Глава 40

Под утро я заснул. Когда меня разбудил резкий толчок, я инстинктивно сунул руку в карман с пистолетом, полагая, что пришли меня арестовывать. Однако вместо солдат я, открыв глаза, увидел перед собой человека с круглым, как луна, лицом. Глаза его сияли. Человек с интересом рассматривал меня, улыбаясь до ушей.

– Это вы собирались ехать в Петрок-112? – спросил он, видя, что я окончательно проснулся. – Если хотите, я вас отвезу.

Названная им цена показалась мне грабительской. Транспортное средство, имевшееся в его распоряжении, представляло собой старый немецкий штабной автомобиль. Вид его вызвал у меня изумление, хотя удивить меня довольно трудно. Металл на дверях и на крыльях машины проржавел насквозь, превратившись в хрупкую оранжевую корку. Из сидений торчали пружины, небрежно прикрытые старыми одеялами. Спереди и по бокам еще угадывались белые нацистские кресты. Заметив, что при виде странного агрегата у меня слегка отвисла челюсть, хозяин авто улыбнулся еще шире.

– Мой отец убил двух немецких полковников и майора и даже краску не попортил, – пояснил он. – Бах, бах, бах! Три выстрела – три трупа. Три револьверные пули с мягким наконечником – и дело в шляпе. Потом отец погиб где-то в Польше. А машина вот осталась. Ну что, поехали?

Вскоре после того, как машина тронулась с места и набрала скорость, я убедился, что, не обладая выдающейся плавностью хода, она тем не менее вполне исправна.

– Спасибо, – пробормотал я, – за новые впечатления. На таких автомобилях мне еще ездить не приходилось.

Всю дорогу до селения под названием Петрок-112 я просидел молча. Ежась от холода – через множество щелей в салон машины без труда проникал ледяной встречный ветер, – я раздумывал над тем, что делать дальше. Было очевидно, что меня уже ищут. Возможностей проникнуть в поселок незаметно у меня не было, а удача, которая до сих пор мне сопутствовала, рано или поздно должна была от меня отвернуться. Со всей очевидностью вставал вопрос: готов ли я умереть ради того, чтобы получить нужную мне информацию? Понятно, что, будь у меня выбор, я предпочел бы быструю и легкую смерть, а не долгие допросы на Лубянке. Обдумав все еще раз, я пришел к однозначному выводу: что бы ни случилось, я не могу умереть, не получив максимум сведений о Виталии Карпенко и Петроке-112. Следовало ли считать мою миссию самоубийственной? Трудно сказать. Так или иначе, я был готов выполнить ее до конца, поскольку информация, которую я рассчитывал получить, могла с лихвой перевесить все негативные последствия моей гибели, в частности, изрядную скуку очередного проживания уже известной мне жизни. Да, моя миссия была безрассудной и опасной, но она была настоящим приключением, а в моих жизнях мне выпадало так мало приключений…

Если Петрок-111 был просто захолустным поселением, возникшим вокруг нефтеперерабатывающего завода, то Петрок-112 представлял собой нечто совсем другое. Он состоял из низких прямоугольных бетонных бараков без окон, а по периметру был обнесен забором, над верхним краем которого в несколько рядов была натянута колючая проволока. Проселочная дорога упиралась прямо в ворота, на которых огромными буквами было выведено: «ПЕТРОК-112. ПРЕДЪЯВИТЕ ПРОПУСК». В небольшой белой будке у въезда я увидел двух охранников в милицейской форме, слушавших радио. При виде машины один из них торопливо вышел наружу и махнул рукой, приказывая нам остановиться. Водителя он, судя по всему, узнал, поскольку довольно приветливо похлопал его по плечу. Однако когда он, обойдя машину, приблизился ко мне, лицо его заметно посуровело. Пальцы охранника крепче сжали ремень винтовки, висевшей у него на плече.

– Ваши документы, товарищ! – громко произнес он не терпящим возражений голосом, в котором, как мне показалось, прозвучало нечто большее, чем рутинная строгость.

Решившись на выполнение самоубийственной миссии, я заранее пообещал себе, что в любых ситуациях буду стараться держаться с достоинством. Поэтому, выйдя из машины, вплотную приблизился к охраннику и сказал:

– Ко мне надо обращаться «товарищ капитан».

Охранник с удивленным лицом встал по стойке смирно – видимо, это была инстинктивная реакция, выработавшаяся у него в результате долгой муштры. Я по опыту знал, что запугивание дает наилучшие результаты, если вести себя без грубости, но при этом держаться уверенно, а говорить негромко и спокойно.

– Где ваш командир? – спросил я. – Он ждет меня. Вам понятно?

– Так точно, товарищ капитан! – пролаял охранник. – Но я должен проверить ваши документы.

– Я Михаил Камин, из госбезопасности.

– Я обязан посмотреть ваши бу…

– Нет, – мягко прервал я охранника. – Вы должны проверять документы у крестьян, доставляющих зерно, у сержантов и офицеров – словом, у всех, кто проходит или проезжает через эти ворота. Но не у меня. Моих документов тебе лучше не видеть, сынок. Потому что это документы человека, которого здесь нет. Меня здесь сейчас нет, понятно? Потому что если бы я был здесь, у тебя, черт побери, возникли бы большие проблемы.

Мальчишка дрожал словно в лихорадке: он понимал, что оказался между двух огней. С одной стороны, ему грозила кара за невыполнение приказа своего начальства, с другой стороны – кара за неподчинение мне, суровость которой он даже не мог оценить, поскольку не знал, кто я такой. Похоже, пора было приступать к решительным действиям.

– Это хорошо, что ты добросовестно выполняешь свой долг, сынок, – сказал я, подавляя желание покровительственным жестом потрепать парня по плечу. – Но позволь тебе напомнить, что твой долг, помимо прочего, состоит в том, чтобы беспрекословно подчиняться представителям высшего командования. Поэтому будет лучше, если ты проводишь меня к своему командиру, чтобы я не стоял здесь на холоде, рискуя напрочь отморозить яйца в вашей глуши. Ну что скажешь?

Трудно сказать, что сработало в большей степени – оказанное мной на молодого охранника психологическое давление или неожиданно произнесенное грубое слово. Разумеется, часовой знал, что объявлена тревога и что экстренно разыскивается некий человек. Но как раз в этой ситуации появление на контрольно-пропускном пункте офицера госбезопасности, которому необходимо было срочно переговорить с командиром расквартированной в поселении части, казалось вполне вероятным и легко объяснимым. Видимо, мой собеседник рассудил, что человек, желающий встретиться с командиром, вряд ли мог оказаться иностранным агентом. Впрочем, возможно, он вообще не рассуждал.

– Пойдемте со мной, товарищ капитан! – сказал он, взял под козырек и, повернувшись кругом, повел меня внутрь периметра.