Король Пашар взволнованно расхаживал по тронному залу, а придворные следили за ним беспокойными взглядами. В отличие от своего предшественника, король лишь очень редко, в случаях крайней необходимости, садился на сам трон, стоявший в этом роскошном, богато убранном помещении. По мнению Пашара, предыдущий король потерял свой престол именно потому, что слишком любил восседать на нем.

Рослый, жилистый и худощавый даже в свои шестьдесят, Пашар оставался крепким мужчиной. Он был полководцем прежде, чем стал королем, но за время своего правления с военной угрозой столкнулся впервые. Впрочем, угрозой ли? Не столь давно войско островитян казалось ему лишь мелкой докукой, но теперь, похоже, к этим дикарям стоило присмотреться повнимательнее.

В зал торопливо вошел слуга.

— Мой господин, советники в сборе.

Четыре десятка мужчин, среди которых были полководцы и жрецы, торопливо поднялись, когда в Зал Совета вступил Пашар. Простое и строгое убранство помещения располагало к серьезным беседам: задрапированные тяжелой тканью стены и потолок делали зал похожим на походный шатер.

Взойдя на возвышение, король занял свое большое кресло, советники также расселись, а писец пристроился у короля за спиной и, взяв табличку, перо и чернила, приготовился вести записи. Однако, едва лишь слуга согласно обычаю принялся перечислять имена всех собравшихся и вопросы, интересовавшие их, как Пашар, вскинув руку, прервал его.

— Мы не можем терять время. Пусть говорят лишь те, кто что-то смыслит в военных делах. Пусть войдут офицеры из гарнизона Флории.

В зале появились несколько мужчин в обычной одежде, без всяких знаков воинского отличия. Их бледные лица были угрюмы, а глаза смотрела затравленно. Последнего из офицеров внесли на носилках. Даже из-под повязок у него проступала кровь. Король обернулся к военным.

— Можете говорить, хотя я не представляю, какие оправдания вы приведете в защиту своей трусости.

— Сир, — перед королем склонился мужчина в богатом плаще, — нападение оказалось слишком неожиданным. Мы не успели защититься. Дикари прорвали нашу оборону на крепостных стенах раньше, чем мы заметили их корабли.

— Но почему же никто не следил за морскими подходами к городу? — возмутился правитель. — На северном мысе Флории стоит сторожевой маяк, возведенный еще моим дедом.

Офицер побагровел.

— Разумеется, вы правы, сир. В ту ночь часовые были на постах, однако стена… В ней были проломы…

— Это городской совет должен был заниматься укреплением стен, сир, — поддержал товарища другой офицер.

— Их всех, кто остался в живых и не попал в рабство, ждет суровая кара, — заверил король. — Но почему гарнизон не встал на защиту города? Сумели ли вы оказать достойный отпор?

— Боюсь, что нет, сир, — потупился первый офицер. — Нас было слишком мало… То есть…

Советники принялись возбужденно переговариваться, заглушая голос военного.

— Что значит — вас было мало? Насколько был укомплектован гарнизон? — воскликнул король. — Я был уверен, что с городской стражей во Флории все обстоит хорошо. Или я ошибался? Шаула?

От сурового тона Пашара окружающих невольно пробрала дрожь. Писец взял в руки свиток с королевской печатью.

— Сир, вы изволили отправить во Флорию гарнизон ровно месяц назад. Это подтверждает бумага, которую подписали офицеры, что стоят сейчас перед нами.

С этими словами Шаула передал документ королю. Тот внимательно прочел его, а затем вручил офицерам.

— Надеюсь, вы не станете отрицать, что это ваши подписи? Кто из вас может что-либо сказать в свою защиту? — Однако все офицеры подавленно молчали. Король окликнул главу своей личной стражи: — В кандалы этих предателей! За измену и сговор с врагом завтра их ждет казнь на кресте.

В зале наступила гробовая тишина. Пленных увели, остался лишь раненый воин на носилках, и к нему теперь обратился король:

— Ты продолжал бой, пока не был ранен и солдаты не унесли тебя с поля брани. Поэтому ты не будешь наказан. Но я хочу знать, что случилось во Флории.

Рабы подложили подушки под спину раненому офицеру и помогли ему приподняться.

— Сир, я младший офицер из четвертого приграничного полка. Мое имя — Нийха. — Несмотря на боль и потерю крови, раненый старался говорить твердо. — Я не был в карауле в ту ночь, когда на нас напали. Незадолго до рассвета внезапно послышалась боевая тревога. Я тут же вскочил, натянул доспехи и бросился прочь из казармы. Мои солдаты — их было всего шестеро — последовали за мной. Мой командир, которого ты только что приговорил к смерти, собирался прислать еще шестерых, но… К тому времени, как мы добрались до места схватки, нападавшие уже взобрались на крепостные стены. Я сразу понял, что эти дикари имеют превосходную воинскую выучку.

— Почему ты так решил? — поинтересовался король.

— Они нападали не единой беспорядочной массой, а отрядами, состоявшими из людей одного племени. У них не было единообразной формы, но все носили черные щиты. Их действия отличались упорядоченностью и мало кто бросался в бой в одиночку. Отважнее всех сражались бронзововолосые дикари, наряженные в шкуры и с перьями в волосах. У них были превосходные длинные копья со стальными наконечниками. Эти люди сражались, словно не ведая страха, и… в них было нечто удивительное.

— Подобное оружие мне знакомо, — задумчиво проговорил король. — Эти дикари из племени шессинов. Но что же удивило тебя?

— Не знаю, смогу ли я объяснить. Они словно пьянели в угаре боя. Даже раны и усталость не могли удержать их. Они словно черпали наслаждение в жестокости битвы.

— Ты видел, кто вел их в бой?

— Увы, нет, сир. Еще на стене я был ранен в плечо, а затем в бок — когда мы отступили к складам. Наконец, уже у ворот порта я получил ранение в голову и, должно быть, после этого потерял сознание. Мои люди вынесли меня с поля боя.

— Спасибо за рассказ. Поправляйся, восстанавливай силы, и получишь повышение. Мы ценим доблестных офицеров, которые сражаются до последнего и не бегут от врага. — Пашар подал знак рабам: пусть его отнесут в лазарет.

Когда раненого унесли, король вновь подал голос:

— Генерал Текас! — в тоне Пашара явственно читалась угроза.

С места поднялся разнаряженный мужчина с тонкими сжатыми в нить губами.

— Слушаю вас, государь.

— Ты должен был держать оборону на Северном Берегу. Почему никто не докладывал мне о нашей неспособности отразить удар с моря?

— Государь, ваш предшественник ясно дал нам понять, что его подобные мелочи не интересуют. Он считал, что угроза для нас может исходить лишь от Чивы и Омайи.

Пашар ударил кулаком по поручню кресла.

— Неужто ты считаешь меня полным болваном?! Твой долг — служить правящему монарху, а не нести какую-то чепуху о том, что интересовало покойного короля! За свою преступную небрежность ты заслуживаешь смерти! Если не желаешь, чтобы позор лег на твою судьбу, можешь сам лишить себя жизни, но поторопись! А теперь — вон отсюда!

Генерал побледнел, и все же, широко расправив плечи, вышел из зала. Пашар вновь оглядел своих советников. Теперь все они взирали на короля с нескрываемым ужасом. До сих пор он не казнил ни одного из аристократов, и за годы правления Пашара знать уверилась в своей полной безнаказанности.

— Позвольте молвить слово, государь, — обратился к королю толстяк в жреческих одеждах.

— Дозволяю.

— Возможно, государь, прискорбные события во Флории нам надлежит рассматривать как знак небес. Нападение этих дикарей с Островов — лишь досадное недоразумение. — Толстяк переплел пальцы на объемном животе и растянул губы в слащавой улыбке. — Несомненно, этот факт достоин всевозможного сожаления, но зато теперь нам стали очевидны все недосмотры и продажность местных военачальников. — Жрец, обернувшись, ехидно улыбнулся мужчине в военной форме, стоявшему рядом. — Вообразите, сколь ужасно было бы, если бы все те же факты вскрылись во время нападения сильного войска Чивы! Так что, повторяю, я уверен, что сами боги помогли нам в этом. Дикарям всего-навсего удалось завладеть небольшим портовым городом. Скоро мы выбьем их оттуда, они вернутся восвояси, а мы спокойно восстановим разрушенное.

— Надеюсь, высокомудрый Гебос, — отозвался король, — что ты говоришь правду. Пусть войдет глава гильдии морских торговцев.

У человека, что вошел в зал, был усталый вид, словно его потрепало множество штормов. Глаза были окружены густой сеткой морщин: должно быть, ему нередко приходилось щуриться на солнце. Он склонился перед королем.

— Чем могу служить вам, государь?

— Капитан Молк, насколько нам известно, дикари до сих пор занимают Флорию. Как ты полагаешь, когда они, наконец, уберутся к себе на острова?

Молк распрямился.

— Давно прошел тот срок, когда им следовало бы отчалить. Наши суда еще три недели назад встали на зимнюю стоянку, и теперь путь к Островам небезопасен.

— Ты хочешь сказать, что они вознамерились остаться на материке?

— Не вижу иного ответа. Сезон штормов начался. Они не так глупы или безумны, чтобы выйти в море в это время.

— Но это также означает, что дикари не получат подкрепления с Островов, — возразил жрец.

— Они могли получить его раньше, — промолвил король.

— Молк, что тебе известно об островитянах?

— Много различных племен проживает на архипелаге, государь. Одни занимаются рыбной ловлей, другие — охотой и земледелием. Но самые свирепые — это племена пастухов. Они то и дело совершают набеги на соседей, порой ради захвата скота, а иногда и просто ради потехи. Племя шессинов — самое грозное среди пастухов. Однако, никогда прежде они не выходили в море. Но не столь давно там появился некто Гассем, который объявил себя владыкой всех Островов. Сперва он объединил вокруг себя племена соседей, затем захватил пару небольших кораблей и стал нападать на близлежащие острова. Наконец, и тамошние племена рыбаков научились строить большие корабли. Они дали Гассему возможность совершать дальние переходы.

— Похоже, этот человек весьма дальновиден, — заметил Пашар. — Едва ли такого можно назвать невежественным дикарем.

— Вы правы, государь. За время своих морских набегов он никогда не причинял зла кораблям торговцев. Гассем стремился лишь объединить под своей властью Острова. Что касается торговцев, то им он обещал хорошую прибыль и, польстившись на это, моряки помогали его людям освоить мореходное искусство и даже перевозили его воинов на своих судах.

Один из самых старших членов совета подал знак, что хотел бы задать вопрос.

— Но возможно ли было догадаться заранее о том, что этот человек пожелает напасть на материк?

— Боюсь, что да, — согласился Молк. — Когда он отдыхал после похода, то останавливался в портовых городах и там привечал купцов и путешественников. Гассем любил расспрашивать их, какие народы обитают на побережье материка, что за города они строят, с кем торгуют…

— И как способны защищаться, — продолжил Пашар.

— Да, государь. Это также интересовало Гассема. Эти сведения он получал изустно, поскольку дикари не знакомы ни с письменностью, ни с картографией… Кроме того, мне известно, что супруга короля Гассема столь же умна и тверда духом, но также наделена несомненной красотой. И все же она остается необузданной дикаркой. Эти двое поистине стоят друг друга.

«В истории говорится о подобных королевах», — подумалось Пашару.

После того, как король отпустил капитана Молка, он предложил высказаться своим советникам. Многие были уверены, что варвары скоро уберутся восвояси. Невва была богатым королевством, на нее нередко нападали соседи. Пограничные районы порой по многу раз переходили из рук в руки, и приграничные конфликты не слишком тревожили советников.

И только считанные голоса поднялись за то, чтобы немедленно собрать войско и разбить дикарей. Большей частью об этом говорили аристократы, владевшие поместьями в тех местах.

Наконец, король принял решение.

— Генерал Крауш, поручаю тебе собрать все войска Неввы, стоящие на расстоянии трехдневного перехода от столицы. Не трогай лишь пограничные отряды. Мы двинемся на север после того, как соберем армию.

Генерал вскочил.

— Слушаюсь, государь. Но к чему вам лично принимать участие в столь незначительном походе?

Пашар покачал головой.

— Войско возглавишь ты, но я хочу своими глазами увидеть, на что способна моя армия в походных условиях. Мы слишком давно не вели серьезных боевых действий, и потому для нас такой неожиданностью стало это поражение во Флории. Не думаю, что поход займет много времени, однако он явно будет непростым, и станет отличной проверкой боеспособности наших войск. Жрец Гебос был прав, указав нам на опасность легкомыслия и неподготовленности… Кроме того, у нас появится возможность провести военные маневры, не привлекая излишнего внимания венценосных соседей.

— Слушаюсь, государь, — поклонился генерал.

— И еще… — продолжил Пашар.

— Да, государь?

— Я лично стану пристально следить за всеми случаями казнокрадства и преступными ошибками. Суровое наказание ждет всех тех офицеров, которые не смогут привести свои отряды. Все возможные уловки хорошо мне известны, так что пусть никто не рассчитывает на снисхождение. По каждому отсутствующему солдату я желаю видеть заключение лекаря о болезни или иное обоснование его отпуска.

— Я все понял, государь, — нахмурился военачальник.

— Любого офицера, который скажется больным, дабы избежать участия в походе, должны будут осмотреть королевские лекари и принять решение о годности к службе. Медиков будут сопровождать королевские палачи.

— Слушаюсь, государь, — теперь генерал говорил почти шепотом.

После того, как Пашар отпустил, наконец, советников и придворных, он направился в сад, — его излюбленное место для размышлений. Король был мрачен и встревожен. Он был уверен, что орда островитян представляет куда большую опасность, чем кажется его советникам. Те явно недооценивали молодого алчного завоевателя, под началом у которого — свирепая и прекрасно обученная армия. Разумеется, Пашар и помыслить не мог о том, что потерпит поражение в борьбе с Гассемом, но не сомневался, что война будет тяжелой.

Существовала также угроза, что соседние державы решат воспользоваться его трудностями. Успех завоевателя с Островов мог подтолкнуть и их к набегам на земли Неввы…

— Отец!

Король обернулся на голос и увидел перед собой Шаззад. Пашар любил свою единственную дочь и гордился ею, и сейчас был искренне рад видеть ее.

— Подойди ближе, дитя.

Король с нежностью обнял Шаззад. Разумеется, лишь он один считал ребенком эту женщину, которая в свои двадцать лет с небольшим уже успела стать вдовой. Впрочем, эту тему Пашар всегда старательно обходил стороной: гибель ее мужа была напрямую связана со смертью предыдущего короля.

— Я вижу, ты чем-то огорчен, — промолвила Шаззад. — И не вздумай отпираться. Но что случилось? Это из-за тех дикарей, что захватили Флорию?

Смех дочери звучал столь заразительно, что король невольно улыбнулся ей в ответ.

— Да, дитя. Я этим огорчен. Разумеется, дикари не внушают мне страха, однако благодаря их нападению вскрылись некоторые тревожные явления.

Шаззад обняла отца за пояс.

— Расскажи мне обо всем, — попросила она.

Пашар в подробностях описал дочери все, что происходило на заседании совета. В отличие от большинства отцов, он трезво оценивал способности и недостатки дочери. Он понимал, что Шаззад была непредсказуема и капризна, что она чересчур увлекалась плотскими наслаждениями, и все же, подобно своей покойной матери, эта молодая женщина была наделена острым проницательным умом, и ее мнением не стоило пренебрегать.

— Полагаю, ты прав, — промолвила Шаззад, дослушав рассказ отца. — Угроза и впрямь серьезная. Кстати, помнишь ли ты того мальчишку, Гейла, что теперь также возомнил себя королем?

— Разумеется, помню. Еще на прошлой неделе я получил от него новое письмо.

— Так вот, они с этим Гассемом из одного племени. Помнится, Гейл рассказывал, что стал изгнанником именно из-за предательства этого человека.

— Удивительно, что среди дикарей могли разом появиться два столь выдающихся человека.

Шаззад задумчиво поглаживала золотые кисти шторы на окне. Сейчас на ней была юбка и короткая накидка для верховой езды. Привычный дневной наряд… Но в последнее время принцесса стала замечать, что начала полнеть. Скоро одних лишь прогулок верхом будет недостаточно, чтобы поддерживать стройность фигуры.

— Отец, а почему бы мне не поехать с тобой во Флорию? Ты еще никогда не брал меня в военные походы.

— Война — это неподходящее место для женщины, — отрезал Пашар.

Шаззад засмеялась.

— Как ты можешь так говорить, отец? Война касается женщин не меньше, чем мужчин. Разве не так было во Флории? Если воина не место для женщин, то почему сейчас они подвергаются насилию со стороны дикарей и те обращают их в рабство?

Пашар нахмурился, предчувствуя, что, в конце концов, как всегда, будет вынужден уступить дочери. Ну что ж, возможно, это даже неплохо. Для Шаззад будет полезно побывать в настоящем военном походе и увидеть жизнь с иной стороны. Опасность ей не грозит: ведь принцесса будет находиться под защитой королевской гвардии. Скорее всего, основную тяжесть удара примут на себя передовые отряды, а ядро войска довершит разгром дикарей….

— Ну что ж, если ты пообещаешь, что будешь слушаться меня во всем, то, возможно, я буду настолько мягкосердечен, что позволю тебе отправиться с нами.

Шаззад бросилась отцу на шею.

— Отец, я всегда слушаюсь тебя.

— Если бы, — усмехнулся Пашар, высвобождаясь из дочерних объятий. — Но я говорю серьезно. И если ты хоть раз посмеешь меня ослушаться, то немедленно отправишься в столицу на самом быстром скакуне.

— Клянусь, отец! — радостно воскликнула принцесса и вновь обвила шею отца руками.

Расставшись с королем, молодая женщина вернулась в свои роскошные покои, которые занимали почти все восточное крыло дворца, и там занялась необходимыми приготовлениями к магическому обряду, который должен был содействовать успеху замыслов Шаззад, а также обеспечить ее безопасность в походе. Прислужники и жрецы уже подготовили все необходимое в комнате, где горели свечи и негромко играла музыка.

Приняв ванну, Шаззад нанесла на свое еще не вполне обсохшее тело ритуальные узоры, умастилась благовониями и встала в центре рисунка, выложенного мозаикой на полу. Чуть поодаль, полукругом, выстроились слуги, призванные помочь в проведении обряда. У них за спиной застыли жрецы, которые держали в руках плетки-девятихвостки с вплетенными в них острыми шипами.

Шаззад была верховной жрицей культа, известного повсюду на материке, но запрещенного в Невве. Этот культ не чурался жертвоприношений и чудовищных оргий, но зато даровал своим служителям магическую силу, превосходящую мощь простых смертных. В свите Шаззад были не только знатные люди, но и рабы, которых она избрала благодаря их способностям. Высокое положение Шаззад защищало запретный культ от угрозы преследования со стороны властей.

Один из прислужников вручил принцессе изузоренное кадило на трех медных цепочках и, раскачивая сосудом, женщина затянула ритуальное песнопение. Ноздри Шаззад трепетали, вдыхая наркотический дым, а под звук заклинаний взлетали и опускались плети, терзая обнаженную плоть рабов. Впрочем, стоны и возгласы не тревожили верховную жрицу: ей приходилось видеть и куда более жестокие обряды.

Наконец, один из жрецов зашел за спину принцессы и удар бича обрушился на плечи Шаззад. Несмотря на то, что шипы разорвали кожу, ее голос по-прежнему звучал ровно и звучно. Жрец продолжал хлестать принцессу, пока все тело ее не было омыто кровью, — так был завершен обряд очищения.

Теперь можно было приступать к завершающей части ритуала. Наслаждение, что ждало этих людей, было столь же острым и совершенным, как недавняя боль.