Эпизод 20
Под огромным фикусом стоял поцарапанный белый рояль. На улице то и дело проезжали трамваи, пыльное стекло в рассохшейся деревянной раме непрерывно дребезжало. Эта вибрация передавалась стенам, ползла по полу – казалось, что она стремится заразить всю комнату. Солнце, даже сквозь муть немытого окна, неистово жгло затылок, словно вбивало в него горячие гвозди.
Виктор тронул голую лампочку на длинном шнуре – та печально звякнула и закачалась, как одинокая елочная игрушка. Лёха любил свои креативы, каждую ерунду он делал с душой.
– Ерунда, но с душой… – вслух повторил Сигалов.
Он решительно подошел к стене и снял с нее ружье. На выгоревших обоях осталась тень от двустволки, провисевшей тут, по замыслу Шагова, не один десяток лет. У Виктора же в руках было нечто иное – единственная поправка, которую он позволил себе внести в скрипт Алексея. Не идти же с охотничьим ружьем, в самом-то деле.
Виктор щелкнул пальцами, и слева возникло контрольное меню. Он повернулся, – список команд проследовал за ним, оставаясь под левой рукой, – и выбрал «выход».
Старые обои протаяли до гладкой стены, и Сигалов оказался лицом к лицу с Мальвиной. Воительница на постере смотрела ему прямо в глаза – уверенно и бесстрастно. На ее ресницах тускло мерцал пепельный снег. Снег завалил всё вокруг, за спиной у девушки не осталось ничего, кроме снежных холмов – серых на солнце и черных в тени. По бокам от нее сидели два волка в стальных масках, призванных скрыть их абсолютное сходство. На этом плакате всё было сказано сразу, с самого начала, но так, что понять это Сигалов смог лишь сейчас.
Он был в правильном месте.
Виктор сравнил свое ружье с тем, что держала нарисованная Мальвина. Он не был уверен, что безошибочно воспроизвел хайтековские рельефы ствола, и, хотя принципиального значения это не имело, Сигалов стремился, чтобы его оружие вышло таким же, как на постере. Ведь это и было его оружие. Пузатые заостренные цилиндры в патронташе оказались не боеприпасами, а сменными батареями к пушке Гаусса, патроны же были и вовсе не нужны: пушка стреляла твердым кислородом, который она аккумулировала из воздуха. Трудно сказать, насколько эта идея могла бы воодушевить конструкторов из оборонки, но в представлении двенадцатилетнего Вити Сигалова, сочинявшего постапокалиптический эпос «Окунись в Ад», устройство ружья было безупречным. И сейчас он просто вернул свою собственность, поместив в пыльный декадентский пролог Шагова то, что могло пригодиться здесь, в скрипте близнеца. Уж очень ему не хотелось опять таранить фуру с апельсинами, он это делал столько раз, что опасался заработать диатез. Поэтому план был немного другой.
Сигалов развернулся к окну и придавил удобный спусковой крючок. Стекло вздулось пузырем и, распавшись на тысячи осколков, с грохотом вылетело наружу.
Теперь следовало подождать, когда люди на улице сообразят вызвать полицию. А чтобы соображалось быстрей, Сигалов выглянул из оконного проема и сделал еще три выстрела, превратив три машины на стоянке в смятые конфетные фантики. Стрелять из пушки Гаусса было легко и приятно. Неудивительно, ведь такой он ее и придумал.
Вряд ли кто-то из патрульных осмелился бы палить снизу по окнам двадцать шестого этажа, но Виктор решил не искушать судьбу и, отойдя вглубь комнаты, присел на стол. В отличие от реальности, рабочую станцию Шагова здесь никто не изымал и в ящиках не копался. Полка висела ровно, книжки на ней стояли плотно и аккуратно. Только одной, кажется, не хватало.
Брошюра «Как стать успешным морфоскриптером» лежала рядом со станцией, будто хозяин кабинета пользовался ею постоянно и не хотел убирать. Сигалов машинально взял ее в руки и пролистал. Вначале ему показалось, что самоучитель превратился в поэтический сборник, – он видел только узкие столбцы текста, сдвинутые к центру. Но, прочитав первые же две строчки, Виктор понял, что стихами тут не пахнет. Кроме этих двух строк, в книжке ничего не было, они повторялись на всех страницах, от первой до последней:
«Мне пришлось это сделать.
И мне придется продолжать».
– Скотина… – выдавил Сигалов и запустил книжкой в окно.
Полиция, как выяснилось, уже подоспела: в доме напротив устанавливали высокий станок, похожий на штатив для подзорной трубы. Они даже не опустили жалюзи, значит, квартира Шагова была уже заблокирована. Рассеянность снайпера, что обустраивался через дорогу, можно было принять и за пустую угрозу, – если бы Виктор не знал, что случилось с Лёхой. Вероятно, всё было именно так: неспешные приготовления, доклад, ожидание приказа, подтверждение приказа, палец на спуск – и клок волос медленно сползает по постеру вниз.
Виктор вскинул ружье и выстрелил не целясь, от живота. Окно в противоположной башне лопнуло, и облако стеклянных осколков поршнем вошло в комнату, измельчив всё, что там находилось.
Сразу после этого на коммуникатор пришел вызов.
– Виктор Андреевич Сигалов?
– Да, это я.
– С вами говорит полковник Белкин. Давайте обсудим ваши условия.
– Полковник? Простите за хлопоты, но разговаривать я буду с капитаном Коноваловым. До полковника я еще не дорос. И кстати: не нужно взрывать дверь, могут пострадать люди.
– Сколько у вас заложников?
– Зовите Коновалова, он и посчитает. Надеюсь, капитан Коновалов в московской полиции только один, иначе устроим кастинг на вылет.
– Но Виктор Андре…
– Всё! – Сигалов убрал коммуникатор и, на мгновение выглянув из-за простенка, сделал несколько выстрелов по полицейским автомобилям. Попутно он отметил, что внизу уже подъехала пара броневиков, но задерживаться в окне не стал: снайперы готовились не только в доме напротив.
Коновалов перезвонил меньше чем через минуту.
– Виктор Андреевич?
– Можно просто Витя, мне так привычней.
– Хорошо, Витя… – Коновалов помялся. – Вы действительно готовы вести переговоры только со мной?
– Вас информировали верно, Игорь Сергеевич.
– Мы знакомы? – Капитан старался держаться, но голос дрогнул.
– Нет. Пока еще нет.
– Сколько у вас заложников и какие у вас требования?
– Вы неправильно поняли, Игорь Сергеевич. Разговаривать мы с вами будем не по коммуникатору, а лично, только лично.
– Я уже выезжаю, но я на другом конце города.
– Так поторопитесь же, господин капитан. – Виктор пальнул в небо и сбросил вызов.
Трубка тотчас загудела опять.
– Это полковник Белкин. Мы выполнили ваши условия, связали вас…
– Мои условия? Вы их еще не слышали! И не звоните мне, полковник, вы знаете, кто у вас переговорщик.
Сигалов положил коммуникатор на стол – трубка тут же завибрировала и поползла к краю, но Виктор дал себе лишнюю секунду, чтобы отдышаться и вытереть взмокшую ладонь. Рука со стволом устала гораздо меньше. Возможно, ему надо было податься не в скриптеры, а в оружейные инженеры?
– Да, Игорь Сергеевич, – ответил Виктор.
– Я еду.
– Отрадно слышать.
– Виктор… То есть Витя, откуда вам известно мое имя? Что нас связывает?
– Во-первых, давайте будем последовательны: Витя – это «ты», а не «вы», иначе проваливаетесь со стилистикой. Во-вторых…
– Что за хрень ты мне тут паришь?! – взорвался Коновалов. – Щенок сопливый, ты что творишь?! Бросай оружие и сдавайся, пока тебе мозги не вышибли!
– Наконец-то, Игорь Сергеевич, наконец-то! Как же я рад. Хотя переговорщик из вас посредственный. Краснобай третьей категории, я бы сказал.
– Тебе двадцать четыре года всего, оказывается?
– Уже двадцать пять, но я обойдусь без ваших поздравлений, не нужно лицемерить.
Коновалов ненадолго умолк, видимо, с кем-то совещался.
– Послушай, Витя, у нас есть информация, что ты там один.
Виктор искренне рассмеялся:
– Я, по-вашему, сумасшедший?
– В точку. Ты просто сумасшедший сочинитель, слетевший с катушек на почве своих креативов.
– Ладно, капитан, считайте до трех. На счет «три» по вашему сигналу в окно пойдет первая ласточка. Я к этому готов. А вы?
Коновалов снова замолчал, а когда вернулся, от прежнего тона не осталось и следа.
– Ты сказал «во-первых». «Во-вторых» будет? Чего ты хочешь, Витя?
– Записывайте. Полицейский броневик с полным баком, плюс еще две канистры. Большая упаковка воды. Десять килограммов золота в слитках. Слитки должны лежать в прочной спортивной сумке. И никаких жучков, естественно. Далее…
– Ну-ну, не разгоняйся, – буркнул Коновалов. – У меня тоже кое-что есть. Вопросы, всего лишь вопросы. Сколько человек у тебя в заложниках? Есть ли среди них женщины или дети, не дай бог? В каком они состоянии, есть ли раненые, нуждается ли кто-нибудь в помощи?
– Вы всё увидите сами, – раздельно произнес Сигалов. – Быстрее готовьте броневик и сами там поднажмите. В знак доброй воли я отпущу первого человека. Но не раньше, чем вы приедете.
– Осталось не много, – сообщил капитан, вкладывая в эту фразу все возможные смыслы.
– Тогда до связи.
Сигалов осмотрелся в кабинете. Штор на окнах не было, и это сильно всё осложняло – но не настолько, чтобы Виктор отказался от своей затеи. Он сходил на кухню, выпил чашку воды, машинально заглянул в холодильник, захлопнул дверцу и вернулся в кабинет.
Очередной звонок не заставил себя долго ждать.
– Броневик готов, – сказал Коновалов.
– И золото уже погрузили? – поинтересовался Виктор.
– В спортивной сумке, как ты просил, – уверенно соврал капитан.
– Пусть они выведут броневик на середину улицы у меня под окнами. Прямо на разделительную полосу. И чтобы ближе ста метров никого не было. Мой друг подойдет, проверит, всё ли на месте. Ну а я сверху посмотрю.
– Что еще за новые условия?! – возмутился Коновалов.
– Я не прошу ничего сложного.
– Для начала мне нужно знать, сколько у тебя заложников. Ты так и не ответил.
– Я ответил: вы пересчитаете их сами, когда приедете.
– Мне остался буквально квартал.
– Тогда тормозите прямо там. И переключите меня на полковника Белкина.
– Это Белкин, – после паузы проскрежетало в трубке. – На чем основано ваше требование десяти килограммов золота? Вы блефуете, никаких заложников у вас нет.
– Торговаться я буду только с капитаном, – заявил Сигалов. – А вам я сейчас расскажу, как он попадет в квартиру с заминированной дверью. Это довольно просто.
Виктор вкратце изложил свою идею и, не слушая ответ, выключил трубку. Затем еще раз сходил на кухню, напился воды и встал в дверном проеме перед кабинетом.
Вертолет показался в небе минут через десять. Сигалов подозревал, что всё это время ушло не на поиски борта – он кружил над улицей уже давно, – а на уговоры Коновалова. Капитан висел на тридцатиметровом тросе, а его плащ развевался, как у супергероя. Издали перекошенное от ужаса лицо казалось волевым и решительным. Обе двери у вертолета были сдвинуты, и кабина просматривалась насквозь – в ней находились только пилот и механик.
Сигалов закинул ружье за спину и затянул магнитный ремень так сильно, как только смог.
Вертолет завис над улицей. Коновалов раскачивался на тросе параллельно стене, громоздким матерящимся маятником носясь под окном из стороны в сторону. Наконец его перестало болтать, и механик включил лебедку, поднимая капитана до уровня этажа. От стены дома его отделяло метров семь. Виктор выглянул наверх и жестом велел пилоту приблизиться. Тот сдвинул машину так, что часть фюзеляжа зашла за крышу. Расстояние до Коновалова сократилось, но Виктор по-прежнему не был уверен в успехе. Пришлось снова перезванивать полковнику.
– Свяжитесь с пилотом, скажите, чтобы он прижался еще ближе, – велел Сигалов.
– Пилот опасается, что заденет тросом стену.
– А за капитана полиции он не опасается? Мне лишних грехов не нужно, если Коновалов сорвется, это будет не по моей вине.
– Здесь всё – по вашей вине, – ответил Белкин.
Однако пилота он убедил, и вертолет подлетел еще метра на два, скрывшись из вида полностью. Сигалов встретился взглядом с Коноваловым.
– Повисите минутку, я всех приведу, – заверил Виктор.
– Я не запрыгну на подоконник! – крикнул капитан. – Воздушного гимнаста, что ли, нашел? Мне на пенсию скоро, щенок ты… Стой!.. Стой!!!
Коновалов понял, что задумал Виктор, и вытянул руку, но не в попытке помешать, а как бы выражая гневный протест. Сигалов отошел к дальней стене и, в последний раз взглянув на постер с Мальвиной, разбежался до окна.
Свободный полет занял меньше секунды. Готовясь к прыжку, Виктор объяснял себе, что главное – не смотреть вниз, а как дошло до дела, он и не успел никуда посмотреть: оттолкнулся ногой от края и тут же схватился за Коновалова.
– Прикажите им, чтобы поднимали, – сказал Сигалов капитану. – У меня руки заняты. Надеюсь, мои объятия вас не слишком шокируют?
Коновалов взмахнул плащом, как тучная летучая мышь, и высоко над головой включилась лебедка. Убедившись, что он держится крепко, Виктор начал раскачиваться. Первые движения дались с трудом и не принесли результата, получилось лишь бессмысленное дерганье. Однако вскоре амплитуда начала расти, и дальше было намного легче.
– Ты что творишь?! – проорал Коновалов.
– Мешаю снайперам! – чистосердечно ответил Виктор.
Дождавшись, когда они окажутся в крайней точке и сила тяжести станет поменьше, Сигалов на мгновение отпустил одну руку и сунул ее капитану в карман. Пистолет полетел в пропасть улицы.
На крыше их встречала группа захвата. Трое бойцов с закрепленными страховками, уже готовые к броску, оторопело наблюдали за качавшейся на тросе парой тел.
Лебедка продолжала работать. Болтанка прекратилась, но теперь Виктор висел под самым фюзеляжем, и вряд ли кто-то рискнул бы выстрелить. Кроме разве что механика, свесившегося из кресла и тыкавшего в Сигалова стволом винтовки.
Виктор завел руку за спину, нащупал на пушке спусковой крючок и, отклонившись, выстрелил. Заряд обжег ему ухо, снес механику шлем вместе со всем содержимым и вырвал кусок обшивки над дверью. Обезглавленное тело вывалилось из кабины, но за мгновение до того, как оно отправилось вниз, Сигалову вдруг почудилось, что из разорванного горла торчит золотистая древесная стружка. Впрочем, нет: кабина была забрызгана кровью так густо, что пилота уже не пришлось ни в чем убеждать.
Забравшись в кабину первым, Виктор подал Коновалову руку, но прежде достал из-за спины ружье, вид которого был убедительней тысячи слов. Когда двери закрылись, в вертолете оказалось на удивление тихо, Сигалов ожидал совсем другого.
– Летим отсюда! – распорядился он, постукивая пилота по плечу еще не остывшим после выстрела стволом.
– Куда? – спросил тот.
– Это нам капитан подскажет. Правда, Игорь Сергеевич?
Коновалов, еще не отошедший от воздушного приключения, опустился на пол и растерянно хлопал себя по карманам.
Сигалов устроился на откидном сиденьи позади пилота, так он мог наблюдать за обоими полицейскими. Логичнее было бы усадить капитана вперед, благо место рядом с пилотом освободилось, но тогда Виктор не смог бы смотреть Коновалову в глаза. А ему хотелось.
– Летим к вам в участок, Игорь Сергеевич.
– Зачем? – опешил тот.
– Может, я намерен сдаться.
– Так не сдаются, – покачал головой Коновалов. – Три трупа на тебе. Трое полицейских. Ты смертник, Витя. Считай это свершившимся фактом.
У Виктора зазвонил коммуникатор. Он посмотрел на экран и, приоткрыв дверь, выкинул трубку в окно.
– Полковник Белкин интересуется, будет ли четвертый и пятый, – пояснил он. – Ну так что, не верите вы, значит, в раскаяние злодеев, Игорь Сергеевич?
– При чем тут мой участок? Это дело городское, если не федеральное уже.
– Вы скажете пилоту адрес, или он так и будет кружить, пока топливо не кончится?
– Почему это на меня свалилось? – спросил Коновалов.
– Адрес! – крикнул Сигалов, наводя на него оружие.
– Я… я не помню… – с ужасом проговорил капитан.
– Давно там служите?
– Больше двадцати лет. И не могу вспомнить… – Коновалов посмотрел на Сигалова так, что тот поверил.
– Не расстраивайтесь, объект без адреса – это бывает. Дорогу-то покажете?
– Чего же не показать. Сначала до Таганки, а над развязкой налево.
– Слышал? – обратился Виктор к пилоту. – Строго над дорогой. Углы не срезать. Никаких газонов. Машину водишь?
– Да! Да! – энергично закивал тот.
– Вот и представь, что ты за рулем.
– Почему я?! – повторил Коновалов. – Зачем я тебе понадобился? Мы ведь не знакомы!
– Бабушка завещала мне найти и наказать того негодяя, который угнал ее Инстаграм.
– Что?.. Что за ахинею ты опять понес?! Когда это было – полвека назад? И я не помню, чтоб я брутфорсил Инстаграм. Хотя… всё возможно, конечно. Сколько лет прошло…
Сигалов поцокал языком от восторга. Персонаж не был скопирован из реальности как набор формальных признаков, Кирилл прописал его на совесть. Впрочем, когда это он халтурил?
– Твой броневик! – воскликнул капитан. – Тебе предоставили, что ты хотел. Зачем тебя понесло в новую авантюру?
– Откуда вам знать, что я хотел?
– Вот ты ж сучёныш… – скривился Коновалов.
Виктор задумался, не врезать ли ему прикладом по зубам, однако не стал этого делать или просто не успел – у капитана в плаще раздался вызов. Тот порылся в глубоком кармане и извлек трубку, но Сигалов ее тут же отнял. Беспокоил, разумеется, полковник Белкин. Виктор выставил статус «недоступен» для всех абонентов и просмотрел установленные в коммуникаторе приложения. То, что его интересовало, нашлось в самом конце. Они даже не стали мудрить с названием.
Приложение «Закат» требовало активации.
– Что это? – спросил Виктор, показывая капитану экран.
– Не знаю, – отмахнулся тот. – Какая-то игра, наверно. У меня полно мусора в трубке, никак не очищу.
– Приложите палец. Вот к этому прямоугольнику.
– Что, решил мой банковский счет выдоить? Какая же мелочная мразь…
– Палец, пожалуйста, – стальным голосом повторил Сигалов.
– Да подавись! – Коновалов прикоснулся к экрану.
Виктор посмотрел на трубку: активированное приложение не требовало ни пароля, ни дополнительной авторизации. Что с этим делать дальше, Сигалов пока не знал, поэтому, не выключая коммуникатор, спрятал его в кармане.
– Уже Таганка, – сообщил пилот. – От развязки влево?
– Влево, – подтвердил Коновалов. – Ого, а что там впереди? Авария? Как будто разлито что-то.
– Рассыпано, – мрачно произнес Виктор. – Апельсины.
– И сколько машин-то побилось, боже мой!
– Тут памятник поставят. Ну, не тут, конечно… В этом месте, я хотел сказать.
– Слушай, Витя… – нерешительно начал капитан. – Вот смотрю я на тебя – ты вроде не похож на параноика. Всё у тебя продумано, всё осмысленно. Но как начнешь говорить…
Сигалов рассмеялся:
– Параноик – самый мотивированный человек на свете. Он тем от вас и отличается, что знает свою задачу. Вот вы, Игорь Сергеевич, знаете свою задачу? А ведь она у вас есть в этом мире, и она до обидного мелкая. Но вам кажется, что вы свободны в своем выборе, сами всё решаете. А у меня наоборот: я реально свободен, но ясно сознаю свою задачу, и сейчас я ее выполняю, несмотря на то, что весь этот мир создан с единственной целью – помешать мне.
– Тебя ждет дурка, Витя. Просто повтори это врачам, и ты не сядешь в тюрьму, ты заедешь в больничку. Полагаю, навсегда. Надеюсь на это.
– Я очень долго мучился, зачем проложен этот маршрут до вашего участка. Для чего он создан? Заведомо непреодолимый. И еще я думал, как Кирилл попадает сюда из Индекса. Его же здесь нет, он приходит на время. Я мог бы ломать голову целую вечность, хотя вы-то знаете, что вечности у нас в запасе нет… Хотя вы-то как раз этого не знаете… Ну, не важно. Я не мог найти ответ, пока не сложил эти вопросы вместе: зачем нужен непроходимый путь и каким образом здесь оказывается Кирилл.
Коновалов ни черта не понимал, только хлопал глазами и нервно следил за пушкой Гаусса, опасаясь, что Виктор случайно нажмет на спуск. И от этого тупого моргания Сигалов получал особенное удовольствие, таким образом он словно мстил куратору за все его недомолвки про Индекс.
– Это же клапан, Игорь Сергеевич! Он пропускает только в одну сторону: из Индекса – сюда. Обратно пройти невозможно. Но с вашей помощью я это сделаю.
– Зачем ты мне всё это говоришь?
– В вашем участке находится портал в большой мир. С чем я вас и поздравляю. На самом деле тот второй мир тоже не настоящий… но он почти так же прекрасен.
– Ну-ну, – безразлично отозвался Коновалов. – Не боишься проснуться и выяснить, что ты всего лишь забыл выпить на ночь свои таблетки?
Виктор любовно погладил ружье и снова о чем-то задумался.
– Не надо считать, что я совсем спятил и разговариваю с куклой, – сказал он.
– С кем? – Капитан оглянулся по сторонам.
– С вами, Игорь Сергеевич. Просто у меня чрезвычайно хорошее настроение. Я впервые в жизни делаю что-то нужное. А вот и он… Я уж думал, вы сбились с пути.
Прямо по курсу снижался пассажирский самолет с горящим двигателем.
– Вверх! – скомандовал Сигалов.
Пилот начал быстро набирать высоту, но оказалось, что лайнер пикирует не так уж круто. Он по-прежнему летел вниз, на дорогу, но его курс изменился, и чем выше взбирался вертолет, тем плавней становилась траектория падения лайнера.
– Господи… – прошептал Коновалов.
– Он тут ни при чем, – бросил Виктор. – Уходим в сторону!
– Куда в сторону? Здесь дома! – крикнул пилот.
– Тогда резче вверх!
– Не успеем!
Лайнер летел прямо в лоб. Пилот вертолета предпринял отчаянную попытку снизиться, и пассажирский борт вновь начал заваливаться к земле.
Сигалов рывком сдвинул дверь и, встав на самом краю, попробовал выглянуть из кабины.
– Держите меня, Игорь Сергеевич!
Коновалов засуетился возле люка, выискивая, за что бы схватиться.
– Как держать? – спросил он.
– Нежно! – рявкнул Виктор.
Сигалов не знал, каковы ТТХ его пушки, потому что двенадцатилетний Витя не знал, что такое ТТХ. Оставалось лишь верить в лучшее – и стрелять по приближавшемуся самолету так часто, как это позволял спусковой механизм. Нос лайнера в мгновения разлетелся, и корпус стал разрушаться уже сам, под действием сопротивления воздуха, но Сигалов не прекращал стрелять. Пришел черед крыльев – они отломились и начали складываться. Взорвался второй двигатель, и самолет превратился в рой горящих фрагментов, окутанных черной копотью. Тонны мусора – куски обшивки, вспоротые кресла, спутанные змеи проводов – всё это продолжало лететь вперед, вращаясь, дымя и расходясь широким конусом, от которого было уже не свернуть.
Виктор успел лишь схватить Коновалова за воротник и даже не выпрыгнуть – просто шагнуть из кабины в пустоту. Крона дерева показалась ему пуховой периной, но это были самые тонкие ветви. Расступившись, они пропустили Виктора к следующим, трескучим и острым, а за теми был уже и ствол. Сигалов со стуком ударился, схватился второй рукой за ружье и, обдирая живот, съехал вниз.
Пару секунд он лежал на траве, не решаясь открыть глаза. Потом всё же открыл и обнаружил, что мир вокруг еще существует. Болела левая нога выше колена, всё остальное вроде бы уцелело, вот только грудь с животом и, очевидно, лицо были расцарапаны так, будто он пытался поймать сразу десять напуганных кошек – и поймал.
Виктор приподнялся на локте. Огненное облако, поглотившее вертолет, пронеслось еще метров сто и разбилось о многоуровневый мост, пересекавший дорогу по диагонали. Проезжая часть превратилась в сплошную черную кляксу с горящими островками машин и обломков лайнера. От путепровода остались только срезанные опоры и два огрызка на противоположных сторонах улицы.
Опираясь на ружье, Сигалов встал. Левая штанина висела треугольным лоскутом, и таким же точно лоскутом, только поменьше, свисала кожа. Вероятно, это была минимальная цена за прыжок из вертолета. Коновалов за то же самое заплатил дороже. Капитан лежал по другую сторону от дерева и признаков жизни не подавал.
Виктор доковылял до тела и опустился рядом. Царапин у Коновалова оказалось поменьше, но из живота у него торчал обломок толстой ветки, вошедшей со спины. Прикасаться к капитану было страшно, тем не менее Виктор взял его за лацканы и приподнял.
– Игорь Сергеевич! Вы погодите, умирать-то вам нельзя. Вы что, спятили?! Я этот путь заново не пройду, я и сейчас-то не знаю, как жив остался. Игорь Сергеевич, вам надо поднапрячься, слышите? Как я найду ваш участок? Как же я без вас-то? Игорь Сергеевич…
– Не ори, – выдохнул Коновалов. – Вон участок. Ты на него смотришь.
Метрах в пятидесяти за крошечным садиком стояло казенное двухэтажное здание.
– Мы уже здесь? – не поверил Виктор. – А эстакада как же? После самолета должна рухнуть эстакада!
– Она и рухнула. – Капитан шевельнул рукой, но показать не смог. – Мы пролетели.
– Вот это бонус! Вот спасибо.
Сигалов собрался идти дальше, но капитан схватил его за рукав.
– Стой. Ты должен сказать. Откуда ты меня знаешь? Про школьные мои дела и прочее. Откуда?! И то, что ты говорил про кукол… Я, мол, кукла. Я вдруг подумал…
– Правильно подумали, всё так и есть.
– Выходит, я вроде плюшевого кота в коробке? – Коновалов нашел в себе силы улыбнуться. – Забавно…
– Нет, вы не кот. Вас вообще не существует, есть только коробка. Когда ее открывают, вы в ней появляетесь. А как закроют – вы снова исчезнете.
– Но ведь я всю жизнь…
– Нет у вас никакой жизни, Игорь Сергеевич. Ваша жизнь длится всего пару часов, с того момента, когда вы мне позвонили. И сейчас она заканчивается наилучшим образом. Самым достойным.
– Тогда откуда мое детство? Я про него знаю. Даже ты про него знаешь.
– Это не ваше детство. Оно принадлежит человеку, с которого вас скопировали. Вы просто его отражение. Настоящий Игорь Сергеевич не здесь.
– Настоящий… – зачарованно произнес Коновалов. – И ты оттуда же? Из настоящего мира, где есть настоящий я? И как там?
– Что именно?
– Всё. Я, например. Как там я?
– Вы такой же. Только званием повыше. Я не уточнял, но наверняка. А остальное – и плащ, и этот пиджак, и коммуникатор… Копия во всём.
– Ну… передавай привет, – слабо шепнул капитан. – А моя коробка… Она уже закрывается. Закрывается…
Виктор со смешанными чувствами постоял над телом и оправился к полицейскому участку.
На первый выстрел он не обратил внимания – просто возле уха что-то свистнуло, – но вторая пуля уже чиркнула по правому бедру. Сигалов захромал на вторую ногу и вот так, походкой старого морского волка, доковылял до угла здания. Участок не был предназначен для круговой обороны, но полицейские старались. Когда Виктор прошел вдоль стены и выглянул из-за другого угла, ему в лицо мгновенно брызнула бетонная крошка. Выстрелы были почти не слышны, тем коварней звучал свист пролетающих и стук рикошетящих пуль.
Простояв с минуту в бесполезном ожидании, Виктор вынес из-за стены ружье и начал палить вслепую. Кто-то вскрикнул. Сигалов прекратил стрелять, прислушался и рискнул снова выглянуть. У служебного входа никого не было. Проклиная ноги за боль, он подобрался к двери и чуть не споткнулся о какую-то продырявленную картонку, лежавшую перед крыльцом. Рядом валялась винтовка, с виду настоящая и вполне исправная. Сигалов откинул ее в сторону и собрался сунуться за дверь, но передумал.
Виктор подобрал лист картона, по форме похожий на ростовую мишень, и вставил его в щель приоткрытой двери. Внутри тут же раздался выстрел и следом истошный вопль:
– Ты кого убил, идиот?!
– Я же не знал! – отчаянно прокричал кто-то в ответ.
Сигалов распахнул дверь и сделал несколько выстрелов наугад, стараясь охватить всё пространство коридора. Двое полицейских у дальней стены рухнули одновременно – один навзничь, второй успел повернуться на пол-оборота. И оба вдруг стали плоскими – неуловимо быстро, в падении. Только что это были обычные тела, но пола коснулись уже не люди, а фигурные куски картона. Тот, что упал на спину, превратился в отпечатанную мишень для тира, а второй, лежавший на животе, перекрасился в грубый темно-рыжий цвет, и его уже нельзя было отличить от разорванного ящика из-под яблок. Винтовки между тем так и остались настоящими.
Как относиться к этим метаморфозам, Сигалов решить не успел: боковая дверь в коридоре внезапно открылась, и он выпустил по ней новый заряд. Дверь сорвалась с петель, вертикально влетела в кабинет и прилипла к стене. Следующим выстрелом Виктор пробил дыру в груди какому-то офицеру – и тот также потерял объем: закрутился волчком на месте, показывая то размеченную лицевую сторону, то пустую обратную, пока не грохнулся на пол.
Чтобы не рисковать, Сигалов прошел все кабинеты на этаже, открывая двери уже проверенным способом. Коридор наполнился пылью, дымом и какими-то тлеющими обрывками, взмывавшими вслед за сквозняком вверх по лестнице. Виктор, хромая, направился туда же.
На втором этаже его встретили плотным огнем. Пришлось снова стрелять из-за угла, потихоньку продвигаясь вперед и отвоевывая метр за метром. Очередная пуля, выпущенная кем-то из полицейских, царапнула по руке, и правый кулак перестал сжиматься. Пальцы едва слушались – этого хватало, чтобы давить на спусковой крючок, но получится ли в случае необходимости набрать правой рукой чей-нибудь номер, Виктор уже не знал. Он боязливо ощупал в кармане трубку Коновалова. Экран не хрустел и не проминался, это был плюс, но – до сих пор единственный.
Покончив с зачисткой на втором этаже, Сигалов медленно прошелся по коридору. В конце стоял непомерно разросшийся фикус, избалованный всеобщим вниманием. На последней двери висела табличка с фамилией начальника. Виктор остановился и прислушался. Простояв так довольно долго, он ничего не услышал, но вдруг заметил, как под дверью мелькнула тень. Внутри кто-то был, и выходить он не собирался.
Сигалов, не дыша, проник в соседнее помещение и осмотрел стенку, за которой находился кабинет начальника. Угадать, где стоял офицер, было невозможно, да и кто сказал, что он будет стоять на месте? Виктор уселся во вращающееся кресло и пристроил пушку на подлокотнике. Правая кисть могла подвести, но доверять важную работу левой он не решился. Отталкиваясь от пола, он принялся медленно поворачиваться в кресле, пока ствол не оказался нацелен в самый край стены, почти в угол. Выждав еще немного, Виктор крутанулся в обратную сторону, превращая скоростную стрельбу одиночными в подобие очереди и затем сделал еще один проход – снова до угла. В стене образовалась сплошная амбразура, сквозь которую Сигалов видел, как разломилась надвое прожженная по центру мишень.
В кабинете начальника стояло лишь несколько стульев, компактный стол и тумба с сейфом – таким маленьким, что в нем едва уместился бы пистолет. Виктор тронул бронированную дверцу, и та медленно отворилась. Не веря в удачу, он заглянул внутрь… И понял, что радоваться нечему: сейф оказался пуст. Сигалов запустил в него левую руку и суетливо обшарил, но пальцы нащупали только металлические опилки, прилипшие к маслянистому дну. Этот сейф был пустым всегда. В нем отродясь ничего не хранили, потому и не запирали.
Фальшивка… Тупик.
Виктор бессильно опустился на стул. В какой-то момент мелькнула мысль проверить ящики стола, но раньше, чем Сигалов успел ее додумать, он обнаружил, что ящиков у стола нет.
Все его теории были ошибкой, он что-то не так понял, пошел не тем путем… Но других путей Виктор не знал, запасного плана у него не было. И он слишком устал, чтобы начинать сначала.
Он сидел за столом и отрешенно наблюдал, как вся его затея летит в пропасть… На деле же он бездумно пялился в окно, выходившее в глухой переулок. Взгляд за что-то уцепился, но Виктор никак не мог взять в толк, что его смущает. Пешеходная зона с одноэтажными домиками напоминала район, где он встречался в «Трех пескарях» с Кириллом, однако этого было недостаточно. Он что-то видел на противоположной стороне, смотрел в упор и определено видел, но не понимал, что же привлекает его внимание. Мешали деревья. Там было слишком много деревьев с плотными кудрявыми кронами.
Сигалов поднялся, чтобы разглядеть получше. От сейфа было видно три строения: пиццерию «Папа Джонс», какой-то арт-салон без названия и бутик «Джанфранко Карло». Это ничего ему не дало, и Виктор снова рухнул на стул. Листья вновь закрыли обзор, оставив только первое слово из левой вывески и второе из правой.
– Ах ты черт…
От внезапного открытия у Сигалова перехватило дыхание. Именно так это и следовало читать, пропуская то, что заслоняли кроны: «Папа…» и «…Карло». Никто, кроме помешанного Кирилла, это место выбрать не мог.
– Черт! – повторил Виктор, выскакивая из кабинета.
Забыв о боли в ногах, Сигалов домчался до магазина и влетел внутрь. Он так и не понял, что это – галерея, антикварная лавка или просто ломбард. Стены были заставлены разномастными стеллажами, повсюду тускло светила нечищеная медь, кое-где темнело старое серебро – тысячи никчемных безделушек, от портсигаров и подстаканников до здоровенных мятых самоваров. Над шкафами плотно, без просветов, висели картины в деревянных рамах: какие-то лица, изредка пейзажи и снова лица – чужие, неизвестные, никому не нужные. В конце тесного зала едва втиснулся маленький прилавок, но за ним никого не было.
Виктор стоял посередине, потерянно озираясь. Даже на то, чтобы бегло пересчитать все эти предметы, могла уйти целая жизнь. Сигалов направился к прилавку, но по пути остановился. Ему в глаза бросился странный натюрморт: на расстеленной старой газете, кажется, еще советских времен, стояла рабочая станция и бутылка «Джека Дэниэлса». Картина была единственной в своем роде, других таких здесь Виктор не видел.
Сигалов прислонил свою пушку к шкафу и снял холст. Стена за ним выглядела гладкой, но это, скорее всего, была иллюзия. Виктор поставил картину на стремянку, словно на мольберт, и следующие пять минут посвятил простукиванию освободившегося участка стены. Звук был тихим и плотным.
Снаружи послышался стрекот вертолетных винтов, затем нарастающий рев моторов.
Виктор уже не надеялся, что сможет выбраться из этого квартала. Тем настойчивей он изучал стену, ведь не могло же так случиться, что после стольких правильных ходов он вновь забрел в тупик, на этот раз – окончательный, полный.
Он не представлял, как пройдет этот путь заново, но, похоже, выбора не оставалось. В отчаянии Сигалов схватил подсвечник поувесистей, размахнулся… и поставил его обратно на полку. Бесполезно. Это была просто стена, она поддерживала потолок, и ждать от нее чего-то большего было глупостью. Как и весь его план.
На улице хлопали двери машин, скулили служебные собаки, кто-то негромко раздавал приказы. Сигалов надеялся, что бойцы уже готовы и терпеть лишнюю боль ему не придется. Боли впереди было еще много.
Виктор сделал пару шагов к выходу и вдруг схватился за шкаф, обрушив кучу железного барахла: пол под ногами качнулся так резко, что он не успел ничего другого. Этот приступ оказался сильней, чем все предыдущие. Сигалов опустился на пол и обнял руками голову. Просто переждать, а потом – не важно. Потом он сам во всём разберется, а сейчас – пересидеть на полу. Вот только кто велел ему сесть? И если он встанет наперекор посторонней воле, будет ли это его собственным решением, или как раз этого от него и добивались? Мысли плелись по кругу, и Виктор подозревал, что все эти сомнения тоже явились извне, хотя и констатация чужеродности сомнений была такой же чужой, внедренной насильно.
– Я могу вам помочь? – раздалось из глубины зала.
Всё схлынуло разом, как боль после ударной дозы анальгетика. Виктор поднялся и двинулся к прилавку, за которым стоял какой-то старик – вероятно, ровесник всего этого хлама. Кожа у него на лице, словно отлитая из воска, была испещрена множеством вертикальных морщинок, но глаза оставались яркими и удивительно живыми.
– Ах, это вы! – Хозяин лавки мотнул седыми кудрями. – Со спины-то я вас не узнал!
Виктор услышал, как в кармане пискнул коммуникатор Коновалова. Он достал трубку и обнаружил, что она с чем-то соединяется – напрямую, без использования сети. Где-то рядом была включена рабочая станция, и она искала внешнее оборудование. Или это трубка искала, а станция откликалась – Сигалов не смог разобраться, но он точно знал, что коннектиться тут не к чему.
– Давно не виделись, Кирилл! – приветствовал его старик.
– Кирилл?..
Виктор остановился и вдруг заметил свое ружье, вернее то, во что оно превратилось. Пушки Гаусса больше не было, вместо нее на том же месте стояла двустволка – поцарапанная, пыльная, с надорванным ремнем и треснувшим прикладом.
– Кирилл? – перепросил Сигалов.
– Да-да! Вы говорили, что можете не вспомнить.
– Я же в Индексе… – пробормотал Виктор. – Я прошел!
Коммуникатор известил, что соединение установлено, и на экране замигал зеленый индикатор. Боковым зрением Сигалов отметил в галерее какие-то ритмичные вспышки, но не сразу понял, что они пульсируют в такт с пиктограммой на трубке Коновалова. А когда он всё-таки осознал это, долго не решался повернуть голову…
Зеленый огонек вспыхивал на рабочей станции из натюрморта. Станция оставалась нарисованной, причем не особенно старательно, но светодиод на ее панели то загорался, то гас.
На экране коммуникатора развернулось приложение «Закат».
«Подтвердить сброс поправок?»
«Да», – выбрал Сигалов.
Индикаторы на трубке и на картине замигали быстрей.
– Давно вы меня знаете? – спросил Виктор.
– Раньше вы ко мне частенько захаживали, – ответил старик. – Потом предупредили об отъезде. Вы не были уверены, что вернетесь… А если и вернетесь, то можете кое-что позабыть, – так вы сказали. Похоже, вы снова оказались правы. У вас всё в порядке?
– Не знаю, – обронил Сигалов. – Наверно, это вы должны мне объяснить, всё ли у меня в порядке…
– Вы снова вернулись, Кирилл, это самое главное. Значит, у вас получилось.
– Получилось?.. Что должно было получиться у Кирилла?
Виктор судорожно взглянул на трубку. Приложение «Закат» закрылось, доступа к нему больше не было. Индикаторы связи с внешним оборудованием погасли – и на экране, и на картине. Сигалов притронулся к холсту: светодиод на рабочей станции оказался всего лишь небрежным мазком кистью. Ничего уже не вернуть… Поправка к алгоритму была снята, запрет на создание зеркала внутри зеркала больше не действовал. Индекс начал копировать себя из реального мира, потому что он тоже был частью реальности. Внутреннее отражение, едва возникнув, принималось выполнять ту же задачу и создавало в себе еще одну копию – и это должно было повторяться снова и снова, пока перегруженная сеть не откажет. Такова была самоубийственная логика зеркала. Индекс, словно живое существо, с рождения стремился к гибели, но поправка к алгоритму это запрещала. Сбросив ее, Виктор позволил Индексу приступить к самоуничтожению. Он не ждал, что это произойдет мгновенно. Ресурсы сети были не безграничны, но велики, а проект Комитета наверняка имел высокий приоритет.
– Что еще… – Виктор запнулся. – Что еще я вам говорил? Я заранее знал, что появлюсь здесь снова?
– Вы всегда всё знаете заранее, я давно перестал удивляться. С днем рождения, Кирилл! – Старик выставил на прилавок бутылку «Джека Дэниэлса» и пару стаканов.
Сигалов лишь взглянул на этикетку и понял, что перехитрить близнеца ему не удалось. Всё вышло наоборот.
Кирилл ждал его – в этом месте, сегодня. Виктор сумел попасть в Индекс через черный ход, но не вопреки воле близнеца, а благодаря ей. Из всех людей на Земле он один мог одолеть этот маршрут. Окажись скрипт в чужих руках, никто из пользователей не продвинулся бы дальше аварии с апельсинами. Близнец выстроил путь для одного-единственного человека, и похоже, путь этот начинался гораздо раньше, чем казалось Виктору. Кирилл подарил ему самое дорогое, затем с легкостью отнял, а после показал, что запросто превратит это в пыль. Записка в рамке – для одного человека, блэкаут – для всего Комитета. Близнец создал идеальную ловушку: она не заманивала, она отпугивала и сопротивлялась. Сигалов не мог в нее не зайти.
– Но зачем… – проронил он.
– Вы и это забыли? Странно. – Хозяин лавки открыл бутылку и разлил виски. – Перед каждым Богом стоят две задачи. Первая – создать свой мир. И вторая… Ну же, Кирилл!
– Уничтожить свой мир… – потерянно вымолвил Виктор.
– Потому что некоторые мечты должны оставаться мечтами, – кивнул старик. – Но чтобы это понять, вначале нужно попробовать. – Он отсалютовал стаканом и выпил.
– Разрушить собственное творение? Зачем? Чтобы ощутить всевластие или чтобы избавиться от него?
– А разве это не одно и то же?
Владелец хлама с грохотом поставил пустой стакан, и Сигалов заметил, что морщины у него на лице начали разглаживаться. В первую секунду это можно было принять за игру теней, но вскоре на щеках старика остались лишь две вертикальные складки. Он не молодел, он превращался в восковую куклу. Седые спутанные волосы распрямились, а глаза уставились в одну точку. И кажется, это происходило не только с хозяином лавки. Всё вокруг теряло цвета, грани на квадратной бутылке скруглялись, а прозрачная этикетка растворялась в темной поверхности. Сигалов схватил свой стакан и проглотил залпом, пока любимый напиток не превратился в ноунейм.
Натюрморт, как и другие картины, стал монохромным, а медь в шкафах теперь была похожа на алюминий. В воздухе появилась легкая белесая дымка. Виктор направился к выходу, но туман сгущался так быстро, что дойти до двери он не успел. Через пару шагов Сигалов оказался в плотном мареве, и ему пришлось вытянуть руки. Никаких ориентиров, кроме пола, у Виктора не осталось. Он прошел вслепую еще несколько метров, сознавая, что, скорее всего, потерял направление. Рука наткнулась на деревянную полку – Сигалов ожидал, что в следующую секунду послышится звон падающих металлических предметов, но стеллаж оказался пустым. Виктор провел рукой в обе стороны и ничего не нашел. Он развернулся вправо от витрины и, придерживаясь за полку, двинулся дальше. Наконец-то нащупал дверь, открыл ее и вышел – куда-то в непроницаемое молоко.
Щелчок в небе был таким коротким, что Сигалов не мог поручиться, слышал ли он этот звук на самом деле. Однако по щелчку всё вокруг погрузилось во тьму, и Виктор решил, что ему не померещилось. Какое-то время он стоял на месте, полагая, что скоро всё возникнет вновь. Но чем дольше он ждал, тем яснее понимал, что ничего уже не возникнет – ни сейчас, ни когда-либо еще.
Сигалов рассмеялся и сказал в ватную тишину:
– Это же блэкаут.
Всё закончилось, Индекса больше не было, но Виктор почему-то продолжал оставаться внутри морфоскрипта. И как назло, он просил Мальвину не снимать с него немуль… Рано или поздно ей придется это сделать, но когда? Через час, через сутки?
Чтобы не торчать без толку, он снова пошел, как ему казалось – вперед, хотя в пространстве не было ни единого ориентира. Сигалов переступал по тверди, радуясь, что не проваливается, и выставив руки перед собой, чтобы не врезаться во что-нибудь лбом. Возможно, он не двигался, а скользил на месте, но поскольку понятие «место» в пустоте было такой же условностью, он предпочитал об этом не задумываться.
Внезапно ладонь наткнулась на что-то гладкое, это была вертикальная плоскость не то из пластмассы, не то из стекла. Ощупывая теплую, идеально гладкую поверхность, Сигалов шел вдоль нее, и ему казалось, что поход вслепую длится вечность.
Второй щелчок застал его врасплох. Виктор снова не понял, явился ли этот звук откуда-то извне, или он был слуховой галлюцинацией, но, как и с первым щелчком, окружающее пространство начало изменяться. Тьма постепенно рассеивалась. Виктор уже мог различить плоскость, которая вела его сквозь ничто. Она была действительно гладкой и однотонной – кажется, темно-серой.
Когда стало еще чуть светлей, Сигалов обнаружил, что находится рядом с огромным кубом. В пределах видимости оказалось еще несколько кубов и параллелепипедов. Виктор мог бы сказать, что это похоже на улицу… Если бы его не пугала непроницаемость безмолвных геометрических фигур. Однако теперь он мог оставить свою путеводную плоскость и двигаться дальше. Он на прощание хлопнул по ней ладонью и вдруг почувствовал какую-то шероховатость. Присмотревшись, он увидел свою пятерню: вдавленный отпечаток был неровным, и он определенно имел фактуру. Сигалов провел рядом рукой и словно очистил поверхность от грязи: на ней остался рельеф. Он взглянул назад и убедился, что следы от его ладоней тянутся по всей стене, от угла и до угла. Взмахивая руками, как автомобильными дворниками, Виктор пошел обратно. Затем отступил на пару шагов и оценил работу: всю сторону куба пересекала метровая полоса обычной бетонной стены, на которой обозначились нижние края окон.
– Вот так он это и делал, – раздался за спиной знакомый голос.
Коновалов подошел к стене и легонько провел по ней пальцем. На серой поверхности осталась глубокая оранжевая борозда.
– Нет, у меня не получается, – сказал он. – А Кирилл так и начинал, всё вручную. Потом научился как-то по-другому. Вернее, Индекс научился сам, Кирилл только контролировал.
Сигалов смотрел на куратора и не мог вымолвить ни слова.
– Решил всё-таки зайти, – сообщил тот. – Работать с Индексом и ни разу не побывать внутри – это как-то непрофессионально даже. Но пока тут смотреть не на что… Хотя это еще не Индекс, а так, заготовка. – Коновалов перевел взгляд на Виктора. – Ему даже не нужны поправки, он еще не стремится себя угробить. Но скоро начнет, конечно. Только мы не позволим.
– Вы снова его включили? – не поверил Сигалов.
– После блэкаута всегда происходит рестарт, – пожал плечами куратор.
– А Кирилл? Что с ним?
– Выжить без Индекса у него не было шансов. Активное ядро и самосознание Кирилла – это неразделимые процессы в оперативной памяти. Ты их остановил.
– Это и был его план. Он заставил меня это сделать, Кирилл больше не мог так существовать. Но я бы всё равно не пошел на это, если бы не верил, что от него исходит угроза.
– Реальных угроз не было.
– Если вымышленные угрозы приводят к реальным последствиям, значит и угрозы реальные. Лёха подтвердит… – с горечью произнес Сигалов.
– Твой друг Шагов? Алексей?
– Был друг… Но Кирилл показал мне, на что способен Индекс. Очень внятная демонстрация силы получилась. Он не хотел, чтобы я останавливался. Он бы мне не позволил.
– Думаю, ты прав. Но Шагова ты напрасно записываешь в жертвы.
– Вы хотите сказать, что Индекс его не подставил?..
– Ничего я не хочу о нем говорить. Кем ты помнишь своего друга? Одноклассником, собутыльником, толковым инженером? Просто хорошим парнем? Вот пусть он таким для тебя и останется. Некоторые вещи про ушедших друзей лучше не узнавать.
– Вы уже смотрели, что будет завтра? – неожиданно спросил Виктор.
– Тут особо не посмотришь, это же не мир, а пока еще макет. Но завтра здесь будет полицейский участок. И послезавтра тоже.
– Я же говорил.
– Заката не будет завтра, но это не значит, что его не будет никогда. Глобальную катастрофу может вызвать куча причин, и все они остаются. Кирилл даже не выбирал что-то конкретное. А страшные картинки он позаимствовал в одном детском сочинении. – Куратор иронически оглядел Сигалова.
Виктор щелкнул пальцами, проверяя, не возникнет ли контрольное меню.
– Одолжу тебе пистолет, выход из Индекса всегда один, – с усмешкой сказал Коновалов. – Но ты не спеши, о твоей Мальвине там позаботятся. Принесли ей на крышу одеяло и чай с пончиками. От пончиков отказалась. Сидит как тигрица, никого к тебе не подпускает.
– Моя, – беззвучно повторил Виктор.
Коновалов приметил невдалеке большую серую плиту сантиметров двадцати высотой и, направившись к ней, кивком позвал Сигалова.
Виктор сделал несколько шагов по платформе, и каждый его след прорастал пучком зеленой травы. Куратор шел рядом, но под его ногами возникали только бурые хрустящие колючки.
– К творческой работе я непригоден, – засмеялся Коновалов.
Сигалов сел и сдвинулся в сторону, оставляя свободный участок газона. Куратор с благодарностью опустился на мягкое.
– Ты теперь миллионер, Витя, – вкрадчиво проговорил он. – Совладелец «Гипностика», других наследников у Кирилла не было. А «Гипностик» опять на подъеме.
– Пресс-конференция помогла? Но это же липа. Никакого мегапроекта не будет.
– Это мы еще поглядим. Может, твои коллеги на что и сгодятся. В общем, тебе больше не нужно думать о хлебе насущном, но…
– Это ваше «но» меня убивает. Лучше не начинайте.
– Но, – настойчиво произнес Коновалов, – ты никогда о нем и не думал. Безответственный ты человек, Витя, – сказал он с завистью.
Над макетом города окончательно рассвело. Гладкая серая улица с гладкими серыми домами уходила вдаль, пересекалась с другими улицами-заготовками и терялась в блеклой дымке.
– Завтра отдохни, – сказал куратор. – А первого июня жду тебя на работе. Твой пропуск восстановлен.
– Я не приду.
– Хорошо, я сам заеду. Есть что обсудить по дороге.
– Без меня, Игорь Сергеевич.
Коновалов прикоснулся к ровной поверхности и отдернул руку: на пятачке под его пальцем вырос кустик черной крапивы.
– Без тебя никак, Витя. Должен же кто-то раскрашивать весь этот мир.
Аномия, 2014–2015
Назад: Эпизод 19
На главную: Предисловие
