Часть первая. Жизнь за грош, совесть — за золотой
Возвращаться — плохая примета
Надолго Гервант в селении не остался. Главарь был уверен, что пока его братство беззаботно заливает за воротник, какая-нибудь деревенская сволочь рванула в Готу за помощью. Сделав скидку на нерасторопность властей и плохие дороги, около трех часов ночи он отдал приказ сворачиваться. Нарезая зигзаги, разбойники высыпали на улицу, сели на сытых и чистых коней и ускакали, оставив без благодарности старания обобранных ими людей.
Имперские власти повесили бы Герванта с превеликим удовольствием, но, для начала, его требовалось поймать! Банда нелюдя славилась своей всеядностью и непредсказуемостью: разбойники собирали мзду с торговцев и терроризировали деревни, но все это были мелочи, недостойные внимания Императора, — больше всего Гервант любил нападать на правительственные обозы. Вот там была пожива, так пожива! И неважно, сколько легионеров охраняли ценный груз, хорошо вооруженный и умелый отряд Герванта всегда оказывался в победителях. Некто очень изобретательный планировал эти громкие налеты, сознательно охотился, а затем хитроумно прятал следы, умудряясь сбывать награбленное и не попадаться. Конечно, это был сам нелюдь. А вернее, главарей было двое.
Пропетляв по полям и оврагам, разбойники отмахали немало, прежде чем зарозовел рассвет. На привал остановились в укромном месте у безымянной речки. Гервант высыпал добычу на расстеленное на земле одеяло и позвал Хана. Пока остальные разбойники разбивали лагерь, эльф и нелюдь тихо переговаривались и набивали свои кошельки. Никто не удивлялся — Гервант с Ханом всегда оставляли себе большую часть. В бою им равных не было, да и перечить главарю мало бы кто посмел. Гервант воздавал каждому по заслугам — деньги и ценности в банде распределялись в зависимости от вклада в общее дело, а все остальное добро разбойники присваивали себе. Ссоры из-за дележа добычи возникали редко — главарь руководствовался тонкими, известными ему одному соображениями: кому можно дать меньше без последствий, а кто будет сильно этим огорчен.
Страннице не досталось даже медного гроша, но она и не рассчитывала на великодушие Герванта. В эту ночь она спала урывками, просыпаясь, когда в глубокий сон без сновидений врывался главарь банды, тормоша и таская за собой, как вещь. Сначала она прикорнула на лавке в зале трактира, положив голову Герванту на колени; потом ее везли на лошади, пока, наконец, не оставили в покое. Девушка окончательно проснулась и обнаружила, что осеннее солнце в небе смотрит в сторону заката, а отряд успел протрезветь и отобедать. Страннице также достались остатки вчерашнего пиршества. Девушка ела без аппетита, размышляя, кто она теперь — одна из разбойников или просто игрушка их главаря? Последнее казалось наиболее вероятным…
— Лиандра, а ты всегда такая нелюдимая? Одной по дороге шататься опасно — вдруг, кто недобрый подберет? Я, например? — обратился к ней Гервант.
— И то — правда, — поддакнул главарю пожилой человек с перевязанным лицом, — вот ты что умеешь, кроме как ножики кидать? Что-нибудь женское, полезное: лечить, готовить, одежу чинить?
Разбойник как раз шил, тыча тупой иголкой в грубую ткань.
— Лето сказал, что она даже ножки раздвигать не умеет, — презрительно пропел звонкий тенорок.
Щуплый парень, похожий на подростка, тут же получил от неловкого портного подзатыльник:
— Закрой рот, Тинк, не тебя спрашивают.
— Интересно, когда Лето успел это проверить, — пошло улыбнулся Гервант.
— Я не проверял и не говорил. Она по виду какая-то отмороженная, вот и все, — небрежно оправдался Лето — кареглазый красавец, по всей вероятности, разбивший не одно деревенское сердце. Загар выдавал в парне южанина, а повадки — портовую шпану.
— Зуб мне вылечишь? А, Лиандра? — не терял надежды портной, указывая на свою распухшую щеку.
Девушка отрицательно покачала головой.
— Эх…
— Я тебя вылечу, Довбуш. Обмотаю больной зуб бечевкой, привяжу другой конец к хвосту лошади и рвану галопом. Сразу будешь здоровый, без зуба-то. Давай, попробуем? — предложил Лето.
— Отличная мысль, аквилеец, — согласился Гервант, — давай на тебе пробовать: объясняй, какую часть твоего тела к чему привязать, и в какую сторону дернуть.
Лето рассмеялся.
— Лиандра, я тебе золотой не должен, но могу дать много больше, чем плату за услуги тела… хранителя, — Гервант намеренно споткнулся на этом слове, — я предлагаю тебе место рядом с нами, и не только за столом.
Братия зашевелилась и захмыкала.
— Так ты, Гервант, поделишься? — спросил кто-то.
— Не то вы сейчас подумали, поганцы. Кто носил имя «Лиандра» раньше, знаете? Так я скажу — моя сестренка кровная.
Разбойники рассматривали новенькую, жевали сухие травинки, чистили оружие. Занимались рутинным привальным бытом. Кони перетаптывались в красной глине у небольшой речушки, полные животы настраивали людей на лирический лад.
— Нам пора познакомиться поближе, девочка. Разреши представиться — Гервант, королевский лучник…
Нелюдь давно не был лучником, Эймарское королевство двух столиц кануло в Лету, а имя разбойника красовалось на придорожных столбах, дверях и досках объявлений под жирной надписью «разыскивается». Но как было назваться? «Висельник», «убийца»? «Королевский лучник» благороднее. Левый уголок рта Герванта опустился вниз. Главарь снова издевался, но на этот раз горько и над собой.
— Долго ли, коротко ли… — Гервант перешел на язык сказки, — жил был один охотник, и было у него двое детей — мальчик и девочка. Очень хорошенькая девочка, младшая сестричка. Ее сердце было таким же добрым, как и милое личико…
Когда на Герванта находила редкая блажь рассказывать, разбойники устраивались поудобнее и слушали. Истории нелюдя, часто скабрезные или откровенно циничные, обладали одним достоинством — смыслом. Медлительно растягивая слова под шорох деревьев, роняющих свой последний рыжий наряд, Гервант бродил по дальним тропам своих воспоминаний, куда предпочитал обычно не заглядывать.
— Дело было в Эрендоле. Жена, дети, маленькая хижина и простое огородное хозяйство — вот и все, что нужно было охотнику, чтобы чувствовать себя счастливым. Людская деревня, ближайшая к границе, подкидывала ему деньжат за охрану от лесных тварей и вредных остроухих эльфов. Последние, к слову, в сторону Эймара и не смотрели, но уж так повелось на границах: кто по ту сторону — тот и враг. А сам охотник был не то, не сё — как есть нелюдь, человек наполовину. Вроде меня, но я на четверть.
Гервант рассказывал о своем отце. До и во время войны поселения полукровок на границах Эрендола не были редкостью. Нелюдей свободно пропускали как вглубь страны эльфов, так и в Эймар, но отношение к ним всегда было особенным.
— Эльфы проживали от хижины неподалеку — всего-то день пешком, и к вечеру ты перед запертыми воротами их поселения. Мне-то, конечно, открывали, но смотрели, будто я воровать пришел. Я для всех был едино человек: для эльфов чуть менее противный, чем прочие, а для деревенских парень что надо, но малость подпорченный. Но Лиандра — дело другое, моя сестричка с острыми ушами уродилась — такая «игра крови» у нелюдей-полукровок иной раз случается. Война где-то шла своим чередом, — продолжал рассказ разбойник, — до нашей хижины доносились лишь обрывки красивых фраз о громких победах, а по эрендольским лесам в поисках необычной смерти шатались вшивые дезертиры из обеих армий. Как говорил мой батюшка: «Не будь дураком, не суйся в чащу, как в темный угол, где тебя не найдут. Обязательно отыщут и съедят с удовольствием». Даже я крепче сжимал арбалет, когда шарахался по лесу затемно, а вот сестричку лесные твари не трогали: ни волки, ни вепри, ни другая гадость, что рождается не природой, а магией. Возможно, она была слишком тощая, или секрет какой знала, я и сейчас не понимаю. Но ходила Лиандра в селение к эльфам часто, училась у них собирать всякие травки, вышивать и прочей бабской ерунде.
— Давно надо было все границы перекрыть, еще до войны, хоть одна страна цела бы осталась, — неожиданно зло высказался эльф Хан, перебивая Герванта.
— А ты тогда какого мерина среди нас делаешь? — отчего-то вспыхнул Тас, как только услышал звук его голоса. Лицо мужчины, по самые глаза заросшее черной курчавой бородой, пошло пятнами, выдавая буйный нрав и личную неприязнь к Хану, — туточки — Морея! Вот и катился бы к себе в Эрендол!
— Не твоего ума дело, Тас, кому где быть, — отрезал главарь, — ты в политике разбираешься пуще, чем в грамоте.
— Я грамот не разумею! — запальчиво выкрикнул бородатый разбойник.
— И я к тому. Твое «разумение» и до эльфов не допрыгивает. Разные они. Те, что в Озерном краю, — к людям ближе, покладистей, но и в разы гаже. А эрендольские, как наш Хан — гордые, как демоны. У них магия особенная, шибко для имперских ариев вредная, да и следопыты эрендольцы такие, что поискать.
Главарь намеренно назвал Хана «нашим», объединяя эльфа и остальных разбойников. Тас, посопев, замолк, но эльф мириться не собирался.
— Свинья морейская, — Хан громко бросил в Таса оскорбительным определением и пошел к своей лошади, — я скоро вернусь, Гервант.
Нелюдь кивнул. Разбойники молчали и в ссору не вмешивались. Тас одумался и предпочел пропустить слова эрендольца мимо ушей. Одна странница обернулась и встретилась с Ханом глазами. Черные буравчики зрачков эльфа брезгливо скользнули по ее лицу. Хан сел на лошадь и уехал. Неприятно удивленная девушка сжала руки на коленях и прислушалась к рассказу Герванта.
— Эрендольские нелюди не воевали, но наверху что-то переиначили, и за мной пришли, — продолжал Гервант, — к тому времени отец уже скончался, а Лиандре исполнилось семнадцать. Эльф в этом возрасте — почти что ребенок. Но это не важно.
Нет, это было важно! Гервант не стал рассказывать о воплях матери, умолявшей именем Создателя оставить единственного кормильца в семье, о своем бессилии и злости. Маг-арий, состоящий на службе у короля Родерика, остался глух к ее мольбам, и даже испуганное личико Лиандры его не разжалобило. Герванта забрали на войну.
— Королевской армии южного Эймара было наплевать — эльф ты, человек или нелюдь; лучник или арбалетчик. Меня пнули под колено, заставили пробормотать слова присяги перед арием и выдали лук в полтора моего роста. С ним я не расставался десять лет, как с верной женой, а все бабы, что мне попадались, имелись в очередь и строго по времени. К концу войны я был уставшим командиром сотни таких же неудачников, злобным, как зверь. Вернуться в свою нору — вот о чем я мечтал. Мою сотню перерезали, когда наверху какой-то неуч бросил ее против архонтской конницы. Я не помер сразу только потому, что мой батюшка учил, как меч в руке держать.
Нелюдь оставил серьезный тон и привычно усмехнулся:
— Представьте картину, братья, как ваш Гервант ломает об колено лук, подбирает оружие павшего архонта и бросается в атаку, воспевая короля! Красиво? Не было этого: отразив пару выпадов, я притворился дохлым, до конца бойни мялся под трупами, а потом позорно сдался в плен. Мечник из меня и сейчас дерьмовый. Да, Гвидо?
— Э… да, нет, ничего так… — подал голос Гвидо.
— Гвидо мне сильно льстит. Куда мне до молодчика, который машет двуручником, как цепом молотилки! И не отмалчивайся, парень, твоя очередь рассказывать.
Неожиданно передав инициативу Гвидо, Гервант занялся арбалетом.
— А что говорить? Попали в плен, загнали нас в Лаконские болота, как скотов. Да я с Гервантом и не служил, я из ополчения. Мы в плену познакомились. Да это и так все понятно.
— Кому понятно? Ты упомяни про голодуху, комаров и тухлую воду, да не жалей красот, болота — они того стоят. Мы даже конца войны не заметили, прогнив лишний год в ожидании, пока власти о пленных страдальцах вспомнят.
— Ну, да. Хреново было, — откликнулся Гвидо.
События в рассказе Герванта были знакомы всем, и судьба главаря не отличалась оригинальностью. Разбойники раздумывали, как случилось, что долгая война, ставшая привычной, оказалась лучше худого мира, что наступил сейчас. Полные животы и монеты в карманах уже не скрашивали неуютную стоянку отряда: уныло серело небо, предвещая холодную морейскую зиму, а ветви деревьев напоминали перекладины виселиц…
— И что было дальше? — спросил светловолосый эльф, нарушив затянувшееся молчание, — ты же вернулся, Гервант?
— Да, я вернулся. На пепелище. В деревне узнал, что мать с сестрой к эльфам ушли, но в эрендольские леса нагрянули арии и все сожгли: и поселок, и мою хижину. Я больше не видел ни мать, ни Лиандру. Эльфийский клан перебили, кого-то увезли в Аверну, чтобы казнить. А еще я выяснил, что официально сдох, и содержание мне не положено, — закончил Гервант историю своей жизни скучным, будничным голосом и посмотрел на странницу:
— Кстати, сестричка, это юное остроухое создание отзывается на Златовласку. Тощий чернявый горец, который говорит еще реже, чем ты — Чазбор; старикан, что не умеет шить — Довбуш; угрюмый мужик с кривым мечом — Веселик, а вон та туша, когда проснется, будет дварфом Мензенлиром, — Гервант поочередно указал на всех разбойников, — остальных ты уже знаешь, если не дура. Для тех, кто пропил память, или проспал, эта девица — моя названная сестра Лиандра, прошу любить и жаловать.
— Меня зовут Киндар, — улыбнулся страннице молодой эльф, не согласный с прозвищем Герванта.
Бурая попона у края стоянки зашевелилась, и на свет показалась мятая заспанная рожа дварфа. Почесывая гриву цвета ржавчины, Мензенлир смачно сплюнул и проковылял в кусты, мельком взглянув на Лиандру:
— Баба в отряде. Не к добру это.
Вернулся Хан.
— И как оно? — спросил Гервант.
— Никого. Не сообразили.
— Славно. Трогаемся!
Разбойники начали укладываться. Странница наблюдала за Гервантом: главарь банды открылся перед ней с неожиданной стороны. Зачем он про себя рассказывал? Почему ее так назвал? Лиандра. Почему нет? Хорошее имя…
* * *
Лошадей в банде Герванта было восемь на одиннадцать душ отряда. Дварф занял место на коне спереди Чазбора, а эльф Киндар сел позади Довбуша. Тинк терся рядом с Лето, запрягающего молодого конька светло-рыжей масти. У остальных разбойников были лошади свои.
— Встречаемся с интервалом в двое суток в «Дырявом котле», — скомандовал главарь, — кто куда думает?
Лиандра не знала, что сейчас перед ней раскрывается один из главных секретов неуловимости банды. Разбиваясь после налета на группы, разбойники разбегались в разные стороны: в итоге, «вроде, как людей Герванта» видели в самых разных уголках Мореи, а выследить и поймать не могли.
— С интер — чего? — Чазбор нахмурил мохнатые брови, соображая.
— Через два дня, дурья твоя башка, а раз ты во второй тройке, то вам — через четыре, — объяснил Лето.
— Так бы и сказал, а то ин… интер… не пойми чего, — буркнул Чазбор.
— В Готу пойдем, — перебил напарника Тас, — тута близко, ежели верхами.
— В Готе наместник, — предупредил Хан.
— Да мне поссать!
Злобно обернувшись на эльфа, Тас дернул поводьями.
— Хочешь ссать? Топай в Готу, тебя там ждут! В твою честь шибеницу новую отстроят, веревку совьют: обоссышься до смерти, пока в петле ногами сучить будешь, — ядовито пообещал Гервант, — сир Годфри, как там его мать, шишка из Аверны, может, и не страшен, но в городе полторы сотни голов в амуниции. На днях пропускной режим ввели. Кто из вас настолько туп, чтобы попросить входную бумажку у имперских собак? Сами решайте, я не держу. Если сдохнуть невтерпеж — пожалуйста!
Разбойники переглянулись и выругались. Лиандра стояла в кольце нетерпеливо перетаптывающихся лошадей и не знала, как быть. Похоже, Гервант о ней забыл.
— У моего жеребца только четыре ноги, а не шесть, сестричка, — заметил главарь ее взгляд, — взял бы тебя с собой, но не могу. Зато вот тебе первое боевое задание — раздобудь себе коня и одежку попрактичнее. Лето, она едет с вами. Ну, до скорого…
Взметнулась грязь под копытами коней. Разбившись по трое, разбойники разъехались. Гервант, Хан и Гвидо уехали вместе. У речки остались Лиандра, Лето, Тинк и одна лошадь.
— Ты уверен, что можно? Гервант страстей напустил… — нерешительно спросил Тинк напарника.
— Не боись. На перекрестке встретимся. Я быстро!
Лето вскочил в седло и умчался.
— Дождь будет! Промокнем же! — закричал Тинк ему вслед, а затем обратил внимание на Лиандру, — а теперь и мы двинем. Что так удивленно смотришь? Пешком, конечно! Тебе ж не привыкать. У лошака Герванта копыт не шесть, так и у Рыжика не восемь.
Улыбнувшись до ушей и показав мелкие зубы, Тинк направился вдоль реки, продолжая болтать:
— Гервант тебя верхами не взял потому, что ты высокая. Я, к примеру, ростом мелкий, да и дварф тоже, — мы до стремян не достаем, а Киндар весит, как девка, он лошади не в тягость. Слышишь? Ты бы хоть кивнула! Как тяжело говорить с немой, с ума сойти!
Лиандра слушала невнимательно. Если бежать — то сейчас самое время! Но стоит ли? Гарт Баден советовал идти на север, но она даже не знает, в какую это сторону. Нет денег и нет способа их заработать… Видимость свободы смущала девушку: самостоятельно принять решение — уйти или остаться, — оказалось сложно. «Я подожду. Может, не все так плохо?» — решила Лиандра.
Ее провожатый свернул от реки, и теперь они взбирались с одного холма на другой. Куда не глянь — пусто, ни жилья, ни дорог, только бурые островки перелесков. Тинк шел уверенно, изредка протягивая Лиандре руку, помогая спускаться по жухлой траве. Обутая в крестьянские шлепанцы на деревянной подошве, она то и дело поскальзывалась и теряла обувь. Жилистая, с виду мальчишеская ладонь разбойника оказалась цепкой и твердой. Устав молчать, Тинк снова разразился речью, благо слушатель у него был самый благодарный: не задавал вопросов и не поднимал руку для подзатыльника.
— Насчет Герванта: у главного планы на тебя крупнее, чем на одну ночку. Но ты не гордись и на дармовой фарт не рассчитывай! Смекаешь, как наш отряд подобран? У каждого ремесло свое, и каждый в нем мастер. Гервант — вояка бывший, да ты и сама слышала; арбалетчик он от бога: стреляет на бегу и на скаку, не целясь и всегда в яблочко! А если арбалет не при делах, Гервант мечом орудует. У Гвидо силища звериная, и предан он Герванту, как собака, в рот смотрит и приказов ждет, разве что язык не высовывает. Хан — эрендольский убийца, мечник обоерукий, а это — редкость. Но о нем разговор особый будет!
Тинк неожиданно дернул Лиандру за руку и заглянул в лицо:
— Смекнула, что эльф тебя ненавидит? Вчера, как ты его металками покидалась и вырубилась, он к Герванту пристал, чуть не за грудки тряс: «Выброси, говорит, эту девку за порог немедля!» Я сам подслушивал, но не понял, за что он тебя так. Но Герванта шиш переупрямишь! Ты к эльфу близко не подходи! Стукнутый Хан на всю голову — вечно недовольный и злой. У нас мужик в отряде был. Как-то раз он Хану грубость вякни, а Гервант не вступись, так, представляешь, что эльф сделал? Выхватил меч и чиркнул по мужику крест-накрест! Молча! Я и зажмуриться не успел, как чужой кровью умылся. К Хану только сам Гервант подход имеет, никто больше. А Тас-то как нарывается, ох и нарывается же!
Разбойник немного помолчал, восстанавливая дыхание, и снова посыпал словами:
— У нас все мужики нормальные. Веселик за лошадьми смотрит, он кузнец и сам ковать умеет; Тас местный, но дерется хорошо; Чазбор завсегда вместе с дварфом, оба с гор откуда-то, и друг друга стоят. А вот зачем Герванту Златовласка — не знаю. Для красоты разве что? Лучник он очень меткий, но так медленно стреляет, что заснуть можно, а в бой Киндара и не берут. Но главному виднее, я в его дела не лезу. Ты нас с Лето держись! Лето — парень, что надо. Куда не придем — все девки его, даже не платит. Да и я ничего, я веселый. Как думаешь, а?
Тинк не упомянул про себя — зачем практичному Герванту парень, похожий на подростка? Он даже оружия не носит. Или ловко прячет? Лиандра спрашивать не стала.
Девушка и разбойник вышли к перекрестку. Морейские тракты, расквашенные в жижу, были еще менее проходимы, чем бездорожье. На земле валялся сломанный указатель: стрелка с надписью «Аверна» указывала прямиком в небо, а доска со слогом «Го…» до половины зарылась в грязь.
— Где его нелегкая носит?!
Тинк нервничал и с тоской поглядывал на потемневшее небо. Ждали долго, мерзли. Наконец, послышалось поскрипывание несмазанных колес и из-за поворота выползла видавшая виды колымага. На кривом облучке восседал Лето, правя Рыжиком. Конек с негодованием подергивал головой, косясь на хозяина, так варварски поправшего его права.
— Карета подана, — пригласил Лето.
— Ты где этого одра нашел?! — завопил Тинк.
— Купил, конечно. Только заплачу позднее.
— Издеваешься? Мы пешком быстрее пришли!
Не переставая причитать, Тинк залез в телегу для перевозки сена, обнаружил толстое полотно на дне и спрятался под ним. Лиандра последовала примеру разбойника. Первые капли дождя забарабанили по толстой ткани, но намочили ее не сразу. Забившись поглубже и подтащив остатки соломы к бортам, Лиандра и Тинк устроились с относительным комфортом, оставив Лето наедине со стихией. Посвистывая что-то немудреное, он не шибко погонял коня, опасаясь, что дряхлая повозка развалится на части, не доехав до цели.
Под покачивание повозки, свист Лето и шум дождя Лиандра уснула. Ее разбудил гулкий звук ударов копыт о камень. Под влажной тканью стало темно, хоть глаз выколи — наступила ночь. Высунувшись наружу, девушка поняла, что повозка двигается вдоль черного монолита — крепостной стены, а раскисший проселок превратился в дорогу, мощеную булыжником. Ее привезли в злосчастный город, из которого она сбежала с помощью Гарта Бадена! Странница снова была в Готе!
Лиандра вскочила, вырвала вожжи из рук Лето и попыталась развернуть лошадь. Оправившись от изумления, разбойник без церемоний повалил ее в повозку прямо на Тинка. Разбуженный таким необычным образом, Тинк стал свидетелем молчаливой, но яростной борьбы и сразу же принял в ней живейшее участие: подначивал противников выразительными жестами, но не помогал ни одному из них. Прижимая руки Лиандры к бокам, Лето уселся на нее верхом и зашипел:
— Вот это что сейчас было, а?! Да, мы в Готе. Испугалась наместника что ли? Да ему до нас дела, как сытой кошке до дохлой крысы! Пораскинь мозгами, зачем Гервант тебя с нами оставил? И где еще лошадь можно раздобыть? Тут на сотню верст большого города нет. Может, тебя и устроит кляча деревенская, а я приказы понимаю буквально: «конь», значит конь!
Для большего эффекта Лето тряхнул Лиандру еще пару раз и снова заговорил вполголоса:
— Гота — не мышеловка: есть вход, есть и выход. В главные ворота мы не сунемся, я поменьше щель знаю. Нас пропустят! Поломаемся слегка, ты подыграешь, что трудного-то? Ну, будешь дурить или отпускаю?
— Давай ее свяжем? И поведем как припадочную, давай? — Тинк пришел в восторг от своей идеи, но Лето она не понравилась.
— Я лучше тебя как овцу на веревке поведу. Заткнись, нас услышат. Вот ведь навязали мне на голову девку чокнутую! — возмущался разбойник, — садись со мной рядом и делай вид поглупее, раз говорить не можешь. Я сам все придумаю. И вот только без этих неожиданностей, ладно? Ладно? Ну?
Помятая Лиандра села на облучок, спрятав лицо за мокрыми прядями волос. Лето с сомнением посмотрел на девушку и, тяжело вздохнув, направил Рыжика к неприметной нише в крепостной стене. Она скрывала узкие, в одну створку воротца, обитые толстыми листами железа.
— Дяденька-а! А, дяденькааа-а! Припозднилися мы… В грязюке застряли по самое брюхо, а туточки льет и льет! Моя сестрица на сносях мается! Совсем плохая стала. Отвори, Создателя ради!
Тинк скребся в дверь и жалобно канючил, перебирая одни и те же слова на разный лад; Лето стоял по другую сторону входа и терпеливо ждал, а Лиандра осталась мокнуть в брошенной на виду телеге. Через десять минут нытья смотровое окошко приоткрылось.
— Не скули. Время — ночь, куда претесь? Да еще с телегой. В главные ворота езжайте, к утру пройдете, ежели пропуск имеется. Вали, пацан, отседова! — отругал Тинка сонный голос.
Раздраженно скрипнув петлями, окошко хлопнуло по руке Лето, которую разбойник успел вовремя подставить.
— Начальник, нету у нас пропуска, мы из далече. Не рассчитали времечко, опоздали, а жинка беременная у меня. Глянь, сидит скорчившись, поплохело ей! У самого-то детки поди, есть! Впусти, а?
— Руки-то убери! Без бумаги не положено! — отрезал легионер.
— У главных воротах ждать долго. У тебя сердце имеется или нет? Погляди, что на улице творится!
— Проваливай, парень.
— Мужик, поимей же совесть! Я разве против эту хренову бумагу купить?
Лето пустил в ход последний довод: демонстративно достал из кармана горсть монет и показал караульному.
— Это ты какую бумагу «хреновой» называешь?! — завопил было тот, но посмотрел на деньги и осекся, — допустим, я временную бумажку выписать могу, но как вы пройдете-то? Этот вход для пеших, а у вас скарб на колесах.
— Начальник, мы читать не умеем, что выпишешь, за то спасибо скажем. А скарб завтра через главные ворота провезем, кто на него за ночь позарится?
— Пятнадцать монет, — перешел караульный к делу.
Тинк посмотрел на мужика с немым обожанием.
— Твою же мать… — опешил Лето от высокой цены, но быстро нашелся, — да наградит Создатель за такого сына! Вот, держи. А конь пройдет? Он у меня махонький…
— С лошадью нельзя! Еще пять монет.
— Да чтоб тебя… не покинула благодать!
Криво улыбаясь, Лето отсчитал деньги. Бросив повозку на обочине, «дружная семья селян» укрылась за городскими стенами Готы.
* * *
Крепко сжимая запястье «жинки», чтобы не натворила дел, Лето привел ее в самый злачный и вонючий угол Готы. Заведение называлось «У Проклятой дороги», и было открыто даже по ночному времени. Тесная каморка на втором этаже послужила спальней для всех троих: Лето с Тинком, не раздеваясь, завалились на убогую кровать «валетом», а девушка устроилась на стуле у широкого подоконника. Через щели деревянных ставень ее обдувало то влажным осенним ветром, то смрадом с помойки. Едва рассвело, разбойники отправились по своим делам, бросив Лиандру одну. На ночь явился только пьяный до бесчувствия Лето. Заказав еду для девушки, он упал поперек кровати и вырубился. Лиандра чувствовала себя обманутой: разбойники рвались в Готу не выполнять приказ Герванта, а чтобы всласть покутить!
Следующий день не сулил перемен — Лето ушел, как в воду канул. Что было делать? Отправляться на поиски разбойников или ждать? Лиандра боялась показаться днем на улицах Готы: вдруг ее узнают и снова бросят в яму? Здесь она ошибалась — не такая у людей хорошая память, чтобы опознать в опрятной деревенской девушке ободранную нищенку.
Лиандра металась по скрипучим половицам из угла в угол. До нее доносился шум города: шарканье подошв по мостовой, крики торговцев вразнос, чья-то брань. Зажатые каменными стенами домов, звуки многократно усиливались, казалось, что люди топают и ругаются у нее за спиной. Неподалеку ударил храмовый колокол, приглашая к молитве. Лиандра решилась покинуть комнату. Она нашла Лето внизу: развалившись на скамье и подложив за спину какой-то сверток, разбойник пил пиво.
— А, с-сестренка! Присоединяйся, играть будем, — он взглянул коротко и мутно, похлопал сиденье рядом и достал засаленную колоду, — да не с тобой. С-сейчас мои товарищи пожалуют.
Лето был пьян. Вскоре к столу подвалили неопрятные мужики с широкими, как лопаты, рожами — морейцы из городской стражи и местный сброд; на столе появилась еда и целое море выпивки. Началась игра — известная по всему Эймару «аквилейская четверка». Картежники сосредоточенно хлопали картами об стол, матерились и поминали Создателя — Лето выигрывал. Не всегда, но чаще по-крупному. Громко и несвязно удивляясь своему везению, разбойник щедро заказывал пиво и игра продолжалась. Девушка внимательно наблюдала за Лето: парень уже не притворялся, а ронял карты по-настоящему, еще немного — он перестанет соображать и все проиграет!
Лиандра толкнула разбойника. Лето сначала удивился, но потом его мысли приняли другое направление: забыв про игру, он окинул взглядом зал трактира и поманил пальцем девицу, разносившую выпивку. Заметив его внимание, служанка качнула крутыми бедрами и подносом, пролив пиво на гостей с соседнего стола. Подошла она подозрительно быстро. Разбойник прошептал на ухо служанке загадочный заказ, заставив ее покраснеть и смущенно потупиться.
— Четвертая дверь по коридору направо, — уточнил Лето, — принесешь? Когда я закончу…
Это стало для Лиандры последней каплей. Поднявшись, она указала на оттопыренный карман Лето, требуя пропуск, который выписали этой ночью.
— Чего тебе надо? Это? Да бери!
Разбойник отдал Лиандре бумажку. Девушка развернула ее и поразилась: слов-то в «пропуске» и не было, только отдельные буквы, знаки и каракули! Караульный обманул, он не умел писать!
— Что, не читается? — усмехнулся Лето, — а ты переверни!
Похоже, разбойник знал, что ему всучили… Лиандра начала быстро собирать со стола карты. Пьяные морейцы немедленно разразились бранью:
— Это чо она творит тутоть? Ну-ка, мечи карты на стол обратно, стерва! Да она ж все перепутала! Вот…!
Девушка сунула колоду изумленному Лето и решительно потянула его за руку. Не вникая в подробности разборок парня с возмущенными игроками, Лиандра вернулась в комнату. Лето долго ждать себя не заставил. Споткнувшись о порог, он тут же принял картинную позу в дверном проеме.
— Ты скучала, моя… сладкая? — оглядывая Лиандру, Лето томно улыбнулся, — я тебя любить не отказываюсь! Ты бы знак подала пораньше, а то с виду колючая, как репейник. А Герванту о нашем секрете знать не обязательно.
Лиандра растерялась. Лето истолковал ее поступок на свой лад, но как объяснить разбойнику его ошибку совсем без слов? «Зачем я притворилась немой?» — впервые пожалела девушка. Но Лето понял по-своему и ее нерешительность. Он подошел ближе и нежно провел ладонью по шее Лиандры.
— Не надо стесняться. Тебе понравится.
Сжатые губы и предостерегающий взгляд Лето не остановили: прекрасные девицы отказывали аквилейскому сердцееду так редко! Разбойник сгреб Лиандру в охапку и повалил на кровать. Девушка дала ему достойный отпор: люди сплелись в объятиях, далеких от ласк любви.
— Дай ему, Лиандра, дай под дых!
— Лето, так ее, так! У-у, хорошо!
Дерущиеся не заметили, когда у них появился зритель. Восторженные вопли Тинка охладили пыл Лето, разбойник протрезвел и выпустил «сестричку». Тяжело дыша, они разбрелись по разным углам, потирая ушибленные и укушенные места. Схватиться с Лиандрой врукопашную оказалось очень неприятно — даже вчерашняя потасовка в повозке стоила парню нескольких синяков. Неожиданно сильная, девушка не боялась боли и боролась до последнего, не сдаваясь.
— Стоит мне только закрыть глаза или выйти за дверь, как вы бросаетесь друг на друга! Сроду я такой любви не видел. Но мне нравится, давайте еще!
Тинк сидел на кровати и скалил зубы.
— Ты где болтался целые сутки?!
С болезненной гримасой Лето дотронулся до распухшей губы.
— Пока ты развратничал, я работал, напарник! Эк она тебе рожу расквасила! Сладко было?
У Тинка тоже было разбито лицо, словно разбойника приложили щекой об мостовую.
— На себя посмотри! Узнал, что я просил?
— Да, узнал, — Тинк стал серьезен, — лошадки — загляденье! Я и смотрел, и трогал. Войти в конюшни — раз плюнуть, а за выход с лошадкой плату берут: обе руки на плаху — и свободен!
Лето поморщился — Тинк не имел привычки преувеличивать. Придется сильно постараться, чтобы отрубленными оказались не его руки. И не ее тоже… Разбойник посмотрел на Лиандру.
— Раздевайся, колючка дорожная! — распорядился он, — тьфу! Переодевайся, я хотел сказать! Хватит юбкой разматывать, вечером на дело идем. Я о тебе забочусь, а ты…
Лето кинул в девушку свертком и ушел вместе с Тинком. В холщовом мешке была новая одежда: синяя туника с зашнурованным вырезом, штаны из тонкой кожи, мягкие сапоги и шерстяная, подбитая мехом куртка. Лиандра облачилась в удобный, теплый, почти зимний наряд и пожалела, что подпортила Лето красоту.
* * *
К вечеру Гота потемнела и обезлюдела. Горожане сидели по домам, экономили жир в масляных светильниках и на освещение улиц не тратились.
— Слушай меня внимательно! В конюшни одна пойдешь. Смекни, зачем легионерам к ночи два мужика? А хорошенькой бабе они откроют! Ты стучись смело и считай, что полдела сделано!
Лето объяснял Лиандре свой нехитрый план, а у самого на душе скребли кошки. Ненадежно выглядит эта девка! Ставка сделана на ее внешность и умение метко кидать ножи, но она смотрит и брови хмурит, а что соображает — не понять! Разбойник хотел добыть лошадь сам, но все надежды рухнули, когда он увидел место будущей кражи.
Для постройки конюшен императорского легиона вдоль городской стены снесли несколько домов. Так было удобнее — большинство легионеров жило в крепости. Люди, оставшиеся без крыши над головой, возразить не посмели и рассосались по трущобам. О произволе наместника готцам напоминали лишь бурые балки старых перекрытий в частоколе из бревен, который окружал просторный двор. Ни одной лазейки, только двустворчатые ворота, обитые железом. Надежные, как каменные стены! Прав был Тинк: вход один, он же и выход.
— Вот тебе подарок от Хана. Три штуки. Остальные он пожадничал, но должно хватить, — Лето достал метательные ножи, — спрячь за поясом. Караульного чисто пришей, чтобы не пикнул. В сарае это сделай, а то труп быстро заметят. Легионеров во дворе не будет — они во внутренних казармах ужинают. Не шуми. Коня бери того, что ближе к выходу. Не прогадаешь, там все хорошие.
— Ты про ворота скажи, — Тинк ткнул Лето локтем.
— Да, про ворота. Пока тебя обратно не выпустят, их накрепко не запрут. Я доску рядом с щеколдой подпилил, открою, если что. Но лучше, если ты сама, с другой стороны… Копыта лошадки обмотай ветошью, чтобы не стучали. Мы тебя ждать будем. Гляди!
Лето извлек из голенища сапога парные ножи с изогнутыми лезвиями и наспех нарисовал на земле планировку двора:
— Тут сарай, тут — стойла под навесом, тут — вход в крепость…
Или Создатель обделил Лето художественными способностями, или он сам точно не знал, что изображает со слов Тинка — вместо схемы у разбойника получилась мешанина из кругов и линий.
— До девяти вечера главные ворота Готы открыты, но мы двинем, откуда пришли. «Пропуск», он и «выпуском» послужит. Все поняла?
Вместо ответа Лиандра поднялась с низкой ступеньки крыльца, когда-то ведущего к парадному входу одного из домов. План Лето — полная ерунда, вот что она поняла. Как разбойник хочет провести двух лошадей через потайную калитку Готы? Стражник, выписавший поддельную бумажку, мог смениться! Лето рассчитывает, что легионеры объедятся и не смогут встать из-за стола? Ворованного коня не заметят? Трупа не найдут?
Главные ворота города недалеко. Неудачно попав в Готу несколько дней назад, Лиандра уже плутала по этим кривым переулкам. Девушке вспомнилась не яма, а бессмысленное избиение в подвалах крепости. Внезапно в ее душе проснулась гордая, неумолимая мстительность, подавила страх, заставила замолчать чувство самосохранения. Город ей кое-что должен, и он заплатит!
— Иди, стучись. О том, что придешь, мы намекнули. Дай, я тебе шнурок на груди развяжу. Да без рук, Лиандра! Куда мужик смотреть будет, а? Не в глаза же!
Лето перекинул волосы девушки вперед, решив, что так красивее, и подтолкнул в сторону ворот.
— Самого лучшего конька выбирай! — встрял Тинк.
Лето закатил глаза. Однако, первая часть плана прошла как по маслу — Лиандра исчезла за забором.
— Ты думаешь, прокатит? — прошептал Тинк.
— Оторвет нам головы Гервант…
— Может, валим отсюда?
— Подождем…
В забор конюшен упирались торцы уцелевших домов. Из-под ворот скупо просачивался свет факела. За углом, ожидая хозяина, топтался Рыжик. В эту часть города мог забрести только искатель нездоровых приключений, а народ Мореи славился осторожностью. Устав ждать, Лето подкрался к воротам и заглянул в проделанную им щель. Со стороны двора пахнуло свежим деревом: конюшни были новенькие, только отстроенные и еще сочились смолой. Лиандра стояла посреди двора на самом виду и гладила шею вороного жеребца. Караульный что-то рассказывал, указывая факелом на башню крепостной стены. Разбойник прислушался.
— Конь наместника, из самой Аверны. Смотри, стать какая! Сир Годфри его не жалует, говорит, что больно норовистый. Сегодня последний день под седлом ходил. Впряжем в коляску.
Девушка потянула за поводья. Конь послушно сделал пару шагов, опровергая слова караульного.
— Что она делает?! — шепотом испугался Лето.
— Оставь лошадь, милая. Я все тебе показал, теперь твоя очередь стараться, — мужик кивнул в сторону караулки.
Во все, что произошло после, Лето отказывался верить и просто смотрел, намертво приклеившись к дырке. Девушка выхватила факел из руки караульного, вскочила в седло и прянула конем прямо на человека, сбив его с ног; зажгла торбу с ветошью и, размахнувшись, забросила ее на крыши конюшен. Свежая солома полыхнула ярким пламенем, и деревянные строения занялись в мгновение ока. Лиандра рванула к воротам, по пути поджигая все, что могло гореть, но открыть их на ходу, конечно, не смогла. Ей пришлось сделать второй круг по двору под отчаянные вопли караульного и легионеров, высыпавших из крепости. Даже за воротами стало светло, как днем.
— Валим! — взвизгнул Тинк и бросился наутек.
Лето кинулся следом, но остановился на полпути. Не нужно было иметь богатое воображение, чтобы представить весь ужас по ту сторону забора: легкие строения горят, как свечки; лошади, запертые в стойлах, мечутся и ржут; спасая животных, истошно кричат люди.
— Поймайте девку!
— Осторожно, затопчет!
— Выводите лошадей! Тушите огонь!
Послышался грохот. Где-то опрокинулась бочка и из-под ворот плеснуло темной лужей.
— Она воду разлила!
— Да стреляйте же!
— Отставить стрельбу, себя перебьем!
И посреди этого ада слышался стук копыт лошади, носившейся туда и обратно, перепрыгивающей через препятствия.
— Не открывать ворота без моего приказа! — на мгновение зычный голос перекрыл какофонию за забором.
Ворота! Лето вернулся, просунул нож в заготовленную щель и потянул вверх. Щеколда поддавалась туго. Ободрав до крови руки о занозистое дерево, разбойник, наконец, справился с задачей и широко распахнул одну из створок. Мимо него тотчас промчалась Лиандра на вороном коне. Высекая искры на камнях мостовой, жеребец прянул в сторону городской площади. В спину Лето дохнуло жаром, а между лопаток неприятно заныла кожа, предчувствуя наконечник стрелы. Сорвав поводья с изгороди, разбойник вскочил в седло Рыжика.
— Меня возьми! Меня! — Тинк выпрыгнул из темноты и вцепился в стремя.
— Ну, Рыжик, не подведи! — то ли сказал, то ли подумал Лето и погнал конька вслед за девушкой, которую считал игрушкой Герванта и досадной докукой своему отпуску.
* * *
После огня и света, ночной воздух показался Лиандре ледяной водой, в которую она нырнула, как пловец в спасительный омут. Шум пожара оставался все дальше. Вот и пустые рыночные ряды на главной площади. Доска объявлений светлеет оструганными досками — на ней больше нет символа архонтов. Позади, в лабиринте городских улиц слышится стук копыт еще одной лошади. «Это — Лето», — догадалась девушка. Но где же погоня? Рядом! Легионеры вскочили на уцелевших лошадей и ринулись за ней. А по верху городской стены бежали десятки ног, чтобы закрыть ворота и поймать поджигательницу в смертельную западню. Если они успеют, то яма покажется девушке райскими кущами, и никто, ни дварф, ни сам Создатель не смогут ее спасти!
Лиандра поскакала по самой широкой улице Готы. Так быстрее! Двухэтажные дома, деревянные и каменные, одинаково зловещие в темноте, проносились мимо пятнами запертых дверей и ставен. Пока люди будут молчаливыми пособниками любой подлости, Гота не станет иной! Этому городу суждено врастать в комариную глину Мореи, быть захолустьем Эймара, пока стоят горы и несет свои воды Амарантин. А странницу, названную «Лиандрой» в честь пропавшей без вести эльфки, ждало надежное пристанище, куда не сунутся смелые, не заманишь золотом жадных. Страшное, по словам одного дварфа, место. Но Проклятая дорога будет мучить Лиандру только видениями, а их пытка милосерднее, чем дыба в казематах крепости.
Решетка ворот со скрипом ехала вниз, но медленно, слишком медленно! А черный конь бесстрашно скакал на вооруженных людей у массивных башен. Легионеры, спасая свои жизни, бросились врассыпную, Лиандра пригнулась и пролетела так близко к железным пикам решетки, что чудом не ободрала себе спину.
— Поднять ворота! — приказали со стены, — за ней наши люди!
Решетка замерла на месте, выпуская на свободу беглецов на рыжей лошади. Вслед за ними по мостовой прогремел отряд легионеров.
— Стреляйте же! — закричал сверху тонкий и резкий голос.
Сир Годфри ванн Верден стоял на крепостной стене, сжимая побелевшими от холода пальцами камни парапета. Отсидеться в глуши и получить повышение? Как бы ни так! В Аверну, хоть ценой карьеры. Любой ценой!
— Не стрелять! Не зги не видно! Своих конников покалечите! — приказал комендант крепости, предупреждая трагедию.
Лучники, целясь в темноту, переглянулись, но так и не сделали ни единого выстрела.
— Окружайте их! Отрежьте от дороги! — командовал легионерами кто-то опытный и властный, и имперская конница рассеивалась широким полукругом, прижимая жертв к лесу, отрезая от авернского тракта. Беглецам не спастись!
Но всадница на черном коне направлялась не в Аверну. Пустив лошадь по вспаханному полю, она устремилась к каменной вехе совсем иного пути. Проклятый тракт распахнул перед странницей свои жуткие объятия. Черепа на обочинах приветливо скалились, мертвенно поблескивало сломанное оружие.
— Не надо! Не туда! Лето, нет! — истошно завизжал Тинк.
У Лето не осталось времени на раздумья. Понимая, что совершает самый безрассудный поступок в своей жизни, разбойник направил Рыжика по следам вороного Лиандры. Вязкая почва затормозила движение: не такой сильный, как кони легионеров, Рыжик пробирался по полю почти шагом. Расстояние между Лето и преследователями опасно сокращалось.
— Ну же, быстрее, рыжий, быстрее! — торопил он коня, то и дело оборачиваясь.
Тинк больше не подавал голоса: прижавшись всем телом к старшему товарищу, он впился ногтями ему в живот так сильно, что Лето чувствовал боль сквозь одежду.
Еще чуть-чуть… Вот и полоса ничейной земли перед Проклятой дорогой… Рыжик выбрался на твердую поверхность заброшенного тракта и рванул вслед за черной точкой, исчезающей вдали. У Лето и Тинка появился шанс на спасение. Очень маленький, ненадежный шанс: дурная слава обители призраков не остановила преследователей — группа конников с размаху выскочила на Проклятую дорогу. «Вот теперь мне конец! Рыжику не обогнать боевых коней императорского легиона! Никогда! Да чтоб тебе пропасть, сумасшедшая девка!» — обреченно подумал Лето.
Верный конь резво скакал по ровному полотну дороги. Путь был почти идеален. В древности умели строить: морейская погода, щедрая на дожди, не разрушила искусственную насыпь, покрытую светлым щебнем, привезенным с Эймарских гор. Если бы Лето обернулся, то поберег бы силы Рыжика, — легионеры повернули назад. Но разбойник больше не принадлежал самому себе.
Не склонный грустить, Лето внезапно растерял всю радость бытия. Вот она, его жизнь: постылая, серая как пыль под ногами. Умереть не жаль. Перестанет биться сердце, но маленькая искорка души не погаснет. Она станет частью Проклятой дороги и отправится в бесконечное путешествие. Она увидит, как над Эймаром встает совсем другое солнце, а люди Мореи живут без страха перед будущим; как в прозрачных водах Озерного края отражаются белые дома эльфов; как леса Эрендола множатся дичью; как трудолюбивые дварфы везут железо и медь в порты Аквилеи… Душа Лето узнает прошлое, о нем расскажут голоса с Дороги архонтов.
Тракт сжимал быстро скачущую лошадь в безжалостно-холодных ладонях, мелькал призрачно-белыми столбами, отмерял версты, считал шаги до могилы.
— Отверженные да присягнут тебе! — шептала Проклятая дорога. Кому было присягать в этом пустыннейшем из мест?
Лето очнулся, вздрогнул и потряс головой. Разбойнику было дурно, как с жестокого перепоя. Колючий воздух резал грудь, не давал вздохнуть, не приносил облегчения. Лето задыхался, его конь тоже выбился из сил и перешел на шаг. Какая жуткая тишина! Только ветер посвистывает тоненько-тоненько, разгоняет тучи над дорогой, приглашает луну… Парень обернулся и не увидел преследователей. И Лиандры след простыл. Совсем один…
— Мне кто-то говорил прямо в уши! — напомнил о себе Тинк, разжимая судорожно скрюченные пальцы на поясе Лето, — почему мы стоим? Поехали, куда угодно, только быстрее! Хоть назад, только не здесь помирать! А мы здесь помрем, Лето, я чувствую!
Отцепив от себя Тинка, Лето спешился и осторожно подошел к краю насыпи, вглядываясь в темноту. На этом участке тракт сглаживал естественный рельеф местности. Овраги и непроходимые ночью перелески погубят Рыжика! Нет, свернуть с дороги невозможно!
Тинк, обнаружив за последние сутки такой запас трусости, что среднему вору хватило бы на целый месяц, тихонько подвывал от ужаса.
— Не скули! — хрипло прикрикнул Лето, забираясь в седло и правя противно дрожащими руками, — мы за Лиандрой поедем, не обратно же! Если она сюда рванула, значит, знала, что делала.
Рыжик вел себя странно: без видимых причин шарахался из стороны в сторону, всхрапывал и дергал головой. При каждом его фортеле сердца людей уходили в пятки. «Я сегодня загоню коня насмерть», — с тоской подумал Лето и пустил измученного Рыжика в галоп.
Насыпь миновала, дорога пошла под уклон, спускаясь к опушке леса. На небе показалась луна и вдоль дороги замелькали быстрые тени. Разбойник старался не думать, чем или кем они отбрасываются. Стук копыт разбудил загадочное эхо. Лето обернулся и похолодел от страха, увидев на обочине силуэты двух всадников: свой и… кого-то еще. То появляясь, то пропадая, призрачный преследователь не спешил обгонять. «Создатель, пребывающий на небесах, да продлится твое царствие вечно…», — путаясь и перевирая слова, Лето мысленно перебирал обрывки знакомых молитв и старался не смотреть по сторонам.
Как только беглецы въехали в лес, эхо и таинственная тень исчезли, но здесь было так темно, что Лето снова придержал коня. Рыжик осторожно ступал по мягкому ковру гнилой листвы. Над головами разбойников тревожно поскрипывали деревья.
— Кажется, Лиандра нас бросила, Тинк, — прошептал Лето, лишь бы не молчать.
— Впереди кто-то есть, видишь? Ой, Лето! Это не она!
К разбойникам медленно приближался всадник. Его гордо поднятую голову венчала корона, а на плечах поблескивала узорами мантия. «Отверженные да присягнут тебе!» — взорвалась криком Проклятая дорога. Беззвучный призыв гремел повсюду, воздух дрожал магией, а от коронованного призрака веяло неотвратимостью смерти.
— Создатель… — слова застряли у Лето в горле, но ноги предательски тронули бока Рыжика, торопясь навстречу демону.
Повторить страшные слова, и пытка закончится. Демона не нужно звать, он здесь. Заброшенный тракт — его дом, а слабый человек — незваный гость. За вторжение дорого не возьмут, всего лишь жизнь и душу. Какая малая цена за возможность служить Проклятой дороге вечно!
Лето подъехал к демону вплотную, не замечая, что на дороге появился еще один всадник, и протянул руку навстречу своей смерти. Его ладонь взяли теплой, живой ладонью, легонько сжали и дернули. Демон исчез. Тьма рассеялась.
Разбойник несколько раз провел по лицу рукой, словно стирая морок, и огляделся вокруг. Луна, пробравшись через паутину голых веток, тускло освещала лесную дорогу. Рыжик расслабленно опустил голову, наслаждаясь временной передышкой, Тинк вцепился в пояс, как клещ, а рядом сидела Лиандра верхом на своей новой лошади.
— Где он? Тот, черный… Он только что…
Девушка отрицательно покачала головой.
— Оно хотело забрать меня… — Тинк очнулся и заревел, размазывая кулаками слезы.
Лиандра вздохнула, а в ее глазах промелькнуло непонятное знание. Девушка указала на дорогу, предлагая ехать дальше. Лето почувствовал себя глупо. Спрашивать немую бессмысленно, а если ответ и существует, то Лето не хочет его знать! Видит Создатель, в эту ночь он пережил столько, что хватит на десяток жизней!
— Срочно сворачиваем с этого проклятого тракта! — сказал Лето сдавленным от пережитого ужаса голосом.
Но девушка решительно пришпорила вороного и поскакала вперед. Неужели ей не страшно? Видимо, нет! Выругавшись для храбрости и игнорируя протестующие вопли Тинка, Лето поехал следом.
Как только к разбойникам присоединилась Лиандра, видения отступили. Беглецы миновали лес и выехали на открытую местность. Окончательно прогоняя ночные страхи, на востоке светлело небо. Лето повеселел и начал тихонько насвистывать.
— Смотрите, — деревня! — обрадовано выкрикнул Тинк, — дорога закончилась!
Впереди показались дома, обещающие долгожданный отдых, но Лиандра неожиданно остановилась, покинула седло и повела вороного вдоль обочины, выискивая удобное место для спуска.
— Почему?! Там же люди! Передохнем. Я пить хочу!
— Нет там людей! Деревня по сторонам дороги лежит. Убираться нужно отсюда, — понял Лето.
Путь по бездорожью отнял остатки сил. Лето вел спутников, ориентируясь по солнцу, ветру и своему шестому чувству, которое разбойника неоднократно подводило. Преодолев бесконечные овраги и вспаханные под зиму поля, голодные и грязные, они прибыли в «Дырявый котел» лишь к вечеру.
Огромный постоялый двор на перекрестке двух морейских трактов за годы службы оброс многочисленными пристройками, навесами и сараями; отгородился от мира высоким забором и крепкими воротами. Перед его входом красовалась деревянная арка с изображением чана, окутанного паром. Рядом с котлом безымянный художник щедрой кистью набросал овощи и бурые куски мяса, издали похожие на грязь. Для разумеющих грамоту путников под рисунком была намалевана надпись — «Завидный котел».
Гервант, по свойственной ему привычке называть вещи своими именами, переименовал «Завидный котел» в «Дырявый», не сильно погрешив против истины.