Глава 4
Огневка
В то утро ей снились беспокойные сны. В основном это были короткие вспышки, фрагменты воспоминаний: пустые коридоры офисного здания, крыса, остервенело кусающая прутья клетки, черные ворота, оплетенные паутиной, фотография Илоны на гранитной плите. Влада видела себя маленькой, тонущей в воде, и взрослой, с ядовитой улыбкой, заляпанной смородиновым соком.
Последний сон был коротким и ярким. Влада словно издалека наблюдала, как Илона бежала к Белой даче: луна освещала ее испуганное лицо, по белоснежному платью скользили синие тени. Влада не видела, от кого убегала сестра, не слышала ни звука, кроме шуршания камней под туфельками Илоны, но ощущала, что преследователь где-то рядом: за поворотом, за чернеющими стволами елей – или прямо за ее спиной.
Влада оглянулась, пытаясь понять, откуда исходит это странное притяжение. Никого. Тогда она окликнула Илону – и с ужасом обнаружила, что не Илона, а она сама стоит посреди дороги в подвенечном платье…
Влада, вздрогнув, проснулась.
Было темно, лишь тонкая полоса лунного света пробивалась сквозь узкую щель запахнутых штор. Но пусть глаза не могли видеть, другие органы чувств безошибочно подсказали: в спальне она не одна.
– Кто здесь? – вполголоса спросила Влада, одинаково не желая услышать в ответ и тишину, и чей-то голос.
– Не бойся, сестренка, это я, – раздалось совсем рядом, и сердце больно и сладко заныло.
– Марк…
Влада привстала, но мягким движением он снова опустил ее на подушку и приложил палец к ее губам.
– Ты уже совсем взрослая…
А Марк совсем не изменился. Даже в лунном свете его кожа казалась такой же загорелой, как и в конце их последнего лета. Темная челка все также лезла в глаза, в которых сейчас сиял спокойный матовый свет.
Марк опустился на кровать рядом с Владой и подушечками пальцев провел по ее плечу – от кружевной шлейки ночной сорочки до локтя. Тело Влады тот час же отозвалось волной мурашек. Ей очень хотелось оказаться ближе к Марку, только тело не повиновалось.
– Я знала, что найду тебя здесь, – прошептала Влада, всматриваясь в его лицо, которое помнила до малейшей черточки, до крошечной родинки у виска.
– Я ждал тебя, – не отпуская ее взгляда, ответил Марк.
Осторожно, словно боясь причинить боль, он отвел прядь волос с ее щеки, а затем его теплые пальцы соскользнули ниже, по подбородку, по шее – и застыли на груди возле завязочек, стягивающих ночнушку. Мгновение ожидания – и Влада ощутила, как один из концов завязки потянулся вниз. Она глубоко вдохнула, чувствуя, как сердце забилось чаще и громче.
– Как ты жила без меня? – все еще глядя глаза в глаза, спросил Марк.
Влада прикрыла веки, почувствовав, как его ладонь опустилась на ее обнаженную грудь, и услышала свой тихий стон, когда большой палец принялся ласкать вмиг отвердевший сосок.
– Я скучала…
– Сильно?
Его губы сомкнулись на втором соске. От этого влажного горячего прикосновения внизу живота разгорелся пожар. Владе нестерпимо захотелось почувствовать Марка внутри себя. Захотелось так сильно, что ногти до больного впились в ладони, но тело по-прежнему ей не повиновалось.
– Сильно?.. – настойчивее повторил Марк и, не дожидаясь ответа, заполнил ее рот поцелуем.
– Да… – едва слышно прошептала Влада, когда Марк дал ей передышку.
Теперь пожар полыхал во всем теле. На лбу выступила испарина. Сердце стучало так громко, что Влада едва слышала свой голос.
– Ты рада, что я нашел тебя?
Влада не сразу смогла ответить – замерев, она «следила», как его пальцы мучительно медленно двигаются вверх от колена по внутренней стороне ее бедра, задирая ночнушку.
– Да… – снова ответила Влада, чувствуя, как Марк ладонью раздвигает ей ноги.
– Больше не отпускай меня, – прошептал он Владе на ухо.
– Я…
Влада не успела окончить фразу – его пальцы проникли вглубь ее, спина выгнулась в дугу – и волна наслаждения пронзила тело. Но еще не успело схлынуть это божественное ощущение, как Влада почувствовала острую боль – и распахнула глаза.
Она все еще быстро и тяжело дышала.
Машинально стерла влагу с горячего лба. Взглянула на ладони – следы от ногтей остались. Завязки сорочки были развязаны. Еще никогда сон не казался настолько реальным. Это было похоже на сумасшествие, на помутнение разума. Но теперь, утром, Влада не сомневалась, что Марк ей только привиделся.
За все время знакомства между ними не было даже поцелуя. Со стороны Марка она чувствовала лишь какое-то смутное томление – которое, впрочем, могла и выдумать – как выдумала этой ночью их близость. Но сегодня, в темноте, все было таким простым и понятным… Даже сомнений не возникало, что это неправильно, что так не должно быть.
Часы показывали полдесятого утра. Сквозь щель в плотных шторах пробивалось солнце. Воздух в комнате казался по-ночному тяжелым.
Сон не отпускал, Влада все еще ощущала чужое присутствие. Зажав в руке швейцарский ножик, она проверила спальни и весь первый этаж: библиотеку, кинозал, рабочий кабинет, столовую – и уже собиралась окончить обход, когда ее взгляд привлек маленький красный огонек на музыкальном центре. Влада нажала кнопку – огонек потух. Нажала снова – огонек загорелся. В этом не было ничего странного, и в то же время это казалось странным до жути. После смерти Симы кто-то предусмотрительно выключил все электрические приборы. Влада не проверяла, просто запомнила ощущение: ни звука, ни света – словно дом лишили души. А эту назойливую красную лампочку она бы точно заметила.
Влада нажала на play. Нежная мелодия полилась, казалось, изо всех уголков дома, и незнакомый бархатный голос запел: «Strangers in the night…» Он был наполнен такой искренней любовью и такой глубокой печалью, что проникал прямо в сердце.
Влада дослушала песню до конца и достала диск. На нем красивым наклонным почерком было написано: «Моей ранимой и беспощадной Илоне». На глянцевой поверхности диска отражалось лицо Влады. Детали были размыты, отличались только оттенки: светлые волосы и загорелое лицо. «Если бы на диск смотрела Илона, возможно, она бы видела то же самое», – подумала Влада и поспешно вернула диск на место.
Она снова обошла первый этаж. Входная дверь – заперта, окна – тоже. Значит, кроме нее, в доме никого не было. То есть ста грамм настойки оказалось достаточно, чтобы забыть, как она слушала диск Илоны. Боже… Влада спрятала перочинный ножик в карман джинсов и стала готовить кофе.
Кофеварка с шипением выдавливала в кружку последние капли, когда зазвенел колокольчик. На пороге стояла Тереза – льняной сарафан чуть ниже колена, бутон дикой розы в волосах – и улыбалась так жизнерадостно, словно вчера настойку хлестал ее двойник.
– Десять ноль-ноль! – торжественно сообщила Тереза.
Влада выглянула из-за ее плеча. На подъездной площадке тарахтела новенькая «Нива» защитного цвета – в тон пасмурной погоде. Лица водителя не было видно, только край голубой майки и загорелый локоть.
– Мы о чем-то договаривались? – морща лоб, спросила Влада.
– О поездке в Юзефины за покупками. Тебе нужно чем-то питаться, помнишь?
– Помню. – Влада облегченно выдохнула, потом ткнула пальцем в машину. – А вот этого я не помню.
– А вот это – нам просто повезло, – Тереза засияла пуще прежнего. – Стас узнал, что мы собираемся в город, и предложил подвезти. Он тут вроде местного бизнесмена: приехал три года назад то ли с Воркуты то ли с Вологды, купил дом на окраине, развел овец, нанял пастухов, а верхом-то как скачет!..
– Это не у него вороная лошадь? – со страдальческим выражением лица остановила ее Влада.
– Караковая: черная с рыжими подпалинами, – уточнила Тереза и покрылась румянцем, словно масть лошади была интимной подробностью.
– Дай мне десять минут. – Влада тяжело вздохнула.
Судьба издевалась над ней: упорно подсовывала возничего то так, то эдак. Но питаться Владе и в самом деле было нужно.
Кофе не вернул ее к жизни. Составляя список продуктов, она едва не уснула. После быстрого душа настроение приподнялось – и упало снова: завязывая волосы, она увидела на шее ярко-красное пятно, похожее на ожог. Хвост пришлось распустить.
– Здравствуй, девушка-которая-гуляет-сама-по-себе, – поздоровался Стас, когда Влада спустилась к «Ниве».
– Здравствуй, парень-который-любит-купаться-при-луне, – как ни в чем ни бывало, ответила Влада.
Стас, хмыкнув, завел машину.
– Ты любишь купаться при луне?! – подхватила Тереза, садясь на соседнее кресло.
Оказалось, купание при луне – ее давняя мечта, Тереза как раз искала, кто бы мог составить ей компанию, например сегодня? или завтра? Влада не дослушала разговор: задремала, убаюканная счастливой Терезиной болтовней.
Ей снились пшеничное поле, по которому ветер гонял волны. Колосья то нагибались к самой земле, то снова тянулись к солнцу.
Машину тряхнуло на ямке, Влада проснулась – и увидела такой же пейзаж наяву, только небо было затянуто низкими серыми облаками. Она пригляделась: по полотну желтых колосьев параллельно «Ниве» двигался темный силуэт. Человек или животное – которое мчалось со скоростью автомобиля.
Она припала к стеклу.
– Ты тоже это видишь?
Ответа не последовало. Влада обернулась. Тереза спала, положив кофту под голову, но Стас смотрел на темный силуэт – так пристально, что на пару секунд забыл о дороге. «Ниву» снова тряхнуло.
– Только поле, Влада, – наконец, проговорил он. – А что тебе показалось?
Ей показалось, что у Стаса приятный, дружелюбный и даже сопереживающий голос. Это настолько не вязалось с образом ее возничего, что она мгновенно забыла о мираже.
Не услышав ответа, Стас взглянул в зеркало заднего вида. Теперь Влада хорошо рассмотрела его глаза: голубые, с едва заметным вкраплением зеленого. Красивые – но не такие пронзительные, как у Мартина. И ресницы, пусть густые и длинные, но не жгуче черные, а цвета жженого сахара. В общем, поразить Стас ее не смог, но поведение Терезы стало ей понятнее.
– Извини, если вел себя грубо. Вчера ночью, на озере. Давай, спишем это на шок, – продолжил он и, выехав на трассу, от души нажал на педаль газа.
– Твое извинение не впечатляет. – Влада подалась ближе.
– Почему же? – Стас сильнее нажал на педаль газа. Стрелка на спидометре показала сто двадцать километров. – Все жильцы Белой дачи умерли. Многие – насильственной смертью.
Влада еще в детстве слышала эти истории, которые передавались старопрудовцами из поколения в поколение. Свидетелей не было, но люди утверждали, что полтора века назад первых хозяев Дачи вместе с детьми зарезал сумасшедший, а спустя столетие советские власти расстреляли вторую семью, восстановившую усадьбу после пожара. Но все это было давно, а за вымиранием Аркаевых уже наблюдала вся нынешняя деревня. Сначала на охоте погиб Алексей, он не прожил на Даче и полугода. Потом настала очередь Илоны и Марка, теперь – Симы.
– Желание юной девушки жить в доме с такой репутацией выглядит, по крайней мере, странно, – подытожил Стас. – Особенно после того, как кто-то помог ее родственникам выпрыгнуть из окна.
Влада помрачнела.
– Тереза сказала, что в доме никого не было.
– Была Сима, которая сказала, что никого не было, – поправил ее Стас.
Он хотел что-то добавить, но передумал: пошарив в бардачке, отыскал коробок со спичками, достал одну и, обломав краешек с серой, зажал спичку зубами.
Влада отвернулась к окну.
– Ненавижу слухи.
– Я тоже, – кивнул Стас. – Но иногда они – единственный источник информации. – он посмотрел на Владу в зеркало заднего вида и снова перевел взгляд на дорогу. – Впрочем, сейчас даже слухи обходятся дорого. Каждый, кто хотел докопаться до правды о Белой даче, либо умер, либо исчез. Или вот еще история. Пару лет назад по окрестностям ползал один журналист из местной газетенки, то ли «Рабочее слово», то ли «Рабочая слава» – не помню. Так вот, он всю деревню на уши поднял, выясняя, что произошло на самом деле. А потом – бац, и передумал копать. Сечешь?
Влада откинулась на спинку кресла.
– Сам-то не боишься?
– А что я? Простой наблюдатель: ни во что не вмешиваюсь, ни на что не претендую. – Он повернул ключ зажигания и затянул ручник. – Все, приехали.
«Нива» остановились возле двухэтажного магазина, между припаркованным возом и старушками, торгующими семечками. Стас сорвал ромашку и, не обращая внимания на свидетелей, стал водить цветком по щеке полусонной Терезы. Тереза сладко улыбалась. Влада протараторила, что ей очень нужно проявить пленку, и выскочила из машины.
Фотоателье находилось в правом крыле магазина. Девушка в фирменной синей кепке сообщила, что срочная печать займет полчаса. За это время Влада успела сходить в магазин. Когда она с полными пакетами вернулась к машине, влюбленная парочка, вдоволь нацеловавшись, только собралась за покупками.
Влада положила пакеты в багажник и вернулась в ателье за фотографиями. Она уже запустила руку в конверт со снимками, когда заметила газету, лежащую на столе, – словно кто-то, небезразличный к ее судьбе, ткнул пальцем прямо в название. «Рабочее слово». Влада отыскала адрес редакции. Через десять минут она уже поднималась по ступенькам старого кирпичного здания.
Редакция располагалась на первом этаже. Влада постучалась в дверь с табличкой «Секретариат» и, не получив приглашения, вошла. По периметру небольшого помещения с потертым дощатым полом и пожелтевшими обоями стояли деревянные столы. На одном, пустующем, находился компьютер, за другими, заваленными макулатурой, сидели женщины. Молодая журналистка листала глянцевый журнал, ее короткие черные волосы были стянуты розовой резинкой – под цвет сланцев. Лысеющая шатенка лет пятидесяти читала книгу в газетной обложке.
Влада поздоровалась.
– Вы к кому? – спросила молодая, окидывая взглядом посетительницу.
– Я ищу журналиста, который собирал информацию о Белой даче, – как можно приветливее произнесла Влада.
– Рыбака что ли? – та, что постарше, хохотнула, выставив напоказ золотой зуб. – Так он на «Евровидении».
Влада замялась. За ее спиной хлопнула дверь, и в комнату вошел парень в помятом льняном костюме, неся перед собой сверстанную газетную полосу. Он мельком взглянул на Владу и сел за компьютер.
– Рыбак уволился три года назад. Где живет, не знаем, – скороговоркой проговорила молодая и, сложив руки в замок, без стеснения уставилась на гостью.
– А зачем вам? – заискивающе улыбнулась шатенка.
– Уже незачем, – ответила Влада и закрыла за собой дверь.
Теперь эта игра в детектива показалась ей нелепой. Благодаря связям покойного мужа, у Симы, наверняка, было достаточно возможностей узнать о настоящей причине смерти Илоны и Марка. А если это не удалось ни помощникам Аркаевых, ни милиции, ни журналистам, то как удастся ей? одной? спустя три года после происшествия? Влада вышла на крыльцо и остановилась, расстроенная и растерянная.
– Так з-з-ачем тебе Рыбак? – раздалось сзади.
Влада обернулась. Парень в льняном костюме похлопал себя по карману пиджака и достал пачку сигарет. Влада смерила его взглядом. Поношенные туфли, костюм на размер больше, белая спортивная майка. Лицо, гладко выбритое, со свежими порезами, лоснилось. Парень был одного роста с Владой, но из-за сутулости казался ниже.
– У него есть для меня кое-какая информация, – после некоторого колебания ответила Влада.
Прищурив глаза, парень прикурил сигарету спичкой и пустил колечко дыма.
– Я отвезу тебя. З-з-здесь недалеко, в Огневке.
Огневка находилась в пятнадцати километрах от Юзефин. Этот коттеджный поселок, окруженный глухой стеной, появился пять лет назад, вырос всего за десять месяцев. Еще осенью там было голое поле, а в конце следующего лета в шикарные дома уже въезжали новые жильцы. Все жители Огневки – сплошь богатеи. Они – люди из другого мира, местных не жалуют, так что понять, как в их числе оказался Толя Рыбак, сложно. Но можно, продолжил журналист.
Есть такие молодые люди, которые рождаются на периферии, но умудряются окончить хороший вуз. Потом они возвращаются в свой крохотный городок или соседний, чуть покрупнее, чтобы перевернуть прежний мир вверх дном. Толя Рыбак был из таких. Он ворвался в редакцию «Рабочего слова» с намерением превратить беззубую газету в прогрессивное издание, но его гениальные идеи отклонялись одна за другой. Редактор видел, что парень смышленый, даже талантливый, но все его темы были, мягко говоря, неформатными. Статьи складывались в стопочку, стопочка росла, и в один прекрасный день Толя сказал, что уедет к чертовой матери, если его, наконец, не напечатают. Как раз в это время произошло мутное событие: две смерти в Старых Прудах, и Толя, с благословения редактора, бросился собирать информацию. Из официальных источников он узнал мало, так что принялся проверять слухи. Даже хотел устроить возле Белой дачи наблюдательный пост. Удалось ему или нет – неизвестно. Вместо новой статьи он положил на стол редактора журналистское удостоверение и уехал в Огневку. С тех пор он даже с родителями не общался.
– Купили его, вот что, – парень швырнул сигарету в открытое окно «Москвича».
Они только что выехали из перелеска. Теперь по обеим сторонам дороги, гладкой и широкой, как взлетная полоса, простиралось поле коротко стриженной травы. Далеко впереди возвышалось царство Огневки: треугольники крыш над неприступной стеной. Чем ближе машина подъезжала к поселку, тем сильнее билось сердце Влады: никогда прежде она не чувствовала такого явного и такого сильного притяжения. Огневка затягивала ее, как Черная дыра.
– Когда он пришел в редакцию, я только из армии вернулся, еще с первыми з-з-заметками к редактору бегал, – закурив, журналист откинулся на спинку кресла и выставил локоть в открытое окно. Вторая рука лежала на колене, пальцы едва касались руля. – Толя был для меня вроде идеала. Он жареные темы чуял, как собака. И ничего не боялся. А променял все на дом з-з-за з-з-забором. Сидит там, носа не показывает.
Парень снизил скорость. Вскоре «Москвич» остановился у железных ворот. Видеокамера изучила водителя и сосредоточилась на Владе.
– Мы к Анатолию Рыбаку, – сказал журналист и закурил новую сигарету. Его руки чуть дрожали.
– Проезжайте, – после паузы ответил металлический голос.
Ворота бесшумно отворились, и «Москвич» медленно покатил по проспекту, выложенному серой и бледно розой плиткой. По обеим сторонам возвышались помпезные дома, среди которых преобладали уменьшенные копии замков, – все серых оттенков, с темными крышами и занавешенными окнами.
Влада с опаской поглядывала по сторонам. «Москвич» миновал с десяток коттеджей, окруженных ухоженными лужайками, но она не заметила ни одного человека, ни одного животного, ни одной детской игрушки. Между домами виднелись бассейны, в которых никто не плавал, фонтаны, которые не работали. Не было ни цветов, ни деревьев, только плющ увивал перила крылец, а виноградная лоза – беседки. Влада не могла отогнать ощущение, что попала в город-призрак. Журналист, казалось, тоже. Его сигарета догорела до фильтра, он даже не заметил этого.
– Не думал, что попаду сюда. Столько раз пытался – и все без толку.
– Тогда откуда ты знаешь, куда нам ехать? – спросила Влада.
– Я и не з-з-знаю, – журналист бросил на Владу плутовской взгляд. В следующую секунду одновременно раздались визг тормозов и глухой удар.
Влада ахнула. Перед машиной, опираясь ладонями о капот, стояла длинноволосая белокурая девушка в коротком красном платье. Девушка выглядела так шикарно, что Влада впервые за долгое время почувствовала себя неуверенно.
– Здравствуй, мой сладкий, – елейно произнесла чудом невредимая незнакомка.
Журналист выронил окурок изо рта, спохватился и стал суматошно стряхивать его с колен. Девушка засмеялась и откинула голову, демонстрируя глубокое декольте.
– Ты едва не сбил меня, красавчик, – незнакомка соблазнительно закусила губу, такого же насыщенно красного цвета, как платье. – Твоей подруге нужен дом с зеленой крышей – это чуть дальше, по правой стороне. А ты останешься, и мы потолкуем, как унять мою… боль.
– Я пойду? – не шевелясь, спросила Влада.
Журналист, пожирая незнакомку глазами, кивнул.
Дом с зеленой крышей находился всего в сотне метров от места происшествия. В отличие от других коттеджей этой улицы, несколько его окон были распахнуты, легкий ветер шевелили белые занавески. Влада поднялась на крыльцо и обнаружила, что кнопки звонка нет. Но еще больше ее удивило отсутствие замочной скважины.
Влада постучала, потом нажала ручку – дверь отворилась.
– Та самая девушка-фотограф! – спускаясь по винтовой лестнице, воскликнул невысокий мужчина – бледная копия Марлона Брандо. На нем был цветастый шелковый халат, на шее повязан платок из такого же материала, на ногах – атласные туфли-лодочки.
Влада неуверенно ответила на рукопожатие. Рука Рыбака оказалась теплой и вялой.
– Вы ни с кем меня не спутали?
– Ну что ты! У меня отличная память на лица. И я умею пользоваться Интернетом. – Он спрятал улыбку – чуть быстрее, чем успел отвернуться – и подошел к барной стойке. – Холодный чай? Шампанское? Мартини?
– Нет, спасибо. – Влада положила сумочку на кресло, но сама садиться не стала.
– А я, пожалуй, налью себе стаканчик. – Он потянулся за бутылкой коньяка. Маслянистый блеск в глазах Рыбака подсказывал: это был не первый стаканчик.
– Не знала, что обо мне пишут в Интернете.
Пока Толя наливал коньяк, Влада огляделась. Гостиная утопала в излишней роскоши: позолота была даже на оконных рамах. На полу лежал ковер с длинным ворсом. На стенах висели копии картин знаменитых художников. Влада узнала «Весну» Боттичелли и «Три грации» Рафаэля.
– Ну, я не случайно наткнулся на эту информацию. – Толя закупорил бутылку и поставил ее на маленький позолоченный столик. – Проверял слух, пришедший из Старых Прудов. – Он приподнял бокал, изображая, что чокается с Владой, и сделал большой глоток. – Говорили, что родственнице Аркаевых заплатили за фото миллион баксов. – Он сделал еще один глоток. – Я проверил – вранье. Всего-то сто штук.
Легко, словно пританцовывая, Толя подошел к Владе. Она на шаг отступила к двери.
– Какое сейчас вам дело до старопрудовских слухов? Вы же не при исполнении.
– Журналист всегда при исполнении, детка, – покачивая коньяком в бокале, возразил Толя.
– Тогда, может, расскажете о Белой даче? То, что вы узнали, но не стали публиковать?
Ладонь Рыбака по-прежнему мягко двигалась, покачивая бокал, но взгляд внезапно застыл. После длинной паузы Толя в один глоток допил коньяк и, не спеша, налил еще порцию.
– Кто-нибудь знает, что ты здесь? – журналист чуть ослабил хватку шейного платка.
– Мой водитель, он остановился в паре домов отсюда, – уверенно ответила Влада. – Так вы расскажете о Белой Даче?
Толя отдернул занавеску и, облокотившись о подоконник, выглянул в окно. Солнце, попавшее в бокал, наполнило коньяк золотистым светом.
– Вася Тюрин… – Рыбак поморщился, словно увидел что-то отвратительное, но Влада заметила только большую черную машину странной прямоугольной формы, прошмыгнувшую за окном. – Вот предупреждал же его, предупреждал! Ну раз сто говорил сюда не соваться!
– Мне всегда казалось, что такие предупреждения на журналистов не действуют.
Влада сделала несколько шагов к окну, но не смогла разглядеть ничего, кроме стены соседнего дома. Толя резко обернулся, коньяк перелился через край и попал на шелковый рукав.
– Ты права. На меня они тоже не подействовали. – Он закрыл окно.
– Но вы не кажетесь человеком, которому угрожали. Скорее, человеком, которого купили.
– Это тебя купили, детка, – огрызнулся Толя и снова подошел к бару.
Влада почувствовала, как кровь прилила к щекам. Однажды такая мысль пришла в голову и ей самой: слишком уж огромная сумма была предложена за необычные, но отнюдь не гениальные фото. Поэтому она ответила журналисту так же, как когда-то ответила себе.
– Меня нельзя купить. Хотя бы потому, что мне нечего продать.
– Или ты просто не знаешь, чем владеешь? – коньяк в бокале Рыбака снова затанцевал. – Поверь моему чутью: здесь что-то нечисто. Не видел твои фото, но точно знаю – сто штук они не стоят. Никакие фото столько не стоят, – с улыбкой чеширского кота Толя сел на позолоченный стул, затянутый атласной тканью, и поставил бокал на столик. Мизинец журналиста в веселом ритме постукивал по хрустальной ножке бокала. – Будь у меня возможность, я бы занялся этой темой.
Влада открыла рот, чтобы возразить, но в это время на крыльце раздался стук каблучков. Толя вздрогнул и опрокинул бокал.
– Привет! – улыбаясь, в дом вошла длинноволосая брюнетка.
Влада хотела ответить на приветствие, но не смогла произнести ни слова. На мгновение ей показалось, что эта молодая женщина с нежной, но неживой улыбкой и прозрачно голубыми глазами имеет над ней какую-то необъяснимую власть.
– Тебе пора, Влада. Твой водитель умчался с моей подругой, так что я одолжу тебе своего. – Брюнетка распахнула входную дверь. – До свидания.
– До свидания, – едва слышно произнесла Влада и вылетела из дома, надеясь, что это свидание никогда не произойдет.
* * *
Стефан раскинулся на кушетке. Его голова покоилась на черной бархатной подушке. Его глаза были прикрыты, рука сжимала золотой медальон. Стефан поглаживал медальон и думал о том, как много ошибок совершил за последние дни – но как обойтись без ошибок, если все идет наперекосяк?
Начать с того, что она чувствует его присутствие. За всю его долгую жизнь ни один человек, даже та девушка, чье фото он носит в медальоне, не чувствовал его присутствия так остро – а Влада начинает просыпаться, едва он появляется в ее комнате. Ему бы стоило подождать, пока эта бесстрашная девочка привыкнет к жизни в большом доме, перестанет реагировать на каждый шорох. Только как убить в себе желание прикоснуться к ней?
Сегодня ночью он таки сделал это – и едва все не испортил. Но кто бы устоял на его месте? Какой мужчина смог бы просто отвернуться и уйти, если бы услышал, как сладко стонет в постели девушка, – та, с которой его связывают миллионы тончайших эмоциональных нитей, звонких и болезненных? Сначала казалось, будто ей снится что-то плохое, но стоило Стефану соскочить с подоконника на пол – почти бесшумно – как тональность поменялась, а движения Влады перестали быть резкими и хаотичными. Постанывая, она мяла ладонями простыню – одеяло уже соскользнуло на пол – и ее красивое гибкое тело просило прикосновения, умоляло об освобождении от того тепла, что заставляло ее извиваться на кровати и покрывало лоб испариной.
Это была первая ночь Влады в объятиях Белой дачи. И тогда, сам измотанный ожиданием и холодом, Стефан совершил очередную ошибку – не сдержался и подошел к ней. Слишком близко. Следующее действие уже было неотвратимо. Он провел ладонью по руке Влады, очень медленно, очень осторожно, почти не вбирая ее тепла – один черт знает, сколько для этого ему понадобилось силы воли. Но Влада отозвалась, невольно приоткрыла губы, и Стефан позволил себе не убирать руку. Хотя позволил – не то слово. У него не осталось выбора.
Прикосновения к ее обнаженной коже – руками, губами – причиняли почти физическую боль. Ему приходилось усмирять себя каждое мгновение. А когда он проник пальцами в ее горячую мягкую плоть, казалось, его сердце лопнет, словно воздушный шар. Но вот Влада успокоилась, и Стефан, довольный собой, хоть и по-прежнему терзаемый холодом, поцеловал ее в шею. Всего лишь легкий прощальный поцелуй, который можно было и не считать прикосновением, учитывая, как много позволил себе Стефан до этого. Но теперь не было никакого контроля – и произошло то, чего Стефан не мог ожидать. Тепло Влады словно само стало просачиваться через его кожу. Ожег на ее шее появился быстрее, чем Стефан понял, что происходит.
Вспомнив об этом, он тихо застонал. Мария оторвала взгляд от книги.
– Плохие сны?
Стефан, не открывая глаз, улыбнулся: он не спал уже сто двадцать лет, с тех пор, как перестал быть человеком. Сто двадцать лет – подумать только! В человеческом измерении он был бы уже мертвецом – дважды. Но единственная случайность изменила его отношения со временем. Раньше двигалось оно, теперь двигается он. Время потеряло смысл. Нет, Стефан не забыл, что даже по меркам семарглов он уже не юнец, и однажды настанет день, когда никакое тепло не сможет унять его холод. Человек Огня замерзнет. Ну разве такую смерть можно воспринимать всерьез? Черта с два! Когда придет его время, Стефан сам выберет, как ему умереть. И это будет не лед, а пламя.
Стефан открыл глаза. Мария задумчиво смотрела на него, утопая в мягком кресле, обтянутом пурпурным вельветом. На ней было длинное шифоновое платье цвета горького шоколада, корсет превращал ее сочную фигуру в божественную. Рассматривая Стефана, Мария склонила голову, гладкие, словно шелк, пряди стекли с плеча до самого пояса. Чертовски красивая, подумал Стефан, и застывшая – как время.
– На меня можно не только смотреть, – сквозь улыбку произнесла Мария – и осеклась: Стефан резко выпрямился. Он так пристально вглядывался в окно, словно видел сквозь шторы.
Мария отложила книгу.
– Что-то не так?
– Влада, – едва слышно произнес Стефан и, прихватив накидку, вышел на балкон.
– Влада в Огневке? – в голосе Марии проскользнуло недоверие. – Ты же час назад оставил ее у магазина.
Стефан не ответил. Застыв, как гончая перед прыжком, он «вел» Владу по запахам и звукам. Это было несложно: Огневка специально строились так, чтобы жители могли тотчас же распознать вторжение. Здесь не было ничего, источающего резкие запахи или производящего громкие звуки.
Мария легонько сжала пальцами подлокотники и сделала глубокий вдох.
– Я чувствую только вонь чужой машины, но не запах Влады.
– Потому что он тебе безразличен. – Стефан перепрыгнул через перила балкона и мягко приземлился на тротуар.
Возле дома с зеленой крышей запах Влады стал таким насыщенным, что Стефан закусил губу, потом огляделся и запрыгнул на балкон дома напротив – как раз в тот момент, когда Влада, положив сумочку на кресло, сделала шаг вперед. Теперь ее скрывала стена.
– Нечего шастать по чужим балконам! – раздался ленивый голос из глубины дома.
Стефан скользнул к другому краю террасы. Влады не было видно, но ее дурманящий запах, дразня и подстрекая, струился сквозь белые занавески. Этот аромат заглушал даже запах обгоревшего тела.
– Твоя девица спалила человека посреди улицы! – вместо ответа раздраженно произнес Стефан.
– Она ненасытная, – улыбаясь, ответил голос. – К тому же из-за страха он стал выделять столько тепла, что я сам едва сдержался.
– Ты неаккуратная, – уже мягче произнес Стефан. – Это опасно.
Ольга остановилась перед балконом.
– Не будь занудой, – с усмешкой произнесла она. – Никто не знает, что он направлялся сюда. Кроме одной особы. – Ольга кивнула на особняк с зеленой крышей. – Но это уже не моя проблема, правда? – она улыбнулась и, не дожидаясь ответа, вошла в дом.
Стефан перевел взгляд на соседний коттедж. Из открытого окна высовывался Рыбак, его лицо было искривлено гримасой отвращения. Рыбак смотрел на машину, возле которой лежало то, что осталось от гостя; потом отвернулся, споткнулся взглядом о Стефана – и отвращение на его лице сменилось ужасом. Стефан кивнул на проезжающий катафалк уборщиков и поднял три пальца. Задержи ее на три минуты. Рыбак кивнул.
Влада мелькнула в поле зрения Стефана, но Рыбак спугнул ее и в придачу прикрыл окно.
Стефан вполуха слушал разговор Рыбака и Влады и наблюдал за действиями уборщиков. Быстро, как роботы, они запаковали тело в черный целлофановый мешок, потом подложили рельсы под колеса машины. Тихо жужжа, катафалк, как огромное морское чудовище, поглотил «Москвич». Чистильщики принялись смывать с плитки то, что осталось от тела. Они уже свернули шланг, когда к дому Рыбака подъехал лимузин.
– Спасибо, дорогая, – вполголоса произнес Стефан. – Теперь навести свою кормушку и сделай так, чтобы Влада ушла. Очень быстро. Но не пугай ее: мне нужно, чтобы она вернулась.
– Опять меняешь планы? – раздался за спиной голос Марии.
– Обстоятельства требуют.
Стефан видел, как Мария вошла в соседний дом, а вскоре с крыльца поспешно спустилась Влада. Не оглядываясь, она села в лимузин. Машина тотчас же тронулась. Стефан сделал глубокий вдох и сжал медальон, висевший у него на груди.
