Книга: Декстер мёртв
Назад: Глава 24
Дальше: Примечания

Глава 25

Я ждал. Это гораздо сложнее, чем кажется.
Тысячи предположений о том, что происходит на мостике, вертелись у меня в голове, и только одно из них было благоприятным. Почему так долго? Там что, охранник? Похоже, что да, иначе Брайан бы не прыгнул туда с такой скоростью. Удалось ли Брайану застать его врасплох? Если да, то почему его, Брайана, так долго не видно? Может, он просто наслаждается процессом? А может, это охранник застал Брайана врасплох? Судно могло в любую секунду взорваться оглушительными криками и громом выстрелов, а я скрючился на носу, как болван. Если случится нечто подобное, я не сумею даже отреагировать. Мой разделочный нож был еще в чехле – я не стал доставать его, чтобы не пораниться. Я вынул его и выставил перед собой. Он не выглядел уж очень опасным, особенно учитывая, что на меня могли вот-вот наброситься шесть-семь охранников с винтовками. И почему рукоятка так скользит в ладони? Точно руки у меня вспотели! Глупость, верно? Ведь я Темный Декстер – хладнокровный убийца. Руки у меня потеть не должны – даже теперь, когда Брайан куда-то исчез и наш план в любую секунду полетит к чертям. Только я убедил себя, что нужно пойти вслед за Брайаном и поглядеть, что происходит, как он возник за стеклом на мостике и радостно помахал мне разделочным ножом, с которого густо стекала кровь. Жестом брат велел мне подняться к нему. Я беспокойно сжал свой нож в руке и, шумно кряхтя, полез к мостику. И чего это Брайан выглядел таким довольным? Всего-то – один охранник. К тому же времени у него ушла уйма и поразвлекаться он не забыл, пока я жался, как дурак, внизу.
Я подтянулся, перелез через стекло и оказался на мостике. Стекло это не особо спасало от ветра, потому что высотой было всего-то пару футов. Ну по крайней мере преодолеть его не составило труда. Брайан стоял неподалеку от меня и радостно смотрел на скрюченное тело. Оно раскинулось на невысоком диванчике, располагавшемся возле настоящего джакузи, способного вместить человека четыре за раз. Пока я пялился на это чудо, Брайан подошел ко мне и коснулся моего локтя.
– Внизу только один охранник, – прошептал он, кивнув в сторону кормы. – Он стоит прямо под лестницей. – Потом опустился на колени, жестом велел мне последовать его примеру, и вскоре мы уже позли к краю мостика, откуда на главную палубу спускалась лестница футов десяти высотой.
Я плюхнулся на живот и глянул вниз. Сначала я ничего не увидел. Может, он зашел в трюм пописать или еще чего, решил я. Но тут внизу кто-то кашлянул, шаркнул ногами – и я увидел его: прямо подо мной в тени стоял охранник и внимательно оглядывался по сторонам.
Я отодвинулся от края и повернулся к Брайану.
– Я думал, их будет двое, – шепнул я.
Брайан пожал плечами, что было весьма непросто сделать, лежа на животе.
– Рауль, похоже, слишком самоуверен, – шепнул он в ответ.
Я снова посмотрел вниз. По-прежнему один охранник. Потом опять повернулся к Брайану, и тот вопросительно приподнял бровь. Тут я вновь увидел диванчик возле джакузи и кое-что придумал. Я пополз в глубь мостика, встал и схватил с дивана одну из подушек, тяжелую, в брезентовом чехле, длиной и шириной фута в три. Я подозвал к себе Брайана и вручил ему подушку.
– Брось ее вон с той стороны на палубу, – шепнул я, указав налево.
Брайан сразу все понял. Он взял подушку и бесшумно подкрался к перилам. Затем повернулся ко мне. Я в очередной раз опустился плашмя на мостик и пополз к лестнице, держа наготове свой нож. Потом глубоко вздохнул и помахал Брайану. В следующий миг подушка бухнула о палубу, и снизу тут же послышалось приглушенное «coño!». Пока все шло по плану. А теперь, согласно плану, охранник должен был обогнуть капитанский мостик, двинуться вдоль перил и посмотреть, откуда идет звук, – и рухнуть от удара в спину. Но этот болван, судя по всему, не знал сценария, поэтому так и остался стоять на месте. И уже в следующий миг он поднял голову и уставился прямо на меня – а я едва успел податься назад и укрыться от его пристального взгляда.
– ’Tonio, pendejo, – громким шепотом произнес он. – Que es eso?
Тонио, разумеется, не ответил, потому что уж очень был занят своей смертью. Я выжидал, чувствуя, как ладони мои снова потеют. До сегодняшней ночи они никогда у меня не потели, а сегодня – уже дважды. Мне это не нравилось – не нравилось быть трусишкой Декстером с мокрыми ладошками. Но выбирать не приходилось. Я выжидал, а ладони у меня все потели, и я все больше вызывал у себя самого омерзение. Наконец снизу снова послышалось «coño!» – а потом ботинки опять приглушенно зашаркали, в этот раз прочь от меня. Я глянул на палубу. Охранник исчез. Я привстал на корточки, а потом как можно быстрее спустился вниз по лестнице и спрятался в тени, неподалеку от двери, ведшей в трюм. Спустя мгновение я вновь услышал нечленораздельные ругательства, а затем из-за угла вышла подушка. В порыве чистоплотства охранник поднял подушку, вероятно, намереваясь отнести ее обратно на мостик, и теперь шел к лестнице, ругая Тонио за неаккуратность. Но, к сожалению, для мистера Аккуратность, острого на язык, добраться до лестницы он не успел. Подушка стала прекрасным заслоном, который укрыл меня от его зоркого взгляда. Не успел охранник моргнуть, как я скользнул ему за спину и, обхватив одной рукой за шею, другой всадил в него разделочный нож.
Охранник оказался чрезвычайно сильным и даже чуть не вырвался из моей хватки, но я сжал его покрепче, повернул нож, а потом вынул и всадил вновь. Несчастный страж успел только единожды что-то приглушенно крякнуть, а потом обмяк. Я крепко держал его до тех пор, пока не убедился, что он совершенно точно и бесповоротно мертв. Потом аккуратно опустил на палубу и медленно выпрямился, довольный собой. Пришел мой черед – и я справился не хуже своего брата. Сказать по правде, даже лучше, ведь я не стал тратить время на забавы. Нет, я действовал со смертоносной эффективностью и быстротой, как истинный образчик мастерства.
Но не успел я встать во весь рост, как дверь у меня за спиной, ведшая в трюм, отворилась, и незнакомый мужской голос негромко произнес:
– Ah. Una meada buena es como – que?
Жаль, мне так и не довелось узнать как. Оказавшись на палубе и закрыв за собой дверь, новый незнакомец заметил меня, и все его вдохновение поэтично разглагольствовать о туалетных похождениях тут же улетучились. К счастью, секунды две он тупо глазел на меня, а этого времени было предостаточно, чтобы заткнуть его навсегда…
…Правда, когда я шагнул вперед, то споткнулся о тело мертвого охранника, упал на одно колено, и громила все-таки успел поднять висевшую у него на плече винтовку. Ему всего-то нужно было прицелиться, нажать на спусковой крючок – и Декстер не жилец. Но время тянулось медленно, и охранник целую вечность не мог справиться со своей простой задачей. Я словно смотрел немое кино в замедленном кадре: вот он, вытащив язык от усердия, судорожно возится с ремнем, ломает ноготь о рукоятку и ударяет самого себя стволом по лбу… И только после этого поднимает наконец винтовку и ищет спусковой крючок – а я беспомощно смотрю на него. Но тут большая тень падает на него сверху!
Тень повалила охранника на палубу, однако он не успел выкрикнуть ни слова – только неясно булькнуть, подергать ногами и замереть.
– Что ж, – прошептал Брайан, нависнув над мертвым охранником. – Судя по всему, охранников было трое.
– Похоже на то, – сердито ответил я. – Уверен, что не четверо?
С минуту мы сидели там не шевелясь, желая убедиться, что никто не услышал шума на палубе. Стук, с которым Брайан приземлился на охранника, показался мне в моем странном забвении оглушительно громким. Но, похоже, Рауль и остальная его команда спали крепко. Никто не закричал, не побежал наверх и не забил тревогу, поэтому мы так и оставили двух стражей ночного дозора лежать где лежали, а сами быстро и молча прошлись по палубе, стараясь не приближаться к окнам (иллюминаторами их назвать было нельзя, такие они были большие). Когда мы закончили, я подошел к перилам на носу корабля и вгляделся в полумрак. Дождь затих, и теперь я отчетливо видел Дебору, стоявшую в нескольких футах впереди, на носу моей лодки. Я помахал ей, и она двинулась к корме. Тогда я пошел обратно и спустился на платформу для ныряния в задней части яхты; Брайан тем временем стоял у меня за спиной на палубе, вслушиваясь в мертвую тишину. Раулева лодка, о которой он говорил, была здесь, привязанная к крепительной утке, и мягко покачивалась на волнах. Я оглядел ее. Да, лодка эта, судя по виду, стоила как трехкомнатная квартира: здесь были мягкие кресла и диваны, небольшой закрытый трюм и панель управления – причем такая, что сам капитан Кирк бы обзавидовался. Ключи торчали в зажигании возле штурвала. Может, Рауль и правда зазнался? Может, до этого доводит судно, набитое вооруженной охраной?
Я услышал тихий плеск воды и увидел Дебору, которая появилась сбоку. Она остановила мою лодку возле лодки Рауля, передала мне трос, и я привязал его к яхте, так что моя лодка теперь покачивалась на волнах в десяти футах от нее – близко и в то же время безопасно.
Дебз взяла свое ружье и полезла на палубу яхты, точно не ела неделю и умирала с голоду.
– Какого хрена вы так долго? – выпалила она яростным полушепотом.
– Пробки на дорогах, – буркнул я в ответ.
Дебз моей шутки не оценила и продолжила хмуриться. Но не успела она рвануть по палубе и начать стрелять в людей, как Брайан окликнул меня с палубы. Я повернулся к нему, и он прошептал:
– Сумка.
Вид у меня, наверно, был потерянный, потому что Брайан быстро спустился к нам, притянул мою лодку ближе к яхте и вытащил из нее сумку со взрывчаткой. Перекинув ее через плечо, он прошел мимо меня и пробормотал:
– Игрушки Ибама.
Я не очень понял, зачем взрывчатка понадобилась ему сейчас. Логичнее было бы оставить ее на самый конец, после того как мы найдем детей. Как я теперь прекрасно знал, бомбы – штуковины шумные и грубые, и мне они были не по душе. А еще я им не доверял: того и гляди взорвутся в любую секунду без какой-либо на то причины. Глупо тащить их с собой на дело, особенно если может начаться перестрелка. Но Брайан уже принял решение да к тому же уже снова скрылся из виду на палубе. Я прогнал мрачные мысли и последовал за ним, а Дебз – за мной. Мы подошли к двери, ведшей в главную каюту трюма, где он уже нетерпеливо нас ожидал.
Открыв дверь, Брайан осторожно шагнул внутрь, и мгновение спустя я пошел следом. Комнату освещали несколько неярких огней, но даже в этом тусклом свете мне показалось, что я прошел сквозь червоточину и оказался в роскошном пентхаусе дорогого отеля. Каюта была шикарно обставлена и казалась слишком большой для этой яхты. Все стены, за исключением той, на которой располагалось окно с тонированным стеклом, были заставлены зеркалами в золотых оправах. Как и говорил Брайан, в дальнем углу была небольшая кухонька, а рядом с ней вниз уходила лестница, которая вела к остальным каютам; часть комнаты была обставлена как столовая – здесь над тяжелым золотым столом и стульями низко свисал канделябр; по углам стояли всяческие диванчики и кресла, обитые кожей, а еще здесь был гигантский широкоэкранный телевизор.
Такого обилия роскошной мебели я не видел никогда – и теперь растерянно оглядывался по сторонам. Заметив это, Брайан схватил меня за руку и неодобрительно покачал головой. Потом мы на цыпочках двинулись к лестнице: Брайан впереди, а мы с Дебз прямо позади. Возле лестницы Брайан замер, внимательно вглядываясь в полумрак. Он жестом велел нам подождать и оставил в главной каюте свою сумку с «игрушками». Затем вынул пистолет и медленно двинулся вниз. Ступенек было всего пять или шесть, и я отчетливо видел голову и плечи своего брата, сделавшего несколько шагов вперед. Потом он вернулся обратно и поманил нас; Дебора, опередив меня, тут же помчалась к нему с ружьем наперевес.
Когда я присоединился к ним в коридоре, Дебз и Брайан о чем-то спорили, играя в пантомиму. Дебз показывала на дверь справа, а Брайан велел ей не спешить и действовать осторожно. Дебз решительно нахмурилась, опустила голову и подошла к двери справа, намереваясь ее открыть. Но я опередил ее и схватил за руку. Дебз взглянула на меня с яростным презрением, но в ответ я лишь поднял указательный палец и коснулся им своего уха. Дебз продолжала смотреть на меня с холодной агрессией до тех пор, пока я не прижался к двери ухом. Пока я вслушивался в тишину, Дебз последовала моему примеру – и тут, словно специально для нас, с другой стороны двери послышался звучный мужской храп, а за ним и женский.
Дебз отдернула голову от двери, и я тоже выпрямился. Потом она шагнула к двери напротив и прижалась ухом к ней, но уже спустя секунду дернулась, будто кто-то ткнул ее ножом сквозь замочную скважину. Однако лицо ее, что напугало меня еще больше, озарила широкая улыбка. Дебз радостно кивнула на дверь и одними губами сказала: «Николас!» А потом, ничего не объясняя, она всучила мне свое ружье, повернула дверную ручку и вошла в комнату.
Брайан в ужасе на меня посмотрел и рванул было ее остановить, но было уже поздно. Дебз была уже в комнате и быстро шла по толстому ворсистому ковру. Брат мой отошел от двери, встревоженно оглядываясь. Я же пошел в комнату следом за Дебз.
Дети были здесь, все четверо. Коди и Эстор спали на ближайшей от входа кровати, прижавшись друг к другу. Малыши Лили-Энн и Николас – на соседней. Николас шевелил во сне ногами и шумно бурчал – и именно по этому бурчанию узнала его мать. Но дети в комнате были не одни: рядом с малышами спала молодая коренастая женщина. У нее были темные волосы, а одета она была в розовую фланелевую рубашку, что показалось мне немного странным нарядом для няньки наркобарона.
Надеяться, что она так и будет спать, пока мы выведем отсюда детей, не приходилось. Я знал, что молчать она будет только в одном-единственном случае, поэтому, как только Дебз осторожно подняла Николаса, я вынул свой разделочный нож из чехла и шагнул вперед… Но ладонь Деборы железной хваткой сомкнулась у меня на руке.
– Нет! – яростно прошептала Дебз. – Только не так!
Я раздраженно на нее посмотрел. Нашла время для сочувствия! Если эта женщина хотя бы пикнет – нам всем конец, но нет, убивать мне ее не разрешалось.
– Как тогда? – спросил я шепотом.
Дебз лишь покачала головой и кивнула на Коди и Эстор.
– Разбуди их, – мягко велела она.
Я обошел сестру и подошел к кровати, на которой спали брат с сестрой. Прислонив ружье к стене у кровати, я осторожно потряс Эстор за плечо. Она закряхтела, нахмурилась и открыла глаза. Несколько раз моргнула. И вдруг подскочила на кровати.
– Декстер! – воскликнула она.
Я лихорадочно замахал руками, веля ей сидеть тихо, и она закусила губу и кивнула. Затем я дважды потряс за плечо Коди, и он уставился на меня ясным взглядом.
– Я знал, что ты придешь, – сказал он, и в его голосе сквозила радость.
– Давайте быстрее, – сказал я им мягко, но настойчиво. – Только тихо! Поднимайтесь вверх по лестнице и идите назад, там привязана моя лодка. Быстрее!
Дети заморгали, глядя на меня, потом переглянулись.
– Быстрее! Вперед! – повторил я, и только тогда Эстор подскочила на месте, схватила Коди за руку, и они помчались прочь из каюты.
Дебора нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, стоя посреди комнаты и держа в одной руке пистолет, а в другой – Николаса. Я обошел ее снова и остановился у кровати, где спала Лили-Энн. Она безмолвно лежала возле спящей няни, мирно посасывая пустышку. Я наклонился, осторожно просунул одну руку ей под голову, а вторую – под ножки и бережно поднял на руки, как вдруг она завертелась во сне и выплюнула пустышку. Я задержал дыхание, но Лили-Энн вновь уснула. Я поглядел на кровать, надеясь найти упавшую соску, но тут же понял, что это невозможно. Соска упала прямо на няню, и няня, проснувшись, смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
Глаза ее на миг расширились еще сильнее, рот открылся от удивления, и я, обхватив Лили-Энн одной рукой, второй крепко сдавил няне горло.
– Silencio, – прошептал я как можно более пугающе. – Ni un sonido.
Она закрыла рот и энергично закивала. Я сделал шаг назад, не отводя от нее взгляда, и передал Лили-Энн в руки Деборе.
– Отнеси их на лодку, – велел я.
Дебора взяла Лили-Энн в охапку, но сделала лишь шаг назад. Обернувшись к ней, я понял, что она хочет возразить, но никто из нас не успел сказать и слова, потому что Брайан сунул голову в каюту и яростно прошипел:
– Что вы так долго? – А потом увидел няню с круглыми глазами и прибавил: – Черт вас дери! Она же сейчас завизжит. – И двинулся к ней с ножом наперевес.
Но он ошибался. Няня не завизжала. Она не произнесла ни слова. Заметив моего брата, несущегося на нее с ножом, она спокойно вынула из-под подушки револьвер и выстрелила в него почти вплотную.
Я был уверен, что Брайан ранен, хотя и не видел куда. Однако, несмотря на это, он прыгнул на нее с невероятной скоростью и, прежде чем женщина выстрелила вновь, прижал руку с револьвером к кровати и всадил нож женщине в глотку. Брыкалась она недолго. Я не увидел, что сделал Брайан, но он сгорбился над ней, и вдруг она замерла.
Брайан медленно поднялся, его руки, рубашка и штаны были пропитаны кровью. От перерезанных глоток всегда много крови, поэтому, вероятно, большая часть этой крови принадлежала няне. Большая, но не вся.
Брайан выпрямился, слегка покачнулся и прижал руку к животу прямо над пупком. Забавная штука наш мозг, правда? Я так и не понял, отчего закружилась у меня голова – то ли от громкого выстрела, то ли еще от чего, но на секунду я вдруг подумал, что Раулю понадобится новая няня. Интересно, что будет говориться в объявлении? «Ищу няню. Должна говорить по-испански и по-английски и уметь обращаться с револьверами».
Но Брайан вдруг снова покачнулся, и я прогнал эту глупую мысль.
– Брайан, – выдохнул я и замолчал.
В глубине яхты послышался крик – сначала один, потом другой. Выстрел в каюте – прекрасный будильник, который наверняка разбудил всю охрану на судне.
– Дебз, уходи! – воскликнул я, и в этот раз она не стала спорить.
Развернувшись и держа под мышками детей, она побежала прочь, к моей лодке.
– Брайан, – выдохнул я снова, подбегая к нему. – Ты цел? – Вопрос был дурацкий, учитывая, что я видел, как в него стреляли, а значит, «целым» назвать его было никак нельзя.
Но Брайан лишь мучительно на меня посмотрел.
– Кажется, мы потеряли свой эффект неожиданности, – фальшиво улыбнулся он, но я так волновался, что не обратил на это внимания.
– Можешь бежать? – спросил я его.
– Выбора особенно нет, – ответил он. Потом бросил на пол свой нож, вынул пистолет и кивнул на ружье Деборы. – Это нам понадобится.
Я схватил его, и мы побежали прочь из каюты. Как только мы оказались в коридоре, я очень обрадовался, что ружье было заряжено, потому что дверь напротив, из которой доносился храп, осторожно приоткрылась. Даже не пытаясь прицелиться, я направил на нее ружье и хорошенько пальнул.
Грохот был оглушающий, гораздо громче, чем хлопок от няниного пистолета, зато результат прекрасный: в двери, теперь болтавшейся на петлях, чернела дыра размером с баскетбольный мяч. Я развернулся и поспешил вверх по лестнице.
Брайан был уже наверху. Он скрючился над сумкой с «игрушками» Ибама и, несмотря на боль, которую испытывал, судя по его скованным движениям, выглядел вполне довольным.
– Так и знал, что они нам пригодятся, – заметил он. Вынув кусок коричнево-серой массы размером с кирпич, он радостно показал его мне. – Ибам очень постарался. – Потом показал пальцем на устройство, похожее на калькулятор, которое торчало из взрывчатки. – Просто ставишь таймер и…
Снизу снова послышался шум – кто-то кричал и велел шевелиться быстрее.
– Брайан, – позвал я брата, но он меня не слушал.
Я сжался у него за спиной, держа ружье наготове.
– Раз, два, – начал считать Брайан, а потом резко швырнул взрывчатку вниз, в коридор, и повернулся ко мне, намереваясь сказать «три».
Возможно, он даже сказал, только я не услышал, потому что мы потонули в оглушающем взрыве; нас накрыло волной грохота, дыма и обломков, которые подняли Брайана и швырнули его на меня, а меня бросили в красный мрак, где не было ни света, ни звуков, кроме до боли громкого звона, который никак не затихал.
Так я и лежал. Сначала я не мог двигаться, потом просто не хотел. Я не мог думать, не мог сформировать в голове даже самую простую мысль, а без мысли невозможно и сдвинуться с места. Поэтому я просто тихо лежал. Не знаю, как долго. Наверняка не так долго, как казалось. В конце концов я почувствовал на себе нечто тяжелое, и первой моей мыслью стало желание снять с себя это нечто.
Так я и сделал. Я толкнул эту тяжесть, она соскользнула с меня, и я сел. У меня от этого ужасно разболелась голова. Несколько мгновений я так и сидел, сжимая голову руками. Я ничего не слышал, но когда открыл один глаз, то обрел зрение. Как только голова немного успокоилась, я открыл и второй и посмотрел на тяжесть, которую только что с себя сбросил. Тяжесть эта очень походила на Брайана, только больше им не была: он не дышал и не двигался. Просто лежал там, куда я его скинул и спокойно глядел в потолок своими широко открытыми глазами… А губы его застыли в полуулыбке – ужасно неестественной и фальшивой ухмылке, которая навечно запечатлелась на его лице, столь похожем на мое собственное.
Я смотрел на него до тех пор, пока в голове не всплыло слово: мертв. Брайан был мертв. Мой брат умер, и у меня никогда не будет другого. Мертв.
Я почувствовал, как в лицо мне дунул воздух, и обернулся туда, где несколько минут назад была лестница. Я по-прежнему не слышал ничего, кроме звона в ушах, и не видел лестницы. Сейчас оттуда клубами валил дым, а снизу вырывались слабые язычки пламени. Такие красивые…
Какое-то время я просто наблюдал за ними. В висках пульсировало, а сознание мое будто превратилось в густую черную грязь. Я не мог ни о чем думать – только не сейчас – и продолжал наблюдать за огоньками, мерцающими в дыму.
А потом из дыма возникло нечто. Сначала это был лишь силуэт в коридоре – чуть темнее окружающего мрака. Потом он двинулся ко мне и вскоре приобрел очертания человека.
Медленно, совершая один осторожный шаг за другим, фигура выступила из дыма и предстала передо мной. Это был мужчина. Среднего роста и телосложения. У него были черные волосы и гладкая смуглая кожа. Но, что самое странное, одет он был только в темно-зеленые семейники. Почему он так одет? Я нахмурился и покачал головой, пытаясь прояснить сознание, но это не помогло, и картинка никуда не исчезла. Человек по-прежнему приближался ко мне и одет был по-прежнему в одни только зеленые семейники. На шее у него висели тяжелые цепи с большими драгоценными камнями.
Мужчина посмотрел на меня и улыбнулся. Тоже странно. Я его не знал, так зачем же он мне улыбается?…
Но пока он шел ко мне своей тигриной походкой, мой мозг вдруг выдал слово: «Рауль». Я обдумал его. Это далось мне нелегко, но, подумав, я понял, что это имя. И я знал что-то об этом имени, только не знал этого человека. Может, это его имя?
А потом он поднял руку. Он сжимал в ней пистолет, и тут я вспомнил – вспомнил, почему он улыбается. И я был прав, потому что, пока он целился, улыбка его становилась все шире. Я глядел на него, пытаясь понять, что же мне делать. Я знал, что нужно сделать хоть что-нибудь, но пульсирующая боль в голове не давала ничего придумать. Может, сказать что-то? Попросить не убивать меня? Или как-нибудь пошевелиться?… Как же больно думать…
Но не успел мужчина спустить крючок, как я кое-что вспомнил. Пистолеты причиняют боль. От них нужно держаться подальше. И в последнюю секунду перед выстрелом я подумал: «Беги!» Но бежать не мог. По-прежнему сидя на полу, я перевернулся на бок и где-то вдалеке услышал приглушенное «БУМ!».
Что-то очень сильно ударило меня в плечо – больно, как стальной бейсбольной битой. Мой рот открылся сам собой, но если я и издал какой-то звук, то не услышал его. Зато боль что-то сделала. Она точно закоротила мой мозг, и он слабо заработал. Я понял, что должен двигаться, уйти от человека с пистолетом, и пополз прочь от лестницы. Было тяжело. Раненое плечо не работало, как и рука под ним.
Я помогал себе передвигаться здоровой рукой. Мозг мой вдруг заработал еще усерднее, потому что я вспомнил, что и у меня есть оружие. Только бы найти его прежде, чем в меня стрельнут снова…
Я поднял голову и огляделся. Из-за взрыва под лестницей все предметы отшвырнуло к противоположной стене. Вдалеке, возле двери, ведшей на палубу, я увидел тяжелую сумку, из-за которой и случились все эти неприятности, а рядом с ней лежало ружье. Достать бы его – и я застрелю этого человека…
Я пополз быстрее и яростнее, но уползти далеко не сумел, потому что кто-то схватил меня за лодыжку и перевернул на спину. Мужчина с пистолетом возвышался надо мной и целился мне в голову. Рауль. Он смотрел на меня, как на пятно на ковре, и выглядел весьма угрожающе, несмотря на то что одет был в одни только трусы да золотые цепи. А потом он снова улыбнулся и присел возле меня. Я видел, как шевелятся его губы, но ничего не слышал. Он склонил голову набок, дожидаясь ответа, но я не ответил, и он нахмурился и ткнул меня пистолетом в раненое плечо.
Боль была невыносимой. Я открыл рот и услышал вдалеке странный животный крик. Ужасный, нечеловеческий, но мужчине с пистолетом он понравился. Он снова ткнул меня в плечо – только в этот раз вдавил дуло пистолета в рану, и в ней что-то хрустнуло – я снова закричал.
А потом Рауль, вероятно, устал от моих криков. Он встал и посмотрел на меня взглядом, полным презрения, точно хотел меня им испепелить. И он поднял пистолет, а потом кивнул и прицелился мне в голову, точно меж глаз…
Но тут он исчез.
Где-то вдалеке раздался хлопок. Он сотряс воздух в комнате, и был таким громким, что даже я его услышал, только тихо. Этот хлопок уничтожил Рауля, а потом перестал существовать.
Мгновение я лежал неподвижно, на случай если он послышится снова. Но не успел я пошевелиться, как передо мной склонилась новая фигура, которую я сразу узнал. Дебора. Она держала ружье на сгибе руки и смотрела на меня, а губы ее быстро шевелились, но я по-прежнему ничего не слышал. Она положила руку мне на плечо и помогла сесть, продолжая шевелить губами и с тревогой глядя на меня. Наконец я сказал:
– Все нормально, Дебз. – Странно было произносить слова, чувствовать их вибрацию в горле, но не слышать их. Тогда я прибавил: – Я ничего не слышу. Из-за взрыва.
Дебз еще мгновение внимательно на меня смотрела, а потом кивнула. Она вновь задвигала губами, только теперь медленно и четко, и я понял, что она сказала «пошли», потому что она встала и помогла мне встать.
Пару следующих секунд мне было так же плохо, как после взрыва. Сильные волны головокружительной тошноты обрушились на меня под аккомпанемент из оглушительной боли в голове и плече. Но в этот раз боль длилась недолго. Дебз повела меня к двери, и ходить я смог. Я испытывал странное чувство, точно внутри меня все органы, как планеты во Вселенной, витают на огромном расстоянии друг от друга; ноги, казалось, были крошечными и располагались где-то очень далеко… Но внезапно мозг мой вновь заработал в обычном режиме. Я увидел сумку со взрывчаткой возле дверей и вспомнил кое-что важное.
– Вещдоки, – сказал я. – Нужно избавиться от доказательств.
Дебора покачала головой и потянула меня за руку – к несчастью, раненую, и я издал странный и сдавленный звук, похожий на «ааааргх», только сам его не услышал; зато Дебора услышала и подпрыгнула на месте.
Острая боль в плече длилась недолго, но оно все равно продолжало ныть. Я поглядел на рану. На черной рубашке, которую я надел для незаметности, нельзя было толком ничего рассмотреть, и я заметил лишь на удивление маленькое входное отверстие. Правда, рубашка вокруг него была вся мокрая. Я провел по ней рукой, и ладонь моя стала красной от крови. Впрочем, что и следовало ожидать, ведь не бывает пулевых ранений без крови. Тем более когда Рауль ткнул в нее пистолетом во второй раз, он, кажется, порвал какую-то артерию. Крови было и правда очень много, а я кровь не люблю. Но это подождет.
Дебора снова потянула меня за руку. Я сбросил ее руку.
– Мы должны взорвать здесь все! – воскликнул я, не слыша слов.
Но Дебора их услышала. Она покачала головой и потянула меня к двери, но я рванул в противоположную сторону.
– Слишком много доказательств, Дебз! – сказал я. – Следы детей, оружия, тело Брайана. Все это ведет к тебе, Дебора. И ко мне. – Она все продолжала качать головой и теперь выглядела скорее испуганной, чем рассерженной. Но я знал, что я прав. – Нужно взорвать. Или мы оба сядем в тюрьму. Дети будут одни! – Я чувствовал, что разговариваю слишком громко и как-то неправильно, нечетко. Но Дебора меня поняла; она покачала головой и опять потянула меня к дверям, торопливо шевеля губами. Но я все равно ее не слышал. – Я должен взорвать здесь все, – повторил я своим странным беззвучным голосом. – Должен. – Я нагнулся и поднял с пола сумку. Перед глазами у меня закружились красные огоньки. Потом я выпрямился и сказал: – Уходи. Бери детей и иди, я скоро буду.
Ее губы продолжали шевелиться, но я взял сумку и двинулся к лестнице. На полпути я обернулся. Деборы в каюте не было. На мгновение я замер. От бомбы, убившей Брайана, было много шума, дыма и грохота, но сделать пробоину в яхте она не смогла. Может, нужно было положить ее рядом с бензобаками? Но я не знал, где они, и сомневался, что вообще смогу до них дойти. К тому же сумка теперь казалась мне гораздо тяжелее, чем раньше. Ох, как же я устал… И замерз. Мне вдруг стало очень-очень холодно. Интересно, почему? Ведь ночь в Майами выдалась теплая, да и кондиционеры здесь наверняка уже не работали. Но меня охватил холод, и головокружение с красными огоньками вернулось. Я закрыл глаза. Голова продолжала кружиться, поэтому я открыл их снова и посмотрел на лестницу впереди.
Можно просто бросить бомбу вниз, наверняка сработает. К тому же идти до нее не так долго, как кажется. Всего несколько шагов.
Я сделал шаг. Он дался мне с намного большим трудом, чем мгновение назад. Сказать по правде, он был невыносимо тяжелым. Как же я замерз. Нужно отдохнуть хотя бы пару секунд. Я огляделся. Куда бы сесть? Все кресла и диваны раскидало взрывом по комнате, и теперь они были очень далеко. Не идти же к ним, просто чтобы посидеть? Нет, конечно, нет. Но я ужасно хотел посидеть, и прямо тут, у меня под ногами был пол. Он был по-прежнему ровным. Можно сесть прямо здесь.
Я сел. Сел, закрыл глаза и попытался найти в себе силы, чтобы встать, закончить работу и пойти обратно к своей лодке. Проще простого.
Но только на первый взгляд. Сейчас ничего не было для меня просто. А если задуматься, то уже довольно давно – с тех пор как из-за Дурачины Декстера, ниндзя-ботаника, начали умирать все, кто ему дорог. Сначала Рита и Джекки, потом Брайан, а теперь наверняка умрут и Дебз с детьми. Только жизнь начала налаживаться, как я чуть не умер от взрыва, а потом и от пули. Другого пути нет – Декстер должен заложить крошку-бомбу в правильном месте, поставить таймер и пойти домой, но даже этого сделать не может. Даже подняться с пола теперь было невыполнимым заданием. После смерти Джекки и Риты я как будто разучился делать самые простые вещи. Обе они умерли из-за меня, из-за моей неумелой, неловкой, непроходимой тупости. Они мертвы, как и моя простая красивая жизнь… Как Брайан. Мертвы из-за того, что я кормил себя тупыми иллюзиями о собственном умственном превосходстве и могуществе. Мертвы, потому что я перестал что-либо делать. Перестал думать. А теперь я к тому же не мог сделать даже нескольких шагов, заложить чертову бомбу и пойти домой. И остановить кровотечение. Ведь кровь вытекала слишком быстро. Я был уже весь мокрый, и мне это не нравилось.
Ну все, хватит. Вставай и иди, Декстер. А если встать не можешь, то ползи, но сделай дело. Поставь таймер, швырни бомбу вниз и ползи обратно к своей лодке. Раз, два, три. Так просто, что даже дурень вроде меня с этим справится. Готов?
Шаг первый: я сунул руку в сумку. Благо она оказалась открытой и мне не пришлось расстегивать замок, иначе я бы не справился. Пальцами я нащупал что-то в сумке и вытащил большую, блестящую, квадратную штуковину. На ней был точно такой же таймер, как на бомбе Брайана, только размером кирпичик был намного больше. Такого должно быть достаточно для мощного взрыва. Однако таймер расплывался у меня перед глазами, а цифры на кнопках сливались с красными огнями, которые снова закружились в голове. Плохой знак. Я нахмурился и сосредоточился, и все вокруг стало четче. Потом нажал: ноль, ноль, пять. Пяти минут будет предостаточно.
Шаг второй: глубокий вдох, и вот я ползу вперед на здоровой руке, толкая перед собой бомбу. Она была такая большая, что для нее даже не нужно никакого специального места. К тому же Дурачина Декстер и не смог бы его найти. Когда до лестницы оставалось всего несколько футов, я вдруг понял, что ужасно устал. Это плохо. Нужно сохранить немного сил на обратный путь, ведь это самое важное. Я попытался встать. Как же тяжело – я такой тяжелый! Когда все это кончится, обязательно сяду на диету.
Вдруг я понял, что продолжаю тащить за собой всю сумку со взрывчаткой. Лишний груз. Я отпустил ее и наконец сумел встать. Отдохнул с минуту. Всего одну минуту, а потом вспомнил о бомбе. Осталось четыре минуты. Нужно уходить.
Я потянулся вперед и швырнул бомбу. Бросок, конечно, получился слабый. Кирпичик зачеканил по ступенькам, а потом, к моему счастью, упал вниз. А внизу он громко обо что-то звякнул – дззииинь! Странно. Я шагнул ближе к лестничному проему и вгляделся в полумрак. Огонь пылал сильнее, зато дым заметно рассеялся, и я увидел дыру у основания лестницы. Под ней виднелось что-то железное, что-то, что глухо звякнуло, когда на него упала большая бомба. Несколько секунд я тупо моргал, слегка покачиваясь на месте. А потом вдруг понял: бензобак?… Судя по всему. А бензобаки сначала делают «дззииинь!», а потом «БУУУМ!». Точно. Очень, очень хорошо, Декстер.
Так я и стоял, мысленно себя хваля, а потом вдруг спросил себя: зачем я стою? Можно ведь сесть и расслабиться в свое удовольствие.
Я сел. Не так изящно, как мне бы того хотелось. Сказать по правде, скорее быстро и неловко. Некоторые части моего тела, казалось, перешли в режим энергосбережения: ноги были ватные, зрение то пропадало, то возвращалось, а одна рука просто свисала из плеча, точно картонная… Но я сидел, довольный собой. Я остался цел. И заложил бомбу прямо на бензобак. Шаг первый и второй выполнены. Отличная работа, Декстер. Неплохо для тупоголового болвана. Но что насчет шага номер три, о король дураков?
Шаг третий. Точно. В шаге третьем я должен был куда-то пойти, так ведь? Надеюсь, там будет больше света, чем здесь. Вокруг становилось ужасно темно и холодно. Интересно, почему? И почему вообще я здесь? Вокруг так холодно и липко!
И подо мной тоже. Что-то склизкое. Мне не нравится. Напоминает что-то очень плохое. Когда мне было так же холодно и фу как липко?… Почему же мне кажется…
А вот и мамочка. Я вижу ее лицо из-за каких-то вещей. Она не моргает, не двигается. Я зову ее громко и ясно, но она так и лежит.
– Мамочка, – говорю я.
Я не слышу собственных слов, но чувствую, как губы мои их произносят. И почему я вдруг вспомнил о мамочке? Почему сейчас, на яхте мертвого миллиардера, которая вот-вот взлетит в воздух? И почему я вообще думаю о мамочке, ведь я помню ее только в тот миг, когда она неподвижно лежит на полу и ни слова не говорит в ответ на мои крики.
Почему она даже не подмигнет? Почему не подаст знак, что услышала меня. Что все это розыгрыш, что скоро мы встанем и пойдем домой к Байни. Но мамочка ничего такого не делает, как будто ее нет, а без мамочки я совсем один, сижу в фу какой липкой луже, но сидеть не хочу. Не хочу. И на этом ковре не хочу сидеть. Не хочу ждать (фу как липко!), когда дверь откроется и придет Гарри, и поднимет меня с пола, и заберет с собой. А потом все начнется сначала, и снова будет безмозглый, бесполезный, беспомощный дурак Декстер и много-много-много крови…
Только не снова.
Я открыл глаза. Я по-прежнему сидел на мокром ковре. Я не хотел быть здесь, не хотел сидеть в глубокой липкой луже, когда где-то рядом тикает таймер. Вставай, вставай! Я должен встать, выбраться отсюда. Я не хочу ждать Гарри. Я встану и уйду самостоятельно. Сделаю все по-своему, по-другому, сделаю все правильно. В этот раз я буду лучше, осторожнее, только бы встать и уйти из этой холодной комнаты, пойти домой, где все хорошо, где тепло и светло… И я встал. И я стоял, покачиваясь, и все перед глазами вдруг прояснилось, и я задумался: сколько осталось времени? Через сколько рванет яхта? Наверное, очень скоро.
Нужно поторопиться. Только для дурачины Декстера это сегодня не вариант. Я попытался, но сумел сделать лишь медленный шаг. Я двинулся вдоль комнаты и поплелся к дверям, цепляясь за стены, зеркала, мебель и слыша настойчивое тиканье таймера в своей голове. Наконец я коснулся дверной ручки – жесткой и неподатливой. И вдруг каким-то образом я сумел повернуть ее своими занемевшими пальцами, открыл дверь и почувствовал холодный ветер на лице, такой сильный и порывистый, что меня чуть не сбило с ног. Я схватился обеими руками за стены и вышел на палубу, повернул налево, ухватился за перила. Потом свесился с них и понял, что пошел не в ту сторону – повернул влево, вместо того чтобы идти прямо, к своей лодке. Но там будет не за что держаться, а без опоры я не устою. Поэтому я повернулся и поискал взглядом свою лодку и Дебору, но не заметил ни ту, ни другую. И я попытался оглядеться, но голова запрокидывается и взгляд упирается в бесконечно черную ночь. Мрак приходит и уходит, но он будет вечно… Хотя нет, ночь над головой не бесконечно черная. Прямо у меня над головой сияет нечто светлое. Вот он, последний друг Декстера, последний член семьи, последнее знакомое и милое лицо. Старушка Луна следит за мной и напевает мне свою серебряную песнь, полную темной услады. Саундтрек жизни Декстера – прекрасная симфония теней, которая преследует меня каждую ночь.
Но сегодня старушка Луна светит на меня своими нетерпеливыми лучами, как не светила никогда, убаюкивает, пока в плоть мою вонзается неумолимый нож. Песнь ее сегодня звучит по-другому. Другие ноты, другой припев. И новая улыбка – едва заметная, многозначительная.
Сегодня Луна совсем близко – ближе, чем когда-либо. Намного ближе. Вот она затягивает новый припев, но не подбадривает, как раньше, а сладко и мелодично зовет к себе: «Пойдем домой, дорогой Декстер! Пойдем домой…»
Но прекрасную серебряную песнь прерывает громкий вой – стальной рев, разрушающий ритм и сладость радушной песни. Он такой громкий, что даже я его отчетливо слышу. И вдруг узнаю: это гудок. Гудок моей лодки. И тут я радостно понимаю, что это значит: меня зовет Дебора – зовет прочь от серебристого мрака и хочет отвезти в другой мой дом…
Но нет. Не будет никакого дома, если я продолжу здесь стоять. Ведь яхта вот-вот взлетит на воздух – я не должен медлить, не должен вслушиваться в обманчивую песнь. Я пытаюсь выпрямиться и встать ровно, но не могу, и снова звучит гудок, но в голове моей громче прежнего раздается: ТИК-ТИК-ТИК! И я понимаю, что в любую секунду из трюма вырвется огненный шар и швырнет меня в воздух, и вокруг все потемнеет – навечно, а я к этому не готов. Даже несмотря на ласковый, почти материнский голос Луны, зовущей меня с небес.
Только не сейчас, еще не время. Не время Декстера. О нет.
И, собравшись с последними силами, я выпрямляюсь и, держась за перила, перекидываю через них одну ногу и смотрю вниз. Вот она, моя лодка, уже мягко покачивается на волнах неподалеку, хотя отсюда расстояние кажется огромным. Я вглядываюсь в полумрак. А вот и темная вода; в ее подернутой рябью поверхности криво отражается лунный свет.
Мне нужно просто спрыгнуть в воду, доплыть до своей лодки, и все будет хорошо. Время словно замедлилось. Я перекинул вторую ногу через перила и помахал Дебз, которая была, казалось, очень далеко. И я громко завопил, как болван, чтобы она плыла ко мне. Я знал, что она приплывет, ведь семья – самое важное на свете, и она это знает, точно-точно.
А потом я спрыгнул и упал… Ох, как же далеко вода! И какая она темная. Глубокая и темная…
А потом я увидел рваный силуэт насмешливой Луны, который сменился моим собственным силуэтом. Я вот-вот упаду на самого себя… Я падаю – беззвучно ударяюсь и разлетаюсь на миллионы ярко-красных кусочков лунного света, которые охватывают своим мраком все мое существо…
…Я падаю сквозь слои тьмы и света, пока прохладный серебристый свет не исчезает совсем. На смену ему приходит мрак, с его приятным и прохладным спокойствием. Я поднимаю голову и вижу черноту, которая уносит меня к темной стороне Луны; я падаю, кружусь во мраке и тишине, а потом поднимаюсь – вверх-вверх-вверх – и чувствую, что снова оказался дома. А после – падаю в прекрасной черной тишине, в объятия радушной Темной мамочки Луны – ну наконец и
Конец

notes

Назад: Глава 24
Дальше: Примечания