Книга: Гончие Лилит
Назад: Глава 17
Дальше: Глава 19

Глава 18

Сила не измеряется увесистостью кулаков, храбрость не измеряется безрассудством, превосходство не измеряется остротой языка. Я твердила себе это, как мантру, отправляясь к месту встречи с Лилит, и пыталась усмирить безумствующее внутри животное. «Тише, Скай, тише, не ломай когти, они тебе еще пригодятся». Я повторяла себе, что смогу убедить Лилит по доброй воле отдать мне мой клатч и все, что в нем было. Выстраивала стройными рядами аргументы и нужные слова, которые бы дали ей понять, что ее жажда наживы вошла в непримиримый конфликт с моими личными интересами. Ведь обо всем можно договориться. Особенно с ней – бизнесвумен, охотницей, человеком, падким на деньги.
Но какая-то часть меня без остановки твердила, что я ступаю на тонкий лед, а поток под ним – быстрый, бурный и в мгновение ока затягивает в смертельный водоворот.
– Приехали, – повернувшись вполоборота, сказал мне таксист с сильным испанским акцентом. – «Кружево» вон там, через дорогу.
Я отсчитываю ему деньги сухими, шелушащимися пальцами. Лак на ногтях облез. Моя одежда, лицо и волосы тоже оставляют желать лучшего. Я не помню, когда меня по-настоящему волновало, как я выгляжу. Если часто приходится плакать, к туши для ресниц неизменно теряешь интерес. Если часто кусаешь губы, то какой прок от помады?
«Кружево» – то ли какой-то музей, то ли арт-галерея, я так и не разобрала толком, пока Алиша диктовала мне адрес, – встретило меня мрачным красным фасадом и неприветливым охранником на входе.
– Ваш пригласительный? – вздернул он подбородок.
– У меня его нет.
– Это закрытое мероприятие, мисс. У вас должен быть пригласительный, или пропуск от устроителя, или…
– Дело, не терпящее проволочек, – заявила я и мысленно ухмыльнулась, решив, что не буду ждать, пока гребаная выставка закончится. – Лаборант Скай Полански. Я из медико-санитарной службы, и нам только что поступил вызов от устроителя. Да-да, от него, – прибавила я, вручая охраннику свой пропускной бейдж работника «Мальтезе-медикал». – На одной из картин обнаружена плесень. Грибок. Если я его срочно не удалю, это может обернуться скандалом. Устроитель в панике.
Я вытащила из сумки бутылочку с жидкостью для снятия макияжа и потрясла им перед носом охранника.
– Сейчас уточню, что к чему, – буркнул громила и вынул переговорное устройство.
– Давайте-давайте, только побыстрее. Мне сегодня еще… дезинфицировать Статую Свободы. А это в Нью-Йорке. Не близко, как вы понимаете.
– Грибок, – повторил в рацию охранник. – Она говорит, что грибок на картинах. Эдди, разбирайся сам, докторша из санитарной службы. Какая? Да рыжая такая. С бейджиком.
– Я не докторша, я лаборант, – уточнила я с умным видом.
Охранник шикнул на меня, чтобы я не шумела. Минуту спустя в дверях показался маленький чистенький мужчинка в очках и с галстуком-бабочкой.
– Здравствуйте, – ослепительно улыбнулась я, протягивая руку. – Я от господина Адамса. Нам сообщили про грибок…
– Нет у нас никакого грибка! И я понятия не имею, кто такой господин Адаме.
– Вы, что, меня за дурочку принимаете? – возмутилась я, тыча ему в лицо свой бейджик.
– Пройдемте, – сдался мужчина, приглашая меня внутрь. – Я устроитель выставки, Эдди Эллиот…
– Очень приятно, Эдди. Я Скай Полански, лаборант санитарной службы Лос-Анджелеса, – стала нести я всякую чепуху, одновременно разглядывая гостей выставки. – Нам сообщили, что на одной из картин обнаружен грибок.
– Сейчас я сделаю пару звонков, может, кто-то из менеджеров в курсе. Вы сможете подождать?
– Да-да, конечно, – кивнула я с готовностью. – Я постою здесь, возле этого натюрморта.
– Это пейзаж.
– Без разницы, – пробормотала я.
И тут мой взгляд нашел ее. Невысокую брюнетку в брючном костюме желтого цвета. Этот цвет для меня всегда символизировал счастье и радость. И только сегодня я поймала себя на мысли, что это еще и цвет увядания, болезни, опасности. Желтая опадающая листва, желтая кожа стариков, желтые клыки хищников…
Лилит увлеченно разглядывала какую-то картину, но мой взгляд, сверлящий ее спину, заставил ее обернуться. «Если бы я только могла убивать усилием мысли. Если бы я только смогла уничтожить тебя, не замарав рук».
– Ох-хо-хо. Влюбленность тебе не к лицу, бедняжка Скай. – Она брезгливо оглядела меня. – Когда ты в последний раз спала, ела и делала укладку?
– А тебе не к лицу сочувствие, Лилит. Верни своему лицу привычное выражение пираньи.
– Надо же! Пока моя дворняжка гуляла без поводка, она успела отрастить зубы? – широко улыбнулась Лилит, склонив голову набок.
– Я знаю, что дешево не отделаюсь, – сказала я. – Сколько ты хочешь за то, чтобы закрыть проект «Сэм Оушен» прямо сейчас и отдать мне то, что тебе не принадлежит?
А вот и обличье пираньи. Лоб разгладился. Зрачки прищуренных карих глаз холодно заблестели.
– Художника, на выставке которого ты в данный момент находишься, называют Босхом наших дней. Едва ли не его инкарнацией. Если это имя для тебя не пустой звук, – заговорила Лилит, водя пальцем по инициалам, выведенным в нижнем углу картины. – Иероним Босх – голландский художник, живший на рубеже пятнадцатого-шестнадцатого веков. На своих полотнах он изображал ад с такой шокирующей детализацией, что многие были уверены, что он побывал там при жизни. Его полотна невозможно купить, они хранятся в крупных и значимых музеях. Каково же было мое счастье, когда я обнаружила, что среди современных художников есть такие, чья гениальность соперничает с гениальностью Босха. Картина, которую ты видишь перед собой, скоро будет стоить целое состояние, и ее будут стремиться заполучить все коллекционеры мира. Но я, пожалуй, куплю ее даже не из-за потенциальной стоимости, а просто потому, что мне нравится сюжет…
– Ответь мне! – потребовала я. С таким же успехом крыло бабочки могло потребовать подчинения У бури.
– «Охота на Богородицу». Так она называется. Смотри, вот эта Женщина, несущаяся верхом на лошади, это избранница Камаэля. В сгущающейся вокруг нее темноте можно легко рассмотреть верховных демонов: Асмодея, Вельзевула, Бельфегора. Один несется за ней на черной собаке. Другой парит совсем рядом, расправив угольно-черные крылья. А тут…
– Ближе к делу, Лилит.
– А тут сама невеста дьявола вкладывает стрелу в свой арбалет. Сейчас она спустит тугую тетиву, и стрела полетит быстрее пули. И пробьет Богородице легкое. Яркая, как гранатовый сок, кровь зальет голубое платье. А псы Сатаны стащат раненое тело с лошади и дадут волю клыкам. Хоть и Богородица, она все же обычная женщина, из плоти и крови. Божества любят именно таких. Они никогда не влюбляются в себе подобных, вот в чем странность…
– Да плевать мне на эту картину! И на все картины на этой проклятой выставке! Ты слышишь?! – заорала я, выдергивая бокал с шампанским из рук Лилит.
В зале мгновенно воцарилась тишина. Лилит пригладила волосы и неловко улыбнулась присутствующим, словно говоря: «Глупышка не ведает, что говорит».
– Говори тише, Полански, пока секьюрити не выставили тебя вон. Не разбираешься в искусстве, не выносишь музыку, равнодушна к живописи. Признаться, раньше ты казалась мне весьма интеллигентной. Но стоило мне предоставить тебя себе самой, и ты мгновенно вернула себе облик официантки. Не хватает только фартука и физиономии попроще.
«Я – воздух. Все пули и камни проходят сквозь меня, не задевая меня. Что бы ты ни говорила, как бы ни старалась выбить почву у меня из-под ног».
– Ты испытываешь удовольствие, унижая меня. Зачем тебе это? Что во мне не дает тебе покоя?
– Я не закончила рассказ об этой картине, – сухо сказала та, поворачиваясь к живописному полотну. – Разве не странно, что рядом с Богородицей нет никого, кто бы ее защитил? Ни ангелов, ни Святого Духа, нет даже солнечного лучика, посланного Богом. Вокруг только тьма, густая, как чернила осьминога, как копоть. Богородица одна, совсем одна. Ее возлюбленный Камаэль в лучших традициях всех мужчин поиграл с ней и бросил. Но пока он опомнится, от его избранницы ничего не останется…
– Если все упирается в деньги, то я их найду. Я отдам тебе столько же, сколько намерена заплатить заказчица. Ты не потеряешь ровным счетом ничего.
– И где же Скай Полански найдет три миллиона долларов? – выгнула бровь Лилит, отбирая у меня свой бокал и выпивая шампанское одним глотком.
Три миллиона?! За ребенка от Боунса?
– Сколько-сколько? – поморгала я.
– Проект оказался невообразимо затратным, именно на такой сумме мы сошлись.
Я подавила в себе сильное желание присесть на пол. Ноги совсем ослабели.
– Ты права, у меня нет таких денег. Но Алиша ведь не просто так сообщила мне, что материал у тебя. Ты могла бы закончить дело тихо, но тебе потребовалось, чтобы я об этом узнала. Чего ради? Выкладывай. Ведь я здесь только потому, что ты так захотела!
Помолчав, Лилит заговорила, ее голос стал совсем низким:
– Я могу вернуть тебе материал Оушена в обмен на…
– Мисс Полански? – обратился ко мне неслышно подошедший устроитель выставки. – Я все выяснил, произошла какая-то ошибка. Мы не звонили вам по поводу грибка.
– Я уже пришла к такому же выводу, мистер Эллиот… Здесь нет плесени! Но зато я видела крысу.
– Что? Где?! – заволновался Эдди Эллиот.
– Или мне померещилось. В любом случае была рада с вами познакомиться, Эдди. Вы не возражаете, если я перекинусь парой слов со своей старой знакомой?.. Как приятно встретить здесь бывшую коллегу, – съязвила я.
– Вы тоже из санитарной службы? – удивился Эдди.
– Нет, я из службы отлова бродячих собак, – ответила Лилит с дежурной улыбкой и, кивнув устроителю выставки, повернулась ко мне.
– Ты вернешь мне его в обмен на что? – нервно спросила я.
– На твое участие в очередном проекте.
– Каком еще проекте?
– В обычном. Соблазнить клиента и затащить его в койку.
Я почти никогда не прикасалась к Лилит. Она была не из тех людей, кого бы хотелось приобнять, или поцеловать в щеку на прощание, или похлопать по плечу. Но сейчас мои пальцы сами собой сомкнулись у нее на запястье. Я вцепилась в нее мертвой хваткой и процедила сквозь зубы:
– Я больше не буду ни с кем спать. И ты это знаешь.
Лилит не стала отстраняться и высвобождать руку. Наоборот, она потрепала меня по щеке, как упрямого ребенка, и сказала:
– А по-моему, тебе больше ничего не остается.
– У тебя два десятка гончих, черт побери, но ты предпочитаешь затащить в дело меня? В дело, после которого я не смогу смотреть Оушену в глаза?! – прошипела я.
– Если дело дойдет до его внебрачного ребенка, то смотреть ему в глаза станет вообще невозможно. Но выбор за тобой.
– Хорош выбор! Между петлей и гильотиной!
– А кто говорил, что будет легко?
Я оттолкнула ее от себя. Если бы не проходящий позади нее гость, на которого она наткнулась спиной, то Лилит потеряла бы равновесие. С каким удовольствием я бы посмотрела, как она падает на пол на глазах у респектабельной публики.
– Знаешь что? – взбесилась я, надвигаясь на нее. – Есть еще один вариант, который, боюсь, не придется тебе по вкусу, но… кто говорил, что будет легко? Делюсь с тобой подробностями: сейчас я уйду с этой проклятой выставки и пойду прямиком в полицию. И выложу там все, что знаю о «Мальтезе-медикал» и обо всех делишках, которые ты проворачиваешь. Клянусь, я не успокоюсь, пока не увижу тебя за решеткой, Лилит. Мне тоже перепадет, но чистосердечное признание и сотрудничество со следствием наверняка облегчат мне приговор. А мысли о том, как ты, любительница высокого искусства, вылавливаешь тараканов из тюремной каши, будут греть мне сердце не меньше, чем редкие встречи с Оушеном. А когда я выйду…
– Я привыкну к вкусу каши с тараканами, более того, он мне знаком, – мягко улыбаясь, ответила Лилит. – А вот привыкнешь ли ты к вкусу овсянки в психиатрической клинике, Полански? Ведь сойти с ума очень легко. Особенно после всего того, что последует в случае твоего обращения в полицию. Хочешь знать, что тебя ждет?
«Сойти с ума очень легко…» Это мои слова, недавно сказанные миссис Даллас. Слежка за мной и прослушка всех моих разговоров каким-то образом продолжаются! И Лилит доставляет удовольствие дать мне это понять!
– Так хочешь или нет, дорогая?
– У тебя пять минут, а потом я иду в полицию.
– Я уложусь в минуту, Скай. Итак, сразу же после того, как на мои руки наденут наручники, материал Сэма Оушена отправится в небольшую клинику в Аргентине вместе с приличной суммой, и там мои поверенные приступят к реализации плана «Оушен-Полански-Ривендж». Первые пять лет с момента старта этого плана ты будешь спать спокойно. Любая месть требует хорошей подготовки. А потом в один из дней ты получишь письмо с фотографией четырехлетнего малыша. О, наверняка он будет похож на папочку: глаза Оушена, рот Оушена, такое же затаенное упрямство и дерзость во взгляде. А потом твое сердце начнет хаотично трепыхаться, как курица с отрубленной головой. Малыш Сэма Оушена окажется избитым, изморенным голодом и болезнями. Еще бы… Ведь он родится в бедном квартале Аргентины, у матери-наркоманки, которая согласилась на его рождение только потому, что ей посулили денег, которые она сможет спустить на наркотики… Представляю твое состояние, Полански. Ведь ты наверняка захочешь найти мальчика. Ты будешь готова отдать последние деньги, лишь бы детективы отыскали эту иголку в стоге сена. Но вряд ли тебе это удастся – ведь трущоб в Латинской Америке так много, а дети растут и меняются так быстро. Так что скорей всего ты просто посидишь годик на успокоительном, походишь к психотерапевту, и на этом все и закончится. До следующей фотографии. Которую на этот раз тебе пришлют откуда-нибудь из Восточной Европы. Маленькая девочка, так же сильно похожая на своего папочку, как и первый ребенок. Мать будет алкоголичкой, а девочка будет просить милостыню на пригородных вокзалах. Наверняка это ты тоже сможешь пережить. Но что если фотографии будут приходить каждый год? Того материала, что у меня есть, хватит на целый выводок отпрысков Сэма Оушена. Интересно, после которого снимка ты сойдешь с ума, Полански? Пятого? Десятого? Или уже после второго? Ты думаешь, в ад попадают после смерти? О нет, его можно устроить кому-либо и при жизни, было бы желание. Ты все еще уверена, что хочешь войны со мной?
На мгновение мне показалось, что я могла бы ее убить. Здесь и сейчас. И это стало бы самым простым решением проблемы. Лилит смогла взять меня за горло, она набросила провод мне на шею и затянула его смертельной петлей. Я проглотила ее рыболовный крючок, и вот он уже прошел сквозь плоть.
Я смотрела на нее, пытаясь осмыслить, почему она с таким упорством тащит меня за волосы в ад. Ведь у любой, даже самой безумной затеи есть мотив. Ведь человеческими жизнями не играют просто так – только преследуя какую-то цель. Какая же цель у Лилит?
– Так что, Полански? Ты катишься к чертям собачьим и больше мне не мешаешь. Или получаешь обратно свою прелесть в обмен на услугу?
«Беги отсюда, беги так быстро, как только сможешь! Расскажи обо всем Боунсу, заяви в полицию и никогда, слышишь, никогда не вскрывай писем без обратного адреса!»
Но мои ноги словно приросли к полу. Их словно отлили из железа и прикрутили к полу авиационными болтами. Я не смогу уйти. Я не смогу смириться с мыслью, что где-то на планете живет ребенок Боунса – живет без него. Неизвестно как. Неизвестно с кем…
– Умница, девочка, – кивнула Лилит. – Порой ты катастрофически глупа, но, когда дело доходит до ключевых моментов, всегда принимаешь верное решение. Вижу, ты его уже приняла. Ведь поэтому твои зрачки расширились до размера блюдца? В таком случае немедленно отправляйся обратно в Бостон, дело не терпит промедлений. Детали я отправлю тебе электронной почтой. После того как задание будет выполнено, ты получишь драгоценную пробирку. И можешь использовать ее содержимое по своему усмотрению.
– Как я могу быть уверена, что ты мне ее действительно отдашь?
– Никак. Или играй по моим правилам, или ползи в собачью конуру, Полански.
Играть по ее правилам невозможно, потому что никаких правил нет. Это значит выбирать между петлей и гильотиной. Между затяжной комой и смертью. Рыболовный крючок вошел глубоко в плоть. Я могла вырвать его и медленно умирать. Или заглатывать его еще сильнее.
Я выбежала из галереи, дошла, пошатываясь, до ближайшей скамьи и медленно села. Скоро полночь. А потом поздний, робкий рассвет. А потом самолет Сэма Оушена оторвется от земли, и… меня на борту не будет. Но мыслями я буду рядом с тобой, Боунс.
Он словно почуял неладное, потому что мой телефон внезапно принял несколько эсэмэсок подряд: «Ты не связалась с Шантель, почему?» «Ответь мне». «Скай, ответь на звонок». «Где ты?!»
Где я?
Я на перроне, Боунс. И через минуту отправляется мой поезд. Скоростной маршрут, удобные кресла, напитки с соломинкой. Конечная станция – Ад. Мне уже купили туда билет…
Еще одно сообщение. Открываю и зажмуриваюсь. Слова ослепляют, как солнце, и колют, как иглы: «Скай, если у тебя какие-то проблемы, прошу тебя, просто дай мне знать, где ты, и этих проблем у тебя больше не будет».
Ох, Боунс. Одного моего слова достаточно, чтобы ты прилетел ко мне и забрал меня с собой, так? Ты закрыл бы меня собой от бури и молний. Ты бы спрятал бы меня там, где ни Лилит, ни ее демоны, ни злая судьба не достали бы меня. Но разве есть на Земле место, куда не доходят письма?
«Я не приеду, прости. Это все», – напечатала я и отправила сообщение. Стирая с экрана капающие на него слезы. Беспомощно глядя на полицейскую машину, припаркованную на противоположной стороне улицы.
Внутренний голос шептал мне, что еще не все потеряно. Что я смогу расквитаться с Лилит и забрать свое. Что смогу переспать с другим мужчиной и забыть об этом. Смогу вернуться к Боунсу, как ни в чем не бывало, и быть с ним счастлива. Но сердце не обманешь… Меня начал душить страх из-за того, что у этой истории может не быть хеппи-энда. Что я не выйду психически здоровой из западни, которую мне устроили. Что руки другого оставят на мне несмываемое клеймо, которое не даст мне забыть, кем я была и что делала…
«Дамы и господа, располагайтесь поудобнее. За окном плюс шестнадцать, ожидается проливной дождь, ветер и град. Но нет повода грустить. Там, куда мы направляемся, на градусниках всегда плюс шестьсот и с неба падает только сухой, теплый пепел. Следующая остановка – Ад».
* * *
«Суть дела: мне нужна новая гончая, и я ее нашла. Ум, неординарная внешность, нестандартное мышление. Немного наивна, но на данном этапе это даже плюс. Только две вещи мешают мне заполучить ее: обожаемый бойфренд и ее недостаточное презрение к мужчинам. И первое, и второе элементарно ампутируются в течение пяти минут при достаточной доле мастерства. И ты удостоена роли хирурга, Скай. Нужно затащить бойфренда в койку и отправить приглашающее сообщение его девушке с его же телефона. А потом трахать его до ее появления. Потом я соберу ошметки девичьей психики и буду использовать их по своему усмотрению…»
Прочитав письмо Лилит, я сунула телефон в карман, откинула голову на подголовник кресла и стала смотреть на мелькающие за окном автобуса здания, деревья, прохожих. Быстрее, еще быстрее. И вот уже глаза не в состоянии различить, что проносится мимо. Впрочем, мои глаза всегда не видели ничего дальше моего же носа. Мою жизнь разрушила та, у кого я прежде искала утешения. Меня трепали по щечкам те же руки, которые вонзили нож мне в спину. Но я была слишком слепа и не разглядела пятна крови на этих красивых руках…
Снова вытаскиваю телефон и судорожно жму на кнопки.
– Кто год назад раскромсал на ошметки меня? – надорванным голосом говорю я, как только Лилит снимает трубку. – Кого ты подослала к моему парню?
– Селена, – отвечает Лилит, проглотив зевок. – Это была Селена. Потом ее окончательно загрызла совесть, и мне пришлось вышвырнуть ее из «Мальтезе». Все, не отвлекайся на всякие глупости, Скай. У тебя впереди ответственное и требующее креативного подхода задание. В прикрепленном к письму файле перечень привычек твоего нового трофея и десяток подходящих тем для разговора с ним. Завтра вечером в Бостоне его можно будет подловить в холле офисного здания, в котором он работает. Так что не советую затягивать с вылетом. Чем быстрее начнешь, тем быстрее закончишь. Он предпочитает девочек в панковском стиле: одежда такая, как будто ее стащили у бомжа, пирсинг, волосы ядовитых оттенков. Успеешь забежать к Саймону и преобразиться. Пирсинг он тоже может сделать, если что. Надеюсь, Саймон сейчас в Бостоне. Все, мне принесли кофе, Скай, до скорого. Будет жаль, если он остынет, пока я с тобой болтаю.
Я для нее куда менее значима, чем чашка кофе, которую ей только что принесли. Вся моя жизнь уместилась бы на ее кофейном блюдце.
* * *
Слезы не могут закончиться. В организме нет потайного резервуара, заполненного слезами. Он вырабатывает их прямо из крови в режиме нон-стоп. Так что пока в тебе есть кровь – у тебя будут слезы. Пока ты живешь – ты будешь плакать.
Другое дело – носовые платки. Они рано или поздно непременно заканчиваются.
Саймон встретил меня в аэропорту с двумя стаканами кофе и пакетом круассанов. Обнаружилось, что во всем Бостоне нет ни одного человека, которому я могла бы доверять настолько, чтобы показать ему зареванное лицо и покрасневший нос.
– Нужно снова перекраситься? – спросил Саймон, пытаясь завести свой крохотный старый «шевроле». В салоне пахло бензином и пылью. – А в какой цвет?
– Все равно. Любой ядовитый оттенок.
– Случилось что-то страшное?
– С чего ты взял?
– Если дело доходит до ядовитых оттенков – значит, точно что-то стряслось.
Я только головой помотала.
– Как насчет синего? А-ля Кэти Перри. «Шевроле» чихнул, кашлянул, дернулся и наконец с утробным тарахтением покатил вперед.
– Или розовый, – продолжал он размышлять вслух. – А-ля юная дива корейской эстрады. Вообще все зависит от твоего настроения. Холодный оттенок будет успокаивать, горячий – заряжать.
– Выбери сам. Мне все равно.
– Хм… Хочешь быть морковкой? – Что?
– Могу устроить тебе ярко-истерично-морковный цвет. «Электрический оранжевый», если память не изменяет.
– Да, я хочу быть морковкой, Саймон. Морковкой, – зажмурилась я.
– Могу забацать классное длинное каре: впереди ниже ключиц, сзади коротко. Будет классно. Эй…
Лицо стало горячим и влажным, а горло, наоборот, – сухим, как песок в Сахаре. Я бы сейчас отдала все, что у меня есть, лишь бы вернуться в тот день, когда Боунс впервые назвал меня Морковкой.
– Саймон… У тебя есть что-нибудь забористое?
– В смысле?
– Дурь. Колеса. Что-нибудь. Когда это случится, я не хочу толком соображать. Не смогу сделать это с ясной головой.
– Сделать что? – взглянул на меня Саймон, сдвинув брови.
– Я была… Кем-то вроде… Ладно, будем называть вещи своими именами. Я шлюха, Саймон. Спала с парнями за деньги. Потом послала все к черту и почти вырвалась из этой западни, но… Меня взяли за горло… Шантаж… Конец… Дно…
Опешивший Саймон чуть не сбил какую-то женщину на пешеходном переходе, ударив по тормозам в самый последний момент. Ему понадобилось некоторое время, чтобы отдышаться и снова взяться за руль.
– У меня есть дурь, Скай.
* * *
Кто-то когда-то сказал мне, что можно пережить почти все, если вообразить себя героиней кинофильма. Если представить, что все, что с тобой происходит, – это сюжет полнометражной киноленты. Местами трагичной, местами смешной, но непременно со счастливым концом.
Сейчас режиссер вскинет руку и крикнет «Снято!». Визажист поправит волосы. Художник-постановщик решит заменить солнечное сияние на драматичные порывы ветра. Я пыталась поймать это ощущение. Пыталась убедить себя, что все происходящее – это не по-настоящему…
Он вел меня за руку в номер отеля – высокий темноволосый мужчина, выглядевший как типичный офисный клерк: пиджак, галстук, очки, гладко выбритое лицо. Один из тех, кто платит кредиткой, не переставая говорить по телефону, и много курит. Ничем не примечательный человек. С трудом верилось, что он в самом деле предпочитает девиц с разноцветными волосами и пирсингом. Единственное, что ударило по моим нервам, это острый, как лезвие бритвы, запах одеколона.
Я поджидала его на улице у выхода из офиса. Когда он вышел, я попросила у него зажигалку. Слово за слово я начала плести свою паутину, и он удивительно охотно и быстро влетел в нее, расправив хрупкие крылья. Он не был наивным, я это сразу поняла. Он был просто падок на приключения и яркий цвет волос.
Я планировала отправить эсэмэску с его телефона его девушке, пока он будет принимать душ, и, как только стихнет шум воды в ванной, положить под язык таблетки Саймона. Тот сказал, что не возникнет ни тошноты, ни головокружения, ни галлюцинаций. Мне просто станет легко и безразлично. Безразлично, кто меня трахает. Безразлично, сколько времени. Безразлично, как громко будет кричать и рыдать подружка, когда придет сюда. Безразлично. Организм будет вырабатывать эндорфины лошадиными дозами, пока не не ослабеет действие таблеток. А потом я просто провалюсь в сон. И, когда я открою глаза, в номере уже никого не будет. Все исчезнут, как призраки…
* * *
Я сидела в одном белье посреди кровати. Откуда-то с улицы, из дальнего далека, доносились голоса детей и звук ударяющегося в стену баскетбольного мяча. Смех. Автомобильные гудки. Также я улавливала едва различимое стрекотание секундной стрелки на настенных часах. Ровный шум струящейся воды за стеной. Звук входящего сообщения. «Скоро буду, дорогой. Обожаю сюрпризы», – прочитала я и стерла сообщение. Шум воды слабеет…
Затих.
Я разжала кулак и положила таблетки в рот. Язык тут же начал неметь. Спокойствие – глубокое, как воды океана, – объяло меня. Даже слишком быстро. Пожалуй, доза велика для меня. И это хорошо.
– Моя очередь, – поднимаюсь я, стараясь не смотреть на мужчину, который вышел из душа в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Я берусь за ручку двери ванной, но он останавливает меня – бесцеремонно и грубовато хватает за руку.
– И так сойдет, – говорит он с едва заметным итальянским акцентом и погружает нос в мои волосы. – Ты смоешь с себя все самое вкусное, детка.
Я с трудом стою на ногах, сил сопротивляться тоже нет. Еще чуть-чуть, и меня понесет по волнам – в синюю-синюю даль. Там, где только океан и небо, небо и океан…
– Что-то ты совсем ватная, малышка. Так не пойдет.
Он разворачивает меня к себе, и сетчатка моих глаз едва успевает различить пролетающую перед лицом ладонь. Я ничего не чувствую. Но понимаю, что меня только что наотмашь ударили по лицу.
– Надеюсь, ты любишь слегка пожестче. Вы же все любите.
– Нет, – отвечаю я, и это звучит слишком громко и слишком категорично для этой маленькой гостиничной комнаты. – Не вздумай больше…
Я не успеваю договорить. Его руки смыкаются на моей шее, опрокидывают на кровать и тут же вжимают в постель лицом. Я не могу дышать. Схватив меня за волосы, он вдавливает мою голову в матрас. Минуту я барахтаюсь и трепыхаюсь и, когда он наконец отпускает меня, подпрыгиваю на кровати, хватая ртом воздух. Я готова закричать, готова броситься на него с кулаками, но ублюдок прижимает меня к себе и начинает бормотать мне в лицо: «Тихо, тихо, тихо, я просто не люблю дерево и вату, о'кей? Все нормально, все нормально. Просто не вздумай засыпать со мной, поняла? Ну вот, глазки шире, еще шире. Ты проснулась? Умница, девочка. Ты такая умница…»
Привкус крови. Я чувствую его во рту. Моя губа лопнула, когда он вжал меня в матрас.
– Хочешь уйти? – спрашивает чудовище. – Ты можешь уйти, пока мы не начали по-настоящему. Но если ты решишь остаться, то, клянусь, я не потерплю бревно в этой постели.
– Я… остаюсь…
– Что? Громче!
Я ОСТАЮСЬ.
– Скажи, что хочешь остаться. Что мечтала об этом всю жизнь.
– Я хочу ос-статься, – выговариваю я заикаясь.
– Ты мечтала об этом?
Я не могу выдавить из себя эти слова. Взгляд мечется от склонившегося надо мной лица к двери и обратно. Как скоро она придет? Как скоро?! КАК СКОРО?
Рука, которая полчаса назад по-дружески поднесла к моей сигарете зажженную зажигалку, больше не принадлежит офисному клерку. Теперь это рука маньяка, натянувшая на мне нижнее белье так, что ткань врезалась глубоко в кожу.
– Не слышу, – шипит он.
– Да, я мечтала об этом! – сами собой слетают слова у меня с языка. И это точно сказала не я, а мой автопилот – резервная программа, которая есть в каждой женщине и которая включается и подменяет нас, когда мы впадаем в шоковое состояние.
Меня там больше не было – мое я зажмурилось, свернулось калачиком и залегло на дно, как рыба.
Пока мой автопилот делал все, чтобы спасти меня: говорил, гримасничал, изображал желание и заигрывал с чудовищем. Я воспринимала звуки так, словно они доносились извне: скрип пружин и голоса – хриплый, вязкий голос монстра и голос, удивительно похожий на мой собственный.
– Пожалуйста, поласковей со мной. Я буду делать все так, как тебе нравится…
– Только не говори, что это не нравится тебе.
– Нравится конечно… Я в восторге… Еще никто не трахал меня так, как ты. Еще никто…
Только, пожалуйста, не убей меня случайно.
«Спи, Скай, я приму все на себя. Как тогда, когда тебя избивали одноклассницы. Ни к чему тебе это помнить».
«Мне страшно оставлять тебя одну…»
«Спи, Скай, спи. Уходи в глубину. Там тихо и темно. Там плавают прозрачные, словно стеклянные, рыбки… Там растет густая трава… Там никто не сделает тебе больно…»
Назад: Глава 17
Дальше: Глава 19

Скай
Восхитительно, такие повороты, от этой книги не возможно оторваться, каждая глава захватывает все больше! С первых страниц переносишься в эту атмосферу
Сергей
Перезвоните мне пожалуйста 8 (921) 930-64-55 Сергей.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста, 8 (999) 529-09-18 Антон.
Евгений
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (499) 322-46-85 Евгений.