Ариадна
— Подачи хорошие и данные приличные. Да… — протянул тренер спортивной школы, задумчиво глядя на девчушку в белой футболке и черных с полосками спортивных трусах. — Но оставить ее у себя не могу. Ваша девочка — абсолютно не командный игрок!
— Это так важно? — удивленно спросила мать.
— Умение играть в команде — одно из важнейших условий волейбола! Арина же сама по себе, она играет так, будто бы на площадке, кроме нее и соперника, больше никого нет: всегда сама старается отбить мяч, а не уступить или сделать пас, когда надо. Но упорная и трудолюбивая — это безусловный плюс. Вы вот что. Отдайте ребенка на спорт, где не нужно играть в команде. На фигурное катание, например, или на теннис. Хотя для тенниса, пожалуй, у нее росточек маловат, а для фигурного катания в самый раз. В «Буревестнике» как раз группу набирают, если на этой неделе обратитесь, еще успеете.
— Выгоняете, значит, — констатировала Виолетта Александровна, меряя тренера суровым взглядом контролера готовой продукции. Таким взглядом она обычно смотрела на халатных бригадиров, пытающихся подсунуть документы на бракованные изделия.
— Пойдем! — потащила женщина за руку дочь, карабкающуюся по шведской стенке.
— А мы сюда еще придем? — с надеждой спросила девочка. В спортивном зале она нашла для себя много интересного.
— Посмотрим, — уклончиво ответила мать.
«Посмотрим» — в данном случае означало «нет». Виолетта Александровна вообще не собиралась определять дочь ни в спортивную секцию, ни на какие-нибудь другие занятия. Эта ее единственная и неудачная попытка была совершена под давлением общественного мнения. У нее на работе женщины постоянно хвастались успехами своих детей, занимающихся в различных кружках. В конце беседы кто-нибудь из дам спрашивал Виолетту: «А ты свою куда водишь?» «Моя еще маленькая», — оправдывалась Металиди.
Скорее всего, Арина так и не попала бы в мир спорта никогда, если бы однажды в их старшую детсадовскую группу не заглянула статная молодая женщина с гладко убранными в пучок палевыми волосами. Она наблюдала за детьми на «Веселых стартах», после подошла к Виолетте Александровне, о чем-то с ней разговаривала, а потом позвала Арину.
— Ну-ка, наклонись вперед, не сгибая коленок! — попросила женщина.
Арина с готовностью наклонилась.
— Отлично! А теперь попробуй встать на мостик. Не бойся, я тебя поддержу.
На мостик девочка вставала только с положения лежа. Этому их учили на спортивных занятиях.
— Ты очень ловкая и гибкая! У тебя отличные данные! — похвалила женщина. — Я тренер по художественной гимнастике, Людмила Юрьевна. Хочешь стать гимнасткой?
Девочка посмотрела на маму. Мама ей обещала отвести на фигурное катание, но так и не отвела.
— Хочу! — твердо сказала Арина.
— Только спорт — это серьезно! — строго сказала тренер.
Насколько серьезным должно быть отношение к тренировкам, Ариадна Металиди усвоила очень быстро. После первых игровых занятий последовала работа — тяжелая и систематическая. Никаких капризов и вольностей, опозданий, прогулов, баловства. Плохое настроение, лень, сиюминутные хочу — не хочу следовало оставлять за широкими дверями гимнастического зала. Маленькие девочки, вытянувшиеся в позиции у станка, дисциплинированностью походили на солдат. Они терпели боль при растяжках, глотали слезы, но тянулись под нажимом тренера. До одурения часами репетировали одни и те же набившие оскомину элементы. Уставали, порой стирали в кровь пальцы на ногах, набивали синяки, но упорно ходили на тренировки. Девочек гоняли на стадионе, как морских пехотинцев: прыжки в длину, ходьба гуськом, вис на перекладине, километры бегом. На обед их водили строем. Группа невесомых «птичек» в трико толпилась под дверью столовой, пока тренер не сосчитает порции — куриный бульон с тонким ломтиком хлеба. Ели по команде, переодевались по команде, даже в туалет выйти можно было только с позволения тренера. И самым страшным для каждой было отчисление. Несколько пропусков без уважительной причины и даже с ней — до свидания. Болеть возбранялось. Спортсмен должен быть здоров, иначе он не спортсмен. Если часто болеешь, значит, ты не пригодна для большого спорта, иди на фитнес и занимайся там в свое удовольствие. С каждым годом нагрузка увеличивалась, и каждый семестр сдавались зачеты. Тех, кто не укладывался в нормативы, отчисляли. Отчисленные девчонки ревели белугами — они уже успели заболеть художественной гимнастикой. Это чувство легкости, когда летишь в прыжке, рисуешь в воздухе узор яркой лентой, подбрасываешь и ловишь обруч! На выступления надеваешь красивые костюмы, и тебе разрешают подкрасить глаза и губы. Выходишь в зал, звучит музыка, на тебя все смотрят, оценивают, а ты исполняешь программу. Бывают ошибки, и за них снимают баллы, пусть даже займешь последнее место, но все равно ты в обойме, ты — гимнастка! А в школе восхищаются, а некоторые завидуют. Учителя делают поблажки и просят выступить на школьном концерте. Мальчишки почти все влюблены, девчонки — одни хотят с тобой дружить, другие демонстративно фыркают или стараются игнорировать, но никто не остается равнодушным, потому что для всех ты — особенная. И ты это знаешь не только потому, что умеешь сесть на шпагат или безукоризненно исполнить сальто, у тебя осанка принцессы, гордо поднятая голова и идеальная девичья фигура. Ты знаешь, что принадлежишь к элите. Ты создала эту принадлежность сама, своими навыками, упорным трудом, образом жизни, а не получила в дар от судьбы в виде родства с кем-то известным и богатым. У кого-то из одноклассников были обеспеченные и влиятельные родители, кто-то часто ездил к морю, модно и дорого одевался. Такие ребята тоже были особенными, с ними было выгодно дружить, но их не уважали. Мажоров не уважал никто. Арина тоже не уважала, она их презирала, особенно тех, кто кичился родительским благосостоянием. Она считала, что нужно гордиться лишь собственными достижениями. Вытащил счастливый билет в виде богатой родни — не тряси им перед носом у всех, как флагом, и уж тем более не смотри свысока на других. Сам ты ноль, потому что пока не добился ничего. Так думала Арина, глядя на упакованных сверстников, уверенных в своей высокопоставленности из-за достатка.
Шли годы, жизнь меняла декорации вокруг Ариадны. После ухода из большого спорта режим изменился, круг общения тоже. Но принципы остались прежними: ставить цели и стремиться к ним, всего добиваться самой. Самостоятельность постепенно стала ее идеей. Естественно, девушка смотрела свысока на тех, кто ничего не добился сам. И уж, конечно же, Арина никогда не думала, что свяжет свою жизнь с мажором.
Их группа в институте в основном состояла из девушек. «Факультет невест», говорили о студентах-дизайнерах «Тряпочки» — университета технологии и дизайна. Девчонки уже со второго курса, а кто и с первого устраивались под теплые крылышки «папиков». Вчерашние школьницы щеголяли дорогими подарками от великовозрастных поклонников, нисколько не стесняясь положения содержанок. Арина была весьма хороша собой, на ее молодость и спортивную фигуру слетались состоятельные мужчины с непристойными предложениями. Впрочем, их предложения непристойными считала только Арина да и еще две девушки с курса: одна — воспитанная в духе аскетизма серая мышь, а вторая — дочь богатых родителей, которой и так все падало на ладони. Арина презирала гламурных девиц с дорогущими айфонами, браслетами «пандора», перманентным загаром и макияжем. Сама она работала с семнадцати лет сначала администратором в спортивном клубе, потом тренером калланетики и пластики там же. Некоторое время после окончания института Арина продолжала работать тренером. Оказалось, не так-то просто молодому специалисту устроиться по специальности, везде нужен дизайнер с опытом. Даже за маленькую зарплату работу было не найти, не считая совсем бесперспективных позиций вроде оформителя сайта. Какой это, к черту, дизайнер, если требуется только копировать текст и вставлять картинки? А хотелось творить, воплощать свои разнообразные, яркие идеи. Арине они часто приходили во сне. Интерьер дома ей нередко снился в фантастическом виде. Причудливых формы и расцветок мебель, странные потолки, окна, декор… Нельзя сказать, что все это было некрасивым, напротив, необычный интерьер смотрелся интересно, он завораживал; в окружении странных вещей хотелось находиться, разглядывать их. Проснувшись, она не без удовольствия вспоминала сны и рисовала эскизы интерьера. Получалось дерзко и задорно. Странные видения вдохновляли, и хотелось самой создавать нечто экстраординарное и смелое.
В студии декора «Симфония», куда ей все же удалось устроиться на работу младшим специалистом, предлагать свои идеи Арина не решалась. Опасалась. Во-первых, заподозрят в сумасшествии. Во-вторых, их попросту не примут. Такие решения, возможно, придутся по вкусу искушенным клиентам, которым наскучила традиционная обстановка и хочется чего-нибудь этакого, чтобы, придя в гости, друзья-олигархи позеленели от зависти. К сожалению, клиенты их скромной студии к таковым не относились. Клиентами «Симфонии» были люди среднего достатка с незамысловатыми требованиями. Но как же это было скучно — изо дня в день рисовать одни и те же стандартные эскизы, особенно когда в голове полно интересных идей! Откуда эти идеи попадали в ее сны, Арина не знала, но очень хотела узнать, ибо сама пугалась их эксцентричности, из-за чего начинала подозревать у себя психическое расстройство.
«Симфония» просуществовала на рынке недолго. Не выдержав конкуренции, она растворилась в небытии, а Арине пришлось снова искать работу. Пусть с небольшим, но все-таки опытом дело пошло веселее. Предложений, правда, было не много и не те, о которых мечталось. В основном звонили из маленьких, недавно образовавшихся компаний. В двух местах ее пообещали принять, в остальных отказали.
И вот без всякой надежды она отправилась на очередное собеседование. Корпорации «Империя» требовался дизайнер по интерьеру. Требования к соискателям были стандартными: опыт от двух лет, отличное знание специальных программ, зачем-то владение английским и прочее.
Референт пробежала взглядом по анкете.
— Металиди, это греческая фамилия? — спросила она.
Ариадна кивнула.
— У вас есть шансы, — прокомментировала референт, и было не понятно, устроили ее данные в анкете или же шансы появились благодаря греческой фамилии. — Мы вам позвоним.
— Спасибо, буду ждать, — Арина поднялась с места. Она знала: ждать бессмысленно, ей отказывают, несмотря на какие-то призрачные шансы.
И тут в дело вмешался случай. Выходя из приемной, Арина столкнулась с вальяжным молодым человеком. Весь его вид кричал о том, что он в «Империи» не просто сотрудник. Догадки Арины подтвердились, когда референт — дама слегка за сорок, оттарабанила:
— Здравствуйте, Аркадий Александрович!
— Привет, Наташенька! — небрежно бросил парень.
Беспардонное «Наташенька», обращенное к женщине лет на пятнадцать старше, резануло слух. Сразу видно, мажорик, оценила Арина. Наверняка в этой «Империи» работают все свои, и так просто с улицы туда не попадешь. Она прикрыла за собой дверь, намереваясь поскорее покинуть стены корпорации, как вдруг услышала из кабинета диалог:
— А это что за деваха была?
— Дизайнер для гостиницы.
— Она у нас работает?
— Нет, эта соискательница. Опыта маловато, так что вряд ли подойдет.
— Разберемся!
Послышались шаги, дверь распахнулась, из-за нее выглянула Наташенька.
— Ариадна Васильевна! Вернитесь, пожалуйста! С вами хочет поговорить исполнительный директор Аркадий Александрович.
Крупные черты лица, откровенный взгляд васильковых глаз, широкие полоски бровей, не по-мужски крупные губы, изящный, с небольшой горбинкой нос. Аркадий походил на актера, играющего главные роли притягательных негодяев. Манкий, запоминающийся, уверенный. Но какой-то неотшлифованный, как деревенский молодец. Это просачивалось сквозь брендовый костюм и дорогие аксессуары и читалось в его ускользающем взгляде, осанке и особенно в речи.
Аркадий сразу перешел к делу. Объект еще не построен, поэтому непосредственно к работе Арина сможет приступить не сразу, если она согласна подождать, то это произойдет, как только объявят готовность. Вопрос нескольких недель.
— Не думаю, что вы рветесь к станку, — констатировал исполнительный директор.
— Может, как раз рвусь, — ответила Арина. Ей не понравился его насмешливый тон. Это ему можно не работать, а ей, может, есть нечего!
— Раз с последнего места работы вы уволились полгода назад, как написано в вашем резюме, то пара недель ничего не решит.
Арина промолчала. Не вываливать же ему, постороннему человеку, все свои обстоятельства?! Не говорить же, что у нее заканчивается контракт с фитнес-центром, где ей платили три копейки, а теперь и вовсе из-за низкого сезона ее занятия сократили, и что накоплений с такой зарплатой почти ноль, что рассчитывать на чью-либо поддержку ей не приходится и брать в долг она не любит.
— Вот и договорились! Я вам позвоню.
Арина покинула «Империю», пребывая в смешанных чувствах. Расстраивал результат собеседования — ясно же, что на работу ее не возьмут, только время зря потратила. Но с другой стороны, где-то в глубине души теплилась надежда — а вдруг дело выгорит? Работать в крупной корпорации — это не хухры-мухры!
Аркадий позвонил через неделю, почему-то ближе к полуночи.
— Готова к работе? Завтра поедем на объект, посмотришь, так сказать, фронт работы.
Ехать пришлось за город, в дачный поселок Лисий Нос. Выход к заливу и близость от Петербурга сильно повышали стоимость недвижимости в поселке. Строительство гостиницы Меньшиков задумал с размахом: береговая линия, несколько этажей, колонны при входе, ангелы и вензеля на фасаде. Смесь роскошного барокко и строгой готики. К внутренней отделке пока не приступали — еще не везде построили стены. Масштаб Арину впечатлил.
— Я должна буду разработать дизайн всех помещений?
— Именно, — подтвердил Аркадий.
— Я одна? Объем очень большой, — попыталась она уточнить детали.
— Время пока терпит. Но если не будешь успевать, подключим кого-нибудь еще.
— Каким должен быть стиль? — не унималась новоявленная дизайнер.
— Стиль шикарный. Запомни, у нас все должно быть шикарным!
Первый рабочий день закончился в ресторане в не менее престижном поселке Комарово, расположенном на той же береговой линии. Ледяная рябь Финского залива в свете фонарей, музыка, изысканные блюда, на противоположной стороне столика в кресле раскинулся импозантный кавалер. Самоуверенный владелец дорогого автомобиля и хозяин жизни. Он курил тонкие дамские сигареты, пуская в сторону сладкий дым.
— Не куришь? Правильно. А я бросаю, — пояснил Аркадий.
Арина обозначила участие легкой улыбкой. Говорить не хотелось. Аркадий, напротив, настроился на беседу.
— Красиво идет, — изрек он, глядя на белый силуэт яхты, бороздящий океан на широком экране ресторанного телевизора. — А я ведь хотел стать моряком. Соленый ветер в лицо, крик чаек, огромная рыба в сетях и цветные закаты. Романтика! Думал, буду носить красивую форму, бывать за границей, привозить оттуда всякое барахло. Все девки моими будут! В шестом классе выменял потрепанную штормовку на блок сигарет и пиво, ходил в ней два года, представляя, что моряк. А теперь вот вместо морского кителя прикид от «Армани» и эти цацки, — потряс он дорогими часами и золотой цепью. — Девки гроздьями на шею вешаются. Мне двадцать четыре года, а я уже исполнительный директор! А захочу, отец генеральным сделает. Только нахрен оно мне надо! Слышишь, нахрен! Меня тошнит от этой работы, на которой я ни хрена не делаю, а людишки мне в рот заглядывают. А как же? Это же Меньшиков! Заколебало! Как все заколебало! Когда вдруг все это богатство на меня свалилось, я обрадовался до щенячьего визга. Молодой был, глупый. Думал, вот оно, счастье, — купаться в роскоши и ни хрена не делать. Я же рос в нищете, в детстве бычки курил и банки собирал, чтобы сдавать. Отца своего не знал, мать в трамвайном депо уборщицей горбатилась. Все время на улице торчал — там курить, пить начать в семь лет это как здрасте. Как нариком не стал, сам не понимаю. Мать здоровье подорвала, мне пятнадцать было, когда она слегла. Тут батя и объявился. Я все детство его ждал, представлял себе этакого волшебника с мешком подарков, который нас с матерью заберет из коммунальной норы на Финбане в большую, богато обставленную квартиру. Каждый Новый год Деду Морозу письма писал, просил, чтобы нашелся мой батя. Прикинь, до четырнадцати лет я верил в Деда Мороза! И ты знаешь, все сбылось. Были и подарки, и большая квартира, только радости особой от встречи с отцом я не испытал. Радовался изобилию, что можно отожраться, кино смотреть на большом экране, телефонам, шмоткам, а отец как был для нас с матерью чужим, так ближе и не стал. — Аркадий задумчиво опрокинул остатки «Каберне». Арина свое вино лишь пригубила. Она любила хорошие вина созерцать, вдыхать их аромат, но не пить. — Мать все равно померла, — тяжело выдохнул захмелевший Меньшиков. — Спасибо бате, что хоть в чистенькой клинике, а не в елизаветинском клоповнике. Меня он сначала в гимназию устроил. Вот батя отжег так отжег! Меня из обычной школы выпереть грозились за неуспеваемость, а тут гимназия. Там все по три языка знают, на скрипках-роялях играют, и тут я — гопота районная. Хоть и костюм с галстуком напялил, итальянские шузы начистил, а все равно гопота. Учеба не шла. Зато шороха навел — будьте нате! Ботаны от меня пищали, учителя козьи морды строили. Доучивался я уже в обычной школе, батя сообразил, что так всем будет лучше — и мне, и учителям. А потом отец впихнул меня в институт хрен знает чего. Платный, конечно. Я там два раза в году появлялся с зачетной книжкой. Я вообще не понимал, зачем это было надо, если для меня и без корочек непыльная работенка найдется. Но отец сказал, что Меньшиковы — это элита, должны быть при верхнем образовании. При верхнем так при верхнем! После выпуска два года дурью маялся, пока не надоело. Никогда не думал, что надоест ни хрена не делать! Вот теперь у меня есть дело — я директор. Только это — не мое, мне не интересно быть директором!
Арина слушала и кивала.
— А что же тебе интересно?
— Не знаю. Прикинь, сам не знаю! Моряком быть уже не хочу, потому что я хотел им стать для того, чтобы мотаться в загранку и получать кучу бабок. Романтика в виде соленого ветра меня уже не вставляет. А бабки и все ништяки я и так имею. Вот в чем засада. Мне подали все на блюдечке, тем самым убили во мне желание к чему-то стремиться. Короче говоря, меня не радует шоколад, потому что я им обожрался!
— А ты откажись от отцовского покровительства и зарабатывай сам.
— Не-е-е. Это будет поступок идиота. Отказаться от бабок и идти пахать ради них же, разве не идиотизм? Нет такой работы, которую я захочу делать ради самой работы. Вот у тебя нет денег, зато есть мотив их зарабатывать. И ты знаешь, в этом я тебе завидую.
— И у тебя есть мотив зарабатывать. Чтобы было еще больше, чем есть сейчас.
— А я не умею зарабатывать. Отец умеет, а я нет. И мне не надо больше! Мне хватает!
В тот день Арина вернулась домой утром, когда по городу уже громыхали трамваи и по улицам торопливо шагали редкие прохожие. Работодатель сам ее отвез домой; он не приставал и не напрашивался зайти на чай. Арина даже немного обиделась. Получается, она рожей не вышла, чтобы к ней приставали.
«У него и без меня девиц хватает, — думала Арина, засыпая. — Странные все-таки условия работы. Завтра никуда приходить не надо. А когда надо приходить — неизвестно, сказали, что позвонят».
Следующий раз из «Империи» позвонили через три дня. Секретарь красивым голосом попросила быть к десяти.
С документами, одетая в строгий деловой костюм, без пятнадцати десять Арина шла через двор «Империи», но у входа ее перехватил Аркадий.
— Прошу, мадемуазель! — распахнул он перед ней дверцу своего «БМВ».
Садясь в машину, Арина поколебалась: сказать, что ее вызывали к десяти? Возможно, будет ждать кадровик для оформления документов. Арина промолчала.
— Мы едем в Лисий Нос? — поинтересовалась девушка, когда автомобиль мчался по Кантемировской улице в сторону Полюстровского проспекта — в противоположную от поселка сторону.
— Нет. На площадь Калинина, в одно место, — туманно ответил Аркадий. Он решил, что и так все понятно.
— Что за место? — выдержки Арины хватило на десять минут.
— Хата одного барыги.
Арина насторожилась. Происходящее ей очень не нравилось, она рассчитывала на нормальную работу дизайнера с сидением в офисе, отчетами, совещаниями, выездами на объекты, но никак не с поездками в какие-то сомнительные места и ночными посиделками в ресторанах.
— Какого еще барыги? Зачем мне туда ехать? И вообще, меня не оформили на работу, зарплату мне никто не платит, так что не вижу причин продолжать эту поездку. Остановите машину!
Арина хорошо понимала, что ее демарш может очень не понравиться Меньшикову и что после такого заявления работа в «Империи» ей не светит. Но какими бы заманчивыми ни казались перспективы, происходящее не укладывалось в рамки нормы, и девушка не желала, чтобы с ней так обращались.
Продолжая движение, Аркадий полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда бумажник, извлек из него деньги и положил на колени Арины.
— Это аванс. Что смотришь? В «Империи» всем зарплату в конверте платят. Тебе мало?
— Нормально, — вымолвила девушка. Денег для аванса было более чем «нормально». — Только я бы хотела получать деньги за свою работу. За работу дизайнера, — уточнила она.
— А я тебе и плачу за работу. Сейчас мы приедем к барыге, и ты поможешь мне выбрать вазу в венецианском стиле. Я в этих стилях не шарю: мне один хрен, что венецианский, что чилийский, что еще хрен знает какой, а батя хочет, чтобы у него в гостиной была Венеция.
Информация о том, что ей предстоит дизайнерская работа, Арину успокоила. Тем более что венецианский стиль она любила.
Пошел второй месяц, как Ариадна Металиди работала в «Империи». График и обязанности у нее были расплывчатыми. За все это время на «работу» она выходила не больше десяти раз и все время в компании с Аркадием. Исполнительный директор к изящной фигуре Арины рук не протягивал, но вел себя с ней как с подругой: говорил «ты», возил по увеселительным мероприятиям и ресторанам, где, хмельной и праздный, он размышлял о жизни. Арина держалась корректно. Все, что она себе позволяла, — перейти с работодателем на «ты» и иногда, по ситуации, ему дерзить. Было непросто балансировать между ролью подчиненной и подружки.
Арина к Аркадию испытывала противоречивые чувства. Манеры исполнительного директора ей не нравились: с людьми пытается изобразить своего парня, при этом смотрит свысока; ему присущи чрезмерная развязность и, главное, отсутствие всякой цели. Жизнь Аркадия — вечный выходной. Причем красивый выходной. Но, черт возьми, какой же он привлекательный! Этот его обжигающий взгляд! Он часто останавливал на ней свой откровенный взгляд и замолкал. В такие моменты Арина чувствовала, как ее тело покрывается мурашками. Она многим нравилась, многие смотрели на нее с вожделением, но в ответ она ничего не чувствовала, разве что иногда неприязнь. Арина не любила, когда интерес ограничивается физиологией, по ее мнению, прежде всего должна быть духовная близость. Аркадию ничего не стоило запустить пятерню к ней под юбку, когда они сидели в его автомобиле, или прижать к себе в каком-нибудь клубе. Она была ему доступна, но он этим не пользовался. Созерцал. И слава богу! Иначе она непременно засветила бы ему куда-нибудь своими острыми коленями или локтями. Удар получился бы весьма чувствительным. После чего с работой пришлось бы распрощаться.
Арина понимала, что Меньшиков ее выбрал себе в компаньонки отнюдь не из-за ее профессиональных навыков и, увы, не из-за неземной красоты — вьющиеся вокруг Аркадия девицы были одна другой прекраснее. Почему он остановил свой выбор именно на ней, девушке, безусловно симпатичной и интересной, но не сногсшибательной красотке, Арина объяснила себе блажью. На ценителя ее тонкой души Аркадий походил меньше всего. И не интересовался он ее душой вовсе! Этот молодой сибарит любил поговорить в основном о себе. Избалованному сыну владельца корпорации захотелось разнообразия — иначе объяснить превратность судьбы, по которой она проводит время в компании Аркадия Меньшикова, Арина не могла.
Время шло, и все менялось — в том числе и отношение Арины к своему необычному работодателю. Девушка уже спокойно воспринимала свой непредсказуемый график и ничем не объяснимые, кроме прихоти, распоряжения Аркадия ездить с ним по вечеринкам; она перестала его опасаться и даже начала ему сочувствовать. У Аркадия было тяжелое детство, он рос на улице, ни любви, ни воспитания не получил. Роскошь, которой он обладает теперь, вряд ли восполнит ему тяготы прошлых лет.
Иметь большую квартиру, заставленную шикарной мебелью, статуэтками, сувенирами и хрустальной посудой; огромный телевизор, дорогой автомобиль, дачу, ворох брендовой одежды; непременно завести семью с двумя-тремя детьми, пользоваться уважением коллег, ездить к морю два раза в год и в офисе хвастаться фотографиями на фоне пальм. Все это уже не модно. Нынче в моде эстетика: красивая одежда, красивая еда, красивое тело и красивая жизнь. Провести уик-энд в Праге, а новогоднюю неделю в Альпах на горнолыжном курорте вместо лежания у телевизора и хождения по гостям. Привезти из Амстердама тюльпаны, съездить в июльскую жару в Норвегию на фьорды, а не на дачу в пригород; ходить в кафе для того, чтобы выпить кофе с печеньем на летней террасе, а не чтобы плотно поесть. Заниматься танцами и йогой, посещать бассейн, разбираться в искусстве, вечерами сидеть на украшенном цветами балконе и смотреть, как на город опускаются сумерки. Работа должна быть исключительно умственная, со свободным графиком, непременно высокооплачиваемая и творческая, семья возможна, но не обязательна. В приоритете свобода, наслаждение жизнью, созерцание прекрасного. Жить сейчас, а не в будущем и в полную силу. Так считала Арина и к этому стремилась. Она любила и ценила эстетику, эстетика ей была к лицу. Стройная, изящная, с длинными красивыми ногами и тонкими руками, Арина походила на фарфоровую статуэтку, девушка гармонично смотрелась в утонченной богемной обстановке.
Аркадий из-за своих замашек сибарита походил на эстета. Он выглядел привлекательнее работяг и среднестатистических клерков, прилежно топающих каждый день в свои скучные офисы. В его лености и вальяжности было своеобразное очарование. Аркадий мог себе позволить не думать о деньгах и не работать вообще. Он был свободен. Свобода притягательна, она делает человека не таким, как большинство, а то, что недоступно большинству, всегда в цене.
Постепенно — шаг за шагом — они сблизились. Со свойственной пролетариату прямотой Аркадий предложил расписаться. Так и сказал: давай распишемся. Не «будь моей женой» или хотя бы «давай поженимся», а «давай распишемся» — просто, по-деревенски, без всяких словесных красивостей и расшаркиваний. Они тогда возвращались с вечеринки, прогуливались по набережной, наблюдая, как на рассвете соединяются крылья мостов. Арина не сразу поняла, о чем идет речь.
— Чего молчишь? Или я для тебя не хорош?
— Я думаю, — ушла она от ответа, сообразив, что Аркадий шутит, но до конца суть его шутки Арине была не ясна.
— А, понятно. Тебе надо подумать, у вас, у женского пола, так положено. Ну, думай.
Не получив никакого ответа, в ближайшее время Аркадий на фуршете в особняке представил Арину отцу как свою невесту. Александр Тимофеевич, нисколько не удивившись, дал добро и пообещал закатить шикарную свадьбу, Хася скосорылилась, но возражать не посмела — в доме всем заправлял Меньшиков-старший. Арина не ожидала такого поворота событий, но решила на людях держать лицо, словно все шло, как надо. Она собиралась выяснить этот вопрос наедине с Аркадием, устроить ему разбор: как он мог без ее согласия объявить о помолвке?! Но сразу скандала не получилось — из-за присутствующих гостей, общего веселья, выпитого вина, — а потом предъявлять претензии стало вроде бы поздно. Девушка махнула на все рукой, решив, что раз свадьба не завтра, то до нее может дело и не дойти. В любом случае, права побега невесты из-под венца еще никто не отменял.
Арина не могла себе точно сказать, любит ли она Аркадия или нет. Определенно он ей нравился: красивый, высокий, уверенный. Богатый! Арина никогда не гналась за чужими деньгами, не стремилась хорошо устроиться замужем и вообще замуж не рвалась. Но если не кривить душой, она понимала, что Аркадий привлекает ее прежде всего достатком. Лиши его отцовских денег, он станет совсем другим — простым парнем без всякого лоска, работягой в какой-нибудь автомастерской или мелким торговцем с соответствующим образом жизни. На такого Арина вряд ли обратила бы внимание. Это обстоятельство ее и смущало. Но она к Аркадию уже привыкла, и ей было с ним хорошо и нескучно. Ей нравились его пространные, немного наивные рассуждения обо всем, нравилось, что он спрашивает ее мнения по философским, иногда политическим вопросам, нравилось проводить с ним время и порой совершать сумасшедшие поступки. С кем еще можно ночью по всему городу кататься на трамвае? Однажды Аркадий уговорил следовавшего в парк вагоновожатого прокатить их с Ариной по Питеру. Водитель свернул с маршрута; сначала катал по центру, а потом увлекся и завез к черту на кулички, где трамвай отчего-то сломался. Выбирались они оттуда пешком, потому что в ту глухомань не желал ехать ни один таксист. А кто еще способен устроить прогулку по крышам? А пикник на скамейке около Михайловского театра? А еще он умопомрачительно целуется!
Устав от сомнений, Арина приняла решение: раз судьба предлагает ей «золотого мальчика», с которым ей хорошо, какая разница, кем был бы этот мальчик в других обстоятельствах? Жизнь идет здесь и сейчас, и она так скоротечна, что не стоит отказываться от радостных моментов из-за каких-то предположений.