прибытия вертолета. Ветерок поддувал слева, «вертушка» боролась с ним на посадочном курсе. Наблюдая за ним после недавних событий, оба капитана невольно переживали за исход посадки.

Но обошлось. Ми-2 с такой же оранжево-синей окраской фюзеляжа без приключений приблизился к ледоколу, завис над площадкой и снизился. Колеса шасси коснулись противоскользящей сетки. Двигатели сбавили обороты до малого газа, и вертолет опустился всем весом на амортизаторы.

Первым из открывшейся дверцы пассажирской кабины на палубу спрыгнул врач с медицинским саквояжем. Встретившие его матросы тут же бегом направились вместе с ним в надстройку – необходимо было оказать помощь получившему переохлаждение Кукушкину.

Когда винты остановились, на площадке появились Манугаров и Людмила. Сделав пару шагов и увидев мужа, молодая женщина остановилась.

Секунду они смотрели друг на друга. Потом бросились навстречу, обнялись.

Покосившись на них с доброй улыбкой, руководитель спасательной экспедиции подошел к Севченко и, протянув руку, представился:

– Манугаров, Артур Николаевич. А вы, я так понимаю, Валентин Григорьевич?

Тот с чувством глубокого уважения пожал протянутую руку:

– Так точно. Очень приятно.

– Молодцы, что дождались. Коллегу вашего от супруги отрывать не будем. А нам с вами необходимо обговорить порядок передачи на борт необходимого количества топлива и съестных припасов…

В этот момент из вертолета выбрался Сафонов. Насупленный, важный. С видом чрезвычайно занятого человека он направился мимо супругов Петровых к Севченко и Манугарову.

– На «Новороссийске» уже готовят магистраль для перекачки топлива. Заправляться, по всей видимости, будем кильватерным способом.

– Согласен, Артур Николаевич, – кивнул Валентин Григорьевич, – траверсным в таких условиях не получится.

– Старпом обеспечит принятие на борт… – холодно прервал Сафонов. – … и топлива, и продуктов. А с этими, так сказать капитанами, – кивнул он на Петрова и Севченко, – у нас будет долгий и особый разговор.