«На всей остальной территории Африки продолжается битва за спасение заповедников от опустошительных бед: жадности, политики, неграмотного планирования и невежества. Здесь, в Мозамбике, эта битва уже выиграна», – писала 11 ноября 1970 г. газета «Дейли Ньюз» (Дурбан, Южная Африка). В статье обосновывалась амбициозная цель государства: превратить национальный парк Горонгоза в центральном Мозамбике (в статье парк сравнивали с «затерянным самоцветом») в один из крупнейших африканских заповедников, «где природный баланс сможет поддерживаться без внешнего вмешательства».

Вдохновителем этого грандиозного проекта был молодой южноафриканский эколог Кен Тинли. Власти Мозамбика пригласили студента-докторанта изучить ресурсы парка и спланировать все предприятие. Тинли призывал обозначить границы парка таким образом, чтобы территория охватывала всю экосистему, и обеспечить ее целостность. Парк расположен на южной окраине Великого африканского рифта, в 1500 км к югу от Серенгети, назван по расположенной поблизости одноименной горе Горонгоза высотой 1863 м (рис. 10.2). Во влажных лесах на склонах горы выпадает около 2000 мм дождя в год, дождь питает извилистые реки, струящиеся по парку. В состав расширенного парка Горонгоза должна была войти сама гора, а также различные экосистемы с обитающими в них животными.

Сцена в национальном парке Горонгоза, примерно 1960-е гг.

Снимок публикуется с разрешения Хорхе Рибейро Луме

В Горонгозе уже несколько раз садились реактивные самолеты, пассажиры которых прилетали сюда подивиться на многочисленных львов, слонов и буйволов. В 1972 г. Тинли впервые исследовал с воздуха весь парк общей площадью около 4000 кв. км. По его оценке, здесь обитали 14 000 буйволов, 5500 гну, 3500 водяных козлов, 3000 зебр, 3000 гиппопотамов и 2200 слонов. Популяция львов в Горонгозе насчитывала около 500 особей. Эти цифры подкрепляли убежденность журналистов в том, что «дальновидное планирование позволит создать в Мозамбике резерват, равного которому не будет во всей Африке».

Карта Юго-Восточной Африки

Рисунок Лиэнн Олдз

На протяжении шести лет Тинли изучал всю экосистему Горонгоза и давал консультации по определению границ парка, а затем завершил диссертацию и получил степень PhD в 1977 г.

Семнадцать лет спустя Тинли вернулся с группой ученых, проводивших в Горонгозе другое исследование. За 40 дней он не увидел ни буйвола, ни гну, ни гиппопотама и оценил, что здесь осталось не более 129 водяных козлов, 65 зебр и 108 слонов. В парке, на эмблеме которого красуется гривастый лев, не осталось ни одного льва. Один из ученых озаглавил свой отчет об экспедиции «Сон, превратившийся в кошмар».

Что же случилось?

А случилась гражданская война в Мозамбике. После того как в 1975 г. «Марксистский фронт за освобождение Мозамбика» выставил из страны португальцев, в Мозамбике сформировалось однопартийное социалистическое правительство. Власть стремилась всецело контролировать мозамбикское общество, для этого разрушался традиционный уклад. Крестьян насильно переселяли в города или коммуны. Диссидентов бросали в «перевоспитательные лагеря» или приговаривали на показательных процессах, многих казнили. За два года эти репрессии привели к возникновению Мозамбикского национального сопротивления (RENAMO).

Последовавший конфликт превратился в одну из самых длительных, жестоких и разрушительных войн последних десятилетий. За 15 лет (1977–1992) более миллиона человек погибли в боях, тысячи были замучены, а 5 млн стали беженцами. Ставка RENAMO находилась близ Горонгозы, так как парк, к сожалению, занимал стратегически выгодное положение близ самого центра страны, а повстанцы могли найти там укрытие и пищу.

Поскольку парк был символом национального правительства, никто его не берег, – наоборот, он превратился в мишень. В 1981 г. администрацию парка атаковали; в 1983 г. он был закрыт для посетителей и заброшен. Бойцы RENAMO специально разрушили в парке школу, почту и больницу. Кровавые бои продолжались в Горонгозе с 1983 по 1992 гг. Как правительственные войска, так и повстанцы отстреливали дичь и питались ею. Даже после подписания мирного договора в 1992 г. парк продолжал страдать от вопиющего браконьерства, поскольку там не было егерей, которые могли бы с этим бороться.

В 1995 г. ЕС профинансировал проект по частичному восстановлению инфраструктуры парка. Туда отправили небольшую команду опытных специалистов, чтобы оценить ситуацию, и они были потрясены, добравшись до бывшей администрации и найдя ее в руинах. Стены полуразрушенных зданий изрешечены пулями, а сами здания и брошенные машины – изрисованы граффити (рис. 10.3). В самом парке было опасно, и не из-за диких животных – они были практически истреблены, – а из-за противопехотных мин.

Так выглядел базовый туристический лагерь парка Горгоноза в 1995 г.

Без животных и без инфраструктуры не могло быть и туристов. Будущее Горонгозы виделось мрачным. Так все и оставалось на протяжении нескольких лет, пока на другом конце света в Кембридже, штат Массачусетс, о парке не узнал один американский бизнесмен, осмелившийся предположить: может быть, не все еще кончено с Горонгозой и ее былую славу даже удастся восстановить?

В 2002 г. предпринимателю Грегу Карру было уже 43, и он обдумывал свое будущее. Карр, уроженец Айдахо и выпускник Гарварда, продал успешный телекоммуникационный бизнес и занялся филантропией. В 1999 г. он основал «Фонд Карра», работавший в сфере прав человека, искусства и охраны окружающей среды. Карр финансировал в Гарварде исследовательский центр по правам человека и основал в Кембридже новое театральное агентство. Но он продолжал искать более, так сказать, прикладной проект, в который мог бы направить свою энергию и помочь людям, используя свои предпринимательские навыки и богатство.

Карр стал задумываться о крупных проблемах Африки, например об эпидемии СПИДа. Тогда ему довелось поговорить со знакомым по Кембриджу, который, оказалось, знал Карлоса дос Сантоса, эмиссара Мозамбика в ООН. «Поговори с ним», – сказал Карру друг.

Поскольку Карр никогда ранее не бывал в Мозамбике, он прочитал об этой стране все, что смог найти, а потом отправился в Нью-Йорк для встречи с эмиссаром. Он узнал, что Мозамбик – одна из беднейших стран в мире. Карр рассказал эмиссару, что подыскивает проект по поддержке экономического развития и качества жизни. «Отправляйтесь в Мозамбик, – сказал ему дос Сантос, – там сможете делать все, что хотите». Эмиссар хорошо знал президента Жоакина Чиссано и предложил ему познакомиться с Карром.

Карр впервые побывал в стране в 2002 г. Он впечатлился красотой этих мест, а также размерами страны. Мозамбик в два раза больше Калифорнии, длина его побережья – более 1500 км. Карр встретился с президентом Чиссано, предложившим ему «взяться за проект». Но момент истины для Карра наступил не в Мозамбике, а в соседней Замбии, где он также побывал и впервые поучаствовал в сафари.

Увидев красоту дикой Африки и нищету ее людей, Карр вернулся домой другим человеком. Он подумал, что его деньги так бы пригодились для постройки столь необходимых школ, больниц, колодцев, но в конце концов осознал, что даже если бы молодые африканцы смогли закончить образование, то для них все равно не нашлось бы работы. Он рассудил, что, чтобы изменить жизнь в Мозамбике, нужно создать рабочие места, а также базовую инфраструктуру. Из всех отраслей в Мозамбике логичнее всего было бы развивать туризм. Во всех остальных странах Южной и Восточной Африки кроме Мозамбика существовала индустрия сафари. Почему? Карр знал о гражданской войне и о том, почему в стране угас туризм. Но он также знал, что в 1960-е гг. туризм был экономическим локомотивом страны, причем особенно привлекал туристов район под названием Горгоноза.

Карр решил, что оптимальной стратегией будет восстановление туристической индустрии. Он также понимал, что для этого нужны здоровые национальные парки, но даже в таком зрелом возрасте Карр еще совершенно не разбирался в экологии и охране окружающей среды, поэтому обратился к классикам: Генри Торо, Джону Мьюру, Альдо Леопольду, Рэйчел Карсон и Э. О. Уилсону.

В 2004 г., вдохновившись идеей охраны окружающей среды, Карр вернулся в Мозамбик, наметив шесть мест, где потенциально можно было бы устроить национальные парки. Вместе с ним в качестве консультанта прибыл Маркус Хофмейр, ведущий ветеринар по диким животным из прославленного Национального парка Крюгера, что в ЮАР. Они арендовали вертолет в столице, городе Мапуту, и полетели вдоль реки Лимпопо, которая тянется по границе Мозамбика и ЮАР, а затем течет в парке Крюгера. Затем они отправились в Горонгозу.

Карра сразу поразила красота этих мест, величественная гора, покрытая дождевыми лесами, озеро Урема, входящее в состав Великого рифта, и прилегающие болота. Когда его попросили оставить отзыв в книге для посетителей парка, Карр написал: «Это замечательный парк, и при некоторой поддержке он может стать одним из лучших в Африке».

Карр нашел себе дело.

В октябре 2004 г. он пожертвовал Министерству туризма Мозамбика 500 000 долл. на восстановление парка. Оказалось, что это был небольшой первоначальный взнос. В ноябре 2005 г. он согласился выделить парку 40 млн долл. на восстановительные работы, которые планировалось выполнить за 30 лет. Но Карр не просто сидел в США и выписывал чеки: он и его фонд прямо на месте вместе с мозамбикцами участвовали в управлении проектом.

Перед ним стояла титаническая задача. Когда Карр вернулся в Горонгозу вместе с командой инженеров, специалистов по развитию туризма, консультантов-экономистов и ученых и они приступили к работе, базовый лагерь парка по-прежнему лежал в руинах, там почти не было проточной воды, в распоряжении имелся лишь небольшой электрогенератор. Карр спал на воздухе в кузове пикапа. Славные дни Горгонозы были практически забыты. Мозамбикцы даже говорили Карру: «Не тратьте времени, тут все уже кончено».

Чтобы выяснить, какие животные еще остались в парке, Карр организовал осмотр территории с воздуха, полет состоялся в последнюю неделю октября 2004 г. Результаты были неоднозначными. Разведчики насчитали гораздо больше водяных козлов, редунок и черных антилоп, чем десятью годами ранее, сразу после войны. Но на всей осмотренной территории не было замечено ни зебр, ни гну, ни слонов, ни буйволов – всего один буйвол за пределами зоны осмотра и одинокий лев в обследованном районе.

Вернувшись домой, в Кембридж, Карр слег с тяжелой малярией – подхватил ее в своей времянке. Он был не в силах двигаться, страдал от сильной головной боли и от приступов лихорадки. Встал вопрос о выживании самого Карра, не то что Горонгозы, пока не удалось найти в Бостоне врача, умевшего лечить эту болезнь, от которой каждый год умирает полмиллиона африканцев.

Карр не отступился, несмотря ни на свою хворь, ни на бедственное состояние Горонгозы. Но поиски животных лишь подчеркнули большой вопрос: с чего начинать восстановление парка и как это сделать? Это был не тот случай, когда из экосистемы выборочно удаляются один или два вида хищников. В мире нашлись бы считаные места, изуродованные так сильно, как Горонгоза: на грани уничтожения оказались многие цепи в пищевой сети.

Хотя Горонгоза славилась своими львами – посмотреть именно на этих животных сюда приезжали туристы, – пищевую цепь определенно следовало восстанавливать не с вершины, так как были истреблены животные, на которых охотятся львы. Напротив, было понятно, что первоочередная задача заключается в возвращении крупных травоядных. Из-за их отсутствия флора парка серьезно изменилась. Разрослись леса, нетронутые слонами, а в саваннах стояла высокая трава, выгоравшая при частых интенсивных пожарах, случавшихся в засушливый сезон.

Горонгоза нуждалась в животных, но где Карру было их найти? Первое предложение поступило из национального парка Крюгера: 200 здоровых африканских буйволов. Их популяции в юго-восточной Африке часто инфицированы туберкулезом и бруцеллезом, но в крюгеровскую популяцию не допускали пришлых животных, поэтому она оставалась здоровой.

Так как буйволы редки и постоянно привлекают браконьеров, одна из первейших проблем заключалась в их охране, то есть создании условий для их размножения. Когда Карр и Хофмейр побывали на Лимпопо, они видели специальный резерват, организованный в парке. Хофмейр рекомендовал Карру выделить такое же место и в Горонгозе и выбрал территорию площадью 6 га, которую полностью огородили и организовали тщательное патрулирование на ней. В этом «вольере» новоприбывшие буйволы могли не бояться львов и браконьеров, а значит, положить хорошее начало восстановлению буйволовой популяции в Горонгозе.

Первая партия из 54 животных была доставлена в августе 2006 г. «Это был невероятный подарок», – вспоминал Карр. Однако до войны здесь насчитывалось 14 000 буйволов. Карр волновался, что быков придется подвозить такими партиями еженедельно на протяжении 10 лет, чтобы популяция травоядных восстановилась. Мало того что это было дорогостоящее предприятие, но и само тысячекилометровое путешествие из ЮАР в Горонгозу было для животных травматичным (рис. 10.4).

Первые буйволы выпущены в национальном парке Горонгоза, август 2006 г.

Снимок Домингоса Муалы. Публикуется с разрешения Проекта по восстановлению Горонгозы

Вскоре Карр убедился, что подыскивать животных, особенно подходящих, будет гораздо сложнее, чем эту первую партию буйволов. В Горонгозе ранее обитал особый подвид зебры – кравшайская зебра. У нее сравнительно узкие полосы, которые продолжаются и на животе. Когда-то эти зебры были широко распространены по всей Юго-Восточной Африке, но в настоящее время сохранились лишь в некоторых заповедниках. Ученые из команды Карра не хотели дать исчезнуть этому подвиду и завозить в парк более распространенных зебр. Поэтому они ждали несколько лет и усердно работали, пока не смогли доставить из других провинций Мозамбика 14 кравшайских зебр, которых также поместили в «вольер». В 2007 г. в «вольере» оказались 180 гну, а в 2008 г. непосредственно в парке были выпущены шестеро слонов и пятеро гиппопотамов. В 2013 г. компанию им составили 35 канн.

Итак, проект по восстановлению парка длится уже более десяти лет. Как там освоились животные? Я отправился в Горонгозу, чтобы все увидеть своими глазами.

Пилот Майк Пинго взял нас на борт своего ярко-красного пятиместного вертолета в аэропорту города Бейра. Город находится на побережье, примерно в 130 км к юго-востоку от парка. (Мы – это я, моя жена Джейми, Деннис Лю и Марк Нильсен, двое моих коллег из научно-образовательного отдела Медицинского института Говарда Хьюза.) Учитывая, что в этой болотистой части страны мало дорог и еще меньше – асфальтированных, «вертушка» была максимально удобным транспортом, на котором мы собирались преодолеть последний отрезок нашего более чем суточного путешествия. Еще мы хотели осмотреть с высоты птичьего полета раскинувшийся внизу ландшафт.

Мы пролетели много километров над плоской территорией, представлявшей собой сплошную пустошь. Кое-где попадались купы деревьев и деревушки, состоявшие из нескольких покрытых соломой хижин. Рядом виднелись небольшие наделы, засеянные кукурузой и другими злаками. Затем мы немного поднялись и оказались на территории парка. Первое впечатление было таким: Горонгоза оказалась гораздо более лесистой, чем я ожидал. Там было много высоких и низких пальм, а также красивые группы хинных деревьев с зеленоватой корой. Совсем не такой ландшафт, как в усеянном акациями Серенгети. Когда мы добрались до Рио-Уремы, одной из нескольких рек, протекающих через парк, Пинго стал забирать то влево, то вправо, следуя вдоль русла. Мимо нас пролетели несколько больших птиц, а затем я увидел их.

Крокодилы! Да, это были нильские крокодилы, чью шкуру покрывал черно-желтый «шахматный» узор. Они лежали практически на каждой илистой отмели или косе. Ранее я видел немало крокодилов в северной Австралии, но никогда не рассматривал их так близко и не встречал так много этих тварей в одном месте: 20 или более крокодилов всего на одном 30-метровом участке, причем среди них попадались и пятиметровые. Итак, по крайней мере один вид чувствовал себя в Горгонозе вольготно. Дремлющие гиганты быстро оживились, как только заметили наше приближение, и изящно соскользнули в реку. Изумительное зрелище для любого любителя рептилий.

Затем мы приземлились на небольшой ВПП за пределами базового лагеря под названием Читенго. Там нас встречали Грег Карр, многие его коллеги, занятые в проекте по восстановлению Горонгозы (GRP), а также несколько павианов и бородавочников.

«Желаете съездить на фотоохоту или лучше отдохнете с дороги?» – спросил Грег (здесь я отбрасываю формальности и называю его уменьшительным именем как друга). Было уже три часа пополудни; солнце должно было сесть через пару часов. Адреналин притуплял усталость, и вскоре мы уже катились в открытом грузовике для сафари по одной из грунтовых дорог парка. Мы вскоре заметили несколько импал, скакавших через густой кустарник, а также пару пугливых ориби (маленьких антилоп). Рядом с несколькими небольшими водопоями мы видели много водяных козлов – крупных антилоп с характерным белым кругом на крупе. Кроме того, мы останавливались полюбоваться на птиц, в том числе на орла и зимородка.

В конце концов деревья и высокотравье закончились, уступив место огромной заливной равнине. Мы съехали с дороги и вылезли из грузовика, чтобы полюбоваться панорамой: просто дух захватывало. На переднем плане равнина была покрыта сочной зеленой травой и полукустарниками. Далее этот ландшафт прорезала широкая река с протоками, на которые слетались стайки африканских клювачей, свистящих уток и шпорцевых гусей. Здесь паслись десятки водяных козлов и импал. У самого горизонта, на западном краю Великого африканского рифта, возвышалась огромная гора Горонгоза, чьи ливни питают Урему – обширное мелкое озеро, раскинувшееся в ложе рифтовой долины к северу от нас.

«Ни человека, ни огонька, ни дороги», – заметил Грег, когда солнце окрашивало в красно-оранжевые тона склоны рифта. Если он хотел ошарашить нас прямо с порога, то ему это удалось.

В следующие дни я гораздо больше узнал о важнейших взаимосвязях между горой, реками, озером, заливной равниной и популяциями диких животных. Все это я в основном рассмотрел с вертолета, на котором мы летали над озером Урема и долиной. С воздуха я видел, что во всем парке больше всего животных встречалось именно на равнине: в частности, там были группы гиппопотамов и стада антилоп. Возникал простой вопрос: как и почему это происходит? Откуда взялась эта равнина?

Грег Карр, филантроп и бармен. Грег наливает вечерние прохладительные напитки из импровизированного бара в «Доме Гиппопотама», парк Горонгоза. Это заброшенное бетонное строение, откуда открывается вид на пруд с гиппопотамами

Фотография автора

Размеры озера были внушительны, а заливная долина тянулась на многие километры вокруг него, при том что сейчас в Горонгозе стоял засушливый сезон (июнь). Я узнал, что несколькими месяцами ранее бо́льшая часть долины была под водой, а озеро было в несколько раз шире. Когда в засушливый сезон вода отступает, освобождаются обширные территории. Эта хорошо увлажненная земля, удобренная илом, превращает долину в огромную салатницу. Растущим здесь «салатом» кормится множество животных, пока в ноябре вновь не начинаются дожди.

Но Грег знал, что из всех млекопитающих, обитающих в Горонгозе, наиболее важную роль для восстановления парка и всех его экосистем играет всего один вид: Homo sapiens. Популяция человека вокруг парка составляет около 250 000 особей, большинство этих людей живут менее чем на доллар в день. Чтобы сохраниться в долгосрочной перспективе, Горонгоза должна быть более привлекательна в качестве нетронутого заповедника, а не превращаться в сельхозугодья, лесной массив и кладовую. Грегу было мало, чтобы я просто полюбовался животными, с не меньшим жаром он стремился мне показать, какими разнообразными способами GRP поддерживает местное население.

Создавая рабочие места и оказывая услуги местному населению, проект GRP фактически вложил в окрестности парка не меньше денег, чем в саму Горонгозу. Восстановительный проект напрямую обеспечивает занятость для сотен местных жителей. Один из самых важных видов работы для возрождения диких популяций – это патрулирование парка для пресечения браконьерства, незаконного рыболовства, вырубки деревьев, засева территорий и незаконного разведения огня. Сто двадцать вооруженных егерей, в основном завербованных в районе парка, целыми днями бродят по девственным местам, находят и уничтожают тонкие проволочные силки – это самая распространенная ловушка, которая может покалечить или погубить животных самых разных видов. Егеря также отвечают за поиск и задержание браконьеров, которые ставят эти силки. Это сложная и опасная работа. Кроме того, егерям приходится улаживать конфликты между человеком и животными, даже если приходится по ночам охранять крестьянские посевы от слоновьих набегов.

Еще один источник дохода и сфера занятости для местного населения – это туризм. В 2006 г. для восстановления туристической индустрии из местного населения были наняты 60 проводников, которые стали водить экскурсии на гору Горонгоза. В 2007 г. на территории базового лагеря были открыты новые туристические бунгало. Появился красивый ресторан на открытом воздухе, а также бассейн. В 2005 г. парк посетили менее 1000 туристов, а в 2008 г. их было уже 8000. В 2009 г. было установлено правило: 20 % выручки от туризма поступает в доход окружающих населенных пунктов, а потом перераспределяется на различные проекты, в частности на постройку школ, медпунктов и пожарных частей.

При всей бедности Мозамбика район Горонгозы – один из беднейших в стране. Местные жители не имеют возможности получить элементарное образование и медицинскую помощь. В 2006 г. с помощью GRP была построена больница в Виньо – районе, прилегающем к южной границе парка, расположенном на другом берегу реки Пунгве. В 2009 г. начал работу мобильный госпиталь, сотрудники которого занимаются вакцинацией, пренатальной помощью, оказывают услуги по планированию семьи и помогают бороться с болезнями в близлежащих районах. Чтобы было проще справиться с малярией, всем жителям прилегающих районов выдали москитные сетки, 250 000 штук.

В 2006 г. при помощи GRP в Виньо построили начальную школу – раньше школы там не было. А в 2010 г. близ города Вилья-Горонгоза открыли Общественный образовательный центр, в котором тысячи местных детей изучают родную флору и фауну, а также основы экологии. Крестьяне в свою очередь могут научиться здесь методам рационального хозяйствования. GRP, опираясь на свой агротехнический опыт, помогает селянам эффективнее и продуктивнее заниматься земледелием, выращивать новые злаки. Простой природоохранный принцип: если земля за пределами парка используется более эффективно и обеспечивается продовольственная безопасность, то и нагрузка на территорию парка будет меньше. Однажды мы побывали в образовательном центре, в тот день около 20 крестьян слушали лекцию о выращивании кофейных деревьев на склонах горы Горонгоза.

Вероятно, это предприятие играет важнейшую роль для защиты самого необходимого ресурса в парке – воды, стекающей с гор. Озеро Урема и большинство рек в парке не пересыхают в длительный и все более жаркий засушливый сезон. Сохраняются водопои и водная среда обитания, так как вода круглый год течет с горы Горонгоза. Ее дождевые леса напоминают губку, впитывающую ливни во влажный сезон, а затем постепенно отдающую ее в засушливые месяцы. Благодаря этим стокам общий уровень грунтовых вод в «салатнице» остается стабильным. Воду с гор можно сравнить с кровотоком экосистемы Горонгоза.

Но площадь горного дождевого леса, состоящего из деревьев твердых пород, быстро сокращалась из-за вырубки, в том числе под пашню – на горе стали выращивать злаки, например кукурузу. Без деревьев на горе скапливается меньше воды, почва вымывается. Кукурузные поля служат недолго, поэтому требуются новые наделы, под которые снова валят лес. GRP требовалось выработать какой-то план, чтобы остановить уничтожение горного дождевого леса и, возможно, обратить процесс вспять. Чтобы простимулировать крестьян работать иначе, GRP понадобилось найти другую культуру, выращивать которую выгоднее, чем кукурузу, и которая при этом не мешает восстановлению леса.

Что было предложено? Теневыносливый кофе.

Высоко на склоне горы Горонгоза сотрудники GRP устроили впечатляющий питомник, где мы увидели более 40 000 саженцев кофе, которые уже можно было переносить в почву. Чтобы получилась кофейная плантация, молодые деревца сажали вместе с голубиным горохом – быстрорастущей профилирующей культурой, которая защищает кофейные саженцы от зноя и, пока те не вырастут, служит крестьянам источником пищи и дохода. Кроме 2200 кофейных деревьев на каждом гектаре также высаживались по 90 деревьев твердых пород, типичных для дождевого леса, благодаря которым все кофейные садики в итоге окажутся в тени. В долгосрочной перспективе GRP планирует восстановить значительные площади леса на склонах горы, одновременно организовав и процветающий кофейный бизнес. Так экологические требования сочетаются с экономическими потребностями и нуждами человеческого развития.

Но амбиции GRP пришлись по нраву не всем. RENAMO сохранилась как политическая партия и полувоенная организация, и в 2013–2014 гг. вновь вспыхнул конфликт между ее сторонниками и правительством. Из-за этого парк пришлось временно закрыть, а сотрудники GRP были вынуждены уйти с горы. Партии подписали новый мирный договор, однако их политические споры продолжаются.

Кроме того, существует проблема браконьерства. Подлинным суперхищником, истребляющим млекопитающих, в Горонгозе является не лев и не крокодил, а человек. Всего за девять дней, проведенных в парке, я видел три пикапа, которые везли группы из четырех-пяти пойманных браконьеров в КПЗ, расположенные на территории парка. Да, браконьерство в Горонгозе в основном сводится к расставлению капканов для добычи животных на мясо, а не к уничтожению слонов ради бивней, как на большей части территории Восточной Африки. Но Педро Муагура, директор по охране природы парка, сказал мне, что сколько бы нарушителей они ни арестовывали, браконьеры безудержно и ежедневно отстреливают дичь в парке. Учитывая этот факт, я хотел выяснить динамику численности животных в парке, а оценить ее во время обычной фотоохоты было невозможно.

Субботним вечером мы собрались вместе с несколькими учеными и большей частью управленцев парка в открытом конференц-зале, расположенном поблизости от аэродрома. Предполагалось обсудить состояние дикой природы в парке. Еще на этапе зарождения GRP Грег не побоялся пригласить ученых со всего мира изучать растения и животных Горонгозы. На конференции присутствовали биологи из нескольких университетов, изучающие куду, бушбоков, львов и даже термитов.

Первым выступил Марк Сталманс, эксперт по африканской дикой природе и научный директор парка Горонгоза, который выполнил самый последний облет парка в конце прошлого засушливого сезона. В течение 12 дней Сталманс вместе с пятью сотрудниками выполнил 29 рейсов на вертолете Майка Пинго (с открытой дверью), пересекая рифтовую долину и подсчитывая всех достаточно крупных млекопитающих, которых можно было заметить с воздуха. Они насчитали 19 видов травоядных.

Всего они видели 71 086 особей!

Это число тем более ошеломляет, если учитывать, что в 2000 г. здесь не было суммарно и 1000 слонов, гиппопотамов, гну, водяных козлов, зебр, канн, буйволов, черных антилоп и конгони. Сегодня здесь обитает почти 40 000 особей этих видов, в том числе 535 слонов и 436 гиппопотамов. Сталманс сказал, что численность практически всех замеченных ими видов значительно выросла по сравнению с предыдущими подсчетами, а тем более выросла по сравнению с оценками, сделанными перед началом восстановительного проекта. Всего за семь лет численность водяных козлов и импал выросла соответственно вчетверо и вдвое, а черных антилоп и водяных козлов уже больше, чем в 1960-е и 1970-е. Причем все это произошло, несмотря на урон от браконьерства.

Эти перемены воодушевляют Грега Карра. Всего 10 лет назад посетители могли целый день ездить по парку и лишь случайно встретить какое-нибудь животное, а сегодня здесь пасутся стада. Он особенно восхищен (и успокоен) тем фактом, что не пришлось подвозить на грузовиках еще 70 000 животных – природа справилась сама.

«Даете природе полшанса, и она выживает», – говорит Грег. Этот шанс дали природе егеря, защищающие возрождающиеся популяции.

Живучесть природы демонстрирует пятый закон джунглей в действии (см. главу 7). Стремительно восстанавливающиеся популяции демонстрируют тот самый феномен, что и буйволы, слоны и гну в Серенгети. Когда плотность популяций низка, гораздо ниже, чем может поддерживать данная экосистема, их численность может расти очень быстро (см. рис. 7.6). Исследователи Горонгозы подсчитали, что прирост численности некоторых видов составляет более 20 % в год. Точно такой же демографический взрыв гну и буйволов произошел в Серенгети после искоренения чумы КРС.

Действительно, при условии адекватной защиты и наличии подходящей среды обитания многие виды во всем мире стремительно восстанавливались, даже побывав на грани исчезновения. Например, в конце XIX в. сохранилось всего около 20 особей северного морского слона, а сегодня их более 200 000. За 50 лет численность горбатых китов у западного побережья Австралии выросла с 300 до 26 000 особей. В течение прошлого века каланы в северной части Тихого океана умножились с 1000 до 100 000, а американский аллигатор, находившийся на грани исчезновения, достиг численности 5 млн особей.

Хотя иногда бывает необходима реинтродукция некоторых видов, Грег извлек из работы в Горонгозе один урок, который может пригодиться в других масштабных восстановительных проектах: «Самое важное – не реинтродукция, а строгое соблюдение законов».

Но трансформация Горонгозы далека от завершения. Нужно еще больше травоядных, особенно буйволов, чтобы трава не вырастала слишком высокой. Причем важны не только травоядные. Что насчет хищников? В парке нет гиен или леопардов, единственный крупный хищник в Горонгозе – лев. Хотя вымирание льву здесь уже не грозит, его численность в парке остается одной из самых низких за всю историю наблюдений – во время последнего подсчета было замечено всего 63 особи. Немногочисленность львов означает, что нисходящая регуляция числа травоядных работает плохо, а это может способствовать стремительному увеличению некоторых популяций. Редкость львов также объясняет, почему на каждой из нескольких фотоохот нам встречались представители всех 19 видов травоядных, но никого – из кошачьих.

Большой вопрос, ответ на который хотели бы знать ученые, таков: как долго численность животных в Горонгозе может расти, пока не выровняется? В Серенгети это произошло, когда кривые роста пошли вниз (см. рис. 7.6). Фундаментальный предел роста популяций достигается при накоплении такого объема биомассы, который может поддерживаться имеющимися в экосистеме пищевыми и водными ресурсами. Такой показатель экосистемы называется емкостью среды. По оценке Сталманса, Горонгоза может обеспечивать примерно 8000 кг млекопитающих на квадратный километр, а на заливной равнине плотность будет немного больше. Исследование 2014 г. показало, что на тот момент плотность травоядных составляла около 5500 кг на квадратный километр, поэтому рост может продолжаться еще довольно долго. Не наблюдается, чтобы какие-либо популяции достигли того уровня, после которого начинает обостряться конкуренция или расти плотностно-зависимая регуляция.

Особое внимание уделяется численности крупных, заметных животных, интересных для туристов, – это понятно и, в принципе, хорошо. Однако этот интерес несколько затмевает другие индикаторы, свидетельствующие о «здоровье» и важности Горонгозы. Таким индикатором является общее биоразнообразие в парке, и именно по этому показателю Горонгоза – поистине выдающееся место. Несмотря на все перенесенные невзгоды, Горонгоза отличается исключительным разнообразием экосистем – здесь есть и дождевой лес, и песчаный лес, и пойменный лес, и рощи-миомбо, и карстовые пещеры, и высокотравья, и заливная равнина. Поэтому парк может приютить больше видов животных, чем какой-либо другой заповедник в Африке. По оценкам биологов, в Горонгозе встречается не менее 35 000 видов растений и животных, например более 30 видов летучих мышей и около 400 видов птиц. Благодаря нашему первоклассному проводнику Фрейзеру Гиру мы видели самых разных тварей, в том числе ночных, например генет, галаго, различных мангустов и моих любимых цивет – красивого зверька, похожего на кошку, в полосках и пятнах.

Львы в Горонгозе

Фотография автора

Когда мы проводили в Горонгозе последний вечер, Фрейзер вновь отвез нас в заливную долину, напоследок полюбоваться закатом. Уже затемно мы вернулись в лагерь. Я надеялся еще раз увидеть цивету, и Фрейзер, как обычно, меня не разочаровал. К тому моменту я уже был совершенно доволен, просто глядел на Юпитер и Венеру в южном небе. Но Фрейзер остановился, осмотрел какие-то следы на дороге и углубился в кустарник. Посветив туда-сюда фонариком, он медленно повез нас через высокую траву. Такую же сноровку он продемонстрировал прошлой ночью, когда по уханью смог найти на берегу пруда очень редкую полосатую рыбную сову. Но, когда он посветил в другую сторону, мы поняли, что на этот раз он выслеживал не сову. Прямо на нас уставились два льва. Третий прошел прямо мимо нашей машины, а затем улегся в каких-нибудь двух с половиной метрах от нас. Еще немного посветив фонариком, мы заметили на берегу пруда четвертого, пятого и других львов, всего девять, в том числе несколько львят. Прайд рос.

Сердце мое колотилось, и я не осмелился даже шептать, но на ум пришли три слова: «Да здравствует Горонгоза!»