Тайна Одренского леса
Отряд двинулся прямиком на юг. Иногда разбойникам встречались дороги, но Гервант ни разу не соблазнился на проторенный путь. Его спутники с тоской провожали глазами грязные колеи и вздыхали: проселки вели к жилью, уютным трактирам с сытной едой и теплыми постелями. К вечеру вдали показалась темная полоса.
— Река Одрен и болота, — объяснил Гервант, — место гиблое, скрытное, но не все так плохо. Выжить в пойменных лесах можно: дичи полно, а комаров по зимнему времени не будет. Скоро белые мухи полетят, и топи станут проходимыми. В другое время года я бы не рискнул сюда сунуться, но мы под зиму идем. Считайте, что нам повезло.
Неглубокая илистая река несла свои мутные воды к Амарантину, разливаясь по Морее сетью нездоровых болот. Лаконские топи были для эймарцев синонимами болезней и запустения. Поговаривали, что на болотах живут демоны и всякое живое существо превращают в нечисть. Коренные морейцы с неохотой селились в районе Одрена: реку можно было назвать судоходной весьма условно; на заболоченной почве плохо росли овощи, зато мошка роилась почти круглый год. Гервант планировал обойти Лакон вверх по течению реки и попасть в центральный Эймар через Одренский лес — самую глухую область Мореи.
Разбойники углубились в болота в сумерках. Лошадей вели под уздцы. Под ногами мерзко хлюпало, промокли ноги, в животах урчало от голода. Лиандра то и дело поглядывала на Герванта, удивляясь его стойкости. Лицо главаря осунулось, резче обозначились морщины на лбу и в углах рта, но сил не убавлялось: Гервант уверенно и быстро вел разбойников к ему одному известной цели. В правильности его решений больше никто не сомневался. Наконец, болотистая почва с чахлыми деревцами осталась позади, и отряд надежно укрыли корявые стволы старых дубов. Наступила темная морейская ночь.
— Все, раскладывайтесь! — отдал команду Гервант и ушел в лес, захватив с собой арбалет.
Его долго не было. Негромко переговариваясь, разбойники разбили лагерь, развели огонь. Чувствуя себя измученной и разбитой, Лиандра прислонилась к шершавому стволу ближайшего дерева и задремала. Ее толкнули в плечо, бесцеремонно усаживаясь рядом.
— Ты все самое интересное пропустишь! — прошептал Лето ей в ухо.
Девушка раскрыла глаза и тут же зажмурилась от света. На костре жарилась задняя половина кабаньей туши, надетая на палку, перекинутую поперек двух рогатин — охота Герванта оказалась удачной. Разбойники грелись у огня, сглатывали слюну и нетерпеливо поглядывали на угощение. Чазбор пришел в себя и больше не напоминал существо из потустороннего мира; Гвидо переговаривался с Гервантом, выясняя обстоятельства ночной вылазки. Хан, по своему обыкновению, молчал и изредка поворачивал вертел, чтобы мясо прожарилось равномерно. Попадая в хоровод теней и света, глаза разбойников блестели неестественно-весело, словно не было последних суток тяжелого пути и смерти товарищей. Или Лиандре так чудилось. От аппетитного запаха и усталости ее слегка замутило.
Оранжево-красные блики огня плясали по лицу аквилейца, делая его похожим на изменчиво-лукавую физиономию лесного фавна. Лето показал девушке круглую фляжку и с заговорщицким видом поболтал ее содержимым:
— Смотри, что у меня есть!
— Какой необычный запах.
Лиандра вдохнула резкий, пряный аромат алкогольного напитка. Это было не трактирное пиво и не медовуха. Лето проявил настойчивость — поднес зелье к ее губам:
— Пей, не бойся!
«Что здесь страшного?» — удивилась Лиандра, сделала глоток и тут же пожалела об этом. Что она проглотила? Жидкий огонь или расплавленный свинец? Девушка закашлялась, вытирая выступившие на глазах слезы. Язык и горло немилосердно саднило, а пустой желудок обдало жаром, согревающим изнутри, как костер.
— Жжется? Давай, я тебя поцелую и сразу все пройдет! — предложил Лето, очень довольный произведенным эффектом.
Аквилеец чмокнул Лиандру в щеку и присосался к фляжке без видимого ущерба для здоровья. К ним подошел Гервант.
— Чем это вы тут развлекаетесь? — подозрительно спросил он, вырывая флягу из рук Лето и пробуя напиток, — эх, чтоб тебя, аквилейский проходимец! Где ты умудрился раздобыть настойку мандрагоры? Никак — в «Дырявом котле», светлая ему память? Крепкая-то какая, как отрава!
Главарь бросил сосуд Хану, а тот — Гвидо. Фляга обошла всех разбойников, и, слегка потеряв в весе, вернулась к Лето.
— Убери пока, под мясо хорошо пойдет. А ты, Лиандра, не тащи в рот все, что странно пахнет. Хватит ржать, Гвидо, я имел в виду пойло! Лето ко всему привычный — и не такое в себя наливал, но для нежных девиц паленое непотребство не предназначено. Еще приставать начнешь к нам… с расспросами. А у меня, к примеру, скоро вместо головы будет брюхо варить.
После такой отповеди желание говорить с Гервантом пропало напрочь. На любое ее действие у нелюдя находилось десяток самых противных слов! Как его терпят другие разбойники? Каждый из них рано или поздно становился объектом язвительных насмешек Герванта, а то и грубых выходок. «Он проявляет заботу о них, вот в чем дело! Пусть и на свой лад», — лениво раздумывала Лиандра, замечая, что пламя костра двоится у нее перед глазами. От единственного глотка настойки мандрагоры голова стала тяжелой, как камень, а окружающие предметы утратили четкие границы. Девушка все больше клонилась в сторону ласкового Лето. Внезапно перед ее лицом возникла зеленая фляга, оплетенная гибкой корой. Ее протягивала смуглая рука с длинными пальцами.
— Выпей и не вздумай отключаться, — сказала рука голосом Хана и исчезла.
Ключевая вода успокоила обожженное горло. «Она из источника, около которого убили Таса», — поняла Лиандра. Дурнота постепенно отступала.
Подошло мясо. Разбойники кромсали тушу прямо на вертеле, капая жиром на горячие угли. В маленькой, бесполезной на вид сумке Киндара нашлась соль и приправы, а настойка мандрагоры послужила отличным дополнением к дичи. Фляжка с жгучим зельем сделала три круга, после чего Лето окончательно обнаглел, решив, что Лиандра должна сидеть у него на коленях и есть мясо от куска в его руке. Их перебранка вполголоса и сдержанная борьба забавляли Герванта — главарь посмеивался, будто смотрел представление. Настойку Лиандра больше не пробовала, запивая мясо водой из флаги Ханлейта.
Гервант поднял сосуд с остатками зелья, призывая к тишине.
— Помянем тех, кто отстал в дороге, — серьезно начал он.
Как мгновения чьих-то судеб, белые точки первого снега падали из страшно-пустой тьмы наверху и исчезали, едва коснувшись огня. Морейская зима пришла поздороваться и с усмешкой наблюдала за самонадеянной кучкой живых существ, бросающих вызов ее мощи.
— Довбуш, тебе бы землю пахать и растить внуков, но Создатель, как обычно, все перепутал. Ты сражался храбро, жаль, что недолго… Тас, тебе не повезло родиться сильным и тупым. Глупость и сила — смертельное сочетание. Не уверен, что наш последний разговор до тебя дошел. Объяснили, как сумели…
Гервант обращался к умершим людям так, словно они сидели рядом, и в этот миг вокруг ночного костра их было снова двенадцать… Лиандре стало не по себе.
— Жадность и трусость, Тинк, ведут прямиком к петле. Хотел золота так сильно, что не подумал о собственной шкуре? Можешь гордиться — твою последнюю повесть выслушали очень внимательно. И как, оно того стоило?
«Разве Тинк мертв?» — девушка вопросительно взглянула на Лето. Аквилеец понял и кивнул, чиркнув пальцем себе по горлу: легионеры убили Тинка, как только перестали в нем нуждаться.
— Веселик. Твое сердце было мягче, чем металл, который ковали твои руки. Ты сделал хороший меч, и он еще послужит одному из нас.
Разбойники задумались. Кому из них суждено покоиться в земле, а кому — белеть костями под открытым небом? Какой эпитафии ждать от Герванта? Несколько скупых, но верных слов — это уже много для существа по ту сторону закона.
— Ну, довольно.
Гервант допил последние капли зелья из мандрагоры. Глаза главаря остановились на Лиандре и опасно сощурились.
— А знаете ли вы, братья, что наша сестра управляется с языком не менее ловко, чем храмовый проповедник, но бережет свое искусство для особых случаев? Лиандра, момент настал. И..?
Гервант говорил двусмысленно и умел не менее выразительно молчать. Взгляды всех разбойников обратились на девушку.
— Я объясняю невнимательным, что говорить ты умеешь, сестричка. Так вот что, Лиандра: мне в отряде баба не нужна, а говорящая баба — тем более! — жестко резюмировал Гервант.
— Что все это значит? — тихо спросила Лиандра, поднимаясь.
Лето делал ей какие-то знаки и тянул за руку вниз, отрицательно мотая головой.
— Угадай с трех раз. Интересно выслушать варианты.
— Тебе нужен Север? Чазбор и дварф едут на одной лошади.
— «Север»? Это погоняло коня? Почему не «Юг»? Да, животина отличная. Принимаем в отряд без вопросов. Еще предложения будут?
— Я ухожу.
— Позволь узнать — куда?
«Выход из банды — только мертвым», — говорил Киндар.
— Теперь какая разница? Я все равно не выживу.
— Тебе молчать красивее, чем ерунду нести, — покачал головой Гервант, — подумай сама — на что нам баба? Тебя одной на всех не хватит, еще и за очередь передеремся. И вообще, признаюсь, Лиандра: лично я предпочитаю девок, у кого в голове мозгов поменьше, а стратегические места пообхватистее. Знаешь ли, я мозолю глаза Создателю пятый десяток, — в таком возрасте поздно менять привычки. Ты мне не нравишься.
У костра стало тихо. Лишь изредка потрескивали сучья, выстреливая искрами.
— Ты от меня избавишься, как от Таса, верно? Последняя просьба — сначала убейте, а потом делайте, что хотите, по очереди и без. Хоть сожрите!
Голос Лиандры дрогнул от гнева. Она даже не испугалась. Гервант неопределенно хмыкнул, Гвидо перестал жевать, а Хан закрыл нижнюю часть лица рукой.
— Это было смело и щедро, сестричка! Отравимся мы тобой или подавимся, по мне — эта сочная свинья вкуснее, — главарь показал Лиандре нож и демонстративно отрезал от туши ломоть мяса.
Ночь разорвал общий хохот. Смеялся даже Киндар, придерживая сломанные ребра.
— Ладно, хватит, — Гервант с трудом принял серьезный вид, — я лишился разом троих мечников, Лиандра. Мне нужен боец. В мастерстве ты не уступаешь убитым, а Ханлейт отшлифует то, что уже имеется. Почему ты владеешь техникой боя архонтов — мы не узнаем, пока сама не поведаешь; меч архонта тоже не достанем, слишком большая он редкость. Придется привыкнуть к тому, что есть. Хан, отдай ей.
— Лови, этот поймаешь, — эльф бросил знакомый клинок в рыжих кожаных ножнах.
Лиандре досталось оружие Веселика. Сегодня она полноправно вступила в банду Герванта. Лето схватил девушку в охапку и усадил к себе на колени.
— Видишь, как все удачно сложилось! — шепнул аквилеец.
* * *
Зелье мандрагоры, подарив временную иллюзию прилива сил, испарилось без остатка — отчаянно зевая, разбойники укладывались на ночлег.
— Я покараулю, — вызвался Чазбор, — я успел все бока отлежать, пока меня напарник таскал как мешок с мукой.
Одеяла были у всех, кроме Лиандры. Даже у Лето — за седлом лошади Веселика обнаружился спальник бывшего хозяина.
— Давай вместе? — предложил аквилеец, — или ты с Гервантом хочешь?
Лиандра отрицательно потрясла головой. Внимание Лето было гораздо терпимее, чем нежности главаря банды. «Он не посмеет меня тронуть, если я сама не позволю», — подумала она, засыпая. Протрезвев, Лето вел себя прилично, к тому же вдвоем спать теплее.
Ее сон был поразительно настоящим. Лиандра чувствовала, как под седлом плавно двигается большой серый в яблоках конь, видела, как мимо величественно проплывают высокие стены дворца в Архоне и колышется людское море. Она ехала во главе торжественной процессии — Северная столица чествовала будущего короля. Северону исполнилось восемнадцать, коронация была назначена через два месяца.
Их отец прожил сорок два года. Странная хворь, настигшая короля в расцвете лет, постепенно подтачивала его силы, а наследников все не было. Когда вместо долгожданного сына родилась дочь, король Эдгар II не на шутку расстроился, понимая, что других детей Создатель ему не подарит. Рождение ребенка до поры скрыли: король решил, что монаршему роду нужна свежая кровь и твердая мужская рука, и два года ждал удобного случая. Королева время от времени ссылалась беременной, а злые языки поговаривали, что династия Эймарских королей пришла в упадок и вырождается. Наконец, несчастье оставило сиротой младенца благородного рода, и королева официально родила «близнецов» — мальчика и девочку. Северона, так назвали сироту, объявили наследником трона. Мальчика растили при дворе, а родную дочь сослали с глаз долой, но вскоре вернули, когда разница в возрасте стала не так заметна.
Наследники росли здоровыми и внешне похожими. Девочка обещала стать высокой и стройной, а мальчик — иметь атлетическое телосложение и средний рост. О подмене никто не знал, кроме кузена короля Эдгара — Отвальда, впоследствии ставшего регентом, и самих детей. Король не захотел обманывать дочь и перед смертью все рассказал.
Прошел год, прежде чем девушка вернулась в родной город из вотчины у истоков Амарантина. Взаимная привязанность и долгая разлука сроднили сводных брата и сестру сильнее, чем планировал их отец, король Эдгар — дружба переросла в любовь, а любовь предсказуемо обернулась физической близостью.
В Архоне многое изменилось — северная столица очнулась от векового сна. Совершенствовались городские укрепления, возводились дома, и даже знакомый дворец встретил ее новой планировкой. Девушке казалось, что о ее существовании все забыли… Сир Родерик, их двоюродный дядя и наместник Аверны — Южной столицы Эймара, приглашал Северона в гости, чтобы сразу и поздравить, и передать свои полномочия. О сестре будущего короля Родерик и не обмолвился.
— Север, ты не должен ехать! Напиши письмо, пусть дядя приедет сам. Пойми, это неправильно — приглашать короля на прием, как своего вассала! Должно быть наоборот!
Девушка возбужденно ходила по комнате, пытаясь убедить брата не совершать ошибку.
— Дорогая, что на тебя нашло? Посмотри на мою голову — ты видишь на ней корону? Я пока не король! К тому же — он наш родственник!
— Вот именно — родственник! И не твой, а мой! Север, Родерик опасен! Как ты не понимаешь: дядя настолько привык к власти, что свой пост в Аверне не отдаст без боя. Ему уже мало быть наместником города, страну ему подавай!
— Опять все делишь на свое и чужое — даже родственные связи! Почему ты так дурно думаешь о людях? Наслушалась своего дружка-архонта? У Фелана крайне печальный взгляд на мир! Почему ты не можешь просто радоваться тому, что мы, наконец, вместе!
— Северон, ты наивен, как ребенок!
— Нет, но я считаю, что политика — не твое дело.
— Не мое?! Как долго мне радоваться? Пока Тиверия не предложит тебе династический брак?
— Что? Я говорил — этому не бывать!
— Хорошо, это будет другая страна, ведь ты не планируешь жениться на собственной сестре, Северон?
— Ты — не моя сестра, мы об этом объявим.
— Но тогда ты — не король!
— Мы расскажем после коронации и поженимся. Нужно немного подождать. Короли делают, что захотят.
— Нет, не делают!
Их разговор грозил закончиться одной из ссор, от которых дрожали стекла и разбегались слуги. Энергия сестры разбивалась об упрямство брата, как вода об скалы. Девушка схватила огромную книгу с серебряными уголками и с грохотом бросила себе под ноги, а потом также внушительно захлопнула за собой тяжелую дверь.
Лиандра в ярости ударила кулаком по земле и проснулась. Рядом спал Лето и дышал ей в шею; костер лизал угли слабыми язычками пламени — Чазбор изредка подкладывал порцию топлива, не давая ему полностью затухнуть. Девушка поднялась и подсела к огню. Сон сбил ее с толку — без сомнения, это были воспоминания, но кому они принадлежали? Красивые картинки больше походили на сценки из истории, чем на реальную жизнь.
— Чазбор? Эймар всегда был Империей?
— Не спится? Нет, раньше был Королевством, — невозмутимо откликнулся разбойник, словно отвечать на дурацкие вопросы посреди ночи было для него обычным делом.
— Раньше — это когда?
— Император у нас последние пять лет.
— А был такой король — Северон?
Лиандра приготовилась услышать ответ «нет» и спокойно заснуть.
— Ну, ты куда загнула! Да, но давненько.
Сердце девушки так и подпрыгнуло в груди.
— Сколько лет назад?
— Не знаю точно. Лет сто. Я не застал.
Лиандра ошеломленно уставилась в огонь. Сто лет… За это время сменилось не одно поколение! Брат и сестра из сновидения состарились и умерли! Но почему их мысли и чувства так знакомы и близки?! «Кто я такая, что вспоминаю не себя, а чужих людей?» — подумала девушка, — «неужели у меня нет иного прошлого, чем Проклятая дорога?» От жалости к себе по ее щекам покатились слезы. Лиандра уткнула лицо в колени и старалась не всхлипывать громко. Вскоре у ее горя появился тайный наблюдатель — его злой взгляд пробирал ненавистью до самых костей. За что худой, раненый человек, Чазбор, так ее не любит? Утерев слезы, Лиандра подняла голову и встретилась глазами с Ней.
За спиной разбойника из-за ствола дуба выглядывало существо. Удерживаясь за кору конечностью с острыми когтями, оно покачивалось, появляясь и исчезая, словно хотело выйти на свет, но не решалось. На плечах твари болталось изорванное, грязное тряпье, а тощее лицо с проваленным носом когда-то было человеческим, женским. Помаргивая на свет, существо глядело на Лиандру жуткими глазами навыкате в оправе бурых век без ресниц. Черными, яростными.
Обнаружив, что ее заметили, тварь ненадолго скрылась и вышла с другой стороны дерева, протягивая вперед когтистые руки. Приоткрыв рот и показывая обломки зубов, она прошипела:
— Пойдем домой, мой мальчик.
К кому тварь обращается?! Чазбор подкладывал в костер хворост, разбойники спали. Страшное шипение слышала одна Лиандра.
— Что случилось? — удивился Чазбор, случайно взглянув на девушку.
— Прямо за тобой стоит какая-то тварь, — Лиандра указала на чудовище, — вон там!
Разбойник резко обернулся, но существо было быстрее и скрылось, зато Гвидо, минуту назад безмятежно спавший, внезапно поднялся, огляделся по сторонам пустыми, невидящими глазами и пошел на зов из леса, перешагнув через костер. Чазбор что-то понял и громко закричал:
— Хан! Одержимая!
Почему разбойник позвал не Герванта, а эльфа? Зачем накинулся на Гвидо и попытался повалить его на землю? Лиандре показалось, что она сама сходит с ума. У Чазбора ничего не вышло — сильный Гвидо легко отбросил его в сторону. На помощь пришел Ханлейт. Неуловимо быстрыми движениями эльф нанес несколько ударов в торс и под колени парня, после чего тот запутался в своих ногах и упал. Проснулся Гервант и остальные разбойники. Гвидо рвался из рук товарищей молча и страшно.
— Лиандра, тварь одна? Видела ее? Где? — обнажив меч, Хан вглядывался во тьму.
— Я ее слышу, прямо сейчас! Тварь зовет Гвидо. Вы все оглохли?!
А она звала, снова и снова, невидимо кружа вокруг стоянки отряда, а от ее шипения у Лиандры кровь стыла в жилах. Тварь называла Гвидо ласково по имени, обещала любить, заботиться, что-то простить… Но разве можно верить добрым словам, сказанным таким голосом?
Гервант смерил Лиандру оценивающим взглядом:
— Да, мы все глухие, сестричка. Одержимых демоном слышат только их жертвы, а еще архонты. Считай, что она «говорит» лишь с тобой и Гвидо. Твари нужно тело парня, но в борьбе за него она прикончит всех нас. И сожрет. Возьми меч, помоги Хану с ней справится.
Лето бросил в костер целую охапку хвороста. Стало светлее и тревожнее.
— Лиа, давай, я с тобой пойду?
— Давай, ты веревку достанешь? — одернул его Гервант.
Лиандра примерила в ладони рукоять меча Веселика и неприятно поразилась. Какое неповоротливое, тяжелое оружие, имеющее с роскошным клинком Ханлейта только грубое внешнее сходство! Как оно поведет себя в минуту опасности, и справится ли ее рука с таким грузом? Хан направился в лес, и Лиандра обреченно пошла следом. Чем она сможет помочь?
Шипение звучало ближе и удалялось вновь, силуэт одержимой мелькал за деревьями, играя в прятки, а потом она исчезла и замолчала. Лиандра остановилась — кружение по лесу потеряло всякий смысл.
— Ее нет.
— Есть! — возразил Хан шепотом, — почувствуй след одержимости. Мы называем его «скверной». Я не владею чутьем на расстоянии, мне нужно прикоснуться, но ты ищи ее не руками, не глазами, а подсознанием, всем своим существом. У тебя получится.
— Почему я смогу? Кто это «мы»? Что ты знаешь про меня?
— Не время спрашивать.
— Что такое «скверна»?
— Грязь потусторонних сил. Открытая дверь в чужой враждебный мир. Тварь носит скверну в себе вместо души, она ее часть — уже не живая, но еще не труп. Понятно?
— Нет!
В одном Ханлейт прав — с приходом твари в лесу стало неладно. Девушка почувствовала магию в одержимой твари, и только сейчас поняла, что ее природа до жути ей знакома. Она была сродни Проклятой дороге, но более мерзкая, мертвая. И, в отличие от заброшенного тракта, магия скверны желала зла.
— За что она меня ненавидит? — шепнула Лиандра.
Ханлейт не ответил.
— Она же заходит мне за спину каждый раз, как мы останавливаемся, и жжет мне затылок взглядом! Тварь стоит сзади и слушает нас!
— Она слышит не ушами, а распознает мысли. Разделимся. Не бойся, я буду рядом.
— Я в роли приманки?
Хан исчез, но не появился вовремя, как обещал — одержимая напала на Лиандру. Царапая когтями, тонкие, жесткие пальцы скользнули по шее девушки. Содрогаясь от омерзения, Лиандра вывернулась из смертельных объятий, и, не примериваясь, рубанула по существу мечом. Удар вспорол одержимой живот. Она упала, прижимая к ране костлявые руки. Ханлейт не дал твари подняться. С каждым режущим ударом своего острого клинка он наносил ей все больше увечий, но не убивал окончательно.
Лиандра зажала ладонями уши — визг одержимой ввинчивался в мозг, как бурав. Его слышали только двое — она и Гвидо…
— Прекрати! — не выдержала Лиандра, — убей сразу, ей же больно! И мне тоже!
— Убивать нельзя. Умерев, тварь вселяется в следующее тело. Сначала она выберет Гвидо, — парень слышал зов. А потом… мы его потеряем. Но оставить ее здесь просто так мы тоже не можем. Смотри.
Существо было еще живым. Развороченное мясо сочилось черной кровью, глаза твари смотрели прямо на Лиандру, а в них светилось почти разумное знание. Легко полоснув лезвием клинка по лбу одержимой, Хан выждал мгновение и вытер место пореза опавшей листвой. Невероятно, но рана исчезла!
— Не может быть!
— Через некоторое время тварь исцелится полностью. Мы свяжем ее и уйдем отсюда. Так надо, Лиандра.
Девушка с содроганием смотрела, как эльф с силой затягивает веревки прямо по открытым, чудовищным ранам, а ее собственная шея горела от прикосновения отвратительной плоти твари — не холодной, как у трупа, но менее теплой, чем у живого существа.
— А что будет с одержимой потом?
— Умрет от голода, но очень нескоро. Демон оставит оскверненную душу, как только поймет, что тело в западне.
Когда охотники вернулись в лагерь, все вещи были собраны, а Гвидо связан. Парень больше не вырывался. В его глазах поселились тоска и горе. Не дожидаясь рассвета, отряд двинулся дальше.
Покидая место стоянки, Лиандра оглянулась — одержимая окликнула ее, а не разбойника. Тварь, скрытая за деревьями, прошипела имя, но девушка его не расслышала.
* * *
Новый день не порадовал хорошей погодой. Гервант, взглянув на непроглядную мглу в небе, уверенно выдал:
— Снег выпадет.
Он не ошибся. Белая поземка мела со всех сторон, поднимала и кружила слепящие вихри, забивалась под одежду, леденила руки. Отряд вышел на берег Одрена. Ехать верхом стало невозможно: густая ивовая поросль вдоль воды не давала прохода лошадям, норовила выколоть глаза и хлестнуть по спине разбойникам.
Гвидо развязали. Лиандра никогда прежде не видела этого простого человека таким несчастным! Парень безропотно тащился за Гервантом, не замечая трудностей пути, и стонал, не в силах сдержать неведомую скорбь.
— Почему вы не отпустили меня? Она так звала! Я голос матушки с колыбели помню — звонкий, веселый, никто в деревне лучше песенок не пел! И война закончилась, победили мы. Все хорошо было, не то, что сейчас!
— А мы и так победили, — буркнул главарь себе под нос, — только счастья-то…
Гвидо тяжело вздохнул и с тоской оглянулся назад:
— Я бы вернулся домой, в тепло и уют. В палисаднике яблоки налились с мой кулак каждое, матушка пирогов напекла… Ух и пышные у нее получаются, вкуснее не едал!
У Лиандры от удивления приоткрылся рот, а Гервант переглянулся с Ханлейтом.
— Тварь жива?
— Живее не бывает. Пусть говорит, так надежнее. Если б молчал, я бы насторожился.
Главарь сокрушенно покачал головой.
— Какие пироги? Песни? Она не звала, а шипела! Как можно сожалеть о том, что тебя не съели? — возмутилась Лиандра.
— А как она шипела? — заинтересовался Лето, — я никогда одержимых не слышал!
Видимо, все пережитое парнем на Проклятой дороге успело поблекнуть, включая голоса призраков и призыв коронованного всадника.
— Тебе крупно повезло, аквилеец! Треплете языками о том, чего не знаете! — прикрикнул Гервант, — одержимые демоном мастера лгать: вытащат из прошлого самое дорогое и душу этим заманивают. Гвидо мать свою умершую видел, и песни она ему пела. Что за матерью-то не пойти? Архонт против скверны — лучшее лекарство, перед ним тварь выделываться не умеет. Шипит, значит, шипит! Чуть не накрылся наш поход!
— Одержимых нельзя убивать? Никогда? — спросила Лиандра, вспомнив последний, жутко-осмысленный взгляд существа.
— Архонту можно. Он сущность твари уничтожает — оскверненную душу, а не только гадкую оболочку. Только ты, Лиандра, какой-то архонт неправильный — без магии. Но нам сойдет.
— Как она такой стала? Мне показалось, что раньше это была женщина.
— А очень просто — по Проклятой Дороге прогулялась или на другое место скверны напоролась.
Лиандра была потрясена. Неужели Проклятая дорога может уродовать?
— Убегать из Готы по Проклятому тракту было опасно?
Гервант даже остановился.
— Девочка моя, твой дружок Лето мог так подпортить физиономию, что ни в жизнь бы тебе не приглянулся! Скверна, вселившись в живое существо, меняет его по своему образу и подобию, а за гранью привычного мира столько всякой погани, что наперед не знаешь, во что превратишься! Задача у твари одна — доставлять своему демону новые души: мою, Гвидо, Хана, любого из нас, и только души архонтов скверне не по зубам. А еще одержимые убивают все живое — просто для пропитания. Твари тоже жрать хотят!
— Одержимых можно вылечить?
— Нельзя, изменения необратимы, как для души, так и для тела. Тварь нашла слабое место Гвидо — любовь к родному дому и чувство вины перед матерью, — объяснил Хан, — поэтому ему сейчас так плохо. Но это пройдет.
— Почему я слышала ее? Если я «неправильный архонт»?
— Не знаю!
Ханлейт отвернулся. Лиандре показалось, что он солгал. Гервант пожал плечами в искреннем недоумении.
Разбойники дважды перекусили остатками вчерашнего пиршества, но не сделали ни одного полноценного привала. Гервант упорно вел отряд вдоль реки. На пути не встречалось иной живности, кроме диких уток. Потревоженные отрядом, они то и дело взмывали из кустов, суматошно хлопая крыльями. Киндар хватался за лук и провожал птиц взглядом — для успешного выстрела требовалось больше времени. Наконец, перекинувшись с Гервантом парой слов, эльф отдал поводья своего коня дварфу и пропал в зарослях. Мензенлир, тащивший до этого момента только себя самого, возмутился:
— Куда мы премся? По равнине уже сотню верст бы отмахали! Предупреждать надо было! Я бы сюда не сунулся! — дварф зло задергал лошадь Киндара, с трудом выуживая из холодной жижи собственные ноги.
— И то, правда — в лесу посуше было! — поддержал напарника Чазбор, — может, вернемся?
— Одрен на север течет, прямиком в Амарантин. Реку перейти надо, чтобы направление поменять! Но брода я пока не заметил, а купаться с головой не хочу. Не нравится что-то? Розовых лепестков под зад не насыпали? Возвращайтесь, мои галаадские друзья! — разозлился Гервант.
Напарники угрюмо замолчали.
— Смотрите, лодка! — Лето показал на другой берег реки, — откуда ей тут взяться?
Действительно, на той стороне Одрена в низкий берег уткнулась полузатопленная плоскодонка.
— Да, странно это. Но где лодка, там и переправа должна быть. Выше по течению посмотрим: лодку, наверняка, оттуда снесло.
Гервант оказался прав. Вскоре разбойники увидели на противоположном берегу полусгнившие мостки и привязанный к ним длинный шест для плоскодонки. Так было принято в Морее: суденышки, служащие для переправы, не имели весел, вместо них использовали длинную палку и отталкивались ей от дна реки. Одрен разливался здесь широко и мелко. Около брода отряд поджидал Киндар, держа за шеи убитых уток.
Переправлялись верхом. В отдельных местах вода доходила до колен, и на другой берег разбойники выбрались мокрыми и продрогшими. Путь вперед был свободен — от мостков через лес вела тропа, проходимая для конных. Лиандра начала догадываться, кому принадлежала лодка… Тропа углубилась в лес. Снег, так докучавший путникам первую половину дня, посыпал снова; одежда и обувь, намокшие при переправе, покрылись ледяной коркой. Разбойники срочно нуждались в отдыхе. За деревьями показался бревенчатый угол дома и кусок изгороди. Гервант приготовил арбалет.
— Там никого нет, — сказала Лиандра.
— Вот как? Откуда у нас такая уверенность?
— Хозяйку этой хижины мы оставили умирать на другом берегу Одрена.
— Отличная догадка, сестренка. Но полуархонту я верю только наполовину.
Одинокая хижина, притаившаяся в лесу под защитой добротной изгороди, сплетенной из ивовых прутьев, встретила отряд настороженной тишиной. Приоткрытая дверь приглашала в гости, а из-за калитки двора выглядывал небольшой огород со следами грядок. Разбойники привязали лошадей к перилам крыльца и вошли внутрь. Казалось, хозяйка дома вышла за порог час назад: в очаге глинобитной печи чернели угли, вдоль стены высилась аккуратная поленница дров, заготовленных на вечер, на грубом столе из горбылей дожидался хлеб, заботливо прикрытый чистой холстиной. Гервант сорвал тряпку и постучал караваем об стол — он не сгнил, но высох настолько, что превратился в камень. От развешанных под потолком трав исходил колдовской, пряный аромат, слегка дурманящий голову, но приятный. В глубине большой комнаты к стене прижалась длинная лавка и виднелась еще одна дверь. Только опавшие листья на полу, занесенные ветром, говорили о том, что жилище покинуто.
Разбойники удивленно оглядывались по сторонам. Если не верить слухам, что все знахарки — непременно злые ведьмы, то и бояться здесь было нечего. Дом одержимой стал надежным пристанищем на ночь. А ведь всего на расстоянии дня пути погибала его хозяйка, жестоко привязанная к дереву! Разве знахарка виновата в том, что с ней случилось? Даже если одержимая забыла все, что составляло смысл ее жизни, было милосерднее прекратить ее страдания раз и навсегда! Лиандра всей душой пожалела что она — «ненастоящий архонт».
* * *
Маленький чулан за дверью оказался кладовкой. Заглянув в полутемную комнатку, Лиандра обнаружила полки, заставленные сосудами и емкостями, понюхала пару настоек со странным запахом и наткнулась на поеденное мышами зерно в деревянном ящике. Самой полезной находкой оказалась простая глиняная посуда — она пригодится для ужина. Тем временем, в очаге весело запылал огонь. Разбойники, отодвинув стол к стене, расположились полукругом на полу, поближе к теплу. На печи булькал котел с водой в ожидании жирных уток, подстреленных Киндаром — эльф их как раз ощипывал. Покидая кладовку, Лиандра столкнулась с Ханлейтом.
— Мне нужно с тобой поговорить, — твердо сказал он, останавливаясь на пороге и мешая пройти.
Последние три дня были настолько насыщены событиями, что Лиандра почти перестала бояться эльфа, но разговаривать с ним наедине она не желала!
— Мне тоже, — ответила девушка и хотела проскользнуть мимо.
Толкнув Лиандру в плечо, Хан вошел внутрь и закрыл за собой дверь на крючок. Похоже, ему нравилось загонять ее в западню! Кладовка погрузилась в тревожную полутьму, полосатую от красноватых бликов огня, сквозивших из общей комнаты сквозь щели дощатых стен. Предчувствуя неприятности, сердце Лиандры забилось сильнее.
— Я хочу осмотреть твои раны, — заявил Ханлейт.
— А не поздно ли? У меня ничего не болит!
О ее поединке с Ханом на заднем дворе «Дырявого котла» напоминал неумело зашитый рукав куртки. В тот день никто из разбойников, кроме Киндара, не предложил свою помощь! Какая странная, запоздалая забота!
— В самый раз. Разденься до пояса и повернись.
— Что?! И не подумаю!
Лиандра попятилась и уперлась спиной в полки с запасами знахарки. В этот раз она не позволит вертеть себя, как куклу! Разбойники рядом — если не Гервант, то Лето точно придет на помощь! «А Хан в ответ расскажет Герванту про казематы! И все решат, что я — тоже предатель!» — от этой мысли Лиандра пришла в смятение и посмотрела на эльфа с выражением затравленного зверя. Он поморщился то ли от брезгливости, то ли ему что другое не понравилось.
— Я не заставляю, я прошу. Твоя добрая воля мне многое объяснит, — сдержав свои эмоции, спокойно сказал Ханлейт.
— Что ты хочешь увидеть? Сделать? Я не пожалею? — задавала Лиандра бесполезные вопросы один за другим, но Хан не вступал в переговоры.
— Я ничего не буду обещать.
Смирившись, Лиандра приняла неизбежное:
— Хорошо, но не смей меня бить.
— Бить? Зачем? Я не получаю удовольствия от насилия.
«Да тебя вообще ничто не радует!» — зло подумала девушка, оборачиваясь к Хану спиной и снимая тунику через голову. Он не трогал, только смотрел. Раны давно перестали беспокоить Лиандру, зажил даже порез от меча Хана, оставив на плече некрасивый бордовый рубец. Следов от побоев в Готе она не видела, но чувствовала неровности кожи под пальцами. Наверное, спина выглядела ужасно…
— Убери волосы, — скомандовал Хан, — тебя пытали плетью-семихвосткой, полагаю, что кожаной, а не пеньковой — она уродует сильнее. Как давно это было?
— Около двух недель назад. Или больше, у меня все перепуталось. Не знаю, чем меня били! Я плохо разбираюсь в зверствах, в отличие от некоторых!
— И после пыток тебя бросили в яму? На спине живого места нет, одни шрамы. Я бы умер от голода, холода и инфекции. Никто бы не выжил.
— Я не призрак.
— Вижу. Призраки не язвят, и с твоей памятью полный порядок, если ты меня цитируешь.
— Я не помню себя до Готы.
— Ты впервые очнулась в городе?
— Нет… — Лиандра не сразу решилась, но все же шепнула — на Проклятой дороге…
Ханлейт не стал переспрашивать и приходить в ужас, словно и не удивился.
— Как ты выбралась из ямы?
— Мне помогли. Один дварф, — неохотно ответила девушка.
— Какой загадочный акт милосердия для этой расы! А теперь говори, за что пытали.
— Твой допрос напоминает казематы: осталось привязать меня за руки, чтобы не вырвалась, и ударить сзади. Можно мечом, если не носишь с собой плетей. И я сразу все скажу.
Хан замолчал. Лиандра стояла, прижимая к груди одежду и разглядывая полки знахарки. Она начала вздрагивать от холода — хижина не успела как следует прогреться.
— В тебе говорит обида, верно? Увидев тебя впервые, я решил, что ты зарабатываешь на дорогах. Своим телом, естественно, но и убивать не гнушаешься. Скромно опущенные глаза, нерешительные движения… Старая, как мир, уловка — заманить невинным видом странника и заколоть его за горсть монет. Когда ты бросила в нелюдя нож, я чуть не пришил тебя на месте. Я опасался за жизнь Герванта и был против твоего присутствия в отряде. Я внимательно следил за тобой, и был готов к любым неожиданностям: видел, как твоя грудь приподнимается от вдоха, а губы приоткрываются в желании произнести слова, но молчат. Я гадал, в чем причина такого поведения и злился. Но сейчас я понял, что все дело в зверином упрямстве и неуступчивости! Если я последую твоему «совету» и применю силу, то ничего не добьюсь — ты жизнь отдашь, но рта не раскроешь.
Так вот почему Ханлейт раньше смотрел на нее с таким презрением! Однако, даже изменив свое мнение о девушке, проще в общении он не стал.
— Я собой не зарабатываю…
— Я это спрашивал? За что тебя изувечили?
— За символ. Ты сам его носишь: змея и меч венчает крону древа на твоей спине. Я вырезала знак на доске объявлений на площади Готы. Не знаю, зачем! Я не ведала, что творю. Я поступила очень плохо?
— Плохо? Ты поступила безрассудно.
— Что это за символ, Хан? Он принадлежит архонтам — воинам демонов? Так кричали в крепости…
— Символ змеи и меча — герб северного Эймара. А архонты никогда не служили демонам, что за дикая мысль! — воскликнул Ханлейт и положил руку ей на плечо.
Лиандру передернуло от неожиданности.
— Я настолько тебе неприятен?
«Да!» — чуть не сказала Лиандра вслух и забыла, что хотела спросить об архонтах, настолько ее смутило прикосновение эльфа.
— Мне холодно.
— Потерпи.
Подойдя вплотную, Хан провел ладонями по спине девушки. Его теплые руки то задерживались, то скользили дальше, будто прислушивались к чему-то. Ощущение оказалось очень приятным, жаль, что недолгим…
— На мне заживает быстрее, чем на других людях? Так сказал… один эльф, — на всякий случай, девушка не стала называть имени Киндара.
— Следы побоев бесследно пропадут через несколько дней. Тебя трудно убить, Лиандра.
— Почему?
— Одевайся, я больше не буду тебя мучить.
Лиандра торопливо натянула одежду и обернулась, опасаясь, что Хан уйдет и опять ничего не расскажет.
— Во мне есть еще что-то необычное?
Ханлейт не успел ответить — дверь кладовки содрогнулась от удара снаружи.
— Почему вы заперлись?! Лиа, открой! — послышался возмущенный голос Лето.
Хан промолчал, Лиандра тоже не издала ни звука. Аквилеец, уверившись в своих самых худших подозрениях, толкнул дверь плечом. Крючок подпрыгнул, но не поддался. Лето продолжил в том же духе, намереваясь вынести ветхую преграду вместе с затвором.
Выждав паузу между ударами, Ханлейт коварно откинул крючок, и с новым толчком Лето влетел внутрь кладовки. Не рассчитав силы и не успев вовремя остановиться, он всем телом врезался в полки. На голову парня посыпался град горшков и склянок. Теряя крышки, разбиваясь об пол и раскатываясь по углам, все это богатство издало оглушительный грохот.
— Вы что там творите? — закричал Гервант из общей комнаты.
Ханлейт вышел из чулана. Лиандре показалось, что уголок его рта дернулся в злорадной усмешке.
* * *
Лето вытряхивал из вьющихся волос серый порошок и ругался трущобной аквилейской бранью. Оскорбительные определения в большей части относились к Хану, в меньшей — к запасам знахарки, но и на долю девушки тоже досталось.
— Разговаривали? Так я и поверил! О чем же? Цены на услуги обсуждали? Или отдалась эрендольцу за бесплатно? Предпочитаешь эльфов, да?
Лиандра не сочла нужным оправдываться. Едва Лето принял вертикальное положение, она залепила ему пощечину. Парень мгновенно перестал сыпать пошлыми намеками.
— Он приставал? Вот скотина! — сделал Лето новый вывод, — я Герванту пожалуюсь! Хан — его друг, но главный и к тебе хорошо относится, он обижать «сестричку» не позволит.
— Почему ты рассчитываешь на помощь Герванта? Он тебя бросил!
— Но я же с вами. Если серьезный разговор не поможет — я сам эльфу во сне глотку перережу!
— Непременно во сне?
— Я не псих, чтобы с Ханом открыто драться! Он меня одним мизинцем зарубит!
— Лето, это так же подло, как Тас поступил с тобой у «Дырявого котла».
— Тас получил по заслугам, а ради тебя я сделаю все, что угодно! — с чувством сказал Лето и привлек девушку к себе.
Лиандра так удивилась взволнованному выражению его лица, что не стала отталкивать.
— Лиа, я не знал, с чего начать… В ночь у «Дырявого котла» я всю свою дурную жизнь перед глазами увидел. Валяюсь на земле, рожа разбитая, голова гудит, наших и след простыл, а из ворот легионеры бегут. «Вот и все, Лето», — думаю, — «допрыгался ты до виселицы». Как назло, помирать совсем не хочется! Я жить люблю, Лиа. Вкусно покушать, отдохнуть и все такое… — аквилеец вздохнул, вспоминая пережитое, — вдруг, смотрю — черный конь скачет. Было подумал, что жуткий всадник в короне, а нет — это ты возвращаешься! Так рискнуть из-за меня! Здорово мы от имперцев улизнули, правда? А на Проклятой дороге, помнишь? Не понял как, но ты меня от демона спасла! Короче, я тебе дважды жизнью обязан, но не это главное!
Лето помолчал, подбирая правильные слова.
— Еще в Готе я понял, как сильно мы друг другу нравимся: ты сама на любовь намекнула прозрачнее некуда — в спальню меня позвала. Но я в тот день сильно нажрался и повел себя грубо, как свинья. Обычно я так не делаю, Лиандра. Если бы ты словами сказала, что такого обращения не любишь, а не молча выдиралась, я бы живо одумался! До меня только сейчас дошло, как я тебе дорог. Поверь, ты мне тоже! Лиа, я обещаю, что теперь вся наша жизнь по-другому пойдет!
— Наша? По-другому? — ошеломленно переспросила Лиандра, поражаясь, насколько превратно Лето истолковал все ее поступки.
— Конечно! — подтвердил он, переходя от слов к действиям.
Лето обнял девушку еще крепче и приподнял от пола. Лиандра слабо отстранилась, не зная, как поступить. Искренность аквилейца не вызывала сомнений.
— Лето, пообещай мне кое-что: даже близко не подходить к Хану и ничего не говорить Герванту.
— Не переживай за меня, все будет хорошо.
Лето не подозревал, что девушка беспокоилась не о нем, а об эльфе, но Лиандра не стала его разубеждать.
— Эй, голубки в спальне, вы ужинать будете? — ядовито осведомился невидимый Гервант.
Лиандра вырвалась из объятий Лето и поспешно покинула кладовку первой. В общей зале густо пахло варевом. Киндар умел не только охотиться, но и готовить дичь. Вместе с утками в котле кипели овощи, обнаруженные в запущенном огороде. Киндар обследовал висящие под потолком травы, что-то бросил в суп, растерев между пальцами, а остальные раскидал по столу. Подкравшись сзади, Лиандра застала эльфа за составлением какого-то сбора.
— Ты нас отравить задумал?
— Я хочу сделать зелье, уносящее мысли в прекрасные дали воображения. Удивительно, но здесь все для него есть, — загадочно улыбнулся Киндар.
— Только мысли? Жаль. Я не против исчезнуть целиком. Хоть ненадолго, — вздохнула Лиандра.
— Можно и так. Мы потом попробуем зелье вместе, ты не против?
Девушка не совсем поняла, что имеет в виду эльф, и согласилась.
— Ты метко стреляешь.
— Да. Когда холодает в Эймаре, птицы летят на южные озера. Дома я часто охотился. Развлекался. Кстати, утки вкусные.
— Как твои ребра?
— Неплохо. Я молодой, на мне заживает быстро, — Киндар беззлобно иронизировал и лукаво улыбался, — Хану поможешь? Эрендолец ранен, если помнишь. Нашлась полезная травка для его здоровья, нужно только заварить.
— Я не буду ему помогать, — буркнула Лиандра.
— Вот как? Напрасно, девушка. Ладно, я сам.
Раскрошив в миску сухое растение, Киндар отошел к очагу. Лиандра вышла на крыльцо и притворила за собой дверь. Опираясь на перила, она глядела в темень и отдыхала от разбойников, разговоров и света.
Осенняя ночь вступила в свои права. Снег, выпавший днем, растаял. Подъедая остатки зелени, по огороженному пространству лесного убежища черными тенями бродили кони. Ни единого звука не доносилось до хижины, кроме отдаленного журчания Одрена. В уединении лесного жилища была особая прелесть, понятная немногим: не видеть огней, кроме пламени своего очага, не слышать голосов, кроме пения воды… Полный покой. Остаться бы в гостях у знахарки хоть на пару дней, а то и перезимовать! Но в кладовой хижины нашлось зерно, а предметы обихода сделаны не женской рукой. Значит, вверх или вниз по реке живут люди. Может, они боятся стать одержимыми и поэтому не заглядывают сюда? Лиандра посмотрела в сторону дороги и ей стало тревожно от дурного предчувствия. Тряхнув головой, девушка вернулась в дом, не придав значения своим ощущениям.
Отведать напитков знахарки не рискнул никто, даже Киндар, но угощение в котле удалось на славу. Разбойников разморило после еды и трудного дня.
— Я туда не лягу, мало ли что ведьма наколдовала? Да, Лиандра? — Лето кивнул на ложе хозяйки и разложил свои пожитки на почтительном расстоянии.
— А тебе никто и не предлагает.
Постель знахарки занял Гервант, не обремененный предрассудками. Дварф забрался на стол — его маленький рост позволял уместиться на столешнице полностью. И только Ханлейт, казалось, не собирался спать: он сидел напротив очага на полу и задумчиво смотрел в огонь.
— Вот придем в Галаад, я там новую жизнь начну, — мечтательно протянул Лето, — я хотел сказать — мы. Ну, все.
— И то правда, в Даксарте или в Маракане ты напакостить не успел, — Гервант имел в виду прибрежные города государства дварфов, — есть где развернуться во всю ширь натуры.
— Кто еще думает, что я, кроме как кошельки щипать, ничего не умею? — озлился Лето.
— А то — нет? Хотя, я к тебе несправедлив: с ножом в руке и в темной подворотне ты воистину страшен, — зевнул главарь, заскрипев досками лавки.
— Да что ты обо мне знаешь, Гервант? Мой отец моряком был, я и сам под парусом три года ходил на торговом судне! Только бросил потом. У меня были… обстоятельства.
— Так у тебя, может, и матушка в Аквилее имеется?
— Может и жива еще, — безразлично ответил Лето, — не особо-то она мной интересовалась, вот и мне заботиться о ней ни к чему.
— А мы с Чазом вернемся в Галаадские горы, — неожиданно подал голос дварф, — с напарником на серебряном руднике вместе росли. Только мы не из каторжных, их там хватает, а из местных. В горах заработать можно, если жилы крепкие.
— Угу, — согласился Чазбор, словно дальнейшие планы у человека и дварфа были давным-давно обговорены.
— Хорошее дело — деньги из горы ковырять. А я только воевать и умею. Гвидо в юности за плугом ходил, но тоже давно забыл, как это делается. У нас дорога одна — в армию. Пока она у галаадцев своя, не имперская. За вояку сойду, старый конь борозды не испортит, — в голосе Герванта прозвучала не надежда, а горечь.
Разбойники замолчали и задумались.
— А ты куда думаешь? — тихонько спросила Лиандра у Киндара.
Эльф, уделяющий своей внешности больше внимания, чем все разбойники, вместе взятые, как раз заплетал на ночь в косу длинные светлые волосы.
— А где я нужен? Разве что в борделе, — небрежно ответил он, не понижая голоса.
Гервант хмыкнул со своего места и не выдал ничего вразумительного.
— Я пошутил, Лиандра, — шепнул Киндар, заметив ее обескураженный взгляд, — что-то мне подсказывает, что до Галаада я не дойду… Не в том смысле, что умру, девушка, не пугайся ты так! Возможно, на родине Лето мне будет комфортнее. В Аквилее тепло, море. Я слишком устал от бесконечной дороги и холода. Иногда мне кажется, что я замерз до костей и уже никогда не оттаю. А ваш путь определился к обоюдному удовольствию, как я понял? — Киндар двусмысленно приподнял бровь и кивнул в сторону Лето.
— Нет, это неправда!
— Тогда вы отлично притворяетесь, — усмехнулся Киндар.
— У меня нет своих вещей! Только Север, не пойду же я спать на улицу с конем? — попыталась объяснить Лиандра.
— Ложись со мной.
— Ты снова шутишь? Почему ты так смотришь, Киндар?
— Потому, что считаю тебя забавной. Ты словно гостья из воздушного замка в облаках — спустилась на землю и не знаешь, как себя вести. Просто будь собой и делай то, что тебе хочется. Не нравится Лето? Выбери другого. Дварфа не советую — вы не пара.
Лиандра оскорбилась. Киндар считал ее смешной не в первый раз, но сейчас у девушки не было настроения иронизировать. Дельный совет эльфа пропал даром, она услышала только насмешку.
— О чем вы шепчетесь? — ревниво полюбопытствовал Лето.
Лиандра с тяжелым вздохом вернулась к аквилейцу приготовив кулаки и локти на случай, если он начнет распускать руки.
* * *
Девушку разбудил храп. В помещении эта особенность некоторых разбойников была еще неприятнее, чем на воздухе. Дружно храпели Чазбор и дварф, изредка сопел Гервант, невнятно бормотал во сне Гвидо. Лиандра и раньше замечала, что парень наяву молчит чаще, чем во власти сновидений. Лето спал тихо, как мышь, — в этом плане аквилеец был идеальным соседом. Со стороны Киндара тоже не доносилось ни звука. Ханлейт сидел перед очагом на прежнем месте, охраняя покой спящих.
«А ведь Хан — единственный, кто не проронил ни слова, когда разбойники рассказывали о своих видах на будущее», — вспомнила Лиандра. С первого взгляда эльф показался девушке опасным и неприятным типом. И со второго, и с третьего… И лишь спустя время, узнав Ханлейта получше, она была готова изменить свое мнение.
Прикрыв лицо рукой, она беззастенчиво разглядывала эльфа, пользуясь тем, что тот ее не замечает. Слегка покатый лоб, прямой длинный нос, узкая линия губ, четкие очертания скул и подбородка; глаза, опушенные короткими, густыми ресницами. Лиандре очень нравился их цвет — зеленый, чистый и необычный. «А Хан красивее, чем Лето», — сделала она неожиданный вывод, — «он похож на хороший рисунок — ни одной лишней линии».
Понятие красоты субъективно. Лето обладал природным обаянием и имел легкий нрав. Другое дело — Ханлейт. Правильные, но резкие черты его лица выражали целую гамму мыслей и эмоций, а улыбка на губах появлялась настолько редко, что в глазах окружающих Хан выглядел и злым, и даже отталкивающим.
— Не надоело меня рассматривать? — спросил Ханлейт, не оборачиваясь.
Лиандра осторожно выбралась из-под одеяла, не потревожив Лето, и села поближе к очагу. В молчании прошло несколько минут.
— Я могу с тобой поговорить? Это важно для меня.
А с кем еще? Гервант не поймет, Лето расценит слова Лиандры опять по-своему. Если только Киндар… Но она нуждается не в утешении, а в совете.
— Я слушаю, — холодно откликнулся эльф.
Изливать душу сразу расхотелось, но девушка решилась продолжить:
— Я боюсь уснуть. Во сне я вижу события давно минувших дней и незнакомых людей. Я живу их мечтами, принимаю решения, переживаю, думаю, планирую. На одну ночь я обретаю семью, друзей и любовь, чтобы, проснувшись утром, все потерять. Это очень больно, Хан. Иногда мне кажется, что я — не больше, чем чья-то тень. Или призрак самой себя.
— Не бойся этих снов. Как только ты узнаешь, что хочет рассказать мир мертвых, ты сможешь полноценно жить в мире живых. Считай, что твои переживания — цена, которую предстоит заплатить.
Это был совет, сказанный ледяным тоном чужака. Лиандра поежилась.
— Ты хочешь сказать, что у меня нет прошлого? — уточнила она упавшим голосом.
— Нет. Но у тебя есть будущее.
— Ты так холоден и безжалостен потому, что тебе двести лет?
Теперь Ханлейт неприятно удивился и оторвал от огня задумчивый взгляд:
— Что?! Я младше на полторы сотни! Я для тебя выгляжу, как старик?
— Эльфы стареют? — задала Лиандра дурацкий вопрос, уже соображая, что Киндар ей соврал. Зачем, интересно?
— Конечно! Просто наш век вдвое длиннее человеческого.
Девушка промолчала, но Хан почувствовал себя уязвленным и задал новый вопрос:
— И когда я был холоден по отношению к тебе?
— Сейчас. И всегда. Ты меня ранил!
— Я должен извиниться? Ты сама виновата!
— Ты уходишь от ответа, когда я спрашиваю!
— Неужели?! Что ты хочешь узнать?
Как только Лиандра подходила к Хану ближе, чем стоило, она неизменно обжигалась. «Нужно прекратить этот разговор — еще немного, и мы станем врагами» — решила она. Голос девушки прозвучал неестественно ровно:
— Расскажи об архонтах, пожалуйста. Мне больше не у кого спрашивать.
— Прекрати притворяться! Откровеннее прямо сказать, что я тебе отвратителен, а не прикрываться вежливостью, как щитом! — зашипел Ханлейт, полностью оправдывая первое впечатление от своей особы.
— Это ты ненавидишь все живое, включая меня!
Лиандра вскочила.
— А ну, сядь! Будешь прыгать — всех перебудишь! Я расскажу.
— Не нужны мне твои одолжения! У Герванта расспрошу!
— Держись от нелюдя подальше, он тебе не игрушка!
Лиандра стояла над Ханом, подбирая слова пообиднее, но эльф успокоился первым:
— Как же ты не похожа на… Ладно, я погорячился. Садись.
Ханлейт расстелил рядом свой плащ, чтобы Лиандре было удобнее, но она оттащила его подальше и устроилась от эльфа на приличном расстоянии. Ткань плаща оказалась мягкой и теплой. В отряде у Хана было все самое лучшее: одежда, оружие, постель.
— Я должен кричать?
— Не надо, я хорошо слышу. Кто такие архонты?
Бросив на Лиандру недовольный взгляд, Ханлейт начал рассказ:
— Воины-маги — закрытое сообщество. Архонтом может стать только человек, но не каждый — процесс инициации грозит смертью или безумием. Посвященный переступает грань между мирами, а его предыдущие жизни становятся источником магической мощи. Успешного посвящения недостаточно: способных учат особому стилю боя, слабых — нет; им предстоит прожить век, опасаясь собственной тени. Да, это жестоко, но иначе нельзя: если силы недостаточно — меч архонту не зажечь. А они, действительно, горят, наполняясь сиянием магии по узорам и имени архонта на лезвии. Меч архонта — смертоносное и красивое оружие, он куется лишь однажды, чтобы прослужить хозяину до самой смерти, но после становится бесполезным — другому воину не дано вдохнуть магию в чужой клинок, а для обычного человека меч слишком тяжелый. Издавна погибших архонтов хоронят вместе с оружием. Архонты — лучшие воины, что знал Эймар. До и во время войны их было сравнительно много, но потом все изменилось. Сейчас магия архонтов — вне закона.
— Ты сражался с архонтом?
— Да, однажды. Цвет его магии был золотым, как солнце.
— Ты победил?
— Нет, я был слабее.
— Почему архонты — только люди? А эльфы?
— Другие расы посвящение в архонты убивает. Без вариантов.
— А архонты могли сделать исключение для короля и обучить его своей технике? — спросила Лиандра, вспоминая сон.
— Ни в коем случае. Но если архонт — опытный воин, он мог быть наставником короля и обучить его базовым приемам боя с мечом. Раньше это было обычной практикой. Какой странный вопрос, Лиандра!
— Что означает этот жест? — девушка привычно сложила пальцы левой руки в знак, на который Ханлейт так бурно отреагировал во время поединка на постоялом дворе.
— Удар архонта очень силен, но некоторые воины могут поразить магией и без помощи меча. Знак архонта — предупреждение об атаке. Чтобы выпустить из руки стрелу магии, он не обязателен, этот жест — всего лишь дань традиции северной школы архонтов. Не повторяй его, Лиандра. В твоем случае, знак — не более, чем рефлекс, но цена за него может быть непомерно высока — тебя могут убить.
— Ты хочешь сказать, что я использую знак бессознательно?!
— Именно.
— Я владею приемами архонта-мечника! Ты же сам сказал!
— На уровне инстинктов — да.
— Я контролирую свои поступки!
Ханлейт промолчал. Лиандра продолжила допрос:
— На архонтах быстро заживают раны?
— Воины-маги не очень чувствительны к боли, их тела способны выдержать нечеловеческие нагрузки, но фантастической регенерацией архонты не обладают.
— Но почему на мне…
— Потому, что ты не архонт.
— Архонт может потерять свою магию в силу каких-то причин?
— Нет.
Потрескивал огонь в очаге, сопели разбойники, никто не проснулся и не слышал их разговора. Лиандра убедилась, что Хану известна какая-то тайна, связанная с ее появлением на свет. Девушка не хотела задавать последний, самый главный вопрос, настолько пугающей представлялась истина. Но промолчать не смогла.
— Тогда кто я? — спросила она чуть слышным шепотом.
— Узнаешь позже.
Лиандра вздохнула с облегчением. Она предпочла бы выпить сладкий яд, чем услышать правду. Пожелание Киндара жить, как хочется, звучало гораздо приятнее, чем жуткий совет Ханлейта вспомнить то, чего не было!
— Постарайся уснуть, я тебя рано разбужу.
— Чем ты займешься в Галааде, когда все закончится? — спустя час раздумий, уже засыпая, спросила Лиандра.
— Ничем. Провожу Герванта и вернусь обратно.
— В Морею?
— Нет.
Ответы Ханлейта опять стали сухими и односложными. Разговор был окончен.
* * *
Хан разбудил Лиандру, едва забрезжил рассвет. Плохо соображая и спотыкаясь на ровном месте, она вышла на улицу, обреченно таща меч Веселика, и остановилась, прищурившись от рассеянного белого света. Иней покрывал изгороди и стены дома, а сухие метелки травы за ночь превратились в пушистые фантастические растения. Ханлейт привычно разминал руки, перекидывая клинок из одной в другую и выделывая им в воздухе круги и восьмерки. «Он что, вообще не спал?» — сонно подумала Лиандра, но вид эльфа говорил об обратном. Наверное, на посту его сменил другой разбойник.
— Нужно особое приглашение?
— Я не умею так делать, — призналась Лиандра.
Ей достался короткий презрительный взгляд. Ханлейт взял оружие в правую руку. Девушка приготовилась к обучению, как к неизбежной повинности. В это утро ее движения отличались вялостью, азарта не было и в помине. Тяжелый меч Веселика полетел на землю от первого же удара эрендольца. Лиандра потерла болезненно вывернутую кисть, не сообразив, как именно ее разоружили. Она напрасно ждала от эльфа объяснений.
— Подними оружие и держи его крепче. Считай, что тебя нет в живых! Враг не будет ждать, пока ты проснешься!
Урок первый? Лиандра подняла меч и постаралась быть внимательнее. Вот в чем дело — у Хана очень гибкие кисти рук! Он не просто бьет, а норовит наклонить чужой клинок, выворачивая запястье противнику. Защитой от такого приема могла сработать грубая сила, которой Лиандра не обладала. Удержать свой меч возможно, если свести контакт клинков к минимуму, но это вынуждает бить сильнее самой и быстрее двигаться.
Лиандра совершила ошибку, намертво вцепившись в рукоять своего оружия — очень скоро ее мышцы устали до бесчувствия. Ханлейт же держал меч легко, иной раз чуть ли не двумя пальцами, и только в момент удара его рука обретала необходимую твердость. Силы Лиандры были на исходе: отбиваясь все слабее и слабее, она отступала к изгороди до тех пор, пока Ханлейт не поймал ее в смертельную ловушку — прижал клинок к мечу девушки, зафиксировав ее руку в положении защиты. Оттолкнуть эльфа у нее не хватало сил — рука дрожала от напряжения, а меч Хана был все ближе, еще немного — и он перережет ей горло. Ханлейт кивнул на свое оружие, подразумевая траекторию последнего удара, и отошел назад.
— Кем ты себя возомнила? Великим архонтом с неиссякаемым запасом магии? Архонты нуждаются в отдыхе, как и все смертные: потушив меч, они полагаются на силу своих мускулов. А ты поразительно физически слаба, но фехтуешь так, словно обладаешь не меньшей мощью, чем воин-маг. У тебя есть шанс на победу лишь в самом начале боя, пока противник не пришел в себя от неожиданности, увидев технику архонта. Твой враг умрет от удивления!
Это был второй урок… Лиандра разозлилась.
— У меня слишком тяжелый меч!
— Разве? Настоящий меч архонта в полтора раза тяжелее.
— Я устала.
— Уже?
Насмешка в голосе Хана на время вернула ей силы. Эльф изменил тактику — перестал нападать. Но от ее атак Хан уходил как-то очень противно, каждый раз оказываясь сбоку и норовя зайти за спину. Мышцы ног и спины Лиандры заболели от бесконечных поворотов, а голова пошла кругом. Через некоторое время она перестала предугадывать, куда отступит Ханлейт: вправо или влево и начала оступаться. Клинок эльфа то слегка постукивал ей по боку, то задевал за спину, за ноги, но не оставлял порезов.
— Ты умираешь от потери крови, — констатировал эльф, прекращая бой.
Третий урок был самым болезненным для самолюбия — Ханлейт расправился с ней играючи, а Лиандра так вымоталась, что была готова упасть на четвереньки. Обошлось без физических увечий, но уязвленная гордость саднила сильнее, чем раны. Хан убрал клинок в ножны, показывая, что «обучение» окончено.
— Рассчитываешь на силу, которой в тебе нет. Ты перестала меня видеть, когда устала, но хуже всего то, что ты перестала думать. Инстинкты — хорошо, но только чутьем победить нельзя. В первый раз на постоялом дворе было лучше, а сегодня — совсем плохо!
Лиандра с трудом преодолела желание закинуть меч в кусты и уйти в дом. Хан с интересом наблюдал за выражением ее лица.
— Что ты можешь предложить, кроме едких замечаний?
— Свой опыт. Устроит?
Она молча кивнула.
— Лиандра, сколько атак Гвидо ты смогла бы выдержать? — неожиданно спросил Ханлейт.
Наверное, вопрос был с подвохом. Девушка подумала, представляя себе громоздкого разбойника на голову выше себя ростом.
— Не знаю. Три?
— Ни одной.
— А ты?
— Я свой клинок под его кусок железа не подставлю.
— Сдашься без боя?
— Не суди поверхностно — Гвидо не глупец. Это он не вступит со мной в поединок без крайней необходимости.
— Ты порежешь Гвидо на куски потому, что быстрее? Как мог меня? — догадалась она.
— Я не только быстрее, Лиандра, я намного выносливее. Кроме архонтов, на свете есть и другие сильные люди, эльфы и дварфы, хоть последних в Эймаре и редко встретишь. Тебе никогда не сравняться в силе с Гвидо или со мной, даже путем жестоких тренировок. Но стать хорошим воином ты способна. Именно воином, умеющим побеждать, а не жалким недоразумением с мечом в руке.
Опять обидные слова… Лиандра и раньше замечала, что Ханлейт в выражениях не стесняется, а его жесткие определения были еще унизительнее, чем откровенный стеб Герванта.
— Хан, ты будешь меня учить или урок был первым и единственным?
— А разве я не сказал «да»? — удивился он.
«Твое «да» такое снисходительное, что нужно сделать над собой усилие, чтобы в ответ «нет» не выкрикнуть!» — подумала Лиандра, но спросила другое:
— А если я стану настоящим архонтом? Когда-нибудь?
— Тогда отыграешься на мне и перестанешь смотреть с ненавистью! Оставь эту мысль. Сейчас она — твоя главная слабость.
На крыльцо вышел Гервант.
— Собирайтесь, хватит стучать железками.
В небе появилось блеклое пятно солнца. Изморозь растаяла — упрямая осень до последнего боролась за Морею, не желая признавать права зимы.
