Через несколько дней, когда Игнат, казалось, окончательно пошел на поправку, у него вдруг начался жар.

С самого утра Игнат почувствовал недомогание. Страшно болела голова и спина казалась распухшей и тугой, как начиненная к празднику утка. Марьяна осмотрела его, и на этот раз смолчать не могла.

— Абсцесс, — кратко описала она ситуацию и добавила. — Этого и боялась.

Ее глаза влажно блеснули, но девушка не заплакала. Вместо этого снова напоила Игната отваром и привычно перевязала раны.

— Ничего, выдержу! — наигранно улыбнулся парень, хотя сердце заныло от плохого предчувствия.

Заражение крови — вот, чего опасались все.

— Будет воля Господа, скоро оттепель придет, — сказал Витольд. — А там можно попробовать и до людей добраться.

— Сами же говорили, далеко до города, — напомнила Марьяна.

— Что верно, то верно. Ближайшая деревушка — это ваша Солонь.

Марьяна бросила на Игната встревоженный взгляд. Тот насупился, покачал головой:

— Нет, туда нам ход заказан.

— От Солоньской станции можно будет до города добраться, но на это еще время уйдет, — с горечью произнесла Марьяна.

Она украдкой потерла покрасневшие уголки глаз, привычным жестом откинула за спину косу. Все понимали — снежная буря на время поймала их в капкан, отрезала от остального мира.

— Вот что, ребятки! — вдруг сказал Витольд, и в подтверждении своих слов хлопнул по коленям. — Выход я вижу только один. Помнишь, Игнат, как я тебе о ведьме рассказывал?

Марьяна скептически хмыкнула, и Витольд поднял широкую ладонь.

— Погоди! Будет еще время посмеяться. Так вот, выбора у вас нет. Или к мучителям вашим возвращаться, или к знахарке ехать.

— Да чем она лечить-то будет? — всплеснула руками Марьяна. — Лягушачьим отваром?

— Может, и отваром, — не стал спорить Витольд. — Да лишь бы результат был. Меня она быстро на ноги поставила, да и скольких еще до меня…

— Моя бабушка тоже знающей была, — сипло подтвердил Игнат. — Всегда людям помогала, перед тем, как…

«Перед тем, как умереть», — хотел сказать он. Но на самом деле в голове крутилось совсем другое: «перед тем, как отдать Званку на растерзание нави…»

Поэтому Игнат не окончил фразу и отвел глаза. Марьяна истолковала это по-своему, ласково погладила его по руке:

— Все будет хорошо, Игнаш. Все сделаю, чтобы тебя на ноги поднять, — и обернулась к Витольду. — Где, говорите, эта знахарка живет?

Охотник развернул потрепанную карту, всю сплошь усеянную чернильными пометками.

— Вот здесь весь мой маршрут указан. Тут я последний раз заправился, тут бивак разбил. Здесь на меня волки и напали…

Он ткнул карандашом в карту, и Игнат приподнялся на локтях, стараясь не обращать внимания на стреляющую боль в теле.

— А почему здесь такой крюк? — поинтересовался он.

На бумаге, действительно, черта из прямой превращалась в петлю, огибая какую-то невидимую на карте, но явно существующую преграду.

— Не проехать по прямой, — пояснил Витольд. — Валежник там. В некоторых местах чуть ли не на полторы сажени вверх поднимается.

Игнат почувствовал, как внутри у него похолодело, словно стужа подобралась к самому сердцу.

— Уж не тот ли это бурелом, что от Жуженьского бучила начинается? — спросил он.

— Верно, к болотам он и подступает, — подтвердил Витольд. — И, должен сказать, длинный же этот бурелом! На добрые мили тянется… Я многое повидал. Да только такого дива еще ни в жизни не встречал. Не знаешь ли, откуда взялся?

«Это вещая птица, — подумалось Игнату. — Птица с человечьей головой летела с востока, махнула крылом и потекла по земле вода живая…»

А вслух сказал:

— Не знаю…

Витольд вздохнул.

— То-то и оно. Поневоле задумаешься, что руками человека сделано. Потому что вот взгляни, — он поднял карту повыше, чтобы Игнату с топчана было лучше видно. Марьяна тоже с любопытством вытянула шею, следя за движением руки Витольда. — С одной стороны бурелом, как крепостная стена, тянется. С другой — болота подступают. Вот и получается, что ваша Солонь, да Малые Топи, да Живица и еще несколько деревенек будто в чаше лежат. От мира отрезаны. И подступиться к вам можно либо по железной дороге, либо с воздуха.

Он ухмыльнулся и развел руками, будто извиняясь: вот, мол, какая ерунда в голову приходит.

— Так вот, мы сейчас совсем недалеко от того места, где бурелом обогнуть можно, — продолжил Витольд. — А за ним будто дорога проложена, ровнехонько идет. Так если по ней дальше ехать, а миль через пятнадцать в тайгу углубиться и по компасу на север идти, то до знахарки недалеко будет.

— Из-за меня это все, — прошептала Марьяна и на этот раз не смогла сдержать слез. — Прости…

«И ты меня прости, — подумал Игнат. — Ведь не тебя — вернее, не только тебя, — бросился я тогда спасать. А душу свою… Не было мне покоя из-за вины, добровольно принятой. Да и теперь нет…»

Ближе к вечеру ему стало совсем плохо. Игната будто окунули с головой в кипящую смолу, и внутренний пожар, на время погасший, возродился с новой силой. Балансируя на зыбкой грани реальности и бреда, Игнат видел то склонившееся над ним встревоженное лицо Марьяны, то зыбкие, бесформенные тени, вырастающие возле изголовья. И по тайге прокатывался мертвящий хохот, а с еловых лап опадали снежные перины. Земля отзывалась дрожью, подбрасывала измученное тело Игната.

— Найди… воду, — бормотал он в бреду. — А мы, так и быть, вернем…

— Что ты, Игнатушка? Тебе пить надо?

Кто-то гладил его по щекам, в голосе слышалась тревога.

Он открыл глаза.

Влажная салфетка обтерла его губы, щеки, лоб. Игнат вздохнул, закашлялся. Тело мотнуло в сторону, и он ухватился за сидящую рядом Марьяну.

— Они обещали, — прохрипел Игнат. — Только я знаю, что мертвых не вернуть.

— Какие там мертвые, о живых думать надо! — отозвался из-за руля Витольд.

Машину снова тряхнуло на ухабах. Цепляясь за Марьяну, Игнат приподнялся на сиденье.

— Едем, что ли? — спросил он.

— Едем, едем, — басовито пророкотал Витольд. — Ты как, продержишься?

— Продержусь.

Игнат попробовал распрямиться, спину тотчас обожгло накатившей волной боли. Он закусил губу, стараясь удержаться в поминутно трясущейся и прыгающей на ухабах кабине, искоса глянул в окно. Из-под гусениц вездехода взметало снежные вихри, но сквозь белую пелену Игнат увидел тянущийся по обеим сторонам бурелом.

Он был сложен не из бревен даже — из цельных деревьев, и у основания можно было разглядеть сосны толщиной чуть ли не в полторы сажени. Чем выше, тем тоньше и моложе становились сосны, а на самом верху торчал острый частокол обломанных сучьев. Бурелом был неодинаковой высоты, кое-где обветшал и просел, а в некоторых местах и вовсе зияли прорехи. Но, увидев его воочию, Игнат ни на миг не усомнился — это было творение рук человеческих.

Давным-давно, возможно, еще в досумеречную эпоху, кто-то выложил эти крепостные стены, будто отгородил Игнатов мир от чего-то неведомого и страшного. И в памяти тотчас всплыли все слышанные раньше легенды о болотных чудовищах, о поросших мхом лесных людях, и о многом, многом другом.

«Не дошли чистильщики до бурелома, — сразу вспомнились слова деда Ермолки. — Даже до бучила не дошли… Не оттого ли, что дальше им ход заказан был? И не оттуда ли приходила навь?»

Игнат почувствовал, как на смену горячей волны пришла волна ледяного страха, и он инстинктивно сжал Марьянову руку. Та спросила взволнованно:

— Худо, Игнат?

Он неопределенно мотнул головой.

— Эх, ребятки, держитесь крепче! — подал голос Витольд. — Сейчас с дороги свернем.

Внедорожник качнуло, подбросило на очередном ухабе. Мелькнули и пропали в окне стены рукотворного бурелома, машина нырнула в густой ельник, и ветки принялись наотмашь хлестать по крыше и стеклам.

— Поторопился немного, — в сердцах произнес Витольд. — Раньше времени свернул, что ли. Ну да ничего. Сейчас на колею выйдем.

Двигатель взревел, гусеницы давили хрустящие сучья и вывороченный бурей молодняк. Игнат повалился на Марьяну, та ухватилась за него, и обоих мотало из стороны в сторону, как горошины в кипящем бульоне. Внедорожник упрямо перевалил через овраг, потом напоролся на особенно толстый и острый сук, и что-то с мучительным треском лопнуло под днищем машины. Ребят подбросило, и Игнат больно стукнулся макушкой о потолок. Потом, падая, ударился спиной о край сиденья. Ему показалось, что внутри разорвалась небольшая бомба. Ударная волна прокатилась по всему организму, разлетевшиеся осколки вонзились в легкие, и на какое-то время Игнат перестал дышать. Затем темная пелена перед глазами стала опадать, голова проясняться, но щеки почему-то горели страшно. И, разлепив ресницы, Игнат обнаружил, что это Марьяна натирает его лицо свежевыпавшим снегом.

— Что… это было? — слова с трудом вышли из пересохшего горла.

Он несколько раз сглотнул, потом попытался сесть и обнаружил, что сидит в сугробе. Вокруг, насколько хватало глаз, высились кряжистые ели, и на какое-то мгновение Игнату показалось, что не было никакой зимовки, ни отзывчивого браконьера, а все это время он провел в забытьи, и стоит только оглянуться — он увидит неподвижные серые фигуры и егеря, сжимающего в руке окровавленный нож.

Поэтому Игнат обернулся, стараясь не обращать внимания на вновь вспыхнувшую в спине боль, но увидел только поднятый на дыбы внедорожник. Витольд, проваливаясь в сугробы и пересыпая вздохи ругательствами, тащил конец троса к дереву.

— Ты как, Игнаша? — спросила Марьяна и шмыгнула носом.

— Терпимо, — он попробовал улыбнуться.

— Вот незадача… сколько бед на наши головы свалилось! Неужто на сук так неудачно напоролись?

Марьяна в сердцах ударила ладонью по снегу, и, кажется, готова была разреветься.

— Как бы не так! — подал голос Витольд.

Он обернул трос вокруг ствола, замыкая петлю, и теперь бежал обратно к вездеходу, чтобы остановить размотку лебедки.

— Я и не по такому бездорожью продирался, чтобы вдруг на каком-то паршивом сучке на брюхо лечь! — сплюнул он. — Говорил же, места тут проклятые. На противотанковую надолбу мы напоролись. Да и кроме этого сюрпризов хватает. Сами глядите!

Он швырнул Игнату под ноги перекрученный моток проволоки. Торчащие во все стороны шипы заржавели, но все еще выглядели угрожающе.

— Проволочные заграждения, — ухмыльнулся Витольд, и глаза из-под нависших бровей сверкнули мрачно и зло. — На колее их нет, дорога уже изъезженная. А вот в стороне еще остались. А чуть дальше, к оврагу, противотанковые надолбы попадаются. Что скажете?

Марьяна облизала губы и произнесла каким-то охрипшим, испуганным голосом:

— Здесь шли бои…

Игнат подумал, что проволочные сети и противотанковые надолбы действительно могли остаться от фортификационных сооружений времен войны. Если здесь действительно шли бои, немудрено, что вся местность перерыта оврагами, которые в далеком прошлом были ничем иным, как траншеями и окопами. Тогда и назначение рукотворного бурелома сразу становилось понятным.

Но если так, то почему военные не стали зачищать эту местность? Сколько еще сюрпризов таится здесь, на старом поле брани? Может, лежат тут под слоем хвои и снега истлевшие кости солдат. Может, где-то в стороне от основной дороги остались замаскированные минные поля. Или в очередном овраге запрятана капсула с вирусом бубонной чумы.

Игнат огляделся снова. Сосны, куда более старые, чем доводилось видеть ему в родных лесах, сплетались в вышине могучими ветвями, кора отливала медью. Не было ни ветерка, ни стрекота вездесущих сорок, и тишину лишь изредка нарушал шорох осыпавшейся хвои или упавшей шишки.

«Здесь прошла навь», — вдруг понял он, и опустил взгляд. Моток колючей проволоки ощерился шипами, как злобный металлический еж. Игната вдруг затрясло от омерзения.

Колени подгибались, но все же Игнат сумел доковылять до машины. Витольд тем временем включил лебедку на наматывание, и вездеход, скрежеща и постанывая, пополз вперед. Этот резкий звук, потревоживший тишину леса, отозвался из чащи хрустом ломаемых веток.

— Ну, вот и все, — Витольд обтер снегом перепачканные руки, оттер рукавом пот с покрасневшего лица. — Теперь аккуратнее надо. Слава Богу, мы на дороге уже.

Он ободряюще похлопал Марьяну по плечу, и та криво улыбнулась в ответ.

— Не собьемся снова-то? — спросила она.

Витольд покачал косматой головой.

— Не. Гляди-ка, — он отошел в сторону, приставил над глазами ладонь. — Просека. Стало быть, дорога проложена.

Его слова оборвал новый хруст подминаемого молодняка, и этот звук был теперь куда ближе. Люди замерли, прислушались.

«Это не ветер, — подумал Игнат, и его снова бросило в жар. — Там, где прошла навь, не бывает ветра…»

— Давайте в машину, — сказал Витольд, и голос его прозвучал отрывисто. — Живо.

Он распахнул двери. Подхватил спрятанные под сиденьями ружья.

— Руки действуют? — спросил он у парня. — Как учил, помнишь?

— Помню, — также коротко ответил Игнат, и обеими руками обхватил врученный ему двуствольный штуцер.

Треск повторился. Теперь трещали не только сучья — кажется, кто-то брел через чащу, подминая под себя молодую поросль и иссохшие покореженные стволы. В стороне упало вывороченное с корнями деревце.

Кто-то действительно продирался через чащобу.

— В машину, в машину живо! — закричал Витольд.

— Залезай, Игнат! — в страхе прокричала Марьяна.

— Сначала ты.

Он крепче обхватил приклад, сдвинул брови, всем своим видом показывая, что и в болезни остается мужиком, защитником. Дождем осыпалась хвоя. Качнулись и разошлись еловые лапы. И перед взглядом Игната наконец-то предстал тот, кто вовсе не являлся человеком. Хозяин заповедной чащобы. Лесное чудище Яг-Морт…