Глава 2

– Послушайте, – обратился ко мне Роберт Чейз, когда мы шли по коридору к моей лаборатории, – нам лучше установить кое-какие базовые правила, прямо здесь и сейчас, идет?

Я покосился на него. Видел я его в профиль, потому что смотрел он сквозь темные очки прямо перед собой.

– Правила? – переспросил я. – О чем это вы?

Роберт остановился и повернулся ко мне.

– Вас ведь Деррик зовут, верно? – осведомился он, протягивая руку.

– Декстер, – поправил я. – Декстер Морган. – Я пожал его руку. Она оказалась мягкой, хотя пожатие было довольно сильным.

– Ну да, Декстер, – кивнул он. – А меня зовут Роберт. Идет? Просто Роберт. – Он предостерегающе помахал в воздухе пальцем. – Не Боб.

– Разумеется, нет, – согласился я. Роберт кивнул, словно я изрек некую глубокую мысль, и двинулся дальше по коридору. – Так вот, – продолжал он, сделав рукой неопределенный жест в воздухе, – я самый обычный человек. Люблю все то же, что и вы.

С учетом моих индивидуальных пристрастий это представлялось маловероятным, но я не стал спорить.

– Ладно, – согласился я.

– Я не разъезжаю в «Феррари», не нюхаю кокс с сисек у проституток, ничего такого.

– О, – пробормотал я. – Ну да, очень хорошо.

– То есть, поймите меня правильно, – продолжал Роберт, изобразив на лице хорошую, мужественную такую улыбку. – Я люблю женщин. Еще как люблю. – Он покосился на меня, проверяя, поверил ли я ему, и продолжил: – Но я терпеть не могу всех этих… ну, звездных штучек. Понимаете? Я актер-труженик, а не суперзвезда. Я делаю свою работу так, как делаете это вы, а после работы люблю расслабиться. Ну там, пивка попить или посмотреть футбол по телеку. Все как у людей. Понимаете? Никаких там тусовок, или групповух, или диких пьянок. Это… – Он тряхнул головой, – говно все.

На слух это выходило интереснее некуда, однако по опыту я знал, что, когда кто-то настаивает на своем так рьяно, он или пытается убедить в этом самого себя, или, что гораздо чаще, старается скрыть нечто совершенно противоположное. Вполне возможно, Чейз и впрямь нюхал кокаин с чужих сисек и просто не хотел этим делиться. Впрочем, весь мой опыт общения с голливудскими звездами ограничивался созерцанием их на телеэкране, да и то вполглаза, так что, вполне вероятно, Роберт Чейз просто скармливал мне монолог из какой-нибудь своей прошлой роли. Так ли иначе, все шло к тому, что актер и дальше собирался распространяться по поводу своих «нормальных» пристрастий к женщинам и спорту, предоставив мне самому догадываться, к чему он клонит.

– Ладно, – сказал я. – Так что за правила?

Он чуть склонил голову набок, словно плохо меня расслышал и уточнил:

– О чем это вы?

– Базовые правила, – напомнил я. – Вы хотели договориться о каких-то базовых правилах.

Роберт снова остановился и повернулся ко мне; его лицо оставалось при этом лишенным всякого выражения. Я выдержал его взгляд. В конце концов он улыбнулся и похлопал меня по плечу:

– А знаете, я, наверное, сделался немного… как это называется? Напыщенным, вот.

– Ни капельки, – вежливо соврал я.

– Ну, в общем, – заявил Чейз, – я не хочу ничего такого… ну, понимаете? Особого отношения, всяких там штучек. Вы просто делайте все, что делаете всегда, – так, словно меня нет рядом. Все как всегда, идет?

Мне приходилось верить в то, что он и сам верил в то, что говорит, однако было очевидно, что это его первое правило абсолютно невыполнимо. Во-первых, особое отношение подразумевалось хотя бы потому, что мне приказали его оказывать. А во-вторых, занимайся я тем, чем занимаюсь обычно, Чейз почти наверняка выбежал бы из лаборатории с визгом. Хотя жизнь учит нас тому, что человеческое мышление редко идет рука об руку с логикой, но пытаться объяснять это, как правило, бесполезно. Поэтому я по возможности убедительнее кивнул:

– Заметано. Еще что-нибудь?

Роберт огляделся по сторонам – мне показалось, немного неуверенно. В коридоре, кроме нас, никого не было.

– Я не люблю… ну, крови, – признался он и судорожно сглотнул. – Я… типа… ну, не очень люблю ее видеть.

До сих пор Чейз представлялся мне начисто лишенным чувства юмора, но это его заявление прозвучало настолько невероятно, что я заподозрил насмешку. Однако похоже было, актер говорил искренне: он еще раз осмотрелся по сторонам и опустил взгляд на свои туфли. Что ж, не худший объект для наблюдения. Стоили они, наверно, дороже моей тачки.

– Э… – выдавил я из себя. – Вам что, не говорили, что я занимаюсь анализом крови?

Чейз поежился.

– Да, говорили, но… – Он покрутил головой так, словно воротник давил ему на шею, сжал кулаки и издал не слишком убедительный для актера-труженика смешок. – Я просто… того… ну, не люблю я ее, и все тут. Меня начинает мутить даже от одной мысли о ней, а уж от вида… – Роберт снова поежился и резко повернулся ко мне. В первый раз за все время нашего общения он показался настоящим, живым, не до омерзения совершенным живым существом. – Просто не люблю, – повторил он почти умоляюще.

– Ладно, – сказал я, не найдя других слов. – Но я не знаю, смогу ли демонстрировать вам процесс анализа крови, не показывая при этом самой крови.

Чейз снова уставился себе в ноги и вздохнул:

– Я понимаю.

– О господи! – послышался потрясенный голос у меня за спиной, и я оглянулся. Там стоял Винс Мацуока, прикрывая руками широко открытый рот. Ни дать ни взять двенадцатилетняя девчонка, наткнувшаяся на свою любимую группу.

– Винс, – окликнул я его, – это же я.

Замечание явно не сработало; не обращая на меня никакого внимания, Винс протянул дрожащую руку в направлении Чейза.

– Роберт Чейз… О господи… О ГОСПОДИ! – пролепетал он, подпрыгивая на месте так, словно ему отчаянно не терпелось в сортир. – Это вы… правда вы? – Я так и не понял, хотел ли он своими словами убедить себя в том, что перед ним и правда Чейз. Так или иначе, это начинало меня раздражать. Впрочем, похоже, самому Чейзу не хватало именно такого: он выпрямился и разом приобрел спокойный, уверенный в себе вид, недоступный простому, далекому от совершенства смертному.

– Как дела? – поинтересовался он у Винса, хотя единственно очевидным ответом на этот вопрос стало бы «Абсолютно съехал с катушек».

– О господи, – в очередной раз повторил Вин. А я начал подумывать о том, чтобы привести его в чувство, надавав несколько пощечин. Увы, этот логичный и эффективный способ на рабочем месте не поощряется. Поэтому я сжал зубы и сумел удержаться от совершенно естественной реакции.

– Вижу, ты знаком с Робертом, – сказал я Винсу. – И, Роберт, это Винс Мацуока. До того как утратил рассудок, он работал у нас медицинским экспертом.

– Привет, Винс, – произнес Чейз и шагнул вперед, протянув руку и сохраняя на лице все ту же мужественную улыбку. – Очень приятно познакомиться.

Винс таращился на протянутую ладонь так, словно в жизни ничего подобного не видел.

– О… О… О господи, – пролепетал Винс. – Господи! – Он вцепился в руку Чейза, как утопающий хватается за спасательный круг. Не сводя с актера восторженного взгляда, он продолжал лепетать как безумный: – Это невероятно… Я так… Я никогда… О господибожемой, глазам своим не верю… – Его лицо вдруг залилось румянцем, а голос понизился до хриплого шепота: – Я без ума от вас в «Штурме и Натиске»!

– Ну что ж, спасибо, – кивнул Чейз, пытаясь высвободить руку из стальной хватки Винса. – Хотя фильм-то уже старый, – скромно добавил он.

– У меня диск ди-ви-ди, – не унимался Винс. – Я его миллион раз пересмотрел!

– Здорово, – улыбнулся Чейз. – Рад, что вам нравится.

– Глазам своим не верю, – Винс съехал на прежнюю колею и снова начал подпрыгивать. – Господибожемой…

Чейз продолжал невозмутимо улыбаться. Похоже, ему уже приходилось встречаться с таким поведением; с другой стороны, медвежья хватка фаната явно начинала ему надоедать. Впрочем, держался он вполне мужественно. Высвободив-таки руку, он похлопал Винса по плечу. – Ну ладно, – произнес он. – Нам с Дерриком пора идти. – Он повернулся в мою сторону и легонько подтолкнул меня вперед. – Но я с удовольствием поработаю с вами. До встречи!

Чейз взял меня за локоть и потащил по коридору. Впрочем, меня и подгонять-то особенно не требовалось, поскольку Винс снова погрузился в причитания «господибожемой… господибожемой… господибожемой…», а это всегда досадно – видеть, как тот, кто был тебе другом, превратился в эталонный образец умалишенного. Поэтому мы, оставив Винса в коридоре, нырнули под спасительный кров моего кабинета. Чейз оперся бедром о край моего стола, скрестил руки на груди и тряхнул головой.

– Вот уж не ожидал такого здесь, – признался он. – То есть я хочу сказать, я думал, копы более… ну… – Он пожал плечами. – Круче, что ли? Настоящие мачо. Ну, понимаете.

– Винс не настоящий коп, – уточнил я.

– Да, и все же. Он не гей случайно? То есть, ничего не имею против, мне просто интересно.

Я посмотрел на Чейза и вздрогнул. Надо признаться, по большей части меня поразил не столько его вопрос, сколько я сам. Я проработал с Винсом уже довольно много лет и ни разу не задался этим вопросом. Конечно, мне это было безразлично, да и не касалось меня. В конце концов, в свою-то личную жизнь я его тоже не пускал.

– Не знаю, – признался я. – Однако в прошлый Хеллоуин он нарядился Кармен Мирандой. В очередной раз.

Чейз кивнул.

– Характерный звоночек, – заметил он. – Черт, на самом-то деле мне все равно. То есть я хотел сказать, сейчас пидоры на каждом шагу.

Меня слегка удивило использование слова «пидоры». Мне казалось, в относительно либеральных кругах, к каким я относил Голливуд, им не злоупотребляют. Впрочем, вполне возможно, Роберт просто хотел войти в доверие, а, с его точки зрения, я как мачо и сотрудник органов правопорядка Майами должен сыпать неполиткорректными эпитетами. Всем ведь известно, что мы только так и разговариваем.

И в любом случае меня гораздо больше заинтересовала его реакция на Винса, превратившегося в школьницу-фанатку.

– И что, такое с вами часто приключается? – осведомился я.

– Это вы про заикание и подпрыгивание как на пружинках? – без особого энтузиазма откликнулся Чейз. – Угу. Везде, где появляюсь. – Он подтянул к себе лежавшую у меня на столе папку и раскрыл ее.

– Это, наверное, немного затрудняет поход в магазин за продуктами, – заметил я.

– Ну да, – ответил актер, не отрывая взгляда от папки. – Но продукты для меня покупают. И потом, – пожал он плечами, – в Эл-Эй все по-другому. Там все считают, что они с тобой в одном бизнесе, поэтому никому не хочется выглядеть фриком. – Роберт принялся перелистывать страницы рапорта, что начинало меня раздражать.

– Мне тут поработать немного надо, – сообщил я, и он поднял голову с самым тревожным видом, отчего мое настроение сразу несколько улучшилось.

– Что, э… Убийство? – спросил Чейз. – Будете работать с кровью?

– Боюсь, что так, – подтвердил я. – Надо изучить несколько образцов с места преступления. – Признаться, иногда Декстер умеет быть не очень приятным, поэтому я не удержался от уточнения: – Убийца перерезал сонную артерию, так что крови вытекло предостаточно.

Чейз со свистом втянул воздух сквозь зубы. Потом, выпустил его, не разжимая зубов, снял очки, внимательно посмотрел на них и надел обратно. Возможно, это характеризует меня не с лучшей стороны, но я получил некоторое удовольствие от того, как он слегка побледнел под загаром. В конце концов он сглотнул и сделал еще один долгий вдох.

– Что ж, – пробормотал он. – Мне, наверное, лучше понаблюдать.

– Наверное, да, – согласился я.

Чейз еще раз сглотнул, вздохнул и встал, изо всех сил стараясь сохранить решительный вид.

– Ладно, – сказал он. – Я… я просто у вас через плечо погляжу, да?

– Идет, – кивнул я. – Постараюсь не брызгать слишком.

Он зажмурился на мгновение, но послушно пошел за мной.

Я бы назвал это маленьким триумфом; увы, до конца недели он так и остался единственным. Пока я расправлялся со своими повседневными обязанностями, Роберт неотступно следовал за мной. Он не слишком совался мне под руки, но всякий раз, когда я оборачивался, он маячил у меня за спиной – с серьезным выражением лица, а часто еще и с вопросом, что и зачем я сейчас делаю. Почему это так важно? Часто ли я это проделываю? Много ли убийц поймано благодаря этому? И что, все как один маньяки? А вообще много маньяков у вас тут, в Майами? Довольно часто вопросы не имели никакого отношения к тому, чем я в тот момент занимался, что изрядно меня раздражало. Нет, я понимал, конечно, что такому человеку, как он, трудно сформулировать внятный вопрос о, скажем, хроматографии, но, с другой стороны, зачем он вообще тогда тут ошивался? Почему бы ему не сидеть вместо этого где-нибудь в спортивном баре, посылая мне свои вопросы в эсэмэсках, что не мешало бы ему потягивать пиво и смотреть футбол по телеку?

Глупые вопросы уже доставали. Однако в среду он ухитрился поднять свои издевательства на новый уровень.

Мы были в это время в моей лаборатории. Я смотрел в микроскоп: мне удалось обнаружить любопытное сходство образцов тканей с двух разных мест убийства. Я выпрямился, потянулся, оглянулся и увидел, как Чейз, одной рукой задумчиво массируя себе затылок, другой прикрывает рот. Прежде чем я успел спросить, что означают эти дурацкие жесты, до меня вдруг дошло, что я проделываю абсолютно то же самое.

Я резко опустил руки.

– Зачем вы так? – спросил я как мог спокойно.

Чейз тоже опустил руки и торжествующе ухмыльнулся.

– Но вы ведь именно так и делаете, – заявил он. – Когда обнаруживаете что-то важное. Вас руки выдают. – Актер повторил мой жест, прижав одну руку к затылку, а вторую ко рту. – Вы делаете вот так, – он опустил руки, – а потом встаете с задумчивым видом. – Роберт насупился, что наверняка означало, как много мыслей сейчас в его голове. – Как-то так.

Наверное, я всю свою профессиональную жизнь проделывал это и многое другое, даже не осознавая. Если подумать, в моей лаборатории и зеркал-то особенно нет, чтобы я мог видеть себя за работой, и, если честно, меня это вполне устраивает. У каждого из нас есть свои неосознанные привычки… правда, мне всегда казалось, что я гораздо сдержаннее и логичнее в этом отношении большинства окружающих.

Но вот передо мной Чейз, и он наглядно продемонстрировал, что мои ужимки такие же дурацкие, как у любого другого. И то, что он их копировал, бесило меня просто невероятно. Более того, на самый важный вопрос он так и не ответил.

– Но вы-то зачем это делаете? – повторил я.

Роберт тряхнул головой так, словно это я задаю глупые вопросы.

– Я вас изучаю, – объяснил он. – Для своей роли.

– А не могли бы вы изучать, скажем, Винса? – поинтересовался я, хотя даже мне самому это предложение показалось совсем уже странным.

Чейз мотнул головой.

– Мой персонаж – не гей, – совершенно серьезно возразил он.

К исходу четверга я уже начал подумывать, не податься ли в геи, если это помешает Чейзу передразнивать меня. Он повторял за мной абсолютно все, любое бессознательное движение. За это время я узнал, что пью кофе, хлюпая, мою руки невыносимо долго и пялюсь, прикусив губу, в потолок, когда разговариваю с кем-нибудь по телефону. Я никогда не испытывал проблем с самооценкой: Декстер мне нравится таким, какой он есть. Даже очень нравится. Но по мере того, как Чейз продолжал обезьянничать, я обнаружил, что даже самое крепкое и здоровое самомнение может пошатнуться под огнем непрерывного, серьезного напоминания о твоих недостатках.

Я держался изо всех сил. Я напоминал себе, что выполняю приказ, что это часть моей работы и что у меня все равно нет иного выбора, но это не помогало. Всякий раз, оборачиваясь, я словно в зеркале видел все свои действия – только с добавлением аккуратных усиков и безукоризненной прически. Хуже того, время от времени, оглядываясь, я видел Чейза, молча глядевшего на меня с таким отсутствующим выражением лица, что проникнуть в его мысли не представлялось возможным.

День проходил за днем, и его присутствие все больше действовало на нервы. Меня бесило его наблюдение за мной, копирование моих действий и жестов. Но и без этого чувствовать к Роберту Чейзу симпатию я бы не смог. Признаюсь, я редко испытываю к кому-либо теплые эмоции, обычно связывающие людей друг с другом. Но это больше потому, что человеческие чувства мне вообще не свойственны. Однако мне удается вполне убедительно их имитировать; в конце концов, я ухитрился выжить в человеческом окружении, усвоив свойственные ему ритуалы и социальные повадки. В случае Чейза это не срабатывало, да и у меня не возникало особого желания пытаться. Что-то в нем меня отталкивало, а потому, хотя я так и не смог определить, что именно, я его просто недолюбливал.

Однако же мне приказали буксировать его по бурным водам криминалистического анализа, и я его буксировал. По крайней мере я не мог не признать, что Чейз трудолюбив. Он являлся каждое утро почти одновременно со мной. Утром в пятницу он даже принес коробку пончиков. Видимо, у меня был удивленный вид, потому что он улыбнулся:

– Вы ведь едите это, верно?

– Бывает, – признал я.

Чейз кивнул.

– Я тут порасспрашивал про вас, – сообщил он. – И все говорят: Декстер любит пончики. – И снова улыбнулся так, словно сказал нечто невероятно умное.

Если раньше он меня просто раздражал, то теперь это стало невыносимым. Мало того что Чейз меня передразнивал; он, оказывается, еще и наводил обо мне справки, шпионил, выпытывал у ближайшего окружения все о причудах и странностях Декстера. Я так разозлился, что смог успокоиться, только представив Роберта, примотанного к столу изолентой, тогда как сам я стоял над ним со счастливой улыбкой, держа в руке разделочный нож. Пончики его я тем не менее съел.

Остаток дня принес единственное за всю неделю облегчение. Что символично, случилось это исключительно благодаря убийству.

Мы с Робертом как раз вернулись с обеденного перерыва. Я уступил его просьбе взять его с собой в одно из заведений с настоящей кубинской кухней, и мы отправились в мое любимое кафе «Релампаго». Место, куда ходило уже два поколения Морганов… даже три, если учесть, что я водил сюда свою крошку, Лили-Энн.

Так или иначе, мы с Робертом отобедали по-королевски, запили все «Айрон-биром», кубинским аналогом кока-колы, а завершили трапезу целой горой пирожных и печенек. Роберт настоял на том, что за все заплатит, поэтому, вернувшись на работу, я пребывал в чуть более толерантном настроении. Однако посидеть, спокойно переваривая обед, не получилось: стоило нам войти в лабораторию, как в дверь влетел Винс, сжимавший в руках сумку со своим инвентарем.

– Собирайте манатки, – выпалил он. – Серьезное дело.

Он повернулся и бросился по коридору к выходу. Роберт посмотрел ему вслед, и весь его спокойно-уверенный вид как-то разом вытек, скопившись лужицей у ног.

– Это… то есть… э…

– Возможно, ничего особенного, – утешил я его. – Ну, снесли кому-нибудь башку мачете или что-то еще в этом роде.

Секунду-другую Роберт молча смотрел на меня. Потом побледнел, сглотнул, но покорно кивнул.

– Хорошо, – выдавил он из себя.

Я собрал свое снаряжение. Очевидный раздрай, в котором пребывал Чейз, приятно грел душу. Как уже упоминалось, порой и я могу становиться не самым приятным.