ГЛАВА 29
Все заявлявшие нечто подобное, как правило, заблуждались, — сказала Элис.
Ожила наконец. Как же это все-таки здорово. Пусть не любит его, пусть в упор не видит — главное, чтобы украшала собой этот мир. Любой из миров.
— Что делать-то будешь? — спросил Элиот.
— То, что должен. Пенни, где тут филлорийский фонтан? — Это приходило к Квентину медленно, но наконец пришло. Он все время пытался представить себе, как выглядит агония Филлори, но к чему напрягаться? Он уже знал, как. Элис видела, как начиналось Филлори, и видела то, что было раньше. Мертвый океан, мертвая земля, умирающая богиня. Квентин еще не совсем придумал, как ему действовать, но уже знал, что делать.
Элис, однако, снова права. История учит, что почти все попытки что-то наладить проваливались, и он, очень возможно, погибнет зря, но попробовать надо, причем не откладывая. Шесть кварталов, отделяющих фонтан от библиотеки, преодолели бегом. На небе перед ними стояла маленькая и не совсем круглая, как старый телеэкран, нигделандская луна. Квентин ощущал себя центром космической катастрофы, как будто вокруг него временно сосредоточилась вся вселенная. Время то летело, то еле ползло. Зрение регистрировало силуэты домов, текстуру камня, блеск воды в каналах, темные окна. Все зависело от правильности его действий.
Фонтанный Атлас, гнущийся под тяжестью сферической планеты, был всего лишь метафорой. Филлори не шар, оно плоское. Квентин, собиравшийся с разгону сигануть через борт, внезапно остановился, увидев в фонтане чью-то фигуру.
Вслед за Дженет вынырнули Джош и Поппи. Девушки перемахнули через бортик, как олимпийские пловчихи, Джош перелез с трудом. Одежда на них тут же высохла, но шок так и остался на лицах.
— Все кончено. Филлори больше нет, — сообщила Дженет.
Мозг Квентина отказывался это воспринимать.
— Мы это видели своими глазами, Квентин, — сказал Джош. — Ужас.
Впервые за семь лет все пять физиков — Элиот, Дженет, Джош, Элис, Квентин — собрались вместе, но праздновать было нечего.
— Что там стряслось? Что вы видели? — допытывался Элиот.
Джош и Дженет, не отвечая, смотрели на Элис.
Он обнял ее, она ухватила за руку. Поппи, видя Элис впервые, присоединилась и завладела другой рукой.
— Господи. Элис.
— Потом, — сурово сказала она. — Рассказывайте.
— Да. Ладно. — Дженет продолжала цепляться за ее руку, как за спасательный трос. — Солнце скатилось с неба, и все начали драться между собой, даже деревья. Ужасно. Потом с Той Стороны пришла Джулия и отправила нас сюда.
— Черт. Черт! — прокричал Элиот в ночное небо. Город ответил ему слабым эхом.
— Так что, все на этом? — Плам обвела остальных потрясенным взглядом. Квентин подошел к борту.
— Не надо, — сказала ему Дженет. — Все кончено.
— Ну что ж, посмотрю на труп Филлори.
— Там больше ничего нет.
— Фонтан еще здесь — значит, что-нибудь да осталось.
— Нет. Не осталось.
При этих словах Дженет Атлас медленно наклонился, готовясь наконец сбросить с плеч черный мраморный шар.
— Эй, друг! Погоди! — крикнул Квентин и прыгнул в воду. Если Филлори собралось помирать, пусть докажет ему лично, что это так. Воде полагалось быть холодной, но она была горячей и продолжала нагреваться — того и гляди закипит. Квентин вырвал руку у Джоша. Атлас, большой и каменный, все же понял, что с Квентином шутки плохи, и медленно выпрямился.
Все кричали наперебой.
— Не строй из себя идиота, Квентин! — Дженет. — Хоть раз в жизни!
— Не надо, Квентин! — Элиот. — Ты не обязан.
— Именно что обязан.
Он нашарил в кармане пуговицу. Кто-то снова схватил его за руку, но пуговица сработала, и дно ушло из-под ног.
Не думал он, что еще раз увидит волшебную страну Филлори, — и уж точно не думал увидеть ее такой. Он снижался, как космическая капсула. На западе, как желток на сковородке, в кипящем море плавилось солнце. Мимо просвистело нечто массивное — слетевшая с оси луна, как он рассмотрел после. В Филлори пылали пожары и клубились темные полчища. Из-за края мира что-то выглядывало: одна из больших черепах, служивших ему основанием, собралась наконец посмотреть, что же такое она держала на спине все эти тысячи лет. Квентину сдавило грудь от этого зрелища: Филлори, его прекрасное Филлори, погибало у него на глазах.
Погибало, но еще не рассталось с жизнью. Надежда, хоть и слабая, но была.
Квентин совершил посадку. Земля тряслась под ногами, в воздухе пахло дымом, слышался рокот и отдаленные крики. Ветер швырнул в лицо горсть раскаленного пепла.
Только теперь Квентин увидел, что за его руку держится Элис.
— Ты что делаешь? — крикнул он.
— Идиотку из себя строю. — Она даже улыбнуться сумела — первый раз в новой жизни.
Он тоже улыбнулся и наскоро обнял ее.
— Пошли искать Эмбера.
Пуговица высадила их прямо у городских ворот Белого Шпиля. Стена вокруг города наполовину обрушилась, ворота перекосились. Несколько замковых башен еще держались, но опасно раскачивались. Квентин показал на них Элис, она кивнула. Эмбер найдется, только если сам захочет того — а если захочет, то будет ждать их именно там.
— Я щиты ставлю, ты ускоряешься, — крикнула Элис.
Они оплели себя чарами, взялись за руки и вместе вбежали в ворота.
Город выглядел, как после бомбежки. На улицах пусто, жители убиты, разбежались или сидят в подвалах.
Квентин и Элис мчались с волшебной скоростью, срезая дорогу через развалины и груды щебенки. Однажды прямо на них рухнула каменная стена, но первоклассный щит Элис выдержал. Они стряхнули с себя тяжелые камни, перевели дух и побежали дальше.
Вот и наружная стена замка с подъемной решеткой. Сбавив ход, они впервые вошли туда вместе. Шансы, что Эмбер там, были очень малы — чайная ложка в акуле, как выразился бы Элиот.
Его там и не было — но был Амбер.
Квентин ни разу его не видел и еще неделю назад думал, что Амбер мертв, но никем больше это существо не могло быть. Он стоял посреди двора, как домашний баран, и щипал травку, проросшую между камнями.
— Я ждал вас много веков, — молвил он, не переставая жевать. — Сам с собой поспорил, что вы придете, и смотрите-ка — выиграл.
Квентин этого не планировал, но ему, в общем, годился любой из овнов.
— Но одного меня мало, — сказал Амбер, будто подслушав его мысли. — Нужны мы оба.
И мотнул рогатой башкой, подзывая их.
В других обстоятельствах Квентин еще подумал бы, идти или нет, но пристало ли медлить в последний день мира? Он подбежал к овну и, как тысячу раз в мечтах, сел на его широкую мохнатую спину. Элис, сев позади, обхватила его за пояс, Квентин запустил пальцы в серую овчину и Амбер тронулся с места.
Теперь Квентин понял, почему они все мечтали об этом. Амбер, слегка разогнавшись, подобрал под себя копыта и перелетел через стену замка, как корова через луну Пронесся, набирая скорость, по разрушенному городу и помчался, едва касаясь земли, через поля и реки.
Квентина, несмотря на катастрофические картины и всю тяжесть его миссии, переполняла странная радость. Он вернулся в Филлори вместе с Элис и ехал верхом на боге.
— Хей-хо! — вскричал Амбер, и Квентин ответил:
— Хей-хо!
Он любил этих двух овнов, когда еще только читал про них, не зная, что Филлори существует на самом деле. Потом он встретил Эмбера, и тот оказался совсем не таким добрым, сильным и мудрым, как изображал Пловер, — а когда Эмбер отправил его в изгнание, разочарование переросло в гнев. Потом Квентин научился принимать неизбежное и перестал злиться, но прежняя любовь так и не вернулась к нему. Лишь теперь он стал видеть овнов в их настоящем виде: странные, порой смешные негуманоиды с весьма ограниченной божественной властью — но все-таки божества, наделенные бесспорным величием.
Филлори между тем теряло последние силы. Пышная зелень увядала, люди и животные уже не дрались, а сбивались в стайки, как участники бурной вечеринки после полицейской облавы. Леса лежали, вывороченные с корнем. Звезды падали одна за другой — то быстро, как метеоры, то медленно и грациозно, мерцая и вращаясь на пути вниз.
Грохот, похожий на канонаду, возвестил о распаде самой земли. Трещины, бегущие по ней, превращались в каньоны. В самом глубоком из них показался Нижний Мир, где кишели мертвые, как бледные личинки в гнилом буреломе. Куски бывшего Филлори, больше не связанные друг с другом, расползались во все стороны. Амбер перелетал через бездны, в которых Квентин видел уже и звезды, перескакивал в черноте космоса с одного островка земли на другой. Впереди маячил один из таких островков: поле, пруд, дерево. На поле стоял одинокий Эмбер.
Амбер приземлился и пошел рысцой, чтобы сбросить скорость. Квентин и Элис спрыгнули. Он не переставал радоваться, что она с ним. Она верит в него — раньше верила. Это подкрепит его собственную веру в себя во время всего последующего.
Эмбер — непроницаемый, как всегда, но какой-то незащищенный среди разваливающегося мира — гляделся в окаймленный камышом пруд. Квентин впервые ощутил легкую жалость к старому рогачу.
— Эмбер, — окликнул он. Ответа не было. — Эмбер, ты знаешь, что надо делать. С самого начала, думаю, знал.
Квентин тоже знал. Осенило его совсем недавно, в филлорийском зале библиотеки, но накапливалось это довольно долго. Не зря же он размышлял так много о детях, родителях, силе и смерти. После кончины отца он обрел новую силу, Маяковский добавил еще. Рассказ Элис о зарождении Филлори тоже начинался со смерти богини. Самая древняя из историй, глубочайший из всех родов магии. Филлори может еще ожить, но за это нужно заплатить свою цену, и цена эта — священная кровь. Во всех мифологиях говорится одно и то же: гибнущий мир может оживить только смерть его бога. Божественный парадокс — смерть бессмертного — гарантирует воскрешение мира на сто процентов.
— Время пришло, Эмбер. Птица не вернется к тебе, заклинание утрачено. Остался лишь один выход.
Старый баран моргнул. Он все слышал.
— Я не говорю, что это легко, но ты ведь все равно умрешь вместе с Филлори. Сам знаешь. Счет пошел на минуты. Отдай свою жизнь, пока в этом еще есть смысл.
Самое грустное, что Эмбер как раз это и собирался сделать. Он хотел утопиться, как его предшественница, но никак не мог набраться решимости. Дожидался, когда к нему придет мужество, а его мир тем временем рушился.
Хватило бы мужества у самого Квентина? Как знать. Но если Эмбер так и не решится, Квентину придется ему помочь.
Человек, убивающий бога? Невозможно по определению, но если Филлори можно спасти только так, должен быть способ. Для этого и нужна магия — больше ни для чего.
Когда Квентин сделал несколько шагов к пруду, бог поднял на него обезумевшие от страха глаза. Ноздри у него раздувались. Квентин любил и жалел его как никогда, но это ничего не меняло.
Он ждал вдохновения, но оно пришло не к нему, а к Элис.
— Теперь твоя очередь. — Сказав это, она укусила себя за тыльную сторону левой руки и коснулась окровавленными костяшками щеки Квентина.
Квентин не знал этого заклинания и понимал, что никогда уже не узнает — вникать в технические детали он сейчас просто не мог, — но Элис однажды уже проделала это у него на глазах. Она произнесла слова, и на его руках вздулись мускулы, а кожа загрубела и превратилась в броню. Ноги, как два столба, подняли его ввысь, шея вытянулась, из позвоночника вырос хвост. Лицо преобразилось в звериную морду, никчемные зубы всеядного существа заострились, с ногтями произошло то же самое. На хребте вылез костяной гребень — ощущение, как будто тебе спину чешут, даже приятнее. В брюхе вспыхнул огонь. Квентин-дракон разверз пасть и проревел сотканное из огня слово, готовясь спалить к такой-то матери бессмертного Эмбера.
Процесс вроде бы пошел — рога огонь обтекал, но паленой овчиной воняло здорово. Может, наряду с крушением своего мира бог стал не таким уж несокрушимым. Квентин скакнул вперед. Эмбер бросился наутек, но дракон, видя все в замедленном темпе, прижал его к земле когтистой передней лапой — это тебе не хилые ручонки, как у тираннозавра-рекс — и попытался перегрызть ему шею. Бог дрыгался почем зря. Драконья чешуя, как мельком заметил Квентин, отливала вороненым металлом, как супермощный автомобиль. Да, он не бог, а просто дракон, но чертовски большой и сильный — раздерет кого хошь. Эмбер тоже обладал телом животного, принимающего участие в ритуальных боях самцов, но почти всю свою жизнь просто пасся. Он сумел вырваться, но Квентин взмахнул хвостом, надеясь, что Элис отошла на безопасное расстояние, и снова насел на него.
— Ну, довольно! — взревел Эмбер и подкинул дракона в воздух. Квентин распростер крылья — крылья! — и гневным ангелом пал на бога, но тот увернулся. С минуту они кружили; пруд дымился, когда Квентин погружал в него свой раскаленный хвост. Потом он снова ринулся на Эмбера и вонзил в него зубы. В спину ему ударила молния — раз, два, три, четыре, пять раз подряд. Она пощекотала ему нервы, снесла с десяток чешуек и, возможно, повредила хрупкие крылья — но драконы не замечают боли, и в сердце у них нет места для жалости и любви. Хорошо побыть чудовищем хоть раз в жизни. Сдохни, эгоист несчастный, трус, старый козел. Умри, чтобы мы могли жить.
Квентин перетирал Эмбера в зубах, как дешевую сигару — тот только блеял. За Элис, за Элиота, за Джулию, за Бенедикта, за отца-неудачника, за всех, кого любил, разочаровывал, предавал. Движимый гордостью, гневом, надеждой, упрямством, он чувствовал, что остатки Филлори еще держатся и ждут, что будет дальше. Квентин дохнул белым пламенем и подбавил кислотной слюны. Бараньи ребра гнулись — Эмбер пытался вздохнуть и не мог. Вкус паленой шкуры наполнял пасть.
Выждав еще пять минут, Квентин выплюнул бездыханное тело и в один миг снова стал человеком. Эмбер, дымящийся на траве, еще шевелил передней ногой! Последняя искра жизни упорно отказывалась его покидать. Надо как-то погасить ее, иначе Филлори не воскреснет.
Вот для чего нужен нож, который унесла Асмодея. Вот для чего судьба практически всучила его юному Руперту. Квентин боролся с богом, не имея потребного для этой цели оружия.
Но так ли это? Поняв, что должен делать, ты часто обнаруживаешь, что все необходимое у тебя уже есть. Квентин порылся в кармане и нащупал последнюю из монет Маяковского.
Остаток наследства, который тоже будет истрачен. Квентин испытал легкую грусть оттого, что больше уже не сможет создать свой собственный мир, но что ж тут поделаешь.
Когда-то давно он совершил это в растерянности и гневе, теперь делал спокойно, полностью сознавая, кто он и зачем это нужно. Опустившись на одно колено, Квентин сложил в столбик никели из зазеркального дома, а сверху, гусем вверх, поместил золотой.
Зажатый в кулаке столбик монет преобразился в рукоять пылающего серебряного меча. Квентин вытащил клинок из земли, как будто тот веками ждал его здесь.
Как из стола в день своего поступления в Брекбиллс.
— Рад видеть тебя снова, — прошептал Квентин.
Бледное пламя вдоль меча казалось удивительно ярким в сумраке умирающего мира — как будто меч обмакнули в бренди и подожгли. Проку от него, собственно, никакого, зато красиво. Квентин сжал рукоять, пытаясь вспомнить хоть что-то из уроков фехтования с Бинглом.
Эмбер приоткрыл глаз, и Квентин увидел там не страх и не гнев, а что-то наподобие облегчения.
— Мне очень жаль, — сказал он, чувствуя то же самое.
Меч с одного удара рассек толстую шею. Ноги овна разъехались в стороны, как у марионетки, из обрубка забила кровь.
Рука Элис легла Квентину на плечо. Эмбер мертв. Квентин убил его, положив тем конец целой эпохе — теперь начнутся новые времена. Ничего волнующего или там благородного — грязное, кровавое, жестокое дело, но иначе было нельзя. Квентин отошел прочь от обезглавленного тела.
По небу пронеслось что-то вроде пожарного крана с конусом синего пламени. Гномы, скорей всего — от них всегда жди сюрпризов. Там наверху осталось всего три-четыре звездочки, и одна из них как раз падала. Позади кто-то деликатно кашлянул, словно подзывая официанта.
— Вечно обо мне забывают, — посетовал Амбер. — Я же говорил: убить следует нас обоих. Мы вообще-то один бог, только в двух лицах.
Понюхав мертвого брата, он подставил Квентину шею и плечами слегка повел, словно ожидая от предстоящей операции чего-то приятного. Квентину не хотелось доставлять ему это извращенное удовольствие, но куда денешься. Вспомним обо всем хорошем, чего Амбер не сделал. Может быть, следующий бог будет лучше.
Еще один хороший удар, и Квентина, выронившего меч, потащило во все стороны сразу. Его взору предстало Филлори, висящее в космосе, как разбитое блюдце, сам же он раздувался, как синий кит, в миллиард раз больше кита. Он был богом.
Это Его не смущало — смутить бога не так-то просто. Ему с кристальной ясностью открылась логика всего происшедшего. Бог может умереть, но божественная сила бессмертна. Когда не стало Эмбера с Амбером, она влилась в того, кто принес их в жертву. Теперь живым богом Филлори будет Он, Квентин. Станет из читателя автором.
Ничего себе наследство ему досталось! Он грустно покачал своей большой головой. Его мир продолжал крошиться и распадаться. Надо срочно его чинить. Квентин это умеет, а Квентин-бог сможет починить все что угодно.
Поведя левой рукой, Он замедлил бег времени для всех, но для Него самого тысячелетие проходило за долю секунды, — и с бесконечным терпением стал собирать разрозненные обломки. Он заново складывал костяк Филлори, соединяя камни и грудки земли, как кусочки гигантского пазла. Разглаживал швы призрачными пальцами, и те исчезали, словно и не было их.
С рудными жилами, делающими филлорийскую почву мраморной, как хороший говяжий бок, требовалась особая тщательность. Он запускал заново реки и ручьи Филлори, возвращал моря и озера в их опустевшие чаши. Накапливал в атмосфере невидимые массы воздуха и ветров, чтобы земля снова могла дышать. Сквозь божественные пальцы просеивались предметы, памятные Ему по человеческой жизни. Кости гнедой кобылки, которую он увел у кентавров. Разбитые и втоптанные в землю часы Джейн Четуин. Револьвер, брошенный Дженет в Гробнице Эмбера. Наконечник убившей Бенедикта стрелы. Обломки «Мунтжака», раскиданные по мелям Восточного океана.
Останки людей и животных, погибших при апокалипсисе, Он не трогал, но выживших исцелял, восстанавливал их поврежденные органы, сращивал кости, зашивал кожу. Вернул большую черепаху на вершину пирамиды и водрузил Филлори на нее. Она, не слишком стремясь к более активной жизни, не стала сопротивляться. Загнал разбежавшихся мертвецов обратно в их Нижний Мир и по милосердию своему погрузил в вечный сон, положив конец адским спортивным играм.
Он заново покрыл Филлори травяным ковром и навтыкал, как мачты, деревья, чтобы от них снова пошли леса. Годами, если не столетиями, налаживал морской прибой и круговорот воды. Бережно схоронил тела Эмбера и Амбера; на их могилах выросли два высоченных дерева с ветками, закрученными, как бараньи рога. Хорошенько отполировал луну и пустил ее на орбиту. Подвесил звезды одну за другой, как хрусталики люстры. Засыпал кратер, прожженный солнцем на дне океана, охладил воду, заново сложил стену на Краю Света. Остывающему солнцу вновь придал форму сферы, дыханием своим раскалил его добела и вернул на извечный путь.
Настало время отдохнуть от трудов. Мир работал исправно, как часы; Он лишь подчищал кое-что там и сям, добиваясь идеального равновесия. Устранив все мелкие недоделки, Он обозрел всю картину, чувствуя вращение каждого атома, и ощутил великий покой. Филлори зажило вновь. Оно пока еще не такое, как прежде, но станет таким, когда окончательно исцелится. Его помощь больше не требуется — остается лишь наблюдать.
Он знал, однако, что свою великую силу получил лишь во временное пользование. Грустно, но без сожалений, Он повел правой рукой и вернул времени прежний ход. В самом конце, по божественному капризу, Он извлек останки Белого Оленя из глотки каймановой черепахи, собрал его скелет, обтянул кожей, вдохнул в него жизнь и поселил на маленьком островке в океане. Пусть у нового Филлори будет свой Странствующий Зверь.
Сделав это, Он отпустил свою силу и тут же стал съеживаться. Крохотный диск Филлори поднялся ему навстречу и растянулся вокруг; отныне Он был лишь одним из его обитателей.
В бытность богом имена других жителей не занимали его, но теперь, оказавшись в обществе женщины и полубогини, он вспомнил, что зовут их Элис и Джулия.
