Книга: Убить нельзя научить
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

Даже с кипой бумаг в руках, Вархар изловчился несколько раз защупать меня по дороге на кафедру.
Я еще долго недоумевала — как ему это удалось.
Вроде бы и руки проректора были заняты документами, и возможностей для маневра у него почти не оставалось — кипа то и дело норовила рассыпаться. Но виртуозный Вархар трижды ухватил меня за талию, дважды «задел» грудь, и четырежды погладил по бедру. Но кто считает?
Я испытала почти катарсис, когда юркнула в рабочее кресло, и нас с проректором разделили полтора метра стола.
Рано же я радовалась!
Без приглашения, Вархар развалился на стуле напротив. Небрежно плюхнул стопку бумаг на край стола, и без усилий перегнулся через него. Между нашими лицами осталось не больше ладони. В отчаянии я слишком сильно толкнулась ногами. Кресло резво отъехало и с тупым звуком врезалось в стену. Меня слегка встряхнуло, словно невидимые силы приводили в чувство. Эх! Если бы не стена, я отъехала бы и дальше, ведь знала насколько длинные и беспардонные у проректора руки. Но здание решительно выступило на стороне Вархара. Наверное, опасалось ужасной участи крепостей, что проректор брал штурмом в свои лихие варварские времена. Быстрее, чем осознала бесполезность собственного маневра, Вархар перегнулся через стол всем телом, и свел мои старания к минимуму.
Довольно ухмыльнулся, привстал и легким движением руки подтянул кресло завкафедры назад.
— Ты там поосторожней на креслах разъезжай, женщина! — как ни в чем ни бывало усмехнулся проректор, словно обучал ребенка ездить на велосипеде. — Еще ушибешься. Не машина ведь. Тормозов не предусмотрено. Короче, слушай.
Слова вставить не успела, на меня, как из рога изобилия, посыпались рекомендации Вархара.
И впервые за наше знакомство проректор сильно удивил, почти обескуражил.
Вместо вандала, бретера и бахвала в одном флаконе в моем кабинете оказался мудрый, немного усталый от придурей дикарей-подчиненных и студентов, начальник. Начальник, что за годы работы не возненавидел их, не отгородился за ширмой высокой должности, не заперся в кабинете, с облегчением отсылая всех к замам и помощникам. И научился относиться к академическим будням со здоровым юмором. Не без налета варварства, как же без него, но в рамках приличия. За одно это я зауважала Вархара по-настоящему.
Без подготовки хлебнуть академических будней куда губительней для здоровья, чем без подготовки хлебнуть медицинского спирта. Даже для непьющего человека, вроде меня.
Инструктировал Вархар с серьезным, немного хмурым лицом, привычно приподняв бровью три удивительные родинки. И даже когда шутил, ни разу не усмехнулся.
— Ольга, — проректор резко убрал локти со стола, и откинулся на спинку кресла, добродушно выделив мне хоть немного жизненного пространства. — Первое, что тебе нужно уяснить — местные сотрудники разгильдяи и лоботрясы. Все, как один. Студенты, конечно же, тоже. Но, к этому, предполагаю, ты, уже привыкла. Езенграс говорил — опыта преподского у тебя хоть отбавляй. И раз ты жива-здорова, в здравом уме и твердой памяти, значит, студентам не по зубам, — он подмигнул, и на мгновение из маски сурового начальника показалось нахально-самоуверенное лицо варвара. Но тут же скрылось вновь. — Так вот. Дисциплина нашим преподам нужна не просто суровая, но и жестко систематизированная. Иначе — крындец. Нет, правда, крындец. Тут один завкафедры месяц не требовал отчетов. Что началось! Преподы являлись на ползанятия. Посреди рабочего дня свинчивали в никому неизвестном направлении. Свинчивали с концами. На кафедру заявлялись к обеду и с невинным лицом шли в столовую. Утверждали, будто бы из-за страшного приступа амнезии позабывали все утренние дела.
Бедный Езенграс! Трое суток пахал во дворе корпуса. Так устал, ужас!
Преподов воспитывал. А им-то что? Всего-навсего отжимались сутки напролет. Дак и то некоторые умудрялись халтурить. Падали навзничь, делали вид, что с них семь потов сошло. Потеть каждый дурак может!
Езенграс не терялся. Хрясть их током! И лодыри снова в строю! Бодры, аж трясутся от жажды деятельности. А вот бедный ректор все глаза проглядел, всю энергию растратил.
Короче! Намучился с ними по самое не могу. Мораль! Пожалей старика и не доставляй ему таких мытарств.
Каждый день или два, это уж как тебе удобней, требуй отчета. Пусть докладывают все подряд. Как прошли лекции? Даже если без сбоев и катаклизмов. Что проделано за день? Даже если это только чтение лекций или практические занятия. Пусть отчитываются за каждый шаг. Во сколько явились на работу, с точностью до минуты. Когда бегали в буфет, сколько там провели времени. Во сколько ускакали домой, с точностью до секунды. Начнут распинаться про походы в туалет, притворно оживись, блесни глазами. Спроси — какой ширины струя? Не прерывается ли? Долго ли терпели? И очень громко так, желательно, чтобы слышали даже в коридоре, еще лучше, на ближайших этажах, добей коронным вопросом. А проверялись ли вы после военных компаний на венерические заболевания? Спрашивай менторски, дотошно. Изобрази на лице заинтересованность. Не забудь стрельнуть глазами на брюки и недвусмысленно кивнуть. Все! Ерничать прекратят раз и навсегда.
Уборщиц и электриков не трогай. Эти шустрят сами по себе. Чем реже их вызываешь, дрессируешь, требуешь отчета, тем чище и светлее на кафедре. И, что гораздо важнее, безопасней. То-о-олько швабры-тряпки и датчики фазы не удел, все, крындец. Кафедра становится похожа на адскую мусорку. Там темно, как в зад… как в аду и грязно как на помойке. В кромешной тьме кто-нибудь непременно со всего размаху поскользнется на банановой кожуре. Куда же без этой классики? Или по самое немогу вляпается в очередную лужу чего-нибудь липкого и неотмываемого. Когда включится свет, многие, конечно, поржут. Но занятия будут сорваны в хлам. Если навернется препод, или даже несколько, пиши пропало. Две-три пары внимания от студентов не жди. Будут гоготать, хоть по башкам бей, хоть колЫ сотнями лепи. На всякий случай, если такое все же случится, сразу говори, что позовешь доктора Мастгури. Или можешь, как бы невзначай, блеснуть знанием местной фауны. Назвать его Доктор Шок. Поверь, студенты поймут мгновенно. Я тебе о нем попозже расскажу. И во всех подробностях.
Всех, кто ведет потоки, приглашай раз в неделю дополнительно. Пусть рассказывают о практике управления стихиями. Чего получается у студентов, чего нет. Требуй информации о каждом студенте! Но! Одним словом. Хорош, плох, середнячок. Вот где-то так. Если будут рассусоливать, просидишь с ними до второго пришествия.
Прямо так и говори, — Вархар рубанул ладонью по воздуху. — Даю одно слово на студента. И чтобы они тебе мозг не перегрузили, большую часть этих самых слов пропускай мимо ушей. Можешь даже на компе что-нибудь набирать. Документы проверять, заявления подписывать, лекции в уме проигрывать. Главное, время от времени бросай на докладчика умные взгляды, желательно исподлобья. Уж это ты умеешь. Ну как на меня, когда ухаживаю. В стиле Медузы Горгоны. «Посмотри-и на меня, и я сделаю тебя ве-ечным!» — Вархар наклонил голову, выпучил глаза и уморительно захлопал ресницами. Я хихикнула, проректор даже не улыбнулся. — Если замешкаются, замолчат, брось испепеляющий взгляд. В стиле «не высосу всю кровь, так закусаю до икоты». Ну как на меня в окно, когда я тебе мытые места предлагал показать. Они должны свято верить — ты вездесущая, как бог. Сама в документах по самую макушку, но каждое их слово слышишь. И, если что, накажешь не по-детски. По-взрослому отошлешь в темную башню. И будешь сурово хихикать, когда зеленые и на четвереньках выползут по-пластунски. А после исключительно по доброте душевной пошлешь их к нашему главврачу. К тому самому Мастгури. У него собственная методика. Все болячки лечит электрошоком и терапией ужаса. Кстати, свой метод воспитания преподов Езенграс у него подглядел.
Но Мастгури креативней. Чаще всего неожиданно из-за угла полусгнивший труп подсовывает… Ночью, в грозу. Если нет грозы, организует короткое замыкание. Обязательно с горением проводки. Говорит — «спецэффекты в деле исцеления страждущих — наше все». Трупы у него всегда на веревочках. Выплясывают как цирковые марионетки. В процессе теряют части тел. Когда у Мастгури заканчиваются трупы, он не теряется и не расстраивается. Подкрадывается сзади и надевает мешок на голову. Да много у него этих методик. Все и не упомнишь. Как выражается Мастгури: «шок и электрошок избавят вас от всех болезней». Термины: «инфаркт», «сердечный приступ», «аритмия» он не признает категорически. Если кто-то после его опытов хватается за сердце, Мастгури заносит счастливчика в километровый список собственных воздыхателей. И не просто обходит стороной, шарахается, как черт от ладана. Так несчастные получают шанс на осмотр у другого врача нашего диспансера. Главврач убежден — каждый больной должен быть облагодетельствован его методом лечения. Как ты понимаешь, больше половины Академии страстно и безответно сохнут по Мастгури. Я в их числе, хотя и натурал, — Вархар быстро подмигнул. Я всерьез испугалась, что на подходе новая серия приставаний в фирменном проректорском стиле «Круче меня только яйца, трижды сваренные вкрутую. Даже летучая мышь не занимается сексом на потолке лучше меня». Приставания, от которых ничем и никак не избавиться. Как показала практика, даже выдиранием волос. Но проректор посуровел вновь и продолжил инструктировать так, словно ни на что и не намекал: — Очень рекомендую тебе, не мешкая, вступить в наши стройные ряды. Это я про тех, кто днями и ночами вздыхает по Мастгури. Я уже пустил об этом слух.
Но вернемся к нашим баранам. К одним в прямом смысле слова, к другим — в переносном. Я снова про студентов и преподов. Тех, кто успевает слишком хорошо или слишком плохо лучше знать в лицо. Первые — потенциальная угроза зданию, вторые — дисциплине и успеваемости.
Женщин-преподов лучше всего попросить как бы невзначай указать их в толпе студентов. Наши бабы хоть и выглядят как танки в юбках, но хитры как лисы. Будут нашептывать на ушко с невинным лицом ушедшего на пенсию киллера. Гарантировано студенты сочтут за женское чириканье. Ну и пусть понагибаются к тебе. Сама видела, каланчи, а не бабы. Хоть вместо лестницы к крепостной стене приставляй. Зато удобно. Потребуется на верхние полки шкафа забраться — стремянку искать не надо. Зовешь любую преподшу с кафедры, и нет проблем.
Только, боже тебя упаси, просить мужиков-преподов «невзначай показать отличников и двоечников в толпе»! Не поймут. Слово «невзначай» я в их лексикон ввожу уже лет десять. И все без толку. Пока только последний слог освоили. И свято верят, что это какой-то очень мудрено названный напиток. Ну как! Целых три буквы и не русский мат!
Притащат они тебе студентов в холл, к столовой или, того хуже, прямо на лекцию. Поставят к стенке или к доске и еще пальцами потычут. Чтобы ты уж точно не ошиблась. И это, скажу тебе, в лучшем случае. В худшем, приволокут в кабинет за шкирку «для наглядной демонстрации». Потрясут над полом, как будто пыль вытряхивают. Я все это проходил. У Езенграса есть фотографии всех студентов, в личных делах. Вот пусть твои мужики-преподы потренируют сердце и ноги. Сбегают к ректору и отсканируют тебе снимки в лучшем ракурсе. Заодно вспомнят, как пользоваться сканером. А то некоторые до сих пор принимают его за тумбочку со светомузыкой.
Вархар говорил настолько неожиданно умные, выдержанные временем, как хорошее вино, вещи, что я слушала, приоткрыв рот. Его шутки помогали лучше воспринимать тонны сведений, уложить их в голове.
— Не позволяй приходить с заявлениями и просьбами когда попало. Все дни будут пороги обивать, покоя не дадут. Будут настигать в столовой, вваливаться на лекцию, в комнату проникнут. Каждый день будешь находить их с прошениями под своей дверью, в шкафу и под кроватью, — продолжал Вархар, забавно морща нос, словно вспоминал о своем не слишком радужном опыте. — Ты открываешь кухонный гарнитур, а оттуда рожа с улыбкой во все сорок четыре зуба. «Ольга Искандеровна, а Ольга Искандеровна, отпустите в отпуск летом? А?» Ты открываешь холодильник, а оттуда складной шкаф вылезает — один из наших шкафов-преподов. Если преподша — складная этажерка. «Ольга Искандеровна, а Ольга Искандеровна? Так вы меня отпустите в отпуск летом?»
Жестко и непоколебимо назначь только один день, и только определенное время для всех просителей. Не зависимо от темы, срочности и важности просьбы. На всякий случай, трижды повтори. Мол, во все остальные дни и часы я нема и глуха к любым обращениям. Есть немалый риск, что проникнутся далеко не все. Некоторые из упорства приползут на коленях с просьбой. Не ведись! Наши артисты и не такое сбацают. Только волю дай! Делай вид, что не слышишь их и не видишь. В прямом смысле слова. Они тебе заявление на стол. А ты как бы невзначай ставь туда стакан, и наливай из графина воду. И обязательно проливай полстакана на документ! Еще лучше, разверни шоколадку, почисти какой-нибудь фрукт, ручку распиши. Короче! Изгвоздакай бумагу так, чтобы даже уборщицы подивились экспрессии, студенты зауважали. Просители заваливаются к тебе в кабинет и умоляют об изменении расписания, другом потоке… да о чем угодно. А ты как бы невзначай подходишь к шкафу и — хрясть их дверцей. Вроде в упор не заметила. Или садишься на вот это, гостевое кресло, и нежно так наезжаешь колесиком просителю на ногу. И сразу на попятный не иди. Пускай поверещат, поноют. На утробные крики раненых в самое сердце антилоп поозирайся. Приподнимись слегка и зыркни в окно. Мол, кто это там? Или послышалось мне? Растерянно пожми плечами и… плюхнись назад со всей дури. Устройся на ноге получше, поменяй высоту кресла. Чтобы оно просело посильнее, подергалось на славу. Так у них в памяти события лучше осядут. Можно, конечно, еще стул на ногу поставить. Но тут нужен высший пилотаж, меткость невероятная. Даже на лыжи наших красавцев без тренировки, да сходу, попасть ножкой стула не так-то просто.
Для закрепления эффекта, с размаху открывай дверь, шибанув их в спину. Выскочи в коридор, будто бы по срочному делу. Поверь, для наших вояк это семечки. Они твоих ударов и наездов, в прямом смысле слова, не заметят почти. Зато уяснят — в неурочное время просители для тебя — невидимки.
Используй фантазию на полную катушку. Ты сбежала из кабинета от просителя, а по коридору рассекает кто-то из преподов? Не теряйся! Это твой шанс! Останови первого встречного, расспроси. А не видел ли он того самого сотрудника, что у тебя в кабинете мнется? Живо поинтересуйся — не заболел ли бедолага? Вообще появлялся ли сегодня на работе? Может, прогуливает, подлец! Надо же знать, кого лишать премии!
На крики из кабинета: «Я же зде-есь!» оглянись. Пожми плечами. Озадачь все того же первого встречного. А не послышалось ли ему чего? И вообще, не эхо ли по корпусам гуляет? Не призраки ли лишенных премии преподов воют?
И чтобы не ответил чего неправильного, как бы невзначай напомни. Мол, как раз сейчас премии-то и распределяю. Вот думаю, кого бы еще лишить. Повод ищу.
Приемные часы назначать лучше с утра и до какой-нибудь лекции. Если назначишь вечером, до ночи до постели не доберешься. Если в свободный день, даже в туалет не сходишь. Не то, чтобы пообедать.
Ну и по мелочи. Аспирантам надавай студентов в помощь для практических экспериментов. Можно даже над самими студентами. Такую самодеятельность не запрещай. Пытки лучше пробовать на живых подопытных. Кошки у нас бешеные. От слова «пытка» или «эксперимент» бросаются как камиказде. Орут, царапают, кусают все, что ни попадя. Только ледяной водой отлить и удается. Нет, правда. Самому приходилось. А студенты народ непуганый. Пока. Особенно первокурсники. У этих черный пояс по глупым попаданиям под горячую руку преподов. И под эксперименты аспирантов. А что? И аспирантам полегче, и преподам разгрузка. Да и студентам лишний раз академическое имущество разрушать недосуг. Преподам скажи, чтобы обо всех эксцессах докладывали тебе лично. Но без истерик, без метаний стихии и чтобы все «по полочкам». На доклады «Ой! Что мне делать? Там такое-е!» реагируй как на внеурочную явку с прошением.
И загадочно пообещай, что премии будешь распределять только за особые заслуги. В чем именно они заключаются, ни в коем разе не говори. Если будут уточнять, возмущайся. У меня и так дел по горло! Одни только ваши особые заслуги еще с лупой разыскивать надо! А вы тут отвлекаете. Марш работать!
С минуту я еще прибалдело смотрела в лицо Вархара. Оценив произведенный эффект, проректор вольготно откинулся на спинку стула. Хлопнул ладонью по столу до подозрительно-жалостливого скрипа и расплылся в довольной улыбке.
— Ольга! Я работаю тут много лет. И Езенграс поставил меня на должность не за то, что показываю шрамы женщинам, — приступ самоиронии, совсем нетипичный для Вархара, обескуражил меня.
Но проректор молниеносно свел феерический эффект своей речи к нулю. Шлепнул по столу так, что компьютер подскочил на добрых два пальца, графин с водой — на три, а стопка документов вздрогнула и поползла вбок. Вархар окатил ее пристальным взглядом, и кипа замерла в «позе слеша», в точности как у меня в комнате.
Пикнуть не успела, проректор снова перегнулся через стол, почти до «чоканья» носами и с прежней акульей улыбкой выпалил:
— Вот и все, собственно! Понадоблюсь — зови. Утихомирю, поставлю на место, физически превзойду любого. Морально сотру в порошок, не напрягаясь, — Вархар хитро подмигнул, поиграл грудными мышцами — их очертания, как и соски, полупрозрачная зеленая футболка почти не скрывала. Я уже начала опасаться, что сейчас он примется бить себя кулаками в грудь и завопит по-Тарзаньи.
Но проректор встал, лихо крутанулся на пятках, и вышел вон из кабинета, похоже наслаждаясь произведенным впечатлением.
Вот это да! Единственное, что приходило в голову.
Впервые войти в лекционную «Академии войны и мира» все равно, что войти в клетку с саблезубыми тиграми, размером со слона. А впервые войти на заседание кафедры все равно, что войти на собрание самых матерых дрессировщиков. У них эти тигры и через кольцо прыгают и морковку грызут на потеху публики.
Ровно в девять утра я с замиранием сердца открыла дверь совещательной и заглянула внутрь. Предательская дрожь в коленях усилилась.
Аудитория не особо отличалась от лекционной, не уступала ей и размерами. Потолки на высоте четырех-пяти Вархаров, окна — ровно на две стены. В лекционной так не развернешься! Аудитория-то не угловая!
Окна начинались где-то на уровне моей груди и заканчивались у потолка. И никаких тебе ставен. Слова «мера» архитектор не знал и ни в чем себе не отказывал. А, нам, простым смертным, приходилось закрывать часть окон жалюзи. Иначе солнце перекрестья миров, не менее добродушное, чем тиранозавр на охоте, слепило так, что глаза спасли бы только черные очки.
Зато, словно бы невзначай, дернув золотистый шнурок, я могла легким движением руки превратить совещательную в пыточную. Под страхом ослепнуть даже местные преподы расскажут все, что потребуется.
Вместо стройных рядов скамеек по огромной площади были хаотично разбросаны кресла. С высоченными спинками, с мягкими матерчатыми сиденьями, с удобными подлокотниками. В такие и президента усадить не стыдно, и светилу науки не совестно.
Меня вновь, как и в день знакомства с кафедрой, посетила ассоциация с ВИП-залом кинотеатра. Чудилось — вот сейчас преподы нажмут кнопки на подлокотниках кресел, и те превратятся в лежанки. Сотрудники поставят на подлокотники даже не ведерки, десятилитровые металлические ведра с попкорном. И захрустят им, наблюдая за мной, как за цирковым клоуном, что развлекает публику в перерывах между сеансами.
Фантазии не прибавили мне уверенности, зато прибавили адреналина. А он прибавил ногам силы. Внутренне содрогаясь, я вытянулась струной и твердой поступью вошла на свое первое заседание кафедры.
Сказать по правде, подчиненные вели себя гораздо приличней, чем студенты.
Ни тебе шума, ни тебе гама, ни тебе грохота мебелью.
Никто не рисовал на партах, нажимая так, что получались уже не картинки, а барельефы. Никто, словно бы невзначай, не отскребывал ногтем куски скамеек, чтобы использовать их как закладки в учебниках и тетрадях.
Разве только взгляды людоедов, в ожидании пока человеческая тушка поджарится на костре, немного мешали позитивному настрою.
Все как один — что женщины, что мужчины сидели с идеально прямой спиной, и сложенными на коленях ладонями. Из-под ручищ, с лопату размером, выглядывали небольшие стопки бумаг. Предполагаю, что отчеты.
Завидев меня, сотрудники кафедры разом встали. И я почувствовала себя уже не карликом на слете бодибилдеров, а хоббитом на слете каменных троллей.
Чтобы не свернуть шею напрочь, поспешила жестом попросить всех сесть.
И едва набрала в грудь побольше воздуха для приветствия, дверь кабинета приоткрылась. В щели между ней и косяком повисла голова Драгара. Глаза его бешено вращались, а волосы слегка вздыбились.
Я было понадеялась, что до такого состояния помощника довел очередной приступ самобичевания. Драгар опять опоздал на работу на целых две минуты. Но надеяться на лучшее в «Академии войны и мира» все равно, что надеяться на лучшее, когда в твою шею вгрызается аллигатор, а второй с аппетитом хрустит ногой.
— Там большая драка. В холле, между кафедрами. Магнетики и водники, — оттараторил Драгар. Не ожидала, что можно говорить так быстро и с таким придыханием.
Покосившись на подчиненных, я наткнулась на вытянутые лица, стиснутые челюсти и по-драгаровски выпученные глаза. Казалось, очутилась на слете героев аниме. Женщин от мужчин отличала с большим трудом, косы и хвосты усиливали впечатление. Вот вздумалось анимешкам обрести плоть и кровь, подрасти, и подкачаться. Но с глазами-блюдцами ничего уже не поделать. Такова логика вещей.
Снова здОрово! Понеслась душа в рай.
— Показывай! — я постаралась говорить деловито и спокойно.
Драгар распахнул дверь и сделал приглашающий жест. Я как можно более степенно направилась на выход и кивком предложила подчиненным «воспоследовать».
Образовалась презабавная процессия.
Впереди шествовал Драгар, ему только флага и не хватало.
Следом вышагивала я, стараясь копировать твердую поступь местных преподов.
Позади меня, ровным строем, как рота солдат, маршировали сотрудники кафедры. Кажется, даже в ногу.
Что ж. Студентам я уже показала, кто тут главный. Настала очередь завоевывать уважение подчиненных. Завоевывать, похоже, в прямом смысле слова.
Распахнув двери кафедры, Драгар открыл нам невиданное зрелище.
Холл между нашей кафедрой и соседней был заполнен до отказа.
Две группки, студентов по пятьдесят навскидку, разделяла ослепительная стена света. Исходила она из ладони… Вархара и упиралась в двери центрального из трех лифтов.
Проректор высился у изголовья лестницы, можно сказать, на линии экватора между кафедрами. И напоминал то ли Конана-варвара, то ли Зевса Громовержца. То ли Зевса Громовержца, который обзавидовался гонорарам голливудских актеров и приехал в силиконовую долину пробоваться на роль Конана Варвара. Глаза его светились мерным, голубым светом.
Знаменитая полупрозрачная футболка Вархара, висела на одном голом плече, не менее знаменитые широченные штаны — на другом. Вода стекала с них ручьями. Изредка по ним пробегали веселые такие синие и оранжевые молнии. Ручьи «с огоньком» медленно, с чувством ползли по обнаженному торсу проректора, капая на нечто среднее между спортивными шортами и плавками. На самом интересном месте красовался меч, недвусмысленно перевернутый острием вверх. Ярко-серебряный на черном фоне он прямо-таки бросался в глаза.
Да-а-а… Эротические магазины многое упустили, не видя этой аппликации.
Разряды не причиняли Вархару ни малейшего неудобства, хотя прямо под ним каменный пол уже дымился. Между плитами подозрительно потрескивали разряды. Заземление б сюда!
Стоило мне появиться в дверях кафедры, Вархар развернулся так, чтобы от взгляда не ускользнули ни горы мышц, ни кубики пресса. И даже слегка поиграл ими, чтобы я уж точно ничего не упустила из виду. Упустишь такое!
Бодибилдеры засмущались бы собственной хлипкости, и больше никогда не разделись бы перед жюри. Даже за очень большие деньги. Репутация дороже.
Правая рука Вархара застыла в жесте, которым коммунистические Вожди указывали народу светлый путь. Что выглядело более чем символично. Из его ладони выстреливал пучок света, вытягиваясь в ту самую ослепительную стену — от пола до потолка.
По нашу сторону световой баррикады со свистом вспарывали воздух металлические предметы. Ручки, сумки с железными пряжками, часы. И так, по мелочи: бронзовые ящики, тумбочки размером с полдрагара и сейфы — с полвархара. Они клином кружили над головами магнетиков, словно стая птиц, и время от времени дружно пикировали на световую завесу.
По другую ее сторону над затылками водняков плавало «жидкое облако».
Оно походило на облачка в комиксах, внутри которых пишется — кто и о чем думает. Только без текста. Наверное, студенты думали о противниках такое-е-е… Что писать это даже в столь неприличном обществе, как общество полуголого Вархара с мечом на плавках не решались.
Подлетая к световой преграде, водяное облако издавало мерзкий шипящий звук и к потолку устремлялись стебельки пара. Они плавно стекались, сливаясь воедино, и наполняли холл мерзким запахом гари.
Затем, на минуту или больше в воздухе повисал туманный череп над перекрестием костей. Как на пиратском флаге.
Весело живется в этой Академии. Даже странно, что тут осталось столько вменяемых существ, а где-нибудь рядом не отстроили «Перекрестную психушку».
Вархар еще немного поиграл мышцами, повернулся и так и сяк, чтобы даже упругие ягодицы мелькнули перед моим взором. Не говоря уже о ножнах, сзади, на его плавках, чье острие устало устремлялось вниз. Только после этого проректор выдал:
— Не то, чтобы я не справлялся сам. Но помощь не повредит, — в его голосе звучало плохо скрытое облегчение. — Я, конечно, могу шибануть их светом, — Вархар покрутил в воздухе другой рукой — из ладони полились рассеянные лучи. — Но тогда кто-нибудь пострадает всерьез, — опять акулья улыбка и приподнятая бровь с родинками. Вархар в своем репертуаре. Если он и хорохорился, то студенты ничего не просекли. Все, кто топтался в опасной близости от проректора, по обе стороны световой преграды, отшатнулись. Но поле боя покидать не спешили.
Я раздумывала.
Можно попытаться силой, в подробностях, растолковать студентам — насколько они не правы. В конце концов, за моей спиной целая кафедра. И, если верить информационному полю — каждый препод — живой электрошокер. А некоторые и куда более многофункциональное оружие.
Но разве это выход? Скорее уж запасной вариант, на самый крайний и безнадежный случай. Уложим мы эту мелочь пузатую на пол Академии, обездвижим. Толку-то? Завтра они найдут укромное местечко. И наткнемся мы на колоду утопленников. Или тел, которые совершенно случайно приняли за боксерские груши, а то и вовсе за манекены для испытания пресса. Что-то подсказывало — летающие сейфы не предел возможностей магнетиков. На одной только кафедре физики немало гораздо более весомой мебели.
Я оглядела смутьянов снова.
Такая раса мне еще не встречалась. Коренастые крепыши, чуть пониже скандров, телосложением ужасно напоминали безбородых гномов. Нескладные, с руками до колен и словно обрубленными ногами они оглушительно галдели таким басом, что, казалось, угодила на концерт саксофонистов. Но инструменты попались на редкость некачественные, и вместо музыки выплевывали дичайшую какофонию. Зато акустика не подводила, стократно ее усиливая.
Я с радостью отметила, что мои уши пообвыклись с кошмарными буднями Академии и отказывались сдаваться на волю очередной звуковой атаки.
Наверное, теперь мне даже ночная дискотека не более, чем тихий шепот студентов о том — догадается ли препод, что доска намазана воском.
Лампы у потолка, по примеру аудиторных, временами утробно гудели, как киты-горбатки в брачный период. Благодаря им наша честная компания счастливо наблюдала резонанс воочию. Стоило драчунам сногсшибательно загундеть в унисон с лампами, те в долгу не оставались. Пластиковые плафоны бешено вибрировали, словно собирались вырываться из плена потолочного камня и присоединиться ко всеобщей вакханалии.
Одевались безбородые гномы в странные, мешковатые рубахи до колен из ткани, похожей на холстину. Штаны из той же грубой материи заправляли в кожаные сапоги с невиданным количеством клепок и кнопок. Казалось, иголок у кактусов и то меньше.
Лица смутьянов удивили меня.
Мелкие, почти женоподобные черты, гладкая кожа цвета молочного шоколада… Будто бы профессор Франкенштейн наведался сюда по приглашению знаменитого доктора Мастгури, с него станется. И два самых страшных светилы медицины в четыре руки пришили головы дроу к телам гномов. Насколько я поняла, местные электрошоковые процедуры легко поднимут и мертвых, и франкентшейнов на раз-два.
Впечатление усиливали белоснежные волосы, с голубым отливом, собранные в хвосты на макушках.
Отметя идею убедить студентов вести себя прилично с помощью легкого удара током или чем-нибудь тяжелым, я решила попытать счастья в переговорах.
Краем глаза заметила, что Вархар устает. Лицо его окаменело, посерьезнело, побледнело. Свободная поза варвара, хозяина положения, сменилась напряженной, неподвижной.
Секунды не прошло, световая стена замигала, то вспыхивая ярче, то превращаясь в еле заметную белесую завесу. Казалось, между смутьянами натянули тонкий тюль. Теперь Вархар напоминал мне лампочку, чей срок службы безнадежно истекает, и бедный электрический прибор испускает последние лучи.
Испугалась я не на шутку. Смутьяны загалдели, задвигались, принялись разминаться. Они поводили плечами, растягивались, бежали на месте, как боксеры перед выходом на ринг. Мелкие заразы ожидали, что вот прямо сейчас, с минуту на минуту возобновится потасовка стихий. Но Вархар прокашлялся, эффектно затряс рукой, будто бы встряхивал батарейку, и стена зажглась с новой силой.
Толпа преподавателей за моей спиной разразилась облегченными вздохами.
Уж лучше бы разразилась идеями. Я еще раз оглядела толпы смутьянов, отметив главарей. Это труда не составило, разве что в глазах зарябило. А мое бедное чувство стиля издало последний, истошный крик — предпоследним оно всякий раз приветствовало футболку Вархара — и умерло до самого увольнения.
Сказать, что главари выделялись пестротой костюмов все равно, что назвать медведя хомячком. Тот, что заправлял магнетиками, носил бирюзовую рубаху с огромными желтыми пятнами, подозрительно похожими на ракеты, и алые штаны. Тот, что заправлял водниками — оранжевую рубаху с черными кляксами и лиловые штаны. На их фоне остальные, в рубахах и штанах одного цвета, непременно бьющего по глазам, просто терялись. Но этого главарям показалось мало. В радуге целых семь цветов, миллионы оттенков, зачем себя ограничивать? На поясах главарей висело штук по шесть ремней, с огромными пряжками. Любой можно было с одного удара вырубить мужчину комплекции Драгара, с двух — даже Вархара. Все ремни и пряжки были разных цветов — от снежно-белого до фуксии.
Остальные смутьяны ограничились тремя-четырьмя, но тоже непременно разноцветными. Казалось бы, куда уж больше пестроты, яркости, экспрессии? Но не-е-ет!
Только стена Вархара начинала постреливать шальными лучиками, ремни мерцали, испуская цветные искорки, а пряжки переливались перламутром.
Главари стояли свободно, сложив руки на груди, остальные же застыли в напряженных полусолдатских позах. Руки по швам, ноги на ширине плеч. Не хватало лишь ладони у виска, как на параде перед генералом.
Временами главари бросали в толпу «своих» краткие шепотки. Я попыталась расслышать, но остальные смутьяны так гундели, что это не представлялось возможным.
Эх! Была не была!
Чего мне терять? Уволят? Хотя бы живой до дома доберусь! Если сильно повезет, еще и в здравом уме. Опять же, от домогательств Вархара избавлюсь. Вспомню, что такое ухаживания без лапаний и обещаний показать себя «везде».
Я попыталась вернуть ощущения во время магнитной бури, когда остановила на подлете шальную мебель. Выбросила вперед руки, без особой надежды на первую попытку.
Но главари взмыли в воздух как птицы и повисли над потолком вниз головами как летучие мыши.
Из их карманов посыпались: ножи, шарики размером с апельсин, подозрительно похожие на рогаточные снаряды, монеты, размером с грецкий орех, и примерно такие же кнопки. Боюсь даже предположить, кому они предназначались.
Крупнокалиберный град забарабанил по тем магнетикам, что не успели вовремя сориентироваться и ретироваться с места бомбардировки.
По холлу разнеслись залихватские крики. «Ой!» «Ай!», «Да чтоб тебя!» перемежались с трехэтажными ругательствами. Перекрывали все душераздирающие, непереводимые вопли тех, кому попало по самым чувствительным местам.
Я намеренно зафиксировала магнитным полем только ноги заводил. Град продолжался так долго, словно у них не карманы, а, как минимум, амбарные мешки.
Последним из кармана главаря магнетиков вывалился… топор. Да, да, самый настоящий топор, каким рубят дрова. Просвистав до пола, он лихо срикошетил, и в нарушение всех законов физики, резво полетел в толпу по нашу сторону световой завесы.
Этажности у ругательств резко прибавилось. Крики перешли в ультразвук — на смутьянов посыпались снаряды, заготовленные для вражеского лагеря. Видимо, живой и веселый топор не одну меня поразил до самых глубин души. Сосредоточенность магнетиков мгновенно свелась к нулю, а цели — к увиливанию от топора.
Стайка железных вещей освободилась от их пагубного влияния, и как порядочная, повиновались гравитации.
Магнетики заметались по своей половине холла, пытаясь увильнуть от топора и не попасться под град легких и тяжелых предметов. Задачка выпала им непростая.
Словно ракета с самонаведением, топор метил в самую «гущу событий». Туда, где столпилось побольше жертв. Сейфы и металлические ящики контрольным выстрелом добивали одиночных скитальцев, что исхитрились избежать прицела топора.
Придавленные этими увесистыми, железными в прямом смысле слова, аргументами в пользу дисциплины, так и оставались лежать ничком. Наверное, на всякий случай.
Вскоре весь пол был усеян «металлическими черепахами». Сейфы и ящики громоздились на спинах распластанных на камнях студентов угловатыми панцирями.
И даже те магнетики, на чье темечко ящик грохнулся столь удачно, что наделся как шлем, не пытались избавиться от нежданного головного убора. Или оставили его на случай атаки бешеного топора?
Я понимала, что это неправильно, непрофессионально, несолидно, наконец. Но дикий хохот так и рвался из горла при виде студентов, на чьи затылки слишком метко спикировали сейфы.
Бронебойные, судя по этим судьбоносным встречам с мебелью, темечки магнетиков пробили дыры в самом удачном месте — внизу сейфов.
И теперь у них на головах красовались высокие металлические шлемы. Мигом вспомнился анекдот: «Не квадратная у тебя голова, не квадратная».
Но самое смешное было не в этом. «Сейфоголовым рыцарям» пришлось вступить в неравный бой со своенравными «забралами». Дверцы неустанно захлопывались. И посвященные в рыцарей ударом мебели по голове, с размаху налетали на стены и товарищей. Хуже того! Упрямые «забрала» так и норовили закрыться на магнитный замок, словно стеснялись показывать свету лица хозяев.
Услышав ухмылку Мастгара Раттифера — преподавателя моей кафедры, я догадалась, откуда у топора такие чудеснейшие свойства.
Преподы вступили в бой!
Мастгар хохотнул и подошел ко мне, подмигивая — сверху вниз. На голову выше Вархара, грузный, с заметным животиком, он ужасно напоминал огра. Что, впрочем, совершенно не мешало Мастгару носить еще более узкие футболки, чем проректор. И не менее тонкие — пупок Раттифера прорисовывался сквозь ткань во всех подробностях. Вплоть до мельчайших складок кожи.
Мастгар «рулил» топором более увлеченно, чем ребенок самолетиком с пультом управления. Высокий каштановый хвост на его макушке задорно раскачивался из стороны в сторону. Движения повторяли металлические кольца на сосках, размером с иной браслет. Дресс-код Академии все сильнее поражал мое воображение.
Акулья улыбка на квадратном лице Мастгара (наверное, мужчины с другими улыбками не проходили кастинг у Езенграса) демонстрировала отсутствие трех зубов.
Информационное поле не дремало. Напротив, вознамерилось не лишать меня удовольствия и в картинках поведало о подвигах нового подчиненного.
Вышагивая по коридорам вразвалочку, огр неизменно насвистывал в дырки какую-нибудь мелодию. Легкие и даже тяжелые предметы на пути его «музыки ветра» сметало как ураганом.
Я прямо увидела, как от посвиста Мастгара падали с книжных полок и кружили в воздухе, словно осенние листья, брошюры с заданиями по практике. Очень удачно, прямо на голову электрика грохнулся со шкафа ведерный ящик с канцелярскими товарами. Усыпанный ручками, тетрадями, папками, с воткнутыми в прическу карандашами, как у гейши, электрик выдал такую фразу… Я еще долго гадала — были ли в ней слова, или только выражения.
Со стола одной из кафедральных лаборанток четырежды падали и разбивались вдребезги вазы с цветами. Неунывающая девушка приклеила очередную вазу каким-то «супермоментом». Его инструкция обещала удерживать скандра на потолке «не меньше десяти дней». Не знаю как скандр на потолке, но ваза все равно не удержалась. «Музыка ветра» изо рта Мастгара разрушила действие клея «супермоментно». Теперь лаборантка запирала вазы с цветами в сейф и баррикадировала его шкафом. Зачем? Кто ж ее знает. Я еще не научилась управляться с новым даром. И коварное, как и все местное, информационное поле издевательски загружало в голову только те сведения, которые хотело.
По этой же причине я все еще не разобралась, какой же расы Мастгар. Но его мясистый нос, глубоко посаженные глаза и массивные надбровные дуги впечатлили бы не одного земного антрополога. Не говоря уже о приплюснутом черепе и сильно выдвинутых вперед челюстях, как у шимпанзе.
Вскоре ко мне присоединился еще один колоритный персонаж кафедры физики.
Очень высокий, жилистый преподаватель с рыжей косой. Кажется, его звали Суггурдалт Брело.
Перед заседанием кафедры я несколько раз запиналась, тренируясь произносить его Имя и Фамилию. Потому что отчество получалось лишь через три раза и то по слогам. Бреддиламрганж.
Едва Суггурд приблизился, благодаря все тому же информационному полю, я увидела документальный блокбастер с ним в главной роли.
Как выяснилось, Брело обожал походя что-то рассказывать и жестикулировать в стиле Вархара — мельница обзавидуется. Но площадь поражения мельницы его рук была намнооого больше.
Суггурд сметал на своем пути все. Начиная от студентов и заканчивая неосторожно подобравшимися на опасное расстояние стеллажами с книгами.
Однажды он решил показать спутнику что-то в окне лаборатории. Рука Суггурда выстрелила вбок и пробила бронзовый горшок с цветами — он тихо-мирно висел в макраме на шкафу и никого не трогал. Внизу оттирала с пола что-то едкое уборщица. Можно сказать, Суггурд водрузил на ее голову венок с красивыми розовыми цветами. Жаль только чернозем с корней высыпался на лицо уборщицы. Долго еще по Академии ходили слухи о безумной негритянке-флористке. Будто бы она с дикими криками носится по аудиториям, выдирает из горшков комнатные растения и плетет из них венки.
В другой раз Суггурд метким броском руки продырявил стену и вытащил оттуда… рубашку другого препода — он неосторожно читал лекцию в соседней аудитории. С удивлением оглядев трофей, Брело вытер им лицо и руки — на них попала каменная пыль. А затем, немного подумав, с самым добродушным оскалом на лице сунул изменившуюся до неузнаваемости рубашку обратно в дыру.
— Простите? Это не ваше? — такого вопроса там уж точно не ожидали.
Спутники человека-мельницы, с риском для жизни старались держать его подальше от горшков, мебели и стен. Увы! Наградой за их самоотверженность служили шишки и фингалы.
Да, наша кафедра не просто так преподавала физику. Деформацию и силу тока почти каждый препод демонстрировал студентам на примерах. Желательно на живых. Опыты на неживых объектах моих сотрудников не вдохновляли совсем.
Посмотрев на меня добрыми-добрыми светло-голубыми глазами, Суггурд хищно ухмыльнулся. Жидкое облако над головами «водников» затрепетало и заискрило электричеством.
Студенты заволновались и отступили к стене.
Вскоре мы наблюдали превеселую картину. Хоть сейчас фотографируй для фильмов про супергероев.
Магнетики жались по углам, с ужасом глядя на топор. Он медленно, на бреющем полете описывал широкие круги по опустевшей части холла, где еще недавно толпились смутьяны. Металлические предметы, что витали над ней духом непримиримости с «водниками», валялись на полу, как и угодившие под них студенты.
Сами же водники выстроились по стеночке, невдалеке от дверей собственной же кафедры. Один даже с минуту истошно дергал ручку, толкал дверь. В последнем, отчаянном жесте с разбегу навалился на нее плечом. Не верил, что дверь заперли. Поверил лишь тогда, когда ручка осталась в его ладони. Парень с ужасом и непониманием воззрился на сувенир и сник — покорился судьбе.
Фортуна сегодня была на нашей стороне, на стороне преподов.
Из жидкого облака автоматными очередями частили разряды, словно бы невзначай попадая по ногам водников. И по некоторым попадали настолько удачно, что там и селились. Яркими вспышками гуляли по металлическим клепкам и кованой подошве.
«Везунчики» отплясывали дикий танец, вскидывая колени и подпрыгивая с задорными «ой», «ай» и непереводимыми «твою ж»… Ремни на их поясах громыхали как ритуальные бубны, а сапоги позвякивали, встречаясь с каменным полом. Шаманы первобытных племен без сомнений признали бы в них родственные души.
Когда Суггурд и Мастгар поддеражли меня, на душе полегчало. Кажется, проверка на вшивость закончена. Вшей не обнаружено, и в бой пошла тяжелая артиллерия.
— Ну что, теперь, будем договариваться? — спросил Вархар у «потолочных главарей».
Они радостно закивали. И согласились так громко, что заглушили даже треэтажные выкрики, звон пряжек и стук окованных металлом подошв. Но то были лишь цветочки.
— Тогда все остальные брысь отсюда! — скомандовал проректор и привычно добавил. — Раз, два! Раз, два!
Глазом моргнуть не успела, студенты испарились. Уходили все по-разному.
Те, кому достались «заряженные ботинки» не переставали выплясывать и подпрыгивать. Те, кого придавило сейфами, отползали, как морские черепахи на кладку яиц.
Несколько студентов так и ушли с ящиками и сейфами на головах. Не всякий раз удавалось им открывать упрямые дверцы, не всякий раз удавалось с первого раза преодолеть упрямство магнитного замка.
Внезапно ослепших «сейфоголовых» мотало из стороны в сторону, как матросов в шторм. Они смачно врезались в углы и неловких товарищей, а из запертых «забрал» доносились гулкие возгласы. Наверное, ругательства. Но до нас долетало лишь поэтичное: бу-бу-бу-бу… бу-бу-бу-бу… бу-бу-бу-бу…
Шестерых студентов «сейфоголоые» сбили с ног на подходах к кафедре, и те отползли по-пластунски.
Гонгом нашей победы стал удар одного из сейфов в бронзовую дверь. Бу-м-м-м-м-м…
Не знаю, как чувствовал себя «сейфоголовый», но мне показалось, что прямо над ушами звякают тарелками бешеные барабанщики.
Студент выпрямился, дернулся и снова рванул на кафедру.
Бум-м-м-м…
Ну вот как можно промахнуться дважды? Моя голова зазвенела сильнее.
— Слышь, ты, человек-колокол, — окликнул его Вархар. — Еще раз промажешь, и я добавлю к твоей музыке световое сопровождение.
Не знаю, что бы это значило, но «сейфоголовый» подскочил на месте. Дверь к тому моменту почти закрылась. Но парню удалось просочился в небольшой зазор между ней и косяком.
Двое у потолка привычно смотрели на меня глазами кота из древнего мультфильма «Шрек». Похоже, популярный тут способ разжалобить препода. Только трогательно прижатой к груди шляпы не доставало.
В отличие от «шотландки» мультяшный взгляд удАлся им куда лучше.
Но меня не проняло.
По старой памяти, я закрыла глаза и представила, как иду по пляжу.
Чайки почему-то не кричали, а гоготали голосом Вархара. Вместо плеска волн откуда-то сбоку раздавались хрюкающие смешки Мастгара и Суггурда.
Вместо удара девятого вала о несчастный волнорез послышался грохот, затем всплеск, и снова грохот. Посыпались такие смачные ругательства, что самые завзятые матершинники и алкоголики моего мира покраснели бы и умолкли навеки.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Юля
Р
Елена С
Прекрасный цикл, состоящий из трёх книг. Совершенно новые миры, незабитый сюжет, адекватные главные герои. Оставляет приятное послевкусие и желание ещё раз вернуться к героям.ь