Вторая жизнь Матвея Савельевича

Дверь скрипнула и медленно открылась. Солдат, поудобнее перехватив автомат и положив палец на спусковой крючок, сделал шаг в темноту. Внутри домик казался еще меньше, чем снаружи. В углу на столе уже догорала свеча, пульсирующими всполохами освещая небольшое пространство вокруг.

– Чего надо?

Тихий и спокойный голос из другого угла комнаты заставил вздрогнуть автоматчика и повернуть на звук ствол своего оружия. Его глаза уже привыкли к темноте, но все же ему пришлось напрячь зрение, чтобы увидеть сидящего на тахте невысокого старика.

– Я говорю – чего надо? – повторил старик.

Солдат, неразборчиво пробурчав что-то под нос и зачем-то заглянув за дверь, вышел из дома, стараясь не поворачиваться к старику спиной. Через минуту дверь снова скрипнула, и внутрь вошли уже два человека. Один из них, судя по форме, был офицером. Второй постоянно поглядывал на него, пытаясь предугадать любое желание офицера и выполнить его еще до того, как он произнесет его вслух.

Старик молча наблюдал за незваными гостями из-под густых бровей, сверкая отражавшимся в глазах огоньком свечи. Офицер подошел к столу и, брезгливо поморщившись, присел на табурет, уставившись на старика.

– Ну и чего? – буркнул дед.

– Вас зовут дед Матвей? – с диким акцентом спросил прислужник и, как оказалось, переводчик офицера, который так и остался стоять посередине комнаты.

– Для тебя – Матвей Савельевич, – так же недружелюбно отозвался старик.

– Вы живете здесь один?

– И что?

– Вы не ответили на вопрос.

– Ну один, и что?

– Почему ваш дом стоит не в деревне, а отдельно?

– А тебе какое дело, где мой дом стоит?

Переводчик быстро перекинулся парой фраз с офицером на немецком и снова повернулся к старику:

– Я попрошу вас отвечать на наши вопросы как можно честнее. Это может повлиять на вашу дальнейшую судьбу.

– А ты кто такой, чтобы я тебе отвечал?

– С вами разговаривает офицер непобедимой армии Третьего рейха! Поэтому…

– А я думал, что со мной его лизоблюд разговаривает, а он сидит и молчит. А оно вон как, оказывается…

Переводчик скрипнул зубами, но все-таки сохранил свое видимое спокойствие.

– У нас есть данные о том, что вы связаны с отрядом партизан, орудующих в этом районе. Если эти сведения подтвердятся, то вы будете повешены на главной площади вашей деревни. Если у вас вообще есть площадь, – переводчик мерзко ухмыльнулся.

– С какими еще партизанами? Что ты несешь, полудурок?

Снаружи раздался какой-то шум. Старик резким движением отдернул занавеску и выглянул в окно. Беспокойство в глазах старика не осталось незамеченным для обоих незваных гостей.

– Вы кого-то ждете? – спросил переводчик.

– Никого я не жду. Еще какие вопросы?

– Вопрос всего один – вы согласны сотрудничать с нами? Мы знаем, что вы священник, поэтому вы должны быть против насилия, верно?

– И что с того?

– И то, что ваш долг – это сделать так, чтобы в этой войне пострадало как можно меньше мирных людей. Разве это не так? Разве вы хотите, чтобы из-за кучки бандитов, бегающих по лесам, пострадало много жителей вашей деревни? И вы в том числе, кстати.

Старик задумался.

– Все очень просто, – продолжил переводчик, – вы просто сообщите нам всю информацию о партизанах из вашего поселения, и мы уйдем. Мы пойдем дальше, а все жители останутся целыми и невредимыми. К тому же мы оставим вам еды. Я вижу, у вас с этим большая беда, – заметил переводчик, кивнув в сторону небольшого кусочка хлеба, лежавшего на тарелке.

– Я уже давно не священник, – задумчиво произнес старик, – тем более что у нас это сейчас, как бы так сказать… Не в почете.

– Это не столь важно. Уверен, что все черты, присущие этой… профессии, так и остались с вами. В первую очередь, это милосердие и самопожертвование. А это значит, что вы просто обязаны помочь своим односельчанам.

– Мне нужно подумать, – старик снова покосился на окно, но, как будто что-то вспомнив, снова заговорил: – Хотя нет, не нужно мне думать.

– Очень хорошо, – улыбнулся переводчик, – нам нужны фамилии и номера домов, где жили партизаны, а также члены их семей. А также место, где находится их лагерь.

– Лагерь… – старик вздохнул. – Да здесь недалеко. От моего дома идете к опушке леса, там между двух сосенок будет тропинка. Идете по ней версты две, мимо ручья, там еще два дерева поваленных лежит. Вот от этих деревьев сворачиваете налево, еще версту проходите и увидите там избушку на курьих ножках. Постучитесь, назовете пароль: «Гитлер капут». Вам откроют, зайдете, там бабка будет сидеть с деревянной ногой. Вот у нее и спросите, где партизаны. Только громче кричите, ухо у нее тоже деревянное.

Переводчик, все это время переводивший слова старика офицеру, замолчал.

– Ах ты ж русская сволочь! – прошипел он сквозь зубы. – Значит, так, да? Ну что ж, ты сам решил свою судьбу.

– Вы тоже ее сами решили, – глухим голосом ответил дед, – вы ее решили еще тогда, когда только подумали о том, как прийти сюда с оружием. Я не знаю, сколько еще продолжится эта война, но вы даже не понимаете, с какими силами вы связались. Вы этого даже не представляете. И никогда не поймете, потому что, когда вы будете гнить в нашей земле, у вас не будет на это ни времени, ни сил. Была бы моя воля, я бы сейчас вас обоих тут укокошил – и будь что будет. Да вот нет у меня такой возможности. Пошли вон отсюда!

Старик замолчал и закрыл глаза. Переводчик не стал переводить всю речь, а лишь сказал офицеру пару фраз. Тот еще раз поморщился, встал и, одним движением руки скинув со стола свечу, вышел из дома.

– Сейчас ты будешь умирать. Очень медленно и очень мучительно, – бросил переводчик на прощание и, выйдя из дома, захлопнул за собой дверь.

Старик остался один. Он слышал, как дверь подпирали чем-то снаружи, слышал, как зажурчала, стекая по бревнам, какая-то жидкость, слышал отрывистые команды на непонятном ему языке, но он даже не пошевелился.

– Матвей, только не сейчас, – еле слышно повторял он, поглядывая в окно, – чуть позже, не сейчас.

Священник Матвей Савельевич возвращался домой из леса, куда он ходил, чтобы отнести партизанам немного еды. Война – дело молодых, сам же он был уже слишком стар для этого. Поэтому помогал им чем мог. Еще издалека, в сгущающихся сумерках, он увидел, что с его домом что-то случилось. Он прекрасно понимал, что произошло, но все же, близоруко щурясь, он упорно шел к себе домой. Лишь вплотную подойдя к обугленным остаткам дома, он сел на землю и горько вздохнул.

Так началась вторая, хоть и недолгая жизнь священника Матвея. И так завершилась жизнь одного безымянного Домового, который пожертвовал ею ради спасения человека, который так до конца своей жизни и утверждал, что его не существует, и ради спасения их общего, большого дома, имя которому – Родина.