Книга: Смерть по объявлению
Назад: ГЛАВА 9 БЕЗДУШНЫЙ МАСКАРАД АРЛЕКИНА
Дальше: ГЛАВА 11 НЕПРОСТИТЕЛЬНОЕ ВТОРЖЕНИЕ НА ГЕРЦОГСКУЮ ВЕЧЕРИНКУ

ГЛАВА 10
СКАНДАЛ В ОФИСЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

 

 

— Тебе хорошо говорить, Билл Джонс, — заметил Джинджер Джо. — Но грош тебе цена, если тебя и правда вызвали как свидетеля по этому делу, ты вляпался в огромные неприятности. Они будут спрашивать тебя, что ты делал месяц назад и что ты знаешь о произошедшем.
— Клянусь, все будет в порядке.
— Так же могу поклясться, что не будет.
— Хорошо, могу поспорить на что угодно, что все обойдется.
— Я бы поспорил с тобой, если б был детективом.
— Клянусь, из тебя выйдет отличный детектив, ты им будешь.
— Бесспорно, буду.
— Слыхал про рыжеволосого детектива?
Такого ответа Джинджер не ожидал. Тем не менее, он автоматически сказал:
— Бьюсь об заклад, мы с тобой будем лучше.
— Спорю, из тебя ничего не выйдет.
— Могу поспорить, что, если бы я арестовал тебя там, где ты находился, когда Дин упал с лестницы, у тебя не было бы алиби.
— Это глупо, вот и все, — возразил Билл Джонс. — Мне не нужно никакое алиби на тот момент, когда Дин упал с лестницы, потому что это был несчастный случай.
— Хорошо. Я только утверждаю, что, если бы я был детективом и расследовал бы это дело, я бы арестовал вас. И убежден на все сто, вы не смогли бы мне сказать, где вы были и что делали в это время.
— Клянусь, я смог бы. Я был в лифте, вот где я был. Гарри может подтвердить это. Поэтому вдолбите это в вашу глупую голову и закройте рот.
— О, так вы и вправду были в лифте? Тогда как вы могли узнать, что это случилось именно тогда?
— Когда случилось что?
— Когда мистер Дин упал со ступенек?
— Я это узнал, когда уже вышел из лифта и спустился вниз. Тогда я услышал, как мистер Томпкин сообщал о происшедшем Сэму. Так ведь, Сэм?
Сэм Таббит оторвался от газеты «Радиолюбитель» и кивнул.
— Это еще ничего не доказывает, — настаивал Джинджер. — Ты прекрасно знаешь, что мистер Томпкин мог начать говорить об этом позже, не сразу же после случившегося.
— В любом случае много времени тут не прошло, — добавил Сэм. — Я как раз вышел из большого конференц-зала, куда приносил чай мистеру Пиму и его клиенту — это был Магглетонс, если тебе интересно. И тут я услыхал чью-то истерику и сказал мистеру Томпкину: «Вот это да! Наверное, что-то случилось!» А он ответил, что мистер Дин упал с лестницы и, похоже, сломал себе шею. И что за врачом уже послали.
— Это правда, — добавил Кирилл, ответственный за Щиток переключения. — К нам в комнату тогда прибежал мистер Стэнли и сказал: «О, мисс Фирни, мистер ин упал с лестницы, и боюсь, что убился насмерть, позвоните доктору!» Тогда мисс Фирни стала звонить мисс Бейт, а я выскочил через другую дверь, так что мисс Фирн меня не заметила, ведь эта дверь находится за рабочим местом мистера Томпкина. Я сообщил Томпкину о смерти мистера Дина. Тогда он велел мне пойти и разузнать все подробнее. Так что я пошел и встретил Сэма с подносом, выходящего из конференц-зала. Ведь так было, Сэм?
Сэм согласился.
— А потом я услышал истерику, — добавил он.
— И кто истерил?
— Миссис Крамп в комнате для обслуги. Всхлипывая, она рассказывала, что только что видела, как мистер Дин упал с лестницы и убился, а потом — как тащили его тело. Я выглянул вниз и застал еще, как его оттаскивали. Он выглядел ужасно.
— И это было как раз, когда я пришел, — заметил Билл, придерживаясь повествования. — Услышав, как мистер Томпкин рассказывает обо всем Сэму, я побежал с последним оповестить мистера Томпкина, что Дина уже унесли; после чего Томпкин тоже пошел смотреть. Мистера Дина отнесли в большой зал, и мисс Фирни предположила, что уже необходимо доложить о случившемся мистеру Пиму. Мистер Томпкин ответил, что Пим еще на конференции, и предложил связаться с ним по телефону, по его прямому номеру. После звонка Пиму мисс Фирни сказала мне: «Билл, сбегай принеси листы коричневой бумаги, чтобы закрыть стеклянные двери зала, и скажи ребятам, чтобы бумагу на стекла повесили». И как только я побежал исполнять ее просьбу, пришел мистер Эткинс и спросил, нет ли у нас простыни, потому что Дин умер, и тело надо чем-то накрывать. Мисс Фирни ответила, что в офисе никогда не было простыней, и посоветовала обратиться к миссис Джонсон. Вот так все и было, — закончил Билл и ухмыльнулся так, будто вспоминал самое значительное событие в своей жизни. Но потом он снова вспомнил о причине, по которой, собственно, зашел весь этот разговор. — Ну и как насчет твоего чертового алиби? — настойчиво потребовал он. — Где твое алиби, Джинджер, если уж на то пошло?
Именно таким запутанным способом Джинджер Джо выяснял новую информацию. Офисные мальчики замечали каждую мелочь, да и память их была феноменальной.
Пять дней дальнейшего тщательного расследования прошли в необходимости проверить весь персонал «Пимс». Это было необходимо, так как день смерти Дина был днем, когда в офисе не было посторонних людей.
Из девяноста с лишним штатных сотрудников агентства — только десять остались неучтенными или частично неучтенными. Это были:
В отделе публикаций:
Мистер Уиллис. Он пришел со стороны наружной лестницы примерно через пять минут после несчастного случая; прошел прямо через холл, поднялся по лестнице в отдел писем, а оттуда в свой кабинет, ни с кем не разговаривая. Около четверти часа спустя он пошел в кабинет мистера Дина и, не найдя его там, снова вернулся в комнату машинисток. Здесь, когда он поинтересовался местонахождением мистера Дина, ему сообщили печальную новость, которая удивила и ужаснула его. (Свидетель: мальчик Джордж Пайк, который слышал, как мисс Росситер рассказывала об этом миссис Джонсон.)
Мистер Хэнкин. Он отсутствовал в офисе с половины третьего, по личным делам, и вернулся только в половине пятого. Гарри проинформировал его о несчастном случае, как только он вошел в лифт, и, когда он из него вышел, мистер Томпкин попросил его зайти к мистеру Пиму. (Свидетели: Гарри и Кирилл.)
Мистер Копли. Предположительно все время находился в своем кабинете, но это не может быть подтверждено никем, так как он в тот день ни разу не пил чай мог работать за своим наклонным столом, который прислонен к внутренней стене, и не виден тому, кто случайно проходит мимо двери. Он трудолюбивый работник и вряд ли бы вышел из своего кабинета, услышав шум или беготню в коридоре. В четверть пятого он зашел в комнату машинисток и спросил, почему его статья сих пор не напечатана. Мисс Партон сказала ему довольно раздражительным тоном, что она не понимает как можно предполагать, что что-то будет готовым при таких обстоятельствах. Тогда он спросил, что произошло, и ему рассказали о несчастном случае со смертельным исходом, который произошел с мистером Дином. Копли выразил изумление и сожаление по этому поводу но добавил, что он не видит причины, почему работа отдела не должна выполняться. (Свидетели: четыре мальчика, которые в отдельных случаях слышали, как это шокирующее проявление бессердечия обсуждалось самой миссис Джонсон и с нею.)
В отделе сигнальных экземпляров:
Мистер Биннс. Элегантный молодой человек, который вышел из офиса в три часа дня, чтобы купить свежий номер сентябрьского «Эксперта» для мистера Армстронга и необъяснимо потратил на это полтора часа. (Свидетель: Сэм, чья старшая сестра была машинисткой в отделе сигнальных экземпляров и предположила, что молодой Биннс ходил на свидание со своей девушкой и потому так задержался.) (Заметка: мистер Биннс был известен как специалист по дартсу, который часто обедал с мистером Дином.)
В кабинетах руководителей разных групп:
Мистер Хаагедорн («Сопо» и сопутствующие товары). Взял отгул на весь день, чтобы посетить похороны своей тетушки. Но говорят, что его видели в полдень на дневном концерте в «Аделфи», лондонском эстрадном театре. (Свидетели: Джек Деннис, мальчик, который думал, что видел именно его, и запись в журнале посещений мистера Томпкина, о которой справился Кирилл)
Мистер Толбой. Точное местонахождение во время падения Дина не определено. В 15.30 или около того мистер Веддерберн пришел в отдел сигнальных экземпляров, чтобы попросить некоторые старые номера «Фишмангерс газетт», говоря, что они срочно нужны мистеру Толбою. Вернувшись через десять минут, сразу после того, как он получил на руки газеты, мистер Веддерберт в сильном волнении сообщал о мистере Дине и забыл свою корреспонденцию там, куда за ней ходил. Он обсуждал с мисс Фирни в исполнительском отделе ужасное событие, когда пришел мистер Толбой и довольно резко спросил, сколько ему еще ждать нужные номера «Фишмангерс газетт». Мистер Веддерберн объяснил, что известие о смерти мистера Дина затуманило его мозги. Мистер Толбой выразил свое недовольство, заметив, что работа, тем не менее, должна быть выполнена. (Свидетель: Хорас, мальчик на посылках в отделе сигнальных экземпляров.)
Мистер Макаллистер, групповой секретарь рекламных товаров компании с ограниченной ответственностью «Дэйрифилдс», работает под руководством мистера Смейла. Отсутствовал в офисе весь день по причине визита к дантисту. (Согласно записи в журнале мистера Томпкина.)
В дизайнерской студии:
Мистер Барроу. Был в Британском музее, изучая греческие вазы для предстоящего рекламного показа «Классика корсете». (Согласно ведомости мистера Барроу.)
Мистер Вибарт. Предположительно был в Вестминстере, делая набросок рекламы «Обуви Фарли» для палаты общин. («Ноги, которые ступают на этот исторический тротуар, чаще всего одеты в обувь в стиле Фарли».) отсутствовал в офисе с 14.30 до 16.30. (Согласно ведомости мистера Вибарта.)
Вилфрид Коттерилл. В 15.00 пожаловался на недомогание (кровь сочилась из носа), и его отправили прилечь в комнате для мальчиков; посыльных попросили оставить его одного. О нем все забыли до 17 часов, когда его обнаружили спящим ребята, которые зашли в комнату, чтобы переодеть свою рабочую одежду. Ему сообщили, что он проспал все самое интересное. (Свидетели: все мальчики — посыльные агентства.) Вилфрид Коттерилл был маленьким бледным боязливым мальчиком четырнадцати лет, но выглядел гораздо младше. Когда ему рассказали, что он пропустил, он только сказал «Оо-э!»
«Весьма заслуживающая доверия часть работы со стороны Джинджера Джо, — подумал мистер Брэдон. — Его можно продолжать вызывать к себе в рабочее время оставляя пространство для дальнейших наблюдений».
Его собственное расследование продвигалось достаточно медленно. Что касается найденного в доме Чарльза Паркера карандаша, оказалось, что сотрудники отдела публикаций предпочитали работать простыми карандашами и не особенно интересовались продукцией «Дарлингс». Исключение составил мистер Гарретт, который писал свой черновик рекламного объявления данной фирмы именно карандашом «Дарлингс», привлекая таким образом внимание к самому товару и щедрой компании. У него имелось два образца карандаша; еще четыре были найдены в комнате машинисток, а один — на столе мистера Армстронга. Уимзи удалось выяснить, что у мистера Хэнкина не было ни одного, а мистер Инглеби признался, что как-то раз в порыве гнева выбросил свой карандаш из окна. Мисс Митейард предположила, что такой карандаш у нее был, но где его найти — она не знала, поэтому посоветовала Брэдону обратиться к мисс Партон. Сотрудники других отделов также внесли свою долю сумятицы в это дело. Мистер Макаллистер заявил, что механических карандашей «Дарлингс» у него не меньше шести. Мистер Веддерберн потерял свой экземпляр, но с удовольствием показав тот, который он стащил у мистера Толбоя. Фотограф выразил недовольство, что его беспокоят, ведь карандаш настолько глупая и бессмысленная вещь, что не даже отвлекаться на подобный пустяк. Но если мистеру Брэдону действительно нужен хороший карандаш с выдвижным стержнем, посоветовал мистер Праут, ему стоит обзавестись продукцией компании «Евер Шарп». Праут все же нехотя сообщил, что никогда не видел свой «Дарлингс» с тех пор, как делал фотографии этого товара; добавил, что если первоклассный художник-фотограф (кем он себя считал) будет всю свою жизнь снимать ничего не стоящие карандаши и коробки с желе, то этого будет достаточно, чтобы довести до самоубийства чувствительную творческую натуру. «Это душераздирающая работа», — признался он Брэдону.
Помимо этого Брэдону удалось получить кое-какую информацию на свой почтовый адрес. Мистер Уиллис однажды попросил Брэдона дать ему свой адрес. Его осторожные расспросы позволили выяснить с точностью дату нападения на главного инспектора Скотленд-Ярда. Мисс Бейт — телефонистка, осуществляющая контроль за офисной книгой адресов, — наболтала много лишнего. Болтливые женщины всегда несколько раздражали Уимзи, но поведение этой молоденькой секретарши даже лишило его присутствия духа. Питер Уимзи все же надеялся, что противник будет существенно встревожен провалом своей первой попытки нападения и решил быть осторожнее. Когда бы Питер ни покинул офис, он ходил домой окольными путями, а когда был вовлечен в исполнение служебных обязанностей, избегал железной лестницы.
Тем временем крупная ссора по поводу «Нутракса» бушевала с неослабеваемой силой, одним из тяжких последствий которой стал разрыв между мистером Смейлом и мистером Толбоем.
Началось это довольно глупо. Мистер Толбой и мисс Метейард ожидали лифта, к ним присоединился мистер Смейл — свежий и улыбающийся, его зубы сверкали как у телезвезды, в петлице розовел бутон розы, зонт аккуратно свернут.
— Доброе утро, мисс Митейард! Доброе утро, доброе утро, — сказал мистер Смейл, поднимая свой котелок. — Опять замечательный день.
Мисс Митейард согласилась, что день был замечательный.
— Если бы только, — добавила она, — его не испортили требованиями подоходного налога.
— Не говорите о подоходном налоге, — ответил мистер Смейл с улыбкой и содроганием. — Сегодня утром я сказал своей жене: «Моя дорогая, мы должны будем провести наш отпуск за домом в саду, я уже это предвижу». И я уверен, что это факт. Откуда взять деньги для нашего маленького путешествия в Истбурн, я не знаю.
— Все это крайне несправедливо, — заметил мистер Толбой. — Что касается этого последнего бюджета.
— Ах! Ты, должно быть, платишь добавочный подоходный налог, старина, — попытался сострить мистер Смейл и игриво толкнул Толбоя своим зонтиком.
— Не делай этого, — сказал мистер Толбой.
— Толбою не нужно волноваться, — добавил мистер Смейл вдохновенно. — Он получает больше денег, чем знает, как ими распорядиться. Мы все знаем об этом, не так ли мисс Митейард?
— Значит, он удачливее, чем большинство из нас, — ответила девушка.
— Он может позволить себе разбрасывать свои фунты стерлингов по офису по пятьдесят за раз, — продолжал мистер Смейл. — Хотел бы я знать, откуда он их берет. Осмелюсь предположить, что специалистам по подоходному налогу это было бы тоже интересно. Мисс Митейард, этот человек — темная лошадка. Я полагаю, он управляет втайне какой-нибудь спекулятивной биржевой конторой или сбытом наркотиков, а? Ты, один ты, — сказал мистер Смейл, вытягивая шаловливый указательный палец и тыча им в пуговицу жилета мистера Толбоя. В этот момент вернулся Гарри; первой в дверь лифта вошла мисс Митейард. Мистер Толбой, грубо отталкивая Смейла в сторону, вошел вслед за ней.
— Полюбуйтесь! — воскликнул мистер Смейл. — Манеры, манеры! Твоя проблема, старина, заключается в том, — продолжал он, — что ты не понимаешь шуток. Никакого оскорбления не подразумевалось, я тебя уверяю, и надеюсь, что никто не обиделся. Он похлопал мистера Толбоя по плечу.
— Не будешь ли ты любезен держать свои руки подальше от меня. Смейл, — резко произнес мистер Толбой.
— О, хорошо, хорошо, ваше высочество. Встали с постели не с той ноги, не так ли?
Затем Смейл обратился к мисс Митейард, обеспокоенный смутным чувством, что мужчинам не полагается ссориться при дамах, и попытался обратить весь разговор в шутку.
— Боюсь, деньги всегда были и останутся больной темой между всеми, мистер Смейл, — сказала девушка. — Давайте поговорим о чем-либо более приятном. Какая симпатичная роза у вас в петлице.
— Она из моего собственного сада, — ответил мистер Смейл с гордостью. — Моя супруга творит с розами чудеса. Я все оставляю на ее усмотрение, исключая вскапывание и мульчирование, конечно.
Они вышли из лифта и записали свои имена в журнале посещаемости. Мисс Митейард и мистер Смейл прошли через приемную и повернули налево, поднимать вверх по лестнице мимо отдела писем. Мистер Толбой протолкнулся мимо них и пошел вниз по главному коридору, чтобы подняться по железным ступеням с другой стороны.
— Я действительно очень сожалею, — сознался мистер Смейл, — что Толбой и я позволили себе некоторые неподходящие слова в вашем присутствии, мисс Митейард.
— О, ничего страшного. Он кажется немного раздражительным, и, что бы ни говорили, я не думаю, что он наслаждается ссорой с мистером Копли.
— Нет, но, в самом деле, — добавил мужчина, задерживаясь у двери кабинета мисс Митейард, — если человек не может понять безобидную шутку, это достойно сожаления, не так ли?
— Так, — ответила его спутница.
— О, привет! Что вы здесь делаете?
Мистер Инглеби и мистер Брэдон, сидевшие на радиаторе с томом «Словаря нового столетия», не смутившись, подняли глаза.
— Мы заканчиваем кроссворд Торквемады, — проговорил Инглеби, — и, конечно же, книга, которая была нам нужна, оказалась в вашей комнате, мисс Митейард.
— Я прощаю вас.
— Но, дорогая мисс Митейард, — вступил в разговор мистер Брэдон, — можно вас попросить приводить пореже с собой Смейла. Его вид заставляет меня снова думать о маргарине «Зеленые пастбища». Мистер Смейл, — продолжал он, — вы ведь пришли не для того, чтобы донимать меня из-за той публикации, не так ли? Не надо делать этого, будьте хорошим парнем. Я не мог сделать лучше. Мой мозг усох. Как можно весь день жить на маргарине и выглядеть таким свежим и веселым, не укладывается в моей голове и выходит за пределы моего понимания.
— Я уверяю вас, — сказал мистер Смейл, демонстрируя свои прекрасные зубы, — это действительно хорошее восстановление сил. И мне приятно видеть вас вместе, рекламных агентов «Пимс», таких веселых и довольных. Не как некоторые люди, кого я мог бы назвать.
— Мистер Толбой отнесся не по-доброму к мистеру Смейлу, — пояснила мисс Митейард.
— Мне нравится быть любезным со всеми, — произнес мистер Смейл, — но в действительности сложно остаться вежливым, когда тебя толкают в лифте так, будто тебя там нет, а затем говорят убрать руки, как будто ты — ничтожная личность; но даже и в этом случае, полагаю, человека можно извинить за то, что он обиделся на несколько шутливых замечаний в свой адрес. Я думаю, Толбой считает, что я не достоин даже разговаривать с ним, потому что я не оканчивал привилегированную частную школу.
— Частная школа, — заметил мистер Брэдон. — Впервые об этом слышу. Какая частная школа?
— Он получал образование в Дамблтоне, — пояснил мистер Смейл, — но я учился в школе Каунка, и не стыжусь этого.
— Не стоит беспокоиться, Смейл, — произнес Инглеби. — Дамблтон не является частной школой в полном смысле этого слова.
— Разве нет? — с надеждой поинтересовался Смейл. — Ну, вы с мистером Брэдоном имеете университетское образование, поэтому вам об этом известно. А какие школы вы называете частными?
— Итон, — вставил мистер Брэдон. — И Харроу, — быстро добавил он, потому что сам был выпускником Итона.
— Регби, — предложил мистер Инглеби.
— Нет-нет, — запротестовал Брэдон, — это узловая железнодорожная станция.
Инглеби весело посмотрел на Брэдона и нанес проворный удар левой рукой ему по подбородку, который тот отразил в такой же шутливой форме.
— Я также слышал, — продолжал Брэдон, — что есть благопристойнейшее место в Винчестере, если вы не слишком привередливы.
— Однажды я познакомился с человеком, который учился в Мальборо, — заметил Инглеби.
— Жаль слышать это, — сказал Брэдон. — Это место всегда славилось ужасными компаниями настоящих хулиганов. Вам стоит быть более осторожным с новыми знакомыми, Инглеби.
— Но, — произнес Смейл, — Толбой всегда говорит, что Дамблтон — частная школа.
— Я полагаю, что это так. В смысле, что у нее есть совет попечителей, — ответил Инглеби, — но по этому поводу не стоит задирать нос.
— Ну и что из того? — спросил Брэдон. — Послушай, Смейл, если ты выбросишь из головы подобные вещи, не имеющие большого значения, ты станешь гораздо более счастливым. Ты, возможно, получил в пятьдесят раз лучшее образование, чем я.
Мистер Смейл покачал головой.
— О нет, — проговорил он. — Я не обманываюсь на этот счет, и я все бы отдал, чтобы иметь те же возможности, что и ты. Разница существует, и, зная, что она есть, я не противлюсь признать это. Но я имею в виду то, что некоторые люди заставляют нас чувствовать это, а другие — нет. Я не испытываю подобных чувств, когда говорю с кем-либо из вас, или с мистером Армстронгом, или мистером Хэнкином, хотя вы учились в Оксфорде и Кембридже и тому подобных местах. Возможно, вы такие как раз потому, что были в Оксфорд и Кембридже.
Он замолчал, смущая собеседников своими задумчивыми глазами.
— Послушайте, — заметила мисс Митейард, — я понимаю, что вы имеете в виду. И эти люди понимают, и у вас нет необходимости углубляться в это дальше. Иначе человек, выражающий сильное беспокойство по поводу того, так ли он хорош, как его знакомый или сослуживец, заражается снобистским чувством неловкости и становится агрессивным.
— Понятно, — сказал мистер Смейл. — Ну, конечно, мистеру Хэнкину не нужно стараться и доказывать, что он лучше меня, потому что он лучше, и мы оба знаем это.
— «Лучше» — неправильное слово, Смейл, — проговорил Инглеби.
— Ну, лучше образован. Ты понимаешь, что я имею ввиду.
— Не беспокойся об этом. Если бы я был хотя бы наполовину таким же профессионалом, как ты, я чувствовал бы свое превосходство над всеми в этом дурацком агентстве.
Мистер Смейл покачал головой, но, казалось, ему было приятно услышать подобные слова.
— Жаль, что мы затеяли этот разговор, — заметил Инглеби, когда Смейл ушел. — Я не знал, как его успокоить.
— Я думал, что ты социалист, Инглеби, и это не Должно смущать тебя, — сказал Брэдон.
— Да, я социалист, — согласился Инглеби, — но я терпеть не могу этих разговоров по поводу старых дамблтонцев. Если бы у всех было одинаковое государственное образование, эти вещи не всплывали бы.
— Если бы у всех были одинаковые лица, — вставил Брэдон — не было бы красивых женщин.
Мисс Митейард скорчила гримасу.
— Если вы будете продолжать в гаком же духе, у меня тоже разовьется комплекс неполноценности.
Брэдон серьезно посмотрел на нее.
— Я не думаю что вы волнуетесь по поводу того, называют ли вас красивой, — произнес он, — но, если бы я был художником, я хотел бы нарисовать ваш портрет. У вас очень интересная внешность.
— Господи всемогущий! — сказала мисс Митейард, — Я ухожу. Дайте мне знать, когда вы освободите мою комнату.
Войдя в комнату машинисток, мисс Митейард подошла к зеркалу и с любопытством стала изучать свое лицо. Казалось, она впервые увидела его так близко.
— Что случилось, дорогая мисс Митейард? — поинтересовалась мисс Росситер. — У вас назревает прыщик?
— Что-то в этом роде, — ответила она несколько рассеянно. — В самом деле, интересное лицо!
— Простите? — сказала мисс Росситер.
Мисс Митейард как-то странно посмотрела на девушку и молча вышла из комнаты.

 

— Смейл становится невыносимым, — пожаловался Толбой мистеру Веддерберну. — Вульгарный клещ. Я терпеть не могу людей, которые толкают вас в ребра.
— Я уверен, он не хотел вас обидеть, — возразил мистер Веддерберн. — Он вполне порядочный парень, в самом деле.
— Терпеть не могу эти его сверкающие зубы, — проворчал мистер Толбой. — И почему ему нужно наносить эту вонючую гадость себе на волосы?
— Ода... — произнес мистер Веддерберн.
— Я не позволю ему стать участником игры в крикет, в любом случае, — зло продолжал мистер Толбой. — В прошлом году он надел белые замшевые туфли с крокодиловыми застежками и невероятный блейзер с цветами старого Борстэлиана. На поле он выглядел настоящим пугалом.
Мистер Веддерберн поднял удивленные глаза.
— О, но ведь ты, надеюсь, не собираешься совсем исключить его из команды? Он довольно хорошо отбивает мяч и очень проворен.
— Мы можем обойтись и без него, — твердым голосом ответил Толбой.
Мистер Веддерберн не нашел что дополнить. Но он знал, что в «Пимс» не было постоянных одиннадцати игроков в крикет и каждое лето случайно, наспех подобранная спортивная команда собиралась вместе, чтобы провести пару матчей. Подбор участников команды агентства был поручен мистеру Толбою, который был энергичным игроком и однажды при помощи своей биты забил пятьдесят два очка «Сопо» и принес ошеломляющую победу «Пимс паблисити». В его задачи входило представить список спортсменов на рассмотрение мистеру Хэнкину, который должен был принимать окончательное решение. Но мистер Хэнкин редко отклонял кого-то из кандидатов хотя бы потому, что в списке Толбоя их было редко больше чем одиннадцать, следовательно, выбирать было не из кого. Важным было то, что, по договоренности, мистер Хэнкин должен наносить удар битой третьим и, поймав мяч, отбросить своему партнеру по команде в среднюю левую линию. Если эти моменты были учтены, он не имел дальнейших возражений.
Мистер Толбой вынул список.
— Инглеби, — начал читать он, — и Гарретт. Барроу. Эдкок, Пинчли. Хэнкин. Я. Грегори не сможет играть, он уезжает на выходные, поэтому лучше взять Макаллистера. И мы не можем исключить Миллера. Хотел бы я сделать это, но он директор. Конечно, ты.
— Исключи меня, — попросил мистер Веддерберн. - Я не прикасался к бите с прошлого года, да и тогда я показал себя не особенно хорошо.
— У нас больше никого нет, кто может бить по мячу медленных вращающихся подачах, — заметил Толбой. — Я запишу тебя одиннадцатым номером.
— Ладно, — согласился мистер Веддерберн, размякший от похвалы и склоненный к тому, чтобы его записали под указанным номером. Как насчет игрока, охраняющего ворота? Грейсон отказывается защищать ворота, особенно после того, как в прошлом году ему выбили передний зуб. Он, кажется, явно струсил.
— Тогда мы заставим Хаагедорна. У него руки как пара окороков. Кто еще? О, этот парень из печатников, Бизили, — он не очень хорошо управляется с битой, но мы можем положиться на него в смысле нескольких прямых подач.
— А что насчет нового парня в отделе публикаций, наборщика Брэдона? Он закончил привилегированную частную школу. Как ты думаешь, он может для чего-нибудь сгодиться?
— Возможно. Но немного староват. У нас уже есть два пожилых окостенения в лице Хэнкина и Миллера.
— Пожилое окостенение, — выдохнул он. — Зато этот парень может проворно двигаться. Я видел, как он делает это. И я не удивился бы, если бы он преподнес нам урок по стильной игре.
— Хорошо, я выясню его возможности. Если он чего-то стоит, мы возьмем его вместо Пинчли.
— Пинчли может сильно бить вверх, — сказал мистер Веддерберн.
— Он никогда ничего не делает, кроме этого, тем самым только создает помехи для принимающих игроков. Он дал им около десяти шансов в прошлом году, и его заманили в ловушку обе подачи мяча.
Мистер Веддерберн согласился.
— Но он будет обижен, если его исключат, — заметил он.
— Я узнаю по поводу Брэдона, — произнес мистер Толбой и направился на его поиски.
Он нашел этого джентльмена в рабочем кабинете, тот напевал слоган для супа.

 

«Трапеза началась с помидора Блэггса
Делает добрее сердце каждого супруга, о-о!

 

Муженьки любят тех жен больше всего,
Которые предлагают им бульон из черепахи Блэггса.

 

Подходит для олдермена — подавайте быстро.
Рам-ти-ти, там-ти-ти, черепаховый соус Блэггса.

 

— Рам-ти-ти, там-ти-ти, — закончил мистер Брэдон. — Приветствую, Толбой, что случилось? Только не говорите, что «Нутракс» изобрел еще какие-то инсинуации.
— Ты играешь в крикет?
— Ну, я играл раньше за... — Брэдон кашлянул; он собирался сказать «за Оксфорд», но вовремя вспомнил, что эти заявления могли быть проверены. — Я много играл в крикет в загородном доме. Но я уже перехожу в разряд ветеранов. Почему ты спрашиваешь?
— Мне нужно собрать команду из одиннадцати человек для матча против команды «Брозерхуд». Мы играем каждый год. Они всегда выигрывают, потому что собираются вместе регулярно, и все матчи проходят на их поле, но, несмотря на наши плачевные результаты, Пиму нравится участвовать в этой затее. Он думает, что подобные встречи сближают и воспитывают дружеские чувства между клиентом и агентом.
— Да, возможно. И когда состоится матч?
— В субботу через две недели.
— Я обещаю сделать все от меня зависящее, если ты не сможешь найти кого-нибудь более подходящего.
— Ты хорошо бьешь по мячу?
— Плохо.
— Лучше работаешь с ивой, чем с кожей, да?
Мистер Брэдон согласился, заметив, что если он чего-то и стоит, то называется бэтсменом.
— Хорошо. Я полагаю, ты не будешь возражать разыграть мяч вместе с Инглеби.
— Лучше не надо так рисковать. Поставь меня куда-нибудь подальше, в конец.
Толбой кивнул:
— Как хочешь.
— Кто капитан? — поинтересовался Брэдон.
— Ну, обычно я. Правда, мы всегда просим занять эту почетную должность Хэнкина или Миллера, просто из любезности, но они обычно отказываются с благодарностью. Ну ладно! Я пойду, необходимо проверить, в порядке ли другие.
Список новых членов команды оказался на офисной доске объявлений в обеденное время. Но уже в два часа десять минут возникли некоторые проблемы с его участниками.
— Я заметил, — сказал мистер Макаллистер, появляясь в дверях кабинета мистера Толбоя, — что ты не попросил в этот раз Смейла играть за нас, и я думаю, это будет несколько странно, если я буду участвовать в игре, а он нет; я работаю под его руководством, это не сделает мое положение слишком удобным.
— Положение в офисе не имеет ничего общего с игрой в крикет, — ответил Толбой, явно недовольный визитом Макаллистера.
— По твоему мнению, это так. Но я не настолько увлечен спортивными играми, что ты обяжешь меня, если вычеркнешь мое имя.
— Как тебе будет угодно, — сказал Толбой, раздражаясь все больше. Он вычеркнул Макаллистера из списка и заменил его мистером Пинчли.
Следующий отказ поступил от мистера Эдкока, крепкого молодого человека из отдела сигнальных экземпляров. Он неосмотрительно упал со стремянки в собственном доме, помогая матери вешать картину, и сломал ногу.
Доведенный до крайности, Толбой обнаружил, что вынужден пойти и, испытывая сильное унижение, извиниться перед Смейлом, попросив его сыграть. Но мистер Смейл, заметив, что его не было в первоначальном списке, не проявил желания согласиться.
Толбой попытался в качестве оправдания притвориться, что его действительной целью невключения мистера Смейла в список было оставить место для Брэдона, который учился в Оксфорде и, конечно же, играет хорошо. Но мистера Смейла не удовлетворило это объяснение.
— Если бы ты пришел ко мне с самого начала, — выразил он недовольство, — и объяснил мне все по-дружески, я бы ничего не сказал по этому поводу. Мне нравится мистер Брэдон, и я ценю, что у него есть преимущества, которых нет у меня. Он воспитанный человек, и я был бы счастлив уступить ему место. Но мне не нравится, что подобные вещи совершаются у меня за спиной.
Если Толбой смог бы в этот момент сказать: «Послушай, Смейл, я сожалею; я был довольно зол в тот момент из-за небольшой перебранки, которая произошла между нами, и я прошу прощения», тогда мистер Смейл, который в действительности был достаточно дружелюбным человеком, уступил бы и сделал все, что от него требовалось. Но мистер Толбой решил взять надменный тон. Он произнес:
— Ну-ну, Смейл. Ты не Джек Хоббс, ты это знаешь.
Даже то, что Смейл не был первым бэтсменом Англии, он мог бы оставить без внимания, но Толбой, к ненастью, продолжил:
— Конечно, я не уверен насчет тебя, но я привык, что я набираю команду и будет играть тот, кого я записал.
— О да' — ответил мистер Смейл, пойманный за свое самое чувствительное место, — я подозревал, что ты это скажешь. Я полностью сознаю, Толбой, что я никогда не был в привилегированной частной школе, но это не значит, что со мной надо обращаться без обычной заурядной вежливости. Но даже те, кто учился в подобных учебных заведениях, не позволяют себе подобного обращения. К тому же ты должен знать, что Дамблтон я не считаю частной престижной школой.
— А что ты называешь частной престижной школой? — поинтересовался Толбой.
— Итон, — ответил мистер Смейл, повторяя заученный урок с натуральной легкостью. — И Харроу, и... Э-э, Винчестер, и тому подобные места. Места, где получают достойное образование сыновья джентльменов.
— В самом деле? — сыронизировал Толбой. — Я полагаю, в таком случае ты отправишь своих детей в Итон.
При этих словах лицо мистера Смейла стало белым, словно лист бумаги.
— Ты — отменный негодяй! — сказал он, задыхаясь. — Ты непередаваемая свинья! Убирайся отсюда или я убью тебя.
— Что, черт побери, с тобой случилось, Смейл? — вскричал мистер Толбой, будто бы сильно удивившись.
— Убирайся! — воскликнул мистер Смейл.
— Можно вас на пару слов, Толбой, — вмешался мистер Макаллистер. Он положил большую волосатую кисть на руку мистера Толбоя и тихонько подтолкнул его к выходу. — Какого черта ты начал говорить ему такие вещи? — поинтересовался тот, когда они оказались в коридоре. — Разве ты не знал, что у Смейла есть только один сын, и тот слабоумный ребенок?
Толбой открыл рот, он был действительно ошеломлен.
— Нет, я не знал этого. Откуда мне было что-либо знать о его семье? Милостивый Господь! Я чертовски сожалею и все такое, но почему он такой упрямец? У него мания насчет частных школ. Итон, в самом деле! Я удивляюсь, что мальчик слабоумный, если он пошел в отца.
Мистера Макаллистера потрясли слова Толбоя. Казалось, его шотландское чувство порядочности было поругано.
— Тебе должно быть очень стыдно, — произнес он жестко и, отпустив руку Толбоя, зашел обратно в комнату, которую делил с мистером Смейлом, резко хлопнув дверью.

 

Итак, с первого взгляда нельзя было понять, что разногласие между мистером Толбоем и мистером Смейлом по поводу матча в крикет имело отношение к разногласию между упомянутым выше Толбоем и мистером Копли. Действительно, можно проследить отдаленную связь, так как ссора между Толбоем и Смейлом, можно сказать, началась с опрометчивой шутки мистера Смейла по поводу пятидесяти фунтов Толбоя. Но сам по себе этот факт не имел большого значения. Что действительно важно, так это то, что, как только мистер Макаллистер нашел слушателя и сделал известными все подробности стычки между Толбоем и мистером Смейлом, общественное мнение, занявшее первоначально в ссоре Толбой — Копли сторону мистера Толбоя, полностью изменило свое мнение. Было очевидно, что, если Толбой мог вести себя настолько враждебно по отношению к мистеру Смейлу, он мог оказаться менее невинен по отношению к мистеру Копли. Сотрудники офиса разделились на два лагеря; только мистер Армстронг, Инглеби и Брэдон — сардонические галлы — держались в стороне, мало беспокоясь о случившемся, но разжигая проблему для своего собственного развлечения.
Даже мисс Митейард, которая питала отвращение к мистеру Копли, испытала к нему непривычный припиской жалости и назвала поведение мистера Толбоя недопустимым. «Старый Копли, — говорила она, — мог быть назойливым занудой, но он никогда не был мерзавцем». Мистер Инглеби предположил что Толбой не мог действительно иметь в виду то, что он сказал Смейлу. На что мисс Митейард заметила: «Скажите это морской пехоте». Озвучив эту фразу еще раз с должной интонацией, она добавила, что это могло стать хорошим заголовком для какой-нибудь статьи. Мистер Инглеби лишь произнес: «Нет, это уже было».
Мисс Партон не испытывала симпатий к мистеру Копли, к тому же ее мало что могло растрогать; поэтому она свободно улыбалась Толбою, когда тот заходил к машинисткам за марками. Но мисс Росситер, будучи внешне более язвительной особой, чем мисс Партон, гордилась тем, что обладает здравомыслием. «В конце концов, — настаивала она, — мистер Копли вытащил Толбоя и весь остальной контингент «Нутракса» из очень утомительной неразберихи». Она считала, что мистер Толбой довольно высокого мнения о себе и, конечно же, не имел права говорить то, что сказал, бедному мистеру Смейлу.
— И к тому же, — добавила мисс Росситер, — мне не нравятся его подруги.
— Подруги? — переспросила мисс Партон.
— Ну, я не сплетница, насколько вам известно, — ответила мисс Росситер, — но когда видишь женатого мужчину, выходящего из ресторана после полуночи с девицей, которая явно не является его женой...
— Нет! — воскликнула мисс Партон.
— Да, моя дорогая! И она носит, невзирая ни на что, одну из этих маленьких шляпок с вуалью, прикрывающей глаза... Трехдюймовые каблуки из материала, похожего на бриллиант... Какой отвратительный вкус. Ажурные чулки и все такое...
— Возможно, это его сестра.
— Милочка! А у его жены ребенок к тому же... Он меня не заметил, и, конечно, я не скажу ни слова. Но я в самом деле думаю...
Болтовня машинисток стала менее слышной из-за звонкого стука печатных машинок.
Мистер Хэнкин, хотя официально и беспристрастный к подобным личным ссорам своих коллег, был на стороне Толбоя. Будучи педантичным и знающим свое дело человеком, он, тем не менее, неизменно раздражался профессионализмом мистера Копли. Он подозревал, и это было вполне обоснованно, что мистер Копли критиковал руководство отдела и хотел бы, чтобы ему дали власть. Так тот несколько раз подходил к нему с предложениями: «Не будет ли лучше, мистер Хэнкин, если...», или «Если вы извините меня за то, что я делаю предложение, мистер Хэнкин, нельзя ли более строго контролировать...», или «Конечно, я знаю, я человек подчиненный, мистер Хэнкин, но у меня более тридцати лет опыта в рекламном бизнесе, и, по моему скромному мнению...» Прекрасные предложения, но у них был только один недостаток: они либо грозили досадить мистеру Армстронгу, либо грозили ужесточить контроль над сотрудниками, что было очень утомительно, либо могли запутать весь отдел публикаций и поставить работу с ног на голову.
Мистер Хэнкин всегда успокаивал инициативного сотрудника тем, что тот, конечно же, прав, но мистер Армстронг и он. Хэнкин, считают, что в целом работа пойдет лучше, если каких-либо ограничений будет меньше, насколько это возможно. Мистер Копли обычно отвечал на это, что он «вполне понимает», а у мистера Хэнкина от его тона складывалось впечатление, что Копли считает его слабым и неудачливым руководителем, и это впечатление подтвердилось происшествием «Нутраксом». Когда возникла необходимость проконсультироваться у мистера Хэнкина, Копли этого не сделал. Это явилось убедительным доказательством для Хэнкина, что все полезные предложения мистера Копли по поводу управления отделом были с его стороны простой уловкой и намерением произвести благоприятное впечатление.
Следовательно, Хэнкин был не склонен беспокоиться по поводу мистера Копли и был решительно настроен оказать любую необходимую поддержку мистеру Толбою. Об инциденте со Смейлом ему, естественно, не доложили, поэтому он не сделал никаких комментариев по поводу одиннадцати участников предстоящей игры в крикет. Он лишь мягко поинтересовался, почему были исключены из списка мистер Смейл и мистер Макаллистер. Толбой ответил, что они не могут играть, и этот ответ вполне удовлетворил мистера Хэнкина.
Толбой также имел еще одного союзника в лице мистера Барроу, который ненавидел весь отдел публикаций из принципа. Как он жаловался, они были самодовольной группой, которая всегда пыталась вмешиваться в работу его дизайнеров и диктовать им свои условия. Он допускал, что по генеральному плану эскизы должны были иллюстрировать материалы слоганов, но он настаивал, что рисунки, предлагаемые рекламными агентами, писавшими эти самые слоганы, часто были совершенно бесполезными и что копирайтеры излишне обижались из-за необходимых изменений, которые приходилось вносить в их черновики. Далее, мистер Барроу был глубоко оскорблен замечаниями мистера Армстронга о нем самом, слишком честно переданными мистером Инглеби, которого он терпеть не мог. Так что, фактически, Барроу был в йоте от того, чтобы отказаться играть в одном матче с Инглеби.
— Но послушайте! — запротестовал мистер Толбой. — Вы просто не можете меня подвести! Вы — лучший защитник, которого мы имеем.
— Вы не можете исключить Инглеби?
Мистер Толбой помедлил с ответом. Он прекрасно знал, что Барроу, хотя и был хорошим и надежным отбивающим мяч, все-таки уступал в ловкости и силе удара мистеру Инглеби.
— Я не вполне понимаю, как я могу сделать это. Он забил шестьдесят три мяча в прошлом году. Но я обещаю вам поставить его на четвертое место, тем самым предоставлю возможность вам открывать игру с кем-либо другим, скажем, с Пинчли. Вы хотели бы начать вместе с Пинчли?
— Вы не можете поставить Пинчли на первое место. Он ничего не умеет, кроме как колотить изо всех сил по мячу.
— Кто там есть еще?
Мистер Барроу скорбно просмотрел список.
— Это слабая команда. Это в самом деле лучшее, что вы можете сделать для меня?
— Боюсь, что да.
— Жаль, что вам удалось разругаться со Смейлом и Макаллистером.
— Да, но это теперь не исправишь. Вам придется играть, мистер Барроу, или нам придется упрашивать того или другого.
— Я знаю, как нам поступить. Вы поставите себя на первое место вместе со мной.
— Другим это не понравится. Они будут думать, что это бахвальство.
— Тогда поставьте Гарретта.
— Очень хорошо. Значит, вы будете играть?
— Полагаю, что я должен.
— Это очень благородно с вашей стороны, мистер Барроу.
Толбой взял список, глубоко вздохнул и побежал вниз, спеша повесить исправленный листок на доску объявлений:

 

УЧАСТНИКИ МАТЧА ПРОТИВ КОМАНДЫ «БРОЗЕРХУД»

 

1. Мистер Барроу
2. Мистер Гарретт
3. Мистер Хэнкин
4. Мистер Инглеби
5. Мистер Толбой (капитан)
6. Мистер Пинчли
7. Мистер Миллер
8. Мистер Бизили
9. Мистер Брэдон
10. Мистер Хаагедорн
11. Мистер Веддерберн

 

Он постоял с минуту, отдышался и в последний раз безнадежно взглянул на этот список, свою команду. Затем вернулся в кабинет с намерением наконец-то приступить к работе и разграничить данные для подсчета клиенту на ближайшие три месяца. Но мысли не задерживались на цифрах. Некоторое время спустя он отодвинул данные в сторону и тупо посмотрел в окно на серые лондонские крыши.
— Что случилось, Толбой? — поинтересовался мистер Веддерберн.
— Жизнь — ад, — сказал тот. — Мой бог! Как я ненавижу это отвратительное место. Оно действует мне на нервы.
— Пришло время взять тебе отпуск, — заметил спокойным тоном его коллега. — Как супруга?
— Все хорошо, — ответил Толбой, — но мы не сможем уехать отдыхать до сентября.
— Это самое неприятное в жизни женатого человека, — произнес мистер Веддерберн. — И это напоминает мне кое о чем. Ты сделал что-нибудь по поводу цикла для «Нерсинг таймс» из «Нутракса для кормящих матерей»?
Мистер Толбой необдуманно проклял всех кормящих матерей, набрал кабинет мистера Хэнкина по внутреннему телефону и скорбным тоном подал заявку на шесть четырехдюймовых двойных модуля для этого вдохновляющего предмета.

 

Назад: ГЛАВА 9 БЕЗДУШНЫЙ МАСКАРАД АРЛЕКИНА
Дальше: ГЛАВА 11 НЕПРОСТИТЕЛЬНОЕ ВТОРЖЕНИЕ НА ГЕРЦОГСКУЮ ВЕЧЕРИНКУ