Глава 8. Командир Браге, апрель-май 1932 года

Если честно, Лиза успела забыть, "как хорошо" ей жилось в госпитале. Она, вообще, как выяснилось, стала легко забывать "неактуальные" периоды своей жизни: тридцать лет в СССР, несколько месяцев в госпитале, в котором однажды очнулась от комы, пару недель отношений с Тюрдеевым. К счастью, не амнезия. Простое забвение. Но нынешние обстоятельства заставили ее вспомнить много такого, о чем она предпочла бы забыть.

Лиза открыла окно, села на подоконник, опершись спиной на одну стену и, упираясь согнутыми в коленях ногами - в другую. Достала пачку папирос - на этот раз привычные "Норд" - и закурила. Выдохнула в сияние апрельского утра сизое облачко табачного дыма и в очередной раз послала по известному адресу "всю эту маету". Она торчала в госпитале уже шестой день. Если не считать, разумеется, того времени, когда пребывала в отключке. У нее ничего не болело, и вообще, Лиза чувствовала себя совершенно здоровой. Но врачи, напуганные большим флотским начальством, буквально землю рыли, пытаясь хоть что-нибудь эдакое, но найти. И хотя поиски эти, судя по всему, оставались до сих пор безуспешными, Лизу все равно никуда из госпиталя не отпускали. А между тем, за его стенами продолжалась война.

В первом решающем сражении, длившемся чуть менее недели, правофланговые дивизии Западного фронта прорвали - пройдя буквально по костям 7-й бригады крейсеров - одну за другой три линии обороны 2-й польской армии и ударили во фланг и тыл основной группировке польских войск, вызвав этим масштабное обрушение фронта. Однако затем наступление застопорилось под Любавой и Мемелем и на линии Шауляй, Паневежис, Утена. Впрочем, на левом фланге 1-я ударная армия генерала Колычева продолжала продвигаться - медленно, трудно, неся потери, - через Двинск и Браслав на Полоцк и Витебск с задачей окружения 3-й польской армии.

Дела на Восточном фронте обстояли и того лучше. Там, ни на мгновение, не снижая темпа, себеряне наступали через Великие Луки на Витебск и Полоцк, пытаясь замкнуть кольцо окружения, в котором оказались 5-я польская армия и 2-й казачий корпус армии Киева. Одновременно, прорвав фронт киевлян под Вышним Волочком и Торжком, 3-я армия генерала Кантора развивала наступление на Тверь, Ржев и Волоколамск. Продолжались тяжелые бои в районе Углича, Ростова и Нижнего Новгорода, в Пермском крае и на южном Урале.

Однако Лиза могла следить за этими событиями только по сообщениям радио и газетным статьям. Об участии в огромном сражении, развернувшемся на трехтысячекилометровой линии фронта, не могло идти и речи. С ней на эту тему никто не желал даже разговаривать. Оставалось сидеть - или лежать, или стоять, - в госпитале, смотреть "злым глазом" на докторов, с тоской вспоминать убитых и раненых офицеров и рядовых "Вологды" и мечтать об утерянной свободе.

"Я этого не заслужила! Я обеспечила прорыв 7-й дивизии, а они мне... Сиди, мол, Елизавета ровно на попе и дыши носом! Вот же суки неблагодарные!"

Лиза пыхнула папироской и посмотрела на госпитальный парк, раскинувшийся прямо под окном ее палаты. Аллеи, обсаженные деревьями и кустами, скамейки и фонтан. Милосердные сестры, спешащие по своим неотложным делам, раненые, прогуливающиеся по аллеям, сидящие на скамейках, покуривающие на солнышке. И несколько флотских в черных мундирах, идущих по центральной аллее от ворот к главному входу. Офицеры чуть отстали из соображений субординации, а впереди шествовал адмирал. Невысокий, плотный, если не сказать толстый, прихрамывающий на левую ногу, но двигающийся уверенно и не пользующийся тростью, что в его возрасте и звании вполне допустимо.

"Умереть не встать!" - Лиза сорвалась с места, не успев даже сообразить, что делает и почему.

Выскочила из палаты, пронеслась через коридор и побежала по лестнице. Адмирала Борецкого она перехватила в вестибюле. Подскочила, не задумываясь, обняла и расцеловала в обе щеки, для чего ей пришлось нагнуться, потому что Андрей Федорович был ниже Лизы почти на целую голову.

- Угомонись, егоза! - потребовал Борецкий, отстраняясь. - Чай, не на посиделках. Я при исполнении, да и ты, хоть и не форме, а младшая по званию.

- Как скажешь, дядя Андрей! - улыбнулась Лиза, отступая, - но я точно не в строю.

- Тогда, ладно! - адмирал улыбался, рассматривал Лизу, кивал одобрительно. - Еще подросла или это я в землю врос?

- Просто давно не виделись!

- Ну, и как оно, понову жить? - Прищурился адмирал.

- Да, в целом, неплохо, если бы еще каждый говнюк не норовил на ровном месте прибить.

- Не лезла бы ты на рожон, Лиза, жила бы, как у попа за пазухой.

- Твоими бы устами, Андрей Федорович! - Лиза вдруг сообразила, что знать Борецкого не могла. Его знала Елизавета, но Лиза-то узнала старого адмирала издали, и назвала правильно. Дядей Андреем, звала его Елизавета.

"С чего бы вдруг?"

Это было странно, но, если разобраться, не должно было удивлять. Что-то, - и помимо рабочих навыков и черт характера, - нет-нет да просачивалось в сознание Лизы из глубин подсознания, безраздельно принадлежавшего Елизавете Браге. А Борецкий, такое дело, был ее собственным двоюродным дедом, и это он в свое время ходатайствовал за Лизу перед руководством Академии. Любил старик внучатую племянницу. Души в ней не чаял. Однако в то время, когда Лиза очнулась от комы, адмирал Борецкий находился в опале и служил военным атташе посольства Себерии в Север-Американских Соединенных Штатах. Что называется, с глаз долой, из сердца вон. Руководство республики спровадило "известного себерского националиста и радикала" в Филадельфию, благо далеко и политически безопасно. Однако полгода назад в себерских верхах что-то явным образом изменилось. Подули ветры перемен, и адмирал Борецкий в одночасье был "амнистирован" и назначен чрезвычайным и полномочным послом республики Себерия в королевстве Пруссия.

- Моими бы устами, - хмыкнул адмирал. - Ладно, пошли, егоза. Разговор есть, а времени в обрез.

- Так ты ко мне? - опешила Лиза.

- А к кому еще? - вновь усмехнулся адмирал. - Ты у меня, Лизонька, одна такая. Другой нет, и не предвидится. Пошли-ка на солнышко, Егоза, там и поговорим!

Вышли в парк, отошли в сторонку, где никто не мог слышать их разговора, закурили. Вернее, закурил адмирал, ну Лиза и угостилась, раз такое дело. Адмирал курил гаитянские сигары "Дон Антонио", а Лиза в последний раз курила хорошую сигару в Томбуте чуть ли не год тому назад.

- Кури, заслужила!

Адмирал подождал, пока Лиза раскурит сигару, пыхнул своей, и заговорил в своей обычной неторопливой манере, которая ничуть не мешала лаконичности, если не сказать, лапидарности его речи.

- Рад, что жива, егоза. Особо доволен, что вернулась в строй. Отдельно отмечу, что без протекции. Так держать!

- Спасибо, дядя Андрей, - растрогалась Лиза.

- Офицеру плакать невместно! - пожурил старый адмирал.

- Я и не плачу! - хлюпнула носом совершенно раскисшая вдруг Лиза.

- Это, ты, поди расскажи моему денщику, а мне мозги не морочь!

- Извини!

- Так-то лучше, - пыхнул сигарой Борецкий. - Положение на фронтах представляешь?

- В общих чертах.

- Всего, сама понимаешь, сказать не могу, но будь уверена, самое интересное только начинается.

"К чему это он? Или меня возвращают в строй?"

- А ты молодцом, Лизонька, - вдруг улыбнулся адмирал. - Не посрамила честь семьи. Настоящая Браге, без страха и упрека!

- Спасибо на добром слове, но я...

- Не перебивай! За десант на Роя армейское командование требует наградить тебя "Александром Святым", а за бой под Виндавой Флот представил тебя к "Михаилу" 2-й степени. Однако Дума опасается, что ты эдак станешь у нас иконой, и, не дай бог, полезешь после войны в политику.

- Я? В политику? - обалдела Лиза, ни о чем подобном никогда даже не помышлявшая.

- Идиоты и неврастеники, - отмахнулся адмирал. - Хотя я бы не удивился... Но к делу. Адмиралтейство предложило компромисс: "Михаил" и внеочередное производство.

- Следующее звание капитан 1-го ранга, - осторожно напомнила Лиза.

- Да, высоко, - согласился Борецкий, - но Флоту, так вышло, как раз нужен каперанг. Вот мы о тебе и подумали.

- Но я угробила крейсер!

- Во-первых, в 7-й бригаде, Лиза, после первого дня боев осталось всего два крейсера "на крыле", - пыхнул сигарой адмирал. - Это так, для сведения. И потом, ты его не угробила. Во всяком случае, не до конца. Вердикт комиссии "подлежит восстановлению". А во-вторых, размен все равно в нашу пользу. Поляк был жирнее. "Князь Витовт", не кот насрал!

Лиза конечно ожидала другого. "Маршал Гелгуд" - вот кого она мечтала в гроб уложить. Однако, убить на стареньком крейсере резервистской бригады новейший польский крейсер-тримаран... Да, это было круто. Круче крутых яиц, как говорили ребята в Академии.

- Куда хотите меня поставить? - спросила вслух.

Вопрос не праздный, любопытный вопрос. А ответ на него может быть и того любопытнее.

- Тут у нас ЧП случилось, - тяжело вздохнул Борецкий. - Строго между нами. Командир корабля в звании капитана 1-го ранга стрелялся с лейтенантом из тылового обеспечения.

- На жене поймал? - понимающе спросила Лиза.

Дело житейское, она и сама поймала мужа за этим делом. Так что, ей ли удивляться!

- На любовнице, но сути дела это не меняет. Лейтенант убит, каперанг тяжело ранен. Корабль без командира, а у нас на носу "события".

- А что за корабль? - чувствуя, как сжимает сердце от предчувствия жутковатой удачи, спросила Лиза.

- Корабль-матка "Архангельск".

- "Архангельск"? - не поверила она своим ушам. - А он разве уже в строю? В смысле, прошел испытания?

- Второй месяц пошел... - хитро усмехнулся адмирал. - Красавец! Орел!

- И вы?.. В смысле, меня?..

- Тебя, тебя! Но с условием.

- С каким?

- Ты идешь на командование кораблем-маткой и, следовательно, всей приданной ему авиагруппой. Уровень ответственности понятен?

- Вполне.

- Отлично. Но, авиаматка, Лизонька, не крейсер, тем более, не штурмовик. Так что без высшего пилотажа. Тебе его, к слову, вообще не надо пилотировать. Для этого есть первый пилот, ну и вся пилотажная группа в придачу. А ты командуешь кораблем, авиацией и всей группой.

"Значит, не пилотировать? Что ж, по сути, верно".

- Я согласна!

Требование разумное. Тут и спорить не о чем. Авиаматки типа "Ниен" - огромные корабли. А последний в серии - "Архангельск" - и того больше. Пятьдесят штурмовиков и бомбардировщиков, даже представить такую махину страшно.

- Второе условие. Ты не летаешь на штурмовиках.

- Тогда, я вынуждена отказаться, - с сожалением покачала головой Лиза. - Извини, дядя Андрей, но умерла, так умерла!

- Ну, я где-то так и думал, - кивнул адмирал. - Предлагаю компромисс: летаешь, но в бой с противником не вступаешь. Ибо приказ!

А вот это уже предложение, от которого так просто не отмахнешься. Главное же, требование, если подумать, справедливое. Если все командиры начнут ходить в штыковую, из армии вместо "упорядоченной мощи" "новгородское вече" получится.

- Согласна, - кивнула она во второй раз.

- Тогда, третье и последнее условие: ты возвращаешься в кадры.

- Я? В кадры? Командиром авиаматки?

- Ты, в кадры, командиром авиагруппы.

А вот это уже было за гранью мечты. Просто фейерверк какой-то и воплотившийся в реальность сладкий сон.

"Я возвращаюсь в кадры... Ну, надо же!"

- Я согласна.

- Другого не ожидал. Дмитриев!

К ним тут же подошел один из офицеров "свиты", открыл портфель и, вынув оттуда, передал адмиралу коробочку вполне узнаваемых формы и цвета.

- Извини, что в неформальной обстановке, но прими от лица службы, - адмирал открыл коробочку, достал из нее орден "Святого Михаила" 2-й степени и протянул Лизе. - Я тобой горжусь, Лиза! Так держать!

- Служу Себерии! - только и смогла ответить Лиза, принимая орден.

- Ну, ну, - кивнул адмирал. - Служи! - и передал Лизе кожаную папку с патентом на звание капитана 1-го ранга. - Шувалов, предписание!

Другой офицер передал Лизе приказ о назначении ее командиром авиаматки "Архангельск" и авианосной группы "Рцы", конверты с банковскими чеками - премиальные за орден, за сбитый тяжелый крейсер, за бомбежку Виндавы и за ранение, - и проездные документы.

- Довольна? - прищурился адмирал, и Лиза сразу же зыркнула на кожаный баул в руках третьего офицера. - Правильно мыслишь, егоза! Я приказал пошить тебе форму по меркам из ателье в Шлиссельбурге, где ты шила ту, что утопила. Не голой же тебе в Мологу ехать!

Городок оказался небольшим. Выглядел неказистым и неухоженным, хотя война обошла его стороной. Части 8-го корпуса взяли Мологу сходу, так что ни от артобстрелов, ни от бомбардировок он не пострадал. Лиза приехала в город с запада на попутке из Кесовой горы, где находился штаб 5-й эскадры. Корабли эскадры были разбросаны по временным стоянкам на довольно большой территории. В Кесовой горе, например, "квартировали" линейные крейсера "Ямбург", "Ревель" и "Свеаборг", а в Мологе стояли "Архангельск", два фрегата сопровождения - "Дерзкий" и "Дозорный" - и судно снабжения "Олонец" - то есть, вся авианосная группа "Рцы".

Сержант-водитель довез Лизу до Ярославской улицы и высадил у порога чайной. Дальше ей предстояло добираться самой, но Лиза уже видела - идти ей недалеко и недолго. Огромный корпус "Архангельска" вздымался над домами, как гора.

"Здоровый черт!" - подумала она с оторопью.

Все-таки одно дело просматривать сухие числа в справочнике или рабочем документе, и совсем другое - увидеть корабль вот так, своими глазами, при подходящем освещении и в правильной перспективе. Старые городские дома служили эталоном размерности и позволяли понять масштаб всей конструкции.

"Большой... Ну, так по-другому и быть не может! На него же, считай, целый штурмовой полк базируется".

Самое странное, что сейчас она ясно вспомнила "Ниен", на котором Елизавета прослужила несколько лет. Другой вопрос, как могла его помнить Лиза. Не могла, наверное, но помнила. Вид с надстройки к корме... Старт штурмовика в сплошной облачности... Необъятность полетной палубы...

"Да, подруга, приплыли! Все, что было не со мной, помню..."

Вспомнилось и другое. Когда невропатолог - профессор Михеев, - закончил обследование, Лиза спросила его без обиняков, "что это такое, и с чем его едят?"

- Скажите, профессор, я здорова? - ну, имела же она право задать ему этот очевидный вопрос!

- Не знаю, - развел руками профессор. - Вроде бы, здоровы.

- Что значит "вроде бы"?! - возмутилась Лиза. - Я здорова или нет?

- По всем признакам, Елизавета Аркадиевна, вы полностью здоровы, - вынужден был признать Михеев.

Ну, это она и сама знала. По ее собственным ощущениям точно так все и обстояло - здорова. Это Лизу и раньше удивляло. С одной стороны, боли, - порой очень сильные, - которые, на самом деле, никуда не делись. Приходили, уходили, давали о себе знать. А с другой стороны, разбитое вдребезги два года назад тело работало, как часы. Днем и ночью, в холодной воде, в пекле пустыни, на льду под мокрым снегом. И ничего его не брало: ни перепады температуры, ни голод, ни алкоголь. Алкоголь, как, впрочем, и избыточные жиры и углеводы, попросту сгорал в топке Лизиного организма. Оставались калории, которые Лиза тратила, не жалея, да приятные воспоминания, но ни на печень, ни на мозги крепкие напитки, - сколько ни пей, - не действовали вообще. Это было более чем странно, но обсуждать эту тему с врачами Лиза опасалась, хотя и хотела бы знать, что и как с ней происходит.

- Хорошо, - кивнула Лиза профессору Михееву. - Я здорова. Но что, тогда, это было? Каков мой диагноз?

- Знаете, капитан, - сказал тогда раздраженным тоном профессор, - лучше выздороветь от неизвестной болезни, чем умереть от известной...

Лучше и не скажешь! Хотя, положа руку на сердце, Лизе хотелось в этом вопросе большей определенности, потому что она знала, чувствовала, все не так однозначно. Совсем нет.

"Ладно, семь бед один ответ! - решила Лиза, переводя взгляд с громады авиаматки на вход в чайную. - Сумасшедшая я или нет, а кушать надо всем. Выпью чаю, съем чего-нибудь сдобного и в путь!"

Она поднялась на крыльцо и, толкнув плечом тяжелую дверь, вошла в заведение.

- Иди-ка сюда, любезный! - кивнула она, пробегавшему мимо половому.

- Что изволите, су... сударыня! - ее грозный вид произвел на полового неизгладимое впечатление.

- Возьми-ка вот, - протянула ему Лиза свои баул и вещмешок, - прихерь где-нибудь, пока я заправляюсь!

- Не извольте беспокоиться, г... господин офицер! - поспешил парень забрать у нее вещи. - Будет исполнено в лучшем виде!

- Ну, ну, - кивнула Лиза и пошла искать свободное место в переполненном помещении чайной.

По случаю войны, в зале находились практически одни военные, большей частью офицеры, но присутствовал и рядовой состав. Было шумно, тесно и накурено. Однако место для Лизы нашлось на удивление быстро. Проталкиваясь между столами, на которых было больше бутылок, чем чайников, и больше мяса, чем сдобы, Лиза неожиданно обнаружила своего "то ли брата, то ли нет". Григорий сидел за столом в компании нескольких офицеров и по сторонам вроде бы не смотрел. Во всяком случае, Лизе так показалось, но в следующее мгновение она поняла, что ошибается. Гриня был в своем репертуаре. Бдел. Он такие фокусы и в детстве показывал.

"Чингачук - Большой, блин, змей, Следопыт и Кожаный чулок!"

Не успела она к нему приблизиться, а он уже смотрел на нее поверх плеча.

- Не маячил бы ты за моей спиной, парень! - сказал он, резко оборачиваясь.

Обернулся, прищурился, дернул губой.

- А мне сказали, что ты, наконец, в ящик сыграла!

- Я тоже рада тебя видеть! - усмехнулась Лиза.

- Вот же тварь живучая! - оскалился Григорий, вставая, и неожиданно для Лизы обнял ее и прижал к груди.

- Полина в обморок, говорят, грохнулась, когда сообщение пришло... - шепнул на ухо, не разрывая объятий.

- Э! - сказал кто-то за столом. - Полковник! Что за нежности! Так и знай, обо всем сегодня же отпишу твоей супруге!

- Пиши! - оскалился Григорий, отпуская Лизу. - Полина только обрадуется. Вот, господа, разрешите представить! Капитан 2-го ранга Елизавета Браге. Моя сестра, Алексей Нилович, к твоему сведению.

- Честь имею! - бросила Лиза ладонь к козырьку.

- Спасибо! - кивнула она одному из офицеров, мигом - едва ли не по волшебству, - раздобывшему ей стул.

- Елизавета Браге, - назвалась по имени, когда представились все остальные офицеры, собравшиеся за столом Григория.

По случаю прохладной погоды и за неимением полного комплекта формы обмундирования, Лиза надела в дорогу кожаную летную куртку без знаков различия. Фуражка на голове и форменные брюки, в любом случае, указывали на то, что она офицер Флота, но ее звание оставалось при этом неизвестным. Сейчас, однако, она с удовольствием сняла куртку, повесила ее на спинку предложенного ей стула и повернулась к собравшимся. Реакция оказалась вполне ожидаемой, но Лизе нравилось иногда покрасоваться. Все-таки она женщина как-никак, хотя и мужики, по правде сказать, не чужды этой слабости. Во всяком случае, некоторые из них.

- А ты, смотрю, времени зря не теряешь! - хмыкнул Григорий. - Вношу поправку, господа, капитан 1-го ранга Браге, и за это следует выпить. Но! - поднял он указательный палец. - Первый тост мы поднимем не за это, а за десант на Роя и Колка. Как считаешь, Лиза, заслужила?

- А ты откуда знаешь? - удивилась Лиза.

- А мне полковник Рощин рассказал. Умеешь ты, Лизка, из нормальных мужиков, калек делать!

- А что с Рощиным? - спросил один из присутствующих. - Ранен?

- Хуже, - осклабился Григорий. - Влюблен!

"Влюблен..."

Для Лизы это новостью не стало. Рощин с ней, разумеется, о любви ни разу не заговорил. Серьезный мужчина, умеет держать чувства в узде. Глупостей - по легкости характера, - не совершает, слов на ветер бросать не станет. Но Лизе оказалось достаточно и того, что все-таки "прорвалось на поверхность". Перехватила один его, казалось бы, случайный взгляд, посмотрелась ненароком в глаза полковника, и, кажется, увидела себя такой, какой видел ее Рощин, а видел он ее, похоже, на свой особый лад.

"Не было ни гроша, да вдруг алтын..."

Так уж вышло, что "ни в том, ни в этом мире", никто Лизу Берг по-настоящему не любил. Елизавету Браге, впрочем, тоже. Случалось, ее хотели, что, по сути, не так уж и мало. Иногда очень сильно хотели, - так что и Лизу, порой, прихватывало, - и продолжали хотеть в течение достаточно продолжительного времени, как тот же Петр или капитан-лейтенант Ильин. Бывало, ей симпатизировали или еще что, но любить - это не про Лизу. Любят, полагала Елизавета, нежных девушек, а не мужиковатых кобыл, барышень в воздушном крепдешине, а не авиаторов в черной с серебром униформе Флота. Ну, а Лиза думала, что у нее в этом смысле есть две проблемы, и обе неустранимые: мозги и внешность. Мозгов слишком много, - а шибко умных мужчины не любит, - роста мало, а значит, и ноги коротковаты, да и цвет волос подкачал.

"Джентльмены предпочитают блондинок? Ну, где-то так и есть. Вопрос только, для чего предпочитают?"

Однако, как выяснилось, чудеса еще случаются. И на Лизу "запали" сразу два исключительных - каждый в своем роде, - мужчины. Умные, серьезные, волевые, и - чего уж там! - привлекательные. Джейкоб, пожалуй, несколько красивее, если иметь в виду одну только внешность, но Рощин компенсировал отсутствие "приятной наружности" своей очевидной для любой женщины брутальной мужественностью. Такой мужчина способен завести женщину с полуслова, с полувзгляда. И Лиза пару раз тоже "вспыхивала" не по-детски, а ведь они и виделись-то, считай, два с половиной раза. Во время десанта ей вообще было не до любви, но зато в госпитале она вполне оценила силу влечения, возникшую у нее к Рощину пусть даже всего лишь на пару мгновений. Однако полковнику не повезло. Первым Лиза встретила Джейкоба, и метаться, как штатская дура, между двумя любовниками отнюдь не собиралась.

"Моногамия рулит!"

- А что с Рощиным? - спросил один из присутствующих. - Ранен?

- Хуже, - осклабился Григорий. - Влюблен!

- Не преувеличивай! - небрежно отмахнулась Лиза. - Мы с Вадимом друзья, никак не больше! И повод у нас, согласись, достойный: фронтовое братство.

- Нет-нет! - остановила она одного из офицеров, протягивавшего ей наполненный до краев стограммовый стаканчик. - Спасибо, но это много!

- И без обид, господа! - обвела она взглядом собравшихся за столом офицеров. - Не знаю ваших планов, но мне сегодня еще командование кораблем принимать. Не хотелось бы в первый же день появиться перед подчиненными подшофе.

Гвардейцы вняли и более не настаивали. Так что Лиза просто поела - перемолов в своей обычной манере пару кусков отварного языка с хреном, кулебяку с капустой и пару пирожков с яблоками, - выпила два стакана чаю, и накатила за встречу и под первый тост граммов восемьдесят водки. Доза для нее смешная. Да еще и на сытый желудок. Поэтому, когда выходила из чайной слегка за полночь, была трезвая, как стеклышко, чего не скажешь о братце Грине, взявшемся проводить ее "до порога", то есть до КПП "Архангельска".

Если честно, Лиза думала о какой-нибудь легковой машине, но Григорий отвез ее на "Архангельск" на своем колесно-гусеничном "Тургеневе 6". Командирская машина десанта - механизм простой, но надежный. Удобств минимум, зато прет по бездорожью, как по столбовой дороге, да и скорость показывает неплохую. Броня у него, правда, легкая, противопульная. Но Т-6 и не предназначен "для штурма глубокоэшелонированной обороны противника, насыщенной противобронеходными средствами усиления". Это машина десанта с задачей высадиться, где приказано, и ехать, куда скажут. Отсюда ограничения по весу и повышенные требования к проходимости и надежности. Так что Гриня доставил Лизу с ветерком и без затруднений, хотя авиаматка и квартировала, что называется, "в чистом поле". Огромная, как Смольный собор в Ниене, она висела над берегом Волги, выбросив все четыре якоря на стальных цепях, и опустив на землю складные конструкции лифтовых платформ.

"Ну, здравствуй, красотка! - У Лизы при виде этого исполинского корабля даже дыхание пресеклось... - И это все мое?"

Вспомнилась давняя история, случившаяся с Лизой во время летной практики на авиаматке "Кронштадт". К ней тогда начал клеится - по-другому и не скажешь, - нагловатый, но по-своему обаятельный командир звена. Приманчивый, широкоплечий, но ростом - увы - не вышел. Головой, дай Бог, Лизе до подмышки доставал. И это без каблуков.

- Ну и зачем все это? - простодушно спросила Лиза на их первом и последнем "свидании под луной" - на второй галерейной палубе.

- Как зачем? - улыбнулся коварный соблазнитель. - Это, детка, называется любовь.

- За "детку" могу и нос сломать, - честно предупредила лейтенанта Чиркова мичман Браге и тут же перешла к делу.

- Ну, и какая же у нас будет любовь? - спросила она.

- Бурная! - ответил пилот и сходу попытался Лизу нагнуть.

Не в том смысле, в котором употребляют это слово мужчины в разговорах между собой, а в изначальном, прямом. Чирков просто не мог поцеловать Лизу в губы. Для этого или она должна была опустить голову, или он ее к себе притянуть. Он попробовал, но Лиза не поддалась. И не потому, что он был маленький, - в конце концов, невинности ее лишил тоже не великан, - а потому что наглый. Позже она пересмотрела некоторые из своих взглядов на мужчин, но в то время Лиза страдала юношеским - или правильнее сказать, девичьим, - максимализмом и изображала из себя, черт знает, кого.

- Ну, и как же ты будешь меня бурно любить? - Лиза иронии не скрывала, но Чирков по жизни был настоящим альфа самцом, самодостаточным и полноценным до невозможности.

- Я, Лиза, - ответил он на ее вопрос, - буду ползать по тебе, как дите по мамке, и умиляться - все мое!

"Все мое! - усмехнулась Лиза, глядя на громаду корабля-матки. - Все мое!"

Вопрос, однако, откуда вдруг взялось это воспоминание? Ведь Чирков клеился к Елизавете Браге, а не к Елизавете Берг. И в дневники этот эпизод, что характерно, не попал.

Между тем, доехали до временного КПП, и машина остановилась. Лиза наскоро попрощалась с Григорием, предъявила дежурному офицеру бумаги и, передав вещи нижнему чину, зашагала к лифту.

- Командир на борту!

Ну, это было ожидаемо, и правильно. Командир на то и командир, что для подчиненных он царь, бог и воинский начальник, даже если, по случаю, родился женщиной.

- Командир на борту!

Первая неделя войны осталась за Себерией, но решительного разгрома противника достичь тогда не удалось ни на Западном, ни на Восточном направлениях. И это было плохо, поскольку вскоре вражеское командование подтянуло резервы и короткими, наспех организованными контрударами стабилизировало фронт. Особенно хорошо это получилось у поляков, но и киевляне не лаптем щи хлебали. Восточный фронт, который в первые дни войны пер вперед наподобие разогнавшегося под уклон парового катка, сначала замедлил ход - после сходящихся контрударов киевлян от Кинешмы на Кострому и от Ростова на Ярославль, - а затем, и вовсе встал, напоровшись на глубокоэшелонированную оборону на линии Дубна - Переславль-Залесский - Шуя - Лух - Пучеж. Ну, встали и встали, на то и война, что дела могут обернуться и так, и эдак. Однако бессмысленное "бодание" двух армий начинало не на шутку тревожить высокие себерские штабы. На горизонте замаячила перспектива позиционной войны, что было прямо противопоказано республике Себерия. Ей могло элементарно не хватить "глубины дыхания". Республика к войне на истощение не готовилась, что было, разумеется, стратегической ошибкой, но из песни слов не выкинешь. И чем дольше длилось это чертово топтание на месте, тем тревожнее становилось на душе у тех, кто, как и Лиза, понимал, о чем, на самом деле, идет речь. Затянувшаяся компания могла закончиться разгромом похуже того, что случился в 1903 году, когда Себерия как раз и потеряла значительную часть тех территорий, которые освобождала теперь в ходе так невовремя застопорившегося наступления.

5-я эскадра в этом "медленном танце" на линии противостояния пока не участвовала. Она находилась в резерве и готовилась к еще одной последней попытке "сыграть на все". Лиза это понимала, ерундой не мучилась, - бездельем, впрочем, тоже, - терпеливо ожидая, когда командование прикажет Флоту "ату!" К слову сказать, ей эта затянувшаяся пауза оказалась в известном смысле небесполезной, ведь принять командование и командовать - не одно и то же. Как минимум, Лизе следовало лучше узнать людей, составлявших экипаж авиаматки и кораблей сопровождения, сработаться с ними и выстроить систему отношений. На первый случай, хотя бы со старшими офицерами. Вот этими важными, если не сказать, критически важными делами Лиза и занималась все последовавшие за ее прибытием на "Архангельск" одиннадцать дней.

Учебные тревоги, проверки готовности служб, селекторные совещания и беседы тет-а-тет с личным составом... Учет запасов и их пополнение, решение технических и дисциплинарных проблем... Да мало ли дел у командира авианосного соединения, готовящегося к наступательной операции в направлении "куда прикажут". А командование, - что не удивительно, - карт своих до времени не показывало, плотно прижимая их к собственным орденам. И неспроста. Засечь себерские резервы противник, может быть, и мог, но вычислить, куда себерцы нанесут свой удар, наверняка, затруднялся. Командиры кораблей и сами терялись в догадках. Что уж говорить о киевских или польских шпионах!

Перелом наступил двадцать восьмого апреля. Вернее, в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое, когда, приняв душ, Лиза совсем было приготовилась отойти ко сну. Но не судьба: позвонили из ГКП, и дежурный офицер сообщил, что, судя по последним данным, "лед тронулся".

- Ну, говори уже, Суровцев, не томи! - потребовала Лиза, уловив в голосе лейтенанта неприкрытое торжество.

- Пруссия вступила в войну!

- Ух, ты! - непроизвольно вырвалось у Лизы. - Надеюсь, на нашей стороне?

Могла бы и не спрашивать, Берлин мог вписаться за Варшаву только в силу невероятного стечения обстоятельств. Но, поскольку, чудес на свете не бывает, германцы, наверняка, решили, что настало время для восстановления исторической справедливости. Дело в том, что тридцать лет назад, - на пике своего могущества - Польское королевство разгромило Прусский союз и завладело восточной Померанией и Вармией. Теперь же, королевство Пруссия, возникшее на руинах Прусского союза, намеревалось возвратить утраченные земли, нанося удар из крепостей Мариенбург и Эльблонг на Данциг и из Колберга на Гдинген. Эта операция должна была восстановить непрерывность прусской территории, что означало, в свою очередь, что германцы отсекают поляков от Балтийского моря. Для себерцев, однако, это был долгожданный второй фронт, который - при любых обстоятельствах, - оттягивал на себя значительную часть польской армии.

- В связи с этим, - закончил свой доклад начштаба группы капитан 2-го ранга Измайлов, - Адмиралтейство приказывает нам быть готовыми к развитию ситуации в условиях тактической неопределенности. Наша эскадра будет введена в бой там и тогда, где и когда возникнут условия для прорыва. В соответствие с этим, мы будем оперировать во взаимодействии с одной из трех сухопутных армий, - повернулся он к карте и, не глядя, ткнул указкой куда-то северо-западнее Москвы. - С третьей Ударной, которая может наступать или в направлении Вязьма-Рославль, с целью окружения Руднинской группировки противника или по линии Вязьма-Брянск с выходом во фланг Калужско-Тульской группировки. Другим вариантом является поддержка действий 8-й армии, наступающей на Москву, или 2-й армии, действующей против 9-й механизированной армии Киева в районе Владимира и Коврова.

Измайлов только что вернулся из штаба эскадры, накануне перебазировавшегося вместе с отрядом линейных крейсеров в район поселка Брейтово. Приказа на выступление он, однако, не привез. Командование, судя по всему, и само еще не решило, куда ударить, когда и каким нарядом сил. Поэтому Измайлов излагал сейчас одни лишь общие соображения, с которыми его соизволил ознакомить начштаба эскадры капитан 1-го ранга Ольхин.

"Не густо, - отметила Лиза, выслушав своего начштаба с непроницаемым лицом, - но спасибо и за это..."

- Что ж, господа! - сказала она, когда закончив доклад, капитан Измайлов занял свое место за столом для совещаний. - Все вы слышали ровно то же, что слышала я. Нас могут ввести в бой практически в любую минуту, то есть для нас это будет такой же неожиданностью, как и для противника. Кроме того, у нас на выбор четыре операционных направления, и значит, мы никак не успеваем изучить будущий ТВД во всех подробностях. Отсюда приказ. Навигаторам и штабу подготовить соображения на любой из четырех вариантов. Главной машине - полная готовность на малых парах, остальным готовность номер один. Отпуска отменяются. Охрану усилить. Авиакрылу иметь в любой момент времени четыре боеготовых штурмовика и дежурных пилотов на четырехчасовых вахтах. Ну, и я надеюсь, господа, что, когда мы, наконец, получим приказ - даже если это случится всего лишь через час, - у нас не откроется внезапная нехватка чая, крупы или патронов и не сломается что-нибудь из того, без чего не обойтись в бою. Благодарю вас, господа, все свободны!

Офицеры встали из-за стола и, негромко переговариваясь, направились к выходу, а Лиза поднялась по трапу в боевую рубку, села в командирское кресло и, придвинув к себе столик на шарнирах, взялась просматривать почту, приготовленную для нее адъютантом еще с вечера, то есть считанные минуты после полуночи по корабельному времени. Последние дни почта "не радовала": сплошные запросы флотских служб, рапорты нижестоящих чинов и прочая бюрократическая дребедень, без которой, впрочем, немыслима жизнь командира корабля.

"Рутина... - думала Лиза, просматривая очередной рапорт с жалобами начальника склада номер 93/17 на старшего баталера фрегата "Дозорный" кондуктора 1-й статьи Михайлова. - Ну, да! Вы правы, господа! Хам и мерзавец. Но ловкий шельма, этого не отнимешь! У него уж точно все давно припасено. И то, что потребно, и сверх нормы тоже".

Лиза чиркнула резолюцию - вынести устный выговор - и, записав в качестве адресата старпома "Дозорного", перешла к следующему документу.

"Вот же, прости Господи, неймется некоторым!" - покачала она мысленно головой, вскрывая запрос из контрразведки флота. Однако оказалось, что запрос непростой, а более чем любопытный. Дело в том, что с началом военных действий в Себерию устремились волонтеры из бывших себерских колоний. Конкретно из трех провинций Русской Америки - Ново-Архангельска, Порта Росс и Сан-Франсиско, Тулеары и Тасмании. Причем, если с Мадагаскара и из Тасмании ехали, в основном, пехотинцы и разведчики, то из Америки прибывали как раз флотские специалисты, ходившие обычно на коммерческих судах. В целом, себерцы любили этих добровольцев, но очевидно, что для контрразведки это была немалая головная боль. Вот и сейчас, запрос был направлен Лизе, потому что ее назвала в качестве поручителя навигатор 1-го класса Анфиса Осиповна Варзугина - гражданка республики Росс. Вообще-то, провинция Росс никогда республикой не была, но в составе Тихоокеанского Союза, как и в Северо-Американских Соединенных Штатах все "штаты" технически считались независимыми государствами в составе федеративной республики. Однако Лизу история с географией интересовали мало. Другой вопрос, как бы заполучить Варзу в свой штаб?

Подумав с минуту над возможными ходами, Лиза выбрала самый оригинальный. Она подняла трубку телефона, соединенного кабелем с наземной сетью, и, для начала, попросила коммутатор "Архангельска" соединить ее с коммутатором фронта. Ее звание и служебное положение такой запрос оправдывали, и коммутатор штаба фронта откликнулся достаточно быстро. Ждать пришлось не более двух минут, но зато теперь начиналось самое интересное. Она представилась телефонистке по всей форме и непреклонным тоном потребовала соединить ее - срочно, разумеется, - с начальником управления кадров Флота адмиралом Георгием Алексеевичем Марковым. Самое смешное, что "барышня" прониклась, и вскоре на звонок Лизы ответил личный референт адмирала Маркова капитан-лейтенант Олсуфьев.

- Чем могу быть вам полезен? - спросил он после обмена уставными приветствиями.

- Господин капитан, - Лиза решила не тянуть резину и сразу перешла к делу. - Передайте, пожалуйста, Георгию Алексеевичу, что я прошу, помочь в переводе на вверенный мне корабль волонтера из республики Росс - навигатора 1-го класса Анфису Осиповну Варзугину, благонадежность которой я подтверждаю личным поручительством.

- Думаю, я смогу решить этот вопрос, не отвлекая Георгия Алексеевича от дел, требующих его личного участия, - ответил референт адмирала, выслушав подробности дела. - Попробую вам помочь, госпожа капитан. Я свяжусь с вами не позже чем через полчаса.

Лиза поблагодарила капитан-лейтенанта и взялась за следующее письмо. Оказалось, от Джейкоба. И не одно, а целых четыре. Писал Паганель часто, чуть ли не через день, но вот беда - полевая почта работала из рук вон плохо. Вот и на этот раз Лиза получила несколько писем сразу, так сказать, одним пакетом, вместо того чтобы получать их по одному, через день, и смаковать содержание каждого из них до тех пор, пока не придет следующее.

Джейкоб писал красиво. Интеллигентно, но не сухо. С чувством, если вы понимаете, что это значит. И это его чувство "ощущалось" даже тогда, когда в угоду правилам хорошего тона он не позволял себе открыто писать о своих переживаниях или называть вещи своими именами. Эпистолярный жанр требует не меньшего искусства, чем стихосложение. Более того, для написания по-настоящему хорошего письма потребен талант. У Паганеля такой талант был. Лиза так увлеклась чтением, что забыла обо всем на свете. Но время шло, и, в конце концов, зазвонил телефон, разом вернув Лизу к "злобе дня".

- Госпожа капитан! - звонил капитан-лейтенант Олсуфьев. - Все недоразумения улажены, и ваша подруга присоединится к вам не позже завтрашнего утра.

- Спасибо, Леонид Петрович!

- Да, не за что! - смутился референт Маркова. - Рад был услужить!

"Что ж... День удался!"

И в самом деле - сразу столько новостей, и все хорошие. Пруссия - это раз. Это, считай, полпобеды. Письма от Паганеля - это два. И, наконец, Варза. Иметь в экипаже кого-нибудь вроде Варзугиной - удача и само по себе. Однако Анфиса за время африканских приключений превратилась для Лизы в настоящую подругу. Еще не Надежда, разумеется, но, как минимум, Клава или Полина, хотя с Варзой она так и не переспала.

"Оно и к лучшему! - подумала Лиза с улыбкой. - И вообще, пора, мой друг, завязывать с этими извращениями! Ты женщина, а значит, должна спать с мужчинами. Такова наша природа..."

- Господин капитан! - отвлек ее от "приятных" размышлений мичман Ломоносов. - Разрешите обратиться!

Рома Ломоносов был молоденьким курносым и белобрысым парнем из скобских. Формально он все еще являлся слушателем академии в Ниене, но по случаю военного времени был условно-досрочно выпущен в звании мичмана и отправлен на фронт, где и получил свою первую офицерскую должность, став личным адъютантом командира группы "Рцы". Парень этим назначением чрезвычайно гордился, - хотя, по мнению Лизы, куда лучше было получить направление в артиллерийскую башню или на дальномерный пост. Впрочем, мичман оказался неглупым, тщательным и невероятно старательным. Из-за своей старательности он и звал Лизу господином, так как этого требовал устав. Другие могли себе позволить и "госпожу", этот - нет.

- Обращайтесь, мичман! - разрешила Лиза.

Не совсем по уставу, но Бог с ним. Она каперанг, ей можно.

- Прибыл делегат связи из Ставки Верховного Главнокомандования, требует личной встречи.

- Откуда, откуда? - не поверила Лиза своим ушам.

- Из Ставки, господин капитан 1-го ранга. На геликоптере с опознавательными знаками Полевого штаба Ставки.

"Чудны дела твои, Господи! Мне теперь что, приказы отдает сам Главковерх?"

- Тогда, пошли что ли! - Лиза встала из кресла и пошла вслед за своим адъютантом. Коридор, лифт, переход и еще один лифт. А на улице - благодать! Светит солнышко. Тепло, но не жарко, и с Волги дует прохладный ветерок. Запах, правда, подкачал, но на то и война: пахло вперемежку, свежей листвой и разогретым металлом, стравленным паром и полевыми цветами и много чем еще. Лиза вздохнула и хотела, было, закурить, но передумала.

"Сначала разберемся с курьером Ставки".

Недалеко от КПП действительно стоял геликоптер со всеми атрибутами делегата связи.

- Подпоручик Семенов! - бросил руку к козырьку офицер в кожаном фельдъегерском комбезе.

- Капитан фон дер Браге! - представилась Лиза, в свою очередь, отдав честь. Она впервые имела дело с военным фельдъегерем и предположила, что действовать следует строго в рамках устава. А коли так, то никак не капитан Браге, а так, как в военном билете записано - капитан 1-го ранга фон дер Браге.

- Пакет! - протянула она руку.

- Никак нет! - неожиданно улыбнулся подпоручик из высоких штабов. - Посылка!

- Какая посылка? - опешила Лиза.

- От полковника Рощина, госпожа капитан! Слеганцов, выноси!

Из геликоптера появились фельдфебель и зауряд-прапорщик, тащившие ящик из-под тридцатисемимиллиметровых снарядов и поставленную прямо на него картонную коробку.

- Что это? - нахмурилась Лиза.

- Не имею чести знать! - снова улыбнулся офицер. - Но Вадим Николаевич просил передать из рук в руки и напомнить про шесть часов вечера после войны!

"В шесть часов вечера после войны? Серьезно?"

Что ж, шутка удалась, но ее последствия могли оказаться весьма проблематичными. Уяснив характер испытываемых полковником чувств, Лиза старалась никак Рощина не "обнадеживать". Тем более, не поощрять. Он был хороший, интересный человек, блестящий офицер спецназа, но нежелательный кавалер. Кто не успел, тот опоздал, не правда ли? А Рощин свое счастье, увы, упустил. Поздно встретились, и все такое. Однако и грубить хорошему человеку было бы верхом неприличия. Поэтому любые намеки на "чувства" Лиза старательно игнорировала, и все попытки полковника "обострить" ситуацию по возможности сводила к шутке. Так и случилось, что, получив от Рощина прямой вопрос - "где и когда?" - ответила ему цитатой из старого советского фильма: "В шесть часов вечера после войны". Лиза пошутила, но Рощин ее слов не забыл и теперь напоминал о назначенном свидании.

"В Ниене на Великокняжеской набережной, у львов... В шесть часов вечера после войны".

- Разрешите убыть к месту прохождения службы, госпожа капитан?

- Убывайте, подпоручик! - вздохнула Лиза и первым делом открыла картонную коробку.

Ну, что сказать! Рощин ее приятно удивил. Букет персидской сирени, коробка дорогущего ниенского шоколада от "Авдотьи Крупской" и, разумеется, письмо, которое еще предстояло прочесть, но не здесь и не сейчас.

Выяснялось, что Рощин умел не только взрывать польские радиометрические станции. Ухаживать он тоже умел. При том ухаживал красиво. Галантный кавалер, и с воображением.

Ну, а в ящике, как полковник и обещал во время давешней встречи в госпитале, переложенные соломой лежали двенадцать бутылок пятидесятилетней польской старки...

"С нее и начнем..."

Настроение поднялось, но интуиция подсказывала, что радоваться рано. Так все и случилось, да так скоро, что Лиза даже прибытия Варзы дождаться не смогла. Она только и успела, что прочитать письмо Паганеля, - то, которое оказалось крайним в очереди, - и короткую, но полную скрытых смыслов записку Рощина. Выпила под настроение немного старки, - темно-коричневая жидкость едва плескалась на самом дне стакана, - и большую чашку черного, как африканская ночь, и сладкого, как кровь диабетика, кофе. Выкурила папиросу и потянулась, было, за второй, но тут "полковая труба пропела "сабли наголо!", и понеслось.

Следующие восемь дней группа "Рцы" и вся 5-я эскадра оперировали восточнее и юго-восточнее Смоленска. Глинка, Ельня, Угра и Спас-Демьянск. "Архангельск" большей частью - имея в виду дневное время, - шел на высотах от трех до четырех верст, плотно опекаемый двумя фрегатами и тремя линейными крейсерами. Внизу лежали набравшие зелени леса, перемежавшиеся с цветными прямоугольниками полей, деревни, городки и города, но Лиза редко смотрела вниз. Большую часть времени она осуществляла "общее руководство боевыми действиями", от которого, как от оскомины, сводило челюсти, и со свирепой завистью наблюдала за стартами и финишами штурмовых кочей и лодий-торпедоносцев.

Противник дрался отчаянно, проявляя общие для всех русских - и себерских, и киевских, - черты: упрямую, но не всегда осмысленную цепкость в обороне и бешеный, а то и безумный порыв в контратаках. Однако в современной войне, как это понимала теперь Лиза, качество бьет количество.

Армия Себерии была оснащена и подготовлена к войне лучше киевлян, превосходила их в надежности и живучести бронеходов и боевых кораблей, в их - кораблей и машин, - оснащении, скорости и огневой мощи. Короче говоря, себерцы стреляли дальше и точнее, и их залп весил больше. Оборона киевлян была прорвана сразу на пяти или шести направлениях, и Восточный фронт снова пошел вперед.

Тем не менее, сражение не прекращалось ни на минуту, и его накал со временем не только не снижался, но, кажется даже, возрастал. Трижды киевляне прорывали боевое охранение авиаматки, и положение спасали одни лишь вымотанные до предела пилоты штурмовиков. Один раз дело дошло до того, что плюнув на грозные приказы Адмиралтейства, Лиза оставила "за старшего" своего старпома, а сама повела в бой неполную штурмовую эскадрилью, подняв в воздух коч, пилот которого был ранен в предыдущем вылете. Атаку они, к счастью, отбили, отделавшись легким испугом в виде нескольких попаданий снарядов малого калибра в корпус "Архангельска". И, когда усталые, но довольные истребители вернулись домой, "моральное удовлетворение" в купе с сопутствующим ему резким выбросом адреналина и эндорфинов в кровь едва не свело Лизу с ума. Просто крыша поехала, как от хорошей дозы "номера один", о котором Лиза даже вспоминать себе запретила, не то, что употреблять. Впрочем, правды ради, следует отметить, что никого в этом "безумстве храбрых" она не сбила, и даже, возможно, ни в кого конкретно не попала, хотя боезапас израсходовала до последнего патрона. И получалось, что слетала она не для дела, и не из необходимости, а всего лишь, чтобы выпустить пар. Что ж, выпустила, и даже снискала некоторую толику народной любви. Истребители после этого ее кунштюка Лизу конкретно зауважали, экипаж - в особенности, младшие чины, - тоже, чего не скажешь о старших офицерах, смотревших на нее, в лучшем случае, с неодобрением. Впрочем, Лиза и сама знала, что, по большому счету, была неправа. Нечего ходить в штыковую, если у тебя за спиной целая ударная авианосная группа. Расточительно, неумно, и чревато для нее самой большими неприятностями, вплоть до трибунала.

Обдумав все, как следует, - и возблагодарив ангела-хранителя за то, что не сняли с должности и не отправили под трибунал, - Лиза решила больше не чудить. Мало ли, что хочется! Хотеть не всегда означает мочь. Тем более, что она - капитан 1-го ранга Елизавета фон дер Браге, а не "просто так, погулять вышла".

***

Седьмого мая в 8.30 утра "Архангельск" шел на высоте в три версты курсом зюйд-тень-вест, а попросту говоря, от Орши на Могилев. Штурмовики с подвешенными под крылья стокилограммовыми бомбами взлетали позвенно и уходили вдоль Днепра к близкому уже городу. Бомбили переправы, не позволяя 12-му механизированному корпусу киевлян выйти из окружения, созданного сходящимися ударами фланговых соединений Западного и Восточного фронтов.

Настроение в боевой рубке царило приподнятое, настрой - боевой. Всем хотелось приблизить конец войны. А они - войны - обычно заканчиваются только тогда, когда у одной из сторон не остается возможности или воли к дальнейшему сопротивлению. И не важно, означает ли это безоговорочную капитуляцию, или произнесенное сквозь зубы согласие "как-нибудь договориться". Однако пока Киев к переговорам был не готов, и себерцам не оставалось ничего иного, как принуждать княжество к миру всеми доступными способами.

- "Свеаборг", займите верхний эшелон!

- Старт, вашу мать! У вас там что, все перепились? Срочно освободите полосу!

- Здесь, Четвертый, отбомбились, идем домой...

- Разрешите взлет!

- Машина, добавьте...

- Вижу дымы....

Лиза сидела в "адмиральском" кресле, но всю работу за нее делали другие. Первый помощник, шеф-пилот, диспетчер летной палубы, командир авиагруппы... Она лишь наблюдала и слушала, изредка вмешиваясь в эту деловитую суету или отвечая на прямые запросы. Внутренний коммуникатор работал в режиме конференции, и Лиза могла слышать любые переговоры на выбор, всего лишь играя переключателем на левом пульте. Ну, и еще старший связист командного пункта выводил на неё время от времени "прямые линии" от заинтересованных сторон.

- Вестовой! - подозвала Лиза матроса, дежурившего у выхода на правое крыло мостика.

- Здесь, командир!

На Флоте, как, впрочем, и в армии, в боевой обстановке устав упрощал обращения на всех уровнях до разумного минимума.

- Принесите, пожалуйста, чашку кофе.

- Есть!

Вестовой служил с ней уже третью неделю и знал, что кофе Лиза пьет не просто крепкий, а очень крепкий. Без молока и сахара, но зато с шоколадом.

- Командир! - неожиданно вклинился в переговоры Центра Управления Полетами голос начальника разведки. - Срочно! Высший приоритет!

- Слушаю! - сразу же откликнулась Лиза, переключаясь на изолированный канал связи.

- В районе Жлобина разведчик 2-го флота засек группу кораблей, идущих курсом на Могилев, и это не наши корабли.

"От Жлобина, значит, встречным курсом".

- Кто? Сколько? Координаты, скорость? - Лиза начала задавать вопросы, выводя на планшет справа от себя подробную карту района. - Подтверждения есть?

- Радиометрическая станция армейской зоны ПВО в Клинцах данные разведчика, в целом, подтверждает. Расхождения есть только в количестве бортов и типе кораблей. Радиометристы видят тринадцать отметок, из них пять, вроде бы, большие, а разведчик визуально наблюдал только семь и еще три или четыре обнаружил радиоискателем. Но он утверждает, что, как минимум, четыре борта - это линкоры.

- Четыре линкора? - такого поворота Лиза, признаться, не ожидала. Киевляне в последние дни тяжелые корабли на линию соприкосновения не выпускали, и вдруг на тебе! Сразу четыре, - а возможно, и больше - линейных кораблей в строю и, значит, втрое больше кораблей сопровождения. И, разумеется, корабль-матка в тылах, а то и два.

"Эскадра полного состава? Но откуда? И зачем?"

Группа "Рцы" вряд ли представляла собой такую уж важную цель, чтобы задействовать целую эскадру.

"Хотя..."

Если поблизости нет других сил Флота, то идея становится вполне разумной. Одним махом угробить и авианосную группу, и сорвать план по окружению могилевской группировки. Чем плохо?!

- Что-нибудь еще? - чуя недоброе, спросила Лиза, и оказалась в своих предчувствиях права.

- Разведчик при визуальном контакте уверенно опознал "Королеву Елизавету" и "Герцога Йоркского".

"Британцы решились вступить в войну? Бред какой-то!"

- Выясни по своим каналам, сколько у них кораблей по максимуму! И вообще, все, что мы про них знаем! - приказала она и сразу же переключилась на радиорубку. - Дайте связь с адмиралом Богорадом! Высший приоритет!

Однако разговор с командующим 5-й эскадрой много радости Лизе не принес. Богорад ничего о вступлении Великобритании в войну не знал и полагал, что английская эскадра по-прежнему всего лишь "демонстрирует флаг" в низовьях Днепра. Впрочем, он обещал связаться с Адмиралтейством и Ставкой, чтобы "уточнить ситуацию". И это была, по-видимому, хорошая новость. Плохая заключалась в том, что, "если это война", то Лизе надо срочно уносить ноги, потому что никто к ней на помощь, похоже, не успевает. Однако, если это не война, а блеф, - "демонстрация намерений", так сказать, - то уходить, напротив, никак нельзя. Сыграл труса, проиграл все.

- Но мы к тебе не успеваем в любом случае. Держись!

Вот и весь разговор.

"Боится принять решение, - поняла Лиза. - Ответственности, сукин сын, боится!"

- Кондрашов, - связалась она с командиром авиакрыла, - возвращай своих на борт и готовьтесь к воздушному бою.

- С кем? - оживился авиатор.

- С четырьмя линейными кораблями.

- То есть, нам звездец? - ухватил главное капитан 2-го ранга Кондрашов.

- Можешь не стесняться, - разрешила Лиза. - Говори по-русски, детей здесь нет.

- Если по-русски, командир, то я лучше кого-нибудь из механиков позову! Они лучше выразят мою мысль. Ладно, я пошел.

- Иди, но недалеко! - разрешила Лиза и, дождавшись, пока Кондрашов отключится, обратилась к первому помощнику, который все время разговора был на линии.

- Все слышал?

- Да.

- Приказ: приготовиться к бою, курса не менять.

За следующие полчаса Лиза узнала, что речь действительно идет об английской эскадре, то есть, о тех "пятнадцати вымпелах", о которых она слышала накануне войны. Четыре линкора, три тяжелых крейсера и один линейный и восемь кораблей обслуживания, охраны и сопровождения, но без авианосной группы. Англичане шли встречным курсом и, учитывая скорость, явно рассчитывали перехватить группу "Рцы" в районе железнодорожной станции Поликавичи. Тем не менее, формально Великобритания в войне все еще не участвовала.

"Но зачем, тогда лезть на линию фронта?"

Хороший вопрос. Знать бы еще на него ответ.

- На связи адмирал Верников!

- Здравствуйте, Павел Кузьмич! - итак с ней говорил сам командующий Вторым флотом.

- Здравствуйте, Елизавета Аркадиевна!

- Что скажете? - прямо спросила Лиза.

- Бежать нельзя! - без обиняков ответил Верников.

- Ну, я так и решила.

- Я в вас не сомневался. Но вы должны знать, капитан, помощь не придет.

- Не придет или не успеет? - уточнила Лиза.

- Не успеет. Ближайшие к вам корабли доберутся только через полтора часа, а у вас, по моим данным, рандеву через четверть часа.

- Так точно! - подтвердила Лиза. - Мои радиометристы их уже обнаружили, они нас, полагаю, тоже.

- Разведку высылали?

- Нет, Павел Кузьмич, не хотела до времени провоцировать.

- Верное решение, - поддержал ее Верников. - Что дальше?

- Через десять минут начну поднимать торпедоносцы...

- Тогда, удачи! Отбой.

Торпедоносцы. Что ж, это был настоящий туз в рукаве. Одна беда - никто те торпеды в реальном бою пока не использовал. Просто не получилось испытать. То погода не благоприятствовала, то цели подходящей не было. А теперь и пробовать не хотелось, но, если уж так карта ляжет ...

На самом деле, никакие это были не торпеды. Обыкновенные твердотопливные - на основе нитроцеллюлозы - ракеты. Большие, с малым боевым радиусом - каких-то жалких пятнадцать верст, - и с простейшим гироскопическим автопилотом. Но зато боевая часть заточена, как раз под большие корабли: шестьдесят килограммов малитана - мощной взрывчатки, созданной на основе малита. Так что Лиза ошибалась, когда ругала местную оборонку. Оказывается, себерцы уже сделали вполне разумный первый шаг на пути перехода от артиллерии к ракетам. Не было только опыта применения этих самых ракет-торпед, и Лизе очень не хотелось стать первым их испытателем. Однако на войне, как на войне. Надо будет - применит, ну а о том, что, если до этого дойдет, то всем им конец, Лиза старалась не думать. Не до того было.

- Вижу корабли! - сообщили с дальномера. - Дальность тридцать шесть километров. Идут тремя эшелонами: 2700 метров, 3200 и 3700, оценочная скорость - восемьдесят узлов.

- Радиометристы? - Лиза и сама вглядывалась вдаль через бинокуляр командирского перископа. Двенадцатикратное увеличение давало возможность оценить строй эскадры и даже угадать тип наиболее близких к "Архангельску" кораблей. Лизе казалось, что она видит линкор и два крейсера, но так ли это, знать доподлинно не могла.

- Пятнадцать целей, - сразу же ответили с радиометрического поста. - Вывожу схему построения на тактический экран.

- Снижают скорость, - доложили с дальномера. - Производят перестроение.

"Меняют ордер с походного на боевой, - предположила Лиза, - но атаковать сходу опасаются. Почему? Вероятно, не оценили еще ситуацию на ТВД и подозревают засаду".

- Снижаем скорость до шестидесяти узлов, - приказала Лиза, - выравниваем высоту по верхнему эшелону противника. "Ямбургу" выдвинуться на три километра вперед и занять эшелон 4000 метров. Торпедоносцам - готовность "Ноль".

- Дальность двадцать девять километров, - доложили с дальномера. - Продолжают перестроение и снижают скорость.

"Значит, все-таки берут на испуг?"

Предположение, вроде бы, логичное: обычно перед боем корабли стремятся набрать как можно более высокую скорость и подняться так высоко, как только смогут. Но при таком преимуществе в дальности и мощности залпа, каким обладали англичане, они могли себе позволить и вовсе остановиться. Артиллерия себерских линейных крейсеров британским, правда, не уступает, однако этого мало. У англичан больше тяжелых кораблей, и четыре из них линкоры. Себерские боевые кочи не в счет, - они что слону дробинка, - а про торпедоносцы противник, похоже, ничего не знает.

- Опознаю линкор "Карл Стюарт" и крейсер "Герцог Бекингем".

- Радиорубка! - пришло время расставить точки над "и". - Свяжите меня с этими... - Лиза хотела сказать "говнюками", но использовала другое слово, - ... джентльменами.

- Опознаю линейные корабли "Королева Елизавета", "Иоан I" и "Ричард III"...

- Торпедоносцам взлет! - скомандовала Лиза. - Держать дистанцию, не подходить ближе пятнадцати километров, быть готовыми к атаке.

Итак, решение принято, и время пошло. Теперь или атаковать, или расходиться миром, но на все про все - полчаса времени. Торпедоносцы на длительное барражирование не заточены. Так что или пан, или пропал.

- На радиовызов не отвечают. - Доложила радиорубка.

- Продолжайте настаивать! - отрезала Лиза. - Сигнальщики, отстучите им семафором, чтобы не строили из себя глухонемых!

- Лодьи пошли!

- Держите темп! Через десять минут поднимайте штурмовики!

- Есть!

- Господин капитан, ваш кофе!

Это была уже вторая чашка за последние полчаса, впрочем, когда начнут стрелять пушки, станет не до кофе, а пока...

"Как там говорили латиняне? Carpe diem? Лови момент? Ну, хорошо хоть, что не "Помни о смерти"!"

Лиза закурила и запила горький табачный дым еще более горьким горячим кофе. Ей нравилось это сочетание вкусов, запахов, температур. Самое то, чтобы прочистить мозги.

- Противник ложится в дрейф!

- Вижу! Расстояние?

- Восемнадцать километров.

Восемнадцать километров... А зона эффективного огня главного калибра - пятнадцать, да и то иди еще прицелься в корабль, совершающий эволюции в трех измерениях!

- Ложимся в дрейф на дистанции пятнадцать километров, - приказала она. - Изображаем "танго Нетерпение", но дистанцию не сокращаем!

"Танго Нетерпение" - это дрейф с подработкой вспомогательными двигателями так, чтобы, оставаясь на одном месте, все время находиться в движении. Прием, несмотря на свою видимую простоту, в исполнении отнюдь не простой, но зато весьма эффективный: нервирует противника, сбивает прицел пушкарей.

- Запрос с "Короля Ричарда", "кто такие?"

- Ответь этим наглецам: МКС, "параграф Девятый пункт Третий".

МКС - международный кодекс связи. Девятый параграф толкует очередность запросов и ответов. Пункт третий - касается вопросов статуса и приоритетов.

- Указывают на пункт Два.

"Пункт Два? Серьезно?!"

Пункт Два трактовал ситуации с перехватом иностранных судов над суверенной территорией государства.

- Спросите по-русски, "Вы киевляне?"

- Ответ по-английски, "Мы союзники Киевского княжества".

"Союзники, значит... Ну, ну!"

- Попросите повторить на человеческом языке, по-франкски или по-немецки, если они не владеют языком страны пребывания.

- Так и спросить? - опешил офицер-связист.

- Не стесняйся, Лепешинский! Так и передай! - отрезала Лиза, в душе которой неожиданно поднялся гнев такой силы, что ее впору было изолировать от легковоспламеняющихся жидкостей и боеприпасов.

- Повторили по-франкски. Требуют представиться.

- Требуют? Ладно! Переходим на голосовую связь. Переключай на меня!

- Есть канал, - доложил Лепешинский, - вы на связи, командир.

- Внимание! Английская эскадра, - начала Лиза ровным голосом, - к вам обращается командир соединения Себерского республиканского Флота капитан 1-го ранга баронесса и кавалерственная дама Елизавета фон дер Браге. Назовитесь и объясните ваши действия!

Ответом ей была тишина. Видимо, командир эскадры решал, как поступить. Это заняло у него никак не меньше минуты.

- Вы говорите с командиром эскадры. - Слышимость была хорошая, но и то сказать, расстояние для мощных корабельных радиостанций почти смешное. - Я адмирал Королевского флота Великобритании виконт Дэвид Уинчестер. Мы находимся в воздушном пространстве Киевского княжества и, находясь с оным в союзнических отношениях, рассматриваем ваш отряд, баронесса, в качестве нарушителя границы.

"Да, вы смеетесь? Сынок графа? Здесь? Вот же зловредная семейка!"

- Отлично, адмирал! - ответила Лиза все тем же спокойным, несколько равнодушным голосом. - Довожу до вашего сведения, что республика Себерия и Киевское княжество находятся в состоянии формально объявленной войны. Таким образом, вы, виконт, вывели вверенную вам эскадру как раз на линию вооруженного противостояния, и я вижу только два выхода из положения. Или вы официально от лица британской короны объявите республике Себерия войну и, тогда, я буду рассматривать вас в качестве вооруженного комбатанта и с удовольствием атакую. Или вы уберетесь отсюда к чертовой матери так быстро, как сможете, иначе я обвиню вас в нарушении параграфа Седьмого Римской конвенции и все равно атакую. Выбор за вами.

- У вас, капитан, кажется, говорят: Бодался теленок с дубом. - В словах младшего Диспенсера звучало пренебрежение, граничащее с презрением, но Лизе это уже было все равно. Что будет, то и будет.

- Даю вам десять минут на размышление, - сказала она, заканчивая разговор. - После этого атакую без дополнительного объявления. Время пошло.

"Время пошло..."

- Господа, - Лиза встала из кресла и обвела взглядом всех присутствующих в рубке, но говорила она по внутренней трансляции сразу со всем экипажем авиаматки и экипажами приданных ей кораблей, - это честь служить с вами. Не посрамим флага! Да пребудет с нами Господь!