Тридцать патронов и «калашников» на дне
Вот скажите мне, мои юные и не очень читатели подозрительной гражданской наружности, что главное для военных в мирное время, как вы думаете? В военное время всё понятно: убить врага, съесть его печень и поиграть головой в футбол – это все знают. А вот в мирное – какие у вас варианты? Сначала, чур, ответьте, а только потом – читать дальше!
В мирное время главная задача для военных – ничего не проебать. Конечно, желательно бы ещё и не сломать ничего, но это уже задача для профессионалов высочайшего уровня. А для основной массы – главное, чтоб всё было на месте! Потерял колесо? Слепи из картона! Дырка в корпусе? Зашпаклюй и замажь краской!
Для учёта всего в армии существуют Журналы. Журналы пронумеровываются, прошнуровываются и скрепляются сургучными печатями (на самом деле обыкновенными, конечно, но слово «сургучная» уж очень хорошо звучит), за каждый Журнал назначается Ответственный и выстраивается цепочка из Проверяющих, которые должны с определённой периодичностью проверять, правильно ли Ответственный ведёт журнал и бережно ли он относиться к вверенному ему имуществу.
И если вы думаете, что это касается только танков, самолётов и авианосцев, то ничего не смыслите в организации вообще! Потому что это касается вообще всего одухотворённого и неодухотворённого, что есть в армии. От гвоздя или паронитовой прокладки до стратегического крейсера. Выдали тебе сто прокладок? Будь добёр – учти и записывай, куда ты их расходуешь! Поставил две вместо одной, потому что от старости соединение так уже разъёбано, что на одной не зажимает? А не ебёт никого! Положено одну – списывай одну, блядь! А как ты потом спишешь вторую – это только твои проблемы, на то тебе воинская смекалка и выдана во время призыва в военкомате. А представляете, если у тебя в заведовании система ВВД-400 и прокладки красномедные? Красномедные, я подчёркиваю это слово. У меня однажды образовалась неучтённая вязанка этих прокладок, так я себя полгода королём всех трюмных в дивизии чувствовал. График приёма просителей составил и вел себя со всеми снисходительно, так что теперь вполне могу быть царём – опыт имеется. Не нужен царь никому, случайно? А, например, одно время на флоте стакан гидравлической жидкости ПГВ (парафин, глицерин, вода) стоил дороже стакана коньяка «Арарат» пятилетней выдержки, а гидравлики этой на подводных лодках – тонны, чтобы вы знали.
И вот при всей этой строгости и бережливому отношению к народному хозяйству у нас однажды матрос Кузнецов уронил автомат за борт. С магазином патронов, естественно. Сложно представить даже, какой ещё более тяжёлый проступок мог совершить матрос Кузнецов за свою короткую, но яркую карьеру в ВМФ. Даже потеря одного патрона – это было ЧП дивизионного масштаба. Если бы, например, во время несения Кузнецовым верхней вахты на подводную лодку напали злые чеченские террористы и он, поливая их шквальным огнём из-за мешков с песком и перекатываясь по пирсу с боку на бок, уворачиваясь от пуль, уложил бы их всех шестьюдесятью патронами, то первое, что сделали бы представители особого отдела, был бы сбор гильз с пирса и подсчёт пуль, извлечённых из тел террористов. И не дай боги там оказалось бы пятьдесят девять гильз!
– Где патрон дел, сука? – спросили бы особисты у Кузнецова, мило улыбаясь.
– Да как где? Я же… поливая из двух рожков! Перекатываясь с боку на бок под пулями! Я же… эта… Герой!
– А может, ты государственный переворот планируешь на самом деле? ГДЕ ПАТРОН, БЛЯДЬ!!! – И особисты били бы его палками по пяткам и не давали спать и чаю. Наверняка.
А тут – автомат и тридцать патронов!
Кузнецов, конечно, растерялся и молча достоял свою вахту до конца, смотря печальными глазами в залив и умоляя Мировой Океан вернуть ему оружие. Мировой Океан остался нем к его мольбам, как и минёр поначалу, который стоял дежурным по кораблю и вышел менять вахтенного.
– …? – спросил минёр, показывая на грудь Кузнецова.
– Тащ старший лейтенант, я его уронил!
– …? – уточнил минёр, оглядывая пирс шириной в десять метров, который был заботливо огорожен с обоих бортов железными коробами для кабель-трасс (метр в высоту и метр в ширину и ещё метр пирс торчал за кабель-трассами до моря).
– В залив уронил, – печально вздохнул Кузнецов.
– …?! – удивился минёр.
«…ас…ас…ас!» – привычно повторило эхо.
– Ну, я вот так вот его перекинул на спину, а ремень оторвался, а он как полетел и как упал в залив, а я смотрю, а он упал, а я, а он!
И тут у минёра, наконец, прорезался голос:
– Так что ж ты сам-то не утопился вслед за ним, баклан!!! Так бы всё заебись вышло бы!!! Ну, утонул и утонул, и хуй с ним!!! А теперь что делать-то?! Ныряй, блядь, ёпта!!!
А когда выбирали место для базирования «Акул», то, конечно, смотрели на то, чтобы она могла погрузиться чуть ли не у пирса. Поэтому глубина в корме была метров восемьдесят, в носу что-то около двадцати, а в том месте, где упал автомат, метров пятьдесят-то точно.
– Слушай, Сей Саныч, вот ты удивлён, что это случилось на вахте минёра? – спрашивал командир у старпома утром, когда ему доложили о происшествии.
– Отнюдь, Сан Сеич!
– Вот и я – отнюдь.
Минёр хлопал на них своими удивлёнными ресницами и открывал рот.
– Ой, – отмахивался от него старпом, – только не надо оправдываться опять! Хули ты такой косячный-то? Ну что? Что ты мне хочешь сказать? Что не ты виноват? Матрос Кузнецов виноват с тремя классами образования в церковно-приходской школе, а ты, типа с высшим образованием, и офицер, на коне и в шляпе, как д’Артаньян? Ну почему за всю мою столетнюю службу единственный случай потери оружия случился в моём экипаже и когда именно ты стоял на вахте?
– В нашем, – поправляет его командир.
– Так точно, Сан Сеич! А что в нашем?
– В нашем экипаже. Так-то я тоже тут, типа, хозяин. Не такой, как ты, конечно, но тем не менее.
– Ну, пусть, – любезно соглашался старпом. – Минёр, зови Кузнецова, пойдём следственный эксперимент проводить, пока штаб не приехал.
А любой военный, я вам скажу, тот ещё следователь. Не то чтобы в душе, но, в принципе, обучен по специальной методике. А уж старший помощник наш!
Он привязал Кузнецову кусок тяжёлой трубы на верёвку и повесил его на шею.
– Ну, давай, показывай – где стоял, как ронял.
– Ну-у-у, вот тут стоял и вот так его перекинул.
– Та-а-а-к. Развяжем верёвочку. Давай, перекидывай.
Естественно, кусок трубы падает на пирс в одном метре от матроса.
– Давай сильнее перекидывай!
В двух метрах.
– Как ни странно, – резюмирует старпом, – а сила всемирного тяготения и у нас на пирсе работает. А ну-ка, пиздун одноглазый, сходи-ка в ограждении рубки постой.
Старпому приводят верхнего вахтенного с соседнего пирса (мы тогда одни на пирсе стояли).
– Ну, рассказывай, что видел?
– Ну-у-уу, как б-э-э, эта-а-а…
– Слышь, ты мне тут не мычи! Баклана этого в тюрьму посадить могут, а вы тут мне стеснение изображать будете хором? Что видел?
– Ну, с пирса-то далеко, особо не видно…
– Да это понятно. Рассказывай, что не особо видел.
– Ну, он тут прыгал чота, скакал туда-сюда и автоматом махал. Вот.
– Ясно, свободен. Позовите-ка мне этого танцора диско!
Приходит понурый танцор диско.
– Ну, чобля, давай рассказывай! Специально автомат выкинул?
– Не-е-е-ет.
– Что ты мямлишь, блядь, и скользишь мыслями, как мандавошка по мокрому хую?! Ты знаешь, что сейчас сюда приедут особисты и ты им всё расскажешь, вплоть до того, каким девочкам и сколько раз под юбки заглядывал во втором классе! И они тебе будут говорить: «хватит-хватит, мы всё поняли», а ты будешь рассказывать и рассказывать, сломленный ужасными пытками! Ты что, может, думаешь, что конвенции ООН по правам человека и на губу Нерпичья распространяются? А вот хуй ты угадал! Не! Рас! Прос! Тра! Ня! Ют! Ся!
И вот что оказалось. Матрос Кузнецов во время несения верхней вахты заскучал (конечно, сказал старпом, дембеля ждать скучно, вот если бы ты Родину охранял, как я, то другое дело было бы) и стал представлять себя Джином Симмонсом. Он даже приклад у автомата откинул, чтоб тот на «басуху» больше походил. И вот во время исполнения композиции «Ай воз мэйд фор ловин ю бэйби» он так вошёл в раж («хуяж!» – сказал старпом) что начал перекидывать свою «басуху» (то есть автомат Калашникова) туда- сюда на плече и вертел его вокруг своего тела. Где он видел, что Джин Симмонс перекидывал куда-то свою бас-гитару, я ума не приложу. Ну все же знают, что Джин Симмонс просто вот так вот головой качал и язык высовывал. И вот во время финального пассажа автомат Калашникова не выдержал этой пытки, перегрыз себе ремень и улетел топиться.
Старпом взял трубу, изобразил из себя гитариста, повертел её и кинул в сторону моря.
– Почти идеальная баллистическая траектория! – похвалил командир, наблюдая за полётом трубы, булькнувшей в море.
– Ну, дык! Я ж стратег! – согласился старпом. – Ну что, Сан Сеич, пойдёмте в штаб докладывать о происшествии?
– А пойдёмте! Утро, чувствую, перестаёт быть томным!
Второй, но не менее важной задачей на службе в мирное время является определённая и чётко соблюдаемая система докладов. Обо всех своих достижениях и успехах принято докладывать немедленно, как можно более пафосно и глядя в глаза начальству. При этом перечень трудностей и препонов, которые вы героически преодолели, выполняя задачу, должен занимать как минимум восемьдесят процентов от доклада. А вот о своих промахах и неудачах нужно умалчивать как можно дольше, желательно всегда, а докладывать письменно рапортом (минимум два листа двенадцатым кеглем) через посыльного, самому при этом находясь в командировке. И только в том случае, если скрыть это уже невозможно.
Основываясь на этом принципе, и строятся отношения взаимозависимых армейских групп. Например, командир боевой части ебёт свою часть в хвост и в гриву, но перед старпомом и командиром стоит горой за подчинённых, даже если они в корне неправы и вообще вели себя как ебланы. Так же и старпом с командиром поддерживают дисциплину в своём полку всеми доступными (угроза, шантаж, запугивание, унижение и моральное доминирование) способами, но перед штабом дивизии предпочитают взять вину на себя, защищая подчинённых. Именно так было в нашем и всех знакомых мне экипажах.
– Ну что, Серёга, – уже в центральном спросил командир, после следственного эксперимента с матросом Кузнецовым, – докладываем в дивизию?
– Тащ командир, а с ПДСС договориться втихую не выйдет?
– Выйдет, конечно, а как мы их ботик водолазный объясним на акватории и нашу перешвартовку? Так-то, конечно, диверсант может и под лодку нырнуть… Но, блядь, Серёга, рисковать его жизнью из-за автомата одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года выпуска?
– Ну да. Вы позвоните или я?
– Да я, конечно.
Штаб дивизии примчался чуть не быстрее, чем командир положил трубку телефонного аппарата. У них же тоже включился триггер по защите подчинённых, естественно. Приехал командир дивизии, флагманский штурман, электрик, минёр и начальник роты охраны, хотя допуска на корабль именно он не имел.
– Саша, ну как так-то?! – носился командир дивизии по центральному.
Наш командир молчал.
– Саша, ну за всю мою службу единственный случай, и у моего лучшего командира!!!
Наш командир молчал. Он же был не минёром и знал, что оправдываться в данном случае и валить всю вину на матроса – занятие бесполезное и бессмысленное.
– Саша, ну что ты молчишь? Что делать-то будем?!
– Тащ контр-адмирал, а что тут пенить волны? Выхода у нас два. Или докладываем, или достаём автомат сами.
– Какой ты простой, Саша!
– Ну, как автомат Калашникова!
– Бля-а-адь!!! Морпех, что там с ПДСС, сможем договориться?
– Не вопрос!
– Скока должны будем?
– Да нисколько. Свои же ребята, всё понимают. Так сделают.
В дискуссию вступает флагманский штурман:
– У нас плановый осмотр через месяц, да и лодку надо перешвартовывать, как мы буксиры вызовем? Диверсанты-то понятно, что втихую приплывут, на то они и диверсанты, а вот буксиры?
– Я и без буксиров смогу, – отмахивается командир.
– Да вот хуй тебе без буксиров! Давай ещё лодку об скалу помнём или пирс снесём! Нахуй нам столько пирсов, правильно? – не соглашается комдив.
– Магнит, – берёт слово флагманский электрик.
Все смотрят на него и ждут продолжения, а он разглядывает краба на фуражке.
– Блядь, я счас тебе въебу! – не выдерживает комдив.
– В смысле? Дык, а чего тут? Лодку сдадим задом метров на сорок швартовыми, Богачёв сможет. Привяжем магнит на трос и достанем автомат.
– Дык, а найдём мы его как там?
– Ну, дык тут сейчас сидит пятнадцать человек с высшими образованиями, к тому же – царей природы. Плюс один морпех. Давайте подумаем!
Значит, начали думать. Взяли таблицу отливов и приливов, солёности воды, карту течений, прикинули парусность автомата и его возможные траектории погружения и рассчитали примерный квадрат, в котором он может лежать. А вы как думали? У стратегов ко всему подход стратегический!
Квадрат получился очень внушительный, доложу я вам. Поэтому для поиска автомата решено было собрать схему по его поиску: видеокамеру с фонарём, телевизор и, соответственно, лебёдку с двумя блоками. Для доставания – магнит. Магнит нашли в каком-то ЗИПе то ли у эртээсников, то ли у штурманов. Несли его наверх втроём, потому что магнит, обрадованный тем, что его вытащили из пергаментного заточения в железном ящике, пытался примагнититься ко всему железному. А если вы ещё не в курсе, то подводная лодка железная вся.
– Ну что, Саша, перешвартуешься назад по-тихому? – уточняет комдив.
Наш папа смотрит в подволок и находит оскорбительным для своего уровня профессионализма отвечать на такие глупые вопросы контр-адмирала.
А вы же, может, не знаете про камеры с телевизором. На подводной лодке 941-го проекта телевизоры были во всех каютах практически. Они были сконструированы специально для применения на подводной лодке и представляли собой железный ящик с выпуклым кинескопом, который мог выдержать ускорение в девять «жэ», падение с десяти метров на любую поверхность и выстрел в упор из пистолета Макарова, при этом продолжая показывать свое чёрно-серое изображение, не моргнув трубкой кинескопа. Камеры наружные тоже были две: одна стояла наверху в ограждении рубки и вторая – в носу. Они были вмонтированы прямо в лёгкий корпус и предназначались для наблюдения за ледовой обстановкой. Естественно, они были рассчитаны на работу на глубине до шестисот метров (пятьсот – предельная для «Акулы» и плюс сто на всякий случай). Как это было сделано технически, я не знаю, но подозреваю, что конструкторские бюро военной промышленности СССР могли бы даже сконструировать и машину времени из элементной базы шестидесятых годов, если бы перед ними поставили такую задачу.
– Так, Хафизыч, – сказал командир механику, – демонтируй своими орлами камеру из носа и телевизор. Соберите схему их подключения из проводов, которые вы спиздите на бербазе.
– Тащ командир, минёр виноват – минёр пусть и демонтирует камеру! Там ебатни на полдня – она в такой жопе стоит!
– Хафизыч, ну ты дурак? Минёр же и камеру утопит, и подводную лодку сломает!
Минёр, обиженно надув губы, смотрит на флагманского минёра, тот, обиженно надув губы, смотрит на командира дивизии.
– Ещё и хуй себе сломает, с него станется! – защищает командир дивизии минёров.
На береговой базе специальная группа спиздила бухту кабеля и трос. В это время вторая группа соорудила лебёдку на пирсе. Из чего соорудила и как – не спрашивайте, мне нечего вам ответить, а расхожая фраза «из говна и палок» здесь не подойдёт потому, что палок там у нас особо и не было. Потом тяжёлый атомный подводный крейсер стратегического назначения, не включая основных двигателей, а используя только хитрую систему натяжения швартовых концов на шпили (специальные устройства для натяжки швартовых) и чуть-чуть системы активного управления, изящно и тихо отъехал назад на пятьдесят метров под аплодисменты соседних экипажей, и началась основная операция.
Штурмана мелом нарисовали на пирсе квадраты и сектора обзора для операторов камеры и магнита, старпом расписал смены, и началось. Если вы никогда не видели дна Баренцева моря, то вы вряд ли представляете, что там творится на самом деле, особенно в пунктах базирования. Это мало похоже на то, что вы видели в кино про Немо и документальных фильмах Кусто, а больше всего похоже на съёмки Кэмерона на «Титанике». Абсолютная темнота, осклизлые скалы и камчатские крабы размером с маленького телёночка, которые хватают всё, что движется, и ебут или суют себе в пасти. Кроме того, дно пунктов базирования покрыто многометровым слоем списанного ЗИПа и расходных материалов, не считая того, что туда уронили нечаянно.
Первой нашли трубу старпома.
– Сей Саныч! – кричит первый вахтенный на тросах. – Трубу вашу будем доставать?
– Конечно, доставай! Я тебе её в жопу засуну, а то пиздишь до хуя, как будто ты моя жена, а не подчинённый! Учитесь, сынки, старпом даже проебать умеет так, что сразу всё находится!
Автомат искали почти сутки. Вы же понимаете, что никаких там джойстиков и рычажков, как в кино, не было? Система тросов и блоков, плюс руки и глаза подводных витязей! Да и автомат завалился магазином вверх между какими-то кассетами так, что не сильно его и заметишь. Автомат вытащили, высушили, протёрли чем могли и водрузили обратно в оружейную пирамиду. Матроса Кузнецова морально унизили до невозможности, но простили. Минёра унизили просто так, потому что он минёр и за компанию.
С тех пор я уверен, что нет задач, которые невозможно решить, если у тебя есть группа единомышленников, четкая цель и желание защитить друг друга. А вы как думаете?
