Глава 32
На следующий день начались занятия. После уроков я впервые попал на занятия барона Рада. Поскольку я пропустил вводную лекцию, барон раздал другим ученикам практические задания на тренировку различных органов чувств (зрение, слух, обоняние, осязание, вкус) и вестибулярного аппарата, а сам повторил для меня основные положения разработанной им теории. Если обобщить всё то, что он мне сказал, получается следующая картина:
Человеческий разум способен какое-то время работать в усиленном режиме. В этом состоянии значительно повышается скорость обработки поступающей информации, а сам организм способен выполнять значительно больший объём работы, чем обычно. Сам барон назвал такое состояние «форсаж». Это полезнее всего в четырёх аспектах человеческой жизни: в состоянии схватки, когда возможность думать и реагировать быстрее, чем соперник, может оказаться решающей для определения победителя; для ускорения восстановления организма после полученных ран и травм; для развития интуиции — возможность быстрее обрабатывать информацию позволяет производить более комплексную оценку событий и людей; с целью обучения — более быстрое и качественное запоминание и развитие логического мышления.
Ввести любого человека в состояние форсированного режима, возможно, для этого достаточно даже не магии, а обычного гипноза, но вот научиться самому по собственной воле входить в него, сформировать механизм осознанного изменения сознания — значительно сложнее. То есть первой задачей комплекса является научение входу в такое вот состояние форсированного режима.
Второй проблемой, возникающей при обучении методике, является недостаточность информации, поступающей ученику и неправильная её интерпретация. Любое событие мы воспринимаем с поправкой на предыдущий опыт, с выборочным вниманием и прочими «наслоениями». То есть второй задачей комплекса является научение абстрагироваться от таких вот «наслоений» и предоставить ученику больше информации.
Ну и третьей составляющей обучения является своевременный выход из данного состояния, «сжирающего» ресурсы организма.
Те упражнения, которые дети выполняли сейчас, как раз и должны были научить их усваивать больше информации из окружающего мира.
Вторую часть урока барон пытался каждого из нас искусственно ввести в состояние форсажа, для того, чтобы мы запомнили это ощущение. Как оказалось, у разных людей разные ощущения от режима форсажа. Например у меня зрение перешло в чёрно-белый режим и стало размытым, но стоило сосредоточиться на чём-нибудь, как этот предмет как бы приближался и я видел его в таких мельчайших подробностях, которые обычно были мне без увеличительных приборов недоступны.
Пробыл я в состоянии форсажа около пяти минут, хотя сам я считал, что прошло минимум вдвое больше времени. Барон оказался просто ошеломлён моими успехами: мало того, что я смог на первом же занятии войти в состояние форсажа, что до этого он видел всего один раз, так ещё и вышел на этом же занятии из данного состояния самостоятельно, что он до того вообще считал невозможным.
Потянулись дни учёбы. Я всё также ходил на занятия и учил других (кстати, барон присоединился к нам на моих уроках по развитию энергосистемы), занимался алхимией вместе с Францем и естествознанием с близняшками.
Грете и Аликс всё-таки удалось уломать Генриха поступать не в школу Карла Великого во Франкфурте-на-Майне, а в школу Альбы в Мейсене. Подкаблучник! Как я понял по его несколько глуповатому виду в тот момент, когда Грета торжественно об этом объявляла, мой совет они обе восприняли абсолютно серьёзно.
У Марии, той, которая постарше, уже был заметен живот. Как только представилась возможность, я просканировал плод. Мальчик, без благословения Богов, благоволят планы первостихий, а отторгают — первооснов. Это не означает, что у него обязательно будет канал на один из этих планов, но обращение к первостихиям будет даваться ему легче. Проклятий — полно, но все относятся к семье, личных — нет. А относящиеся к семье — не так страшны, светящихся красным среди них точно нет.
Астра аккуратно следовала моим рекомендациям и я надеялся, что где-то к летнему солнцестоянию она должна будет иметь возможность выносить и родить ребёнка.
Сентябрь шесть тысяч девятнадцатого года с момента сошествия Богов, оказался по-летнему тёплым и солнечным. Все политические дрязги вокруг меня ушли куда-то за пределы моего восприятия и я наслаждался учёбой и общением. Мне очень нравились эти осенние дни. Их умиротворение и спокойствие внушало робкую надежду, что Аликс надоест меня преследовать и она переключится на кого-нибудь другого, что Кристина не является на самом деле страшным монстром с химерического плана, что тётя Жаннетт действительно, как она и уверяла Марию, смирилась с тем, что ей не стать главой рода Ривас и сосредоточилась на получении статуса родовитой. Даже то, что близнецов нужно обучать жить с их каналами на демонический план и то казалось какой-то не стоящей больших переживаний проблемой.
К дню рождения Кристины — двадцать четвёртому сентября, я даже сумел сам себя убедить в том, что Генрих, взяв Грету в жёны, сможет убедить её отказаться от глупой идеи служить мне, как сюзерену. Об этой идее мне сообщил виконт Нинбург ещё в Кобленце. Сообщил он это очень интересно, устроив из этого целую театральную постановку с пьяными откровениями. Но я-то видел, что об этом виконт сказал, понизив голос и твёрдо убедившись, что ни жены, ни дочки рядом не было. Конечно же, с одной стороны я Грету мог понять — не являясь наследницей (у виконта был ещё и старший сын) и развиваясь как боевой маг, она попросту обречена пойти кому-нибудь на службу. Но вот рядом со мной ей явно будет гораздо опаснее, где где-нибудь ещё. Так что пусть Генрих, с его преклонением перед армейской службой, убедит свою будущую жену, что лучше служить королю, чем маркизу.
Сам день рождения прошёл весело и радостно. На праздник, пришедшийся на воскресенье, приехали родители Кристины. Отец Кристины — высокий, кряжистый рыжеволосый мужчина с обветренным лицом и большими усами. Мать — изящная до хрупкости маленького роста с фигурой, глядя на которую я впервые почувствовал какое-то томление. Было много лимонада и немного вина, много танцев и сладостей и немного детских обид, много шуток и много соревнований. В джигитовке победил Генрих, зато в скачках я был первым. В фехтовании Грета была непревзойдённой. Я несколько жалел, что не смог остаться неузнанным, когда начались танцы — слишком уж много «охотниц» захотело получить меня в кавалеры, но на переодевание не было времени, а Анжела, мастерица по приготовлению маскарадного порошка, всё ещё была в Калькутте. Пожалуй, именно в этот день я наиболее полно ощущал себя ребёнком.
В том же благостном настроении я провёл период с дня рождения Кристины до четырнадцатого октября — тридцатитрёхлетия Георга.
Это моё благодушне было грубо прервано шестнадцатого октября. Возвращаясь с Генрихом после вечерней конной прогулки я почувствовал несильный толчок в спину. Скорее от неожиданности, чем от самого толчка я пригнулся к шее лошади. Через мгновение до меня донёсся звук выстрела. Так это же в меня стреляли! Я прокричал едущему впереди Генриху:
— Скачи в замок, поднимай охрану (я катался без неё). Это покушение!
— А ты?
— Я следом за тобой. У меня артефакты качественней.
Тут прозвучало ещё два выстрела. По счастью, амулет защиты ещё держал. Снова выстрел, но я ничего не почувствовал. Промазали? И в этот момент я ощутил, как мой конь сбился с шага.
Место для засады было выбрано со знанием дела. Дорога в этом месте огибала поросший лесом холм, на котором и засели стрелки. Из замка нас не видно, небольшая водяная мельница с гарантией заглушит все звуки выстрелов. Единственное, в чём нам повезло, так это в том, что как раз перед этим поворотом мы устроили небольшую гонку. Скорее всего, именно по этой причине стрелки, сидящие в засаде, стреляют вразнобой.
Но сейчас, если лошадь падёт, я буду в полной власти напавших. Эта мысль придала мне сил. Откуда-то пришло бесшабашное веселье. Когда лошадь через пару секунд стала заваливаться на бок, я был к этому готов. Высвободив ногу из стремени и вытащив из седельной кобуры револьвер, с которым я после охоты на упырей почти не расставался, я сумел избежать того, чтобы моя лошадь, падая, придавила мне ногу. Сохранив свободу передвижения, я смог откатиться от бьющегося в агонии животного и нырнуть в придорожную канаву. В ней я пригнулся и побежал в сторону, противоположную местонахождению замка Тодт, логически рассудив, что там меня будут искать в последнюю очередь. Пробежав метров пятьдесят — семьдесят я занял удобную позицию у придорожного камня. Здесь я хотя бы буду уверен в том, что сзади меня не достанут.
Мой план почти сработал. Почти — потому что я забыл, что убегая, оставляю вполне отчётливый след. И вот ко мне подходят трое. Один — прямо по канаве и я его вижу лишь иногда, когда его голова мелькает среди кустов, которыми она заросла, а двое — по дороге. Бородатые лица, удобная одежда немарких цветов, подходящая для леса, барабанные карабины. Идиоты, взяли бы длинноствольные рунные ружья — уже прибили бы. А из этих пукалок вы долго будете мою защиту ковырять. Я немного успокоился.
Вопрос о том, стрелять ли сейчас или попустить их поближе, чтобы выцелить наверняка. Решил всё-таки подпустить поближе и ранить хотя бы одного. Раненый демотивирует и демобилизует группу.
Когда идущие по дороге подошли на десять шагов и остановились, прицеливаясь, я выстрелил в паховую область ближайшего ко мне бандита. Надо же, с десяти шагов и почти промахнулся. Попал в бедро, похоже в мякоть. Бандит заорал, падая и схватившись руками за ногу. Второй выстрелил и побежал под защиту деревьев. Пуля безобидно для меня прошла немного выше. Я же развернул своё оружие и стал ждать бандита, передвигавшегося по канаве. Однако, уже через минуту я услышал охотничий рожок. Надо же, кто-то догадался подать сигнал о близости помощи, чтобы бандиты могли сделать правильные выводы. Вскоре я оказался окружён своими людьми. Мне подвели другую лошадь и мы взяли курс на замок Тодт. В замке я прежде всего поблагодарил Генриха за чёткое и беспрекословное исполнение приказов. Затем присел в стороне и стал внезапно задрожавшими руками пытаться перезарядить револьвер. Получалось плохо, но, наконец, я справился. Положив револьвер на колени, я прислонился к стене и закрыл глаза.
В принципе и само покушение дурацкое и мои действия во время его ещё более дурацкие. Единственное, что сделал умного — отослал Генриха. А вот сигнал опасности на браслет сообразил послать только уже в канаве. А то, что я могу всех подходящих ко мне бандитов шагов с тридцати накрыть «воем» — тем же звуковым ударом, как и у призрака замка Тодт, только бьющим не по площадям, а точечно, наведение — автоматическое, на ближайший животный объект, и вовсе вспомнил только сейчас. Да и вообще — то же оглушение я, имея теперь один эон чисто ментальной энергии, мог бы оглушить всю троицу ещё на подходе и потом складировать их до прихода подмоги. Но это всё-таки перебор, хорошо, что не стал так действовать. А если их было не трое? А если у них были амулеты, нивелирующие или ослабляющие такое воздействие? Так что, как говорили древние — лучшая тактика та, которая привела к победе.
Но вот действия самих нападавших вообще никакой логике не поддаются. Послать каких-то неодарённых людей против мага и не вооружить их соответствующе? Да я с ходу могу назвать по меньшей мере три вида ружей, которые могут стрелять пулями, гарантированно взламывающими мою защиту не с первого, так с третьего-четвёртого выстрела. И пули у них, по видимости…
В этот момент я почувствовал, что около меня кто-то стоит. Открыв глаза, я увидел Георга.
— Что со Звёздочкой? — был мой первый вопрос.
— Пала. Никто уже давно не перезаряжал защиту, встроенную в сёдла, вот и… — Георг замолчал. Помолчал и я, отдавая дань памяти своей любимой кобыле из конюшен маркизатства Ипр. Затем спросил:
— А что за пули они использовали?
— Обычные.
— Что, даже не рунные усиленные?
— Нет, две стандартные руны и всё.
— Но ведь они понимали, что убить меня такими пулями можно только случайно. На что они рассчитывали?
— Раненый тобой бандит разговорился. Их задачей было не убить тебя, а ссадить на землю и передать послание.
— И кто у нас использует столь оригинальных почтальонов?
— Те самые ростовщики, у которых ты из под носа увёл братьев Рад.
— Они что, бессмертные? Или полиция Тхиудаланда совсем мышей не ловит?
— А вот об этом, — посерьёзнел Георг, — мы и спросим у полиции. Очень серьёзно спросим.
Этот случай полностью развеял моё мечтательное настроение. Пришла пора расставить точки над Ё. Взяв артефакт чистоты помыслов (аналогичный тому, на котором я обещал участвовать в строительстве железной дороги), я нашёл Кристину. Привычно проверив отсутствие Аликс, (это у меня перед каждым важным разговором вошло уже в привычку) я положил обе руки на артефакт:
Клянусь, что не имею намерения разглашать и как либо во вред присутствующей здесь Кристины фон Вальт использовать ту информацию, которую она посчитает нужным мне сообщить сейчас.
Артефакт не изменил цвет — я сказал правду. После этого снял с него руки и спросил:
— Кто ты такая? То, что не человек — понятно. Мне надо это знать для того, чтобы постараться придумать, чему я могу тебя научить.
Кристина вздохнула:
— Отвернитесь, пожалуйста.
Я выполнил её просьбу. Неожиданно для меня, за спиной я услышал шорох снимаемой одежды. Я насторожился: что же она хочет мне показать? Вскоре шум стих, а ещё через какое-то время раздалось… мурлыканье? Я обернулся.
Передо мной сидела великолепная пума и смотрела на меня с каким-то испугом и ожиданием. Я присел на корточки и протянул руки вперёд:
— Иди сюда, красавица.
Пума подпрыгнула на месте, сделала круг по полу, стенам и потолку и прыгнула на меня, повалив. Удариться о пол не дали лапы пумы, которые она успела подложить под меня. Я рассмеялся:
— А ты, оказывается, игрунья, Красотка.
Она лизнула меня своим шершавым языком и тут же в испуге отпрянула. Я готов поклясться, что пума покраснела, хотя при её шерсти это совсем незаметно. Я притянул пуму за уши к себе и чмокнул её в нос. Она смешно фыркнула и вдруг. с лёгкостью вырвавшись из моих рук, стала совершать какие-то уж совсем головокружительные прыжки и кульбиты. Я здорово повеселился, глядя на неё и та тяжесть, которая поселилась в моей душе после покушения, исчезла без следа. Наконец, она остановилась и встала напротив меня. Она тяжело дышала, открыв пасть, из которой свешивался язык. Я позвал её:
— Подойди сюда.
Она тут же повиновалась. Запустив руки в её шерсть я стал исследовать её энергосистему. Пума постояла несколько минут и вдруг без предупреждения шлёпнулась на пол, сорвав мне всю настройку. Я шлёпнул её ладонью между ушами:
— Куда легла?
Она стала вставать, но делала это с такой ясно выраженной на морде мукой, что её, бедную, уставшую, заставляют стоять, когда она может с таким комфортом лежать на полу и делайте с ней тогда, что хотите. Я не выдержал и рассмеялся:
— Ну, артистка! Нет уж, раз я стою, исследуя тебя, то и ты будь добра.
Пума вздохнула и покорилась судьбе.
Совсем другое дело! Чётко видны все каналы, их развитие, где подтянуть, где углубить, где расширить. Сразу стал виден и резерв — ровно двадцать единиц. Но, в свете последнего открытия это меня не удивило. Я уже читал, что на Земле, в отличие от обычных людей, проходящих:
— безродные и благородные — одну инициацию в двенадцать лет;
— родовитые — две инициации в двенадцать и шестнадцать лет;
— высокородные и первородные — три инициации в двенадцать, шестнадцать и девятнадцать лет;
Оборотни проходят всего одну инициацию — в пятнадцать лет. Да и резерв оборотни могут нарастить собственными усилиями только после этой инициации. Только вот сможет ли она когда-нибудь использовать высшую магию пусть не в три-четыре, а хотя бы в два потока — уже сейчас под большим вопросом. В Гиперборейской Империи вопросам обучения оборотней занимались серьёзно и целенаправленно, но общий вердикт был таков — за всё в жизни приходится платить. В данном случае за физическое здоровье, ускоренную регенерацию и усиленные заклинания своей «специализации» приходится платить почти полной неспособностью к высшей магии.
Потратил я, кстати, на полное обследование пумы не больше получаса. Закончив, я отвернулся:
— Нам надо поговорить…
К моему облегчению Кристина очень спокойно восприняла новость о своей неспособности к высшей магии. Гораздо больше её волновал вопрос — не изменилось моё отношение к ней после узнанного. Вопрос про её дальнейшие планы её даже немного возмутил — какие у меня на неё будут планы, такие они и будут у неё. Ну а делать только то, что я ей скажу и тренироваться именно так, как я решил для неё не было чем-то обременительным. Я же хотел развить связи между мозгом и средоточием хотя бы до уровня бакалавра низшего, первого класса.
Открывшись мне, Кристина почти полностью переменила своё поведение. Своё место за моим левым плечом она оспаривала даже у Вивьен, которая занимала его по должности. Взяв магическую клятву о неразглашении с Георга (у телохранителей неразглашение было частью их клятвы службы), я стал брать Кристину на наши прогулки. Мы отъезжали от замка, Кристина перекидывалась и носилась на воле. Как она сама признавалась, её этого — свободы передвижения в звериной форме — не хватало больше всего. Кстати, ту же Вивьен Кристина в звериной форме побеждала в четырёх случаях из пяти, а вот Эшли постоянно, образно говоря, подпаливал ей хвост. С Дэвидом фон Гантером у неё был примерный паритет побед и поражений.
Приближение следующего выброса я почувствовал тридцать первого октября. Сорвавшись в маркизатство, я прибыл туда даже с небольшим запасом по времени.
Родовитый Этьен смог по-настоящему обрадовать меня целых три раза. Во-первых, он смог расторгнуть договор продажи энергии, заключённый моим отцом и начать торговать этой энергией с гораздо более привлекательными условиями. Во-вторых, обе железные дороги, и от Лилля в Дюнкерк и от Гента в Ипр должны быть готовы до конца шесть тысяч двадцатого года. К этому же известию «во-вторых» прилагалась весть об открытии портала в Лилле после окончания строительства этих дорог. А учитывая, что от Лилля до Ипра менее пятидесяти километров… Ну и в третьих, мне «с барского плеча» была передана доля в двенадцать с половиной процентов от биржевой торговли накопителями. Это в разы перекрывало все убытки, причинённые мне уходом рода Борде. Так королевский дом Белопайса «урегулировал» вопрос с переходом этого рода под королевскую руку.
Разобравшись с самыми срочными делами я долго говорил с Кузьмичом. Мою идею — как справиться с кикиморой, он поначалу принял в штыки, но немного поразмыслив, стал её ярым приверженцем. Мы с ним даже провели пару тренировок, по итогам которых Кузьмич с восхищением прищёлкнул языком:
— От как ты её! И ведь нихтож ни догадалси, что и так ей поддеть можно! Вот уж я всех хозяев на место поставлю!
— На какое место-то?
— На положенное, — строго сказал Кузьмич. — Пусть стоят там и молчат в тряпочку. А то вишь — моду взяли: «помоги Кузьмич, подтолкни мысли-то своего человечка в правильном направлении» — сказал, явно кого-то передразнивая, домовой.
— Ты пока-то помолчи. Не хвались на рать едучи…, дальше помнишь?
— Да что я, совсем без понятия?! Не-ет, я их поначалу раззадорю, а только потом вдарю.
Пожалуй, именно такого разговора мне не хватало для того, чтобы почувствовать себя уверенно.
Выброс у меня случился с утра второго ноября. В этот раз я постарался из вырабатываемой энергии построить кокон вокруг средоточия. И как дополнительную защиту, и как возможную прокачку. Мне вспомнился один из экспериментов, которые со мной проводили врачи. Пытаясь увеличить мой резерв, они накачивали меня энергией и формировали из неё кокон вокруг источника. После этого, этот кокон вжимался в источник. Полностью эта методика себя не оправдала, потому что проводить её чаще раза в год оказалось невозможно — источник чаще просто не принимал чужую магию, да и сам резерв не рос, но в течение пары недель после этой процедуры резерв рос быстрее, чем обычно. В данном же случае я захотел поэкспериментировать с собственной энергией, какие будут результаты с ней? После окончания выброса (резерв, кстати, вырос до девяти целых, шести десятых эона) я начал вжимать получившийся кокон в источник.
Результат был ошеломляющим. Нет, я не увеличил резерв более ни на десятую, по на пару секунд я увидел в своём организме картину из учебника по взаимодействию энергий — я на пару секунд получил потенциальную возможность оперировать энергиями всех двадцати восьми планов. Если данный эксперимент не приведёт ни к каким отрицательным последствиям, то я обязательно попробую так сделать ещё не раз.
Назад в замок Тодт я доехал без малейших приключений, если не считать невозможность уснуть из-за постоянных кошмаров, представлявших из себя мою смерть последовательно на каждом из планов.
В замке я первым делом отозвал в сторону близнецов:
— У меня для вас приятная, но опасная новость.
— А в чём опасность? — Екатерина.
— В том, что вы можете превратиться в таких же чудовищ, каким был ваш отец.
— И что же тут приятного?! — Хором. Уставились друг на друга и снова посмотрели на меня.
— В том, что любая сила, при должном с ней обращении, становится не проклятием, а благом. Это шанс стать могущественней. Но если игнорировать силу или, того хуже, как ваш отец, начать ей служить, она уничтожит вас.
— То есть выбора у нас и нет, получается. Или мы учимся правильно жить с этой силой, либо в конечном итоге, станем такими, как герцог? — Екатерина. Вообще, я заметил, что там, где надо логически размышлять, первую скрипку всегда играет Екатерина, а там, где главенствуют эмоции — Мария.
— Именно так.
— Что мы должны делать? — уже Мария.
— В том-то и дело, что я точно не знаю, как мне обуздать вашу силу. Готового рецепта у меня нет. Поэтому у меня, прежде всего, просьба к вам: вести дневник, в который записывать все события, мысли и эмоции. И как только кто-нибудь из вам увидит хотя бы случайное, хотя бы и обоснованное преобладание отрицательных эмоций над положительными, немедленно начинайте делать те упражнения, которые я вам покажу. Это на первом этапе. А деле я надеюсь найти средства войны с вашим внутренним зверем, чтобы он служил вам, а не наоборот. Договорились?
— А ты будешь читать наши дневники? — Мария, но видно, что она опередила аналогичный вопрос Екатерины буквально на мгновения.
— Если вы сможете обуздать своего зверя самостоятельно — не буду. И в любом случае читать я буду под клятву о неразглашении.
— А если мы будем делать всё так, как ты скажешь и обуздаем своих зверей, мы станем сильнее тебя? — Это уже Екатерина. Интересно, к чему этот вопрос.
— Всё может быть, хотя и вряд ли.
Девочки переглянулись. — Хорошо, что надо делать? — Это уже хором. Вот почему у меня ощущение, что мы с ними говорили о разных вещах?
В середине ноября пришло радостное известие для Франца, о чём он мне сообщил лично, ворвавшись ко мне в комнаты прямо с утра, ещё до начала фехтования:
— Серж, представляешь?! Профессор Эйк смогла добиться для меня статуса её личного ученика! Это же куда больше, чем я даже осмеливался мечтать! Личный ученик профессора, в моём возрасте — это великолепный старт и такие возможности творить! А какая у неё библиотека! а доступ в библиотеку гильдии алхимиков! Серж, спасибо тебе, спасибо! Если бы не ты!
— Успокойся. Я не думаю, что ты, с твоими талантами в алхимии, остался бы незамеченным в любой школе. Так что за все свои успехи можешь благодарить только себя.
— Нет, ты не понимаешь. Если бы не ты, я бы не попал на глаза профессору, не получил бы доступ к реальным достижениям науки. Ну и что, что я бы смог сварить эликсир от бородавок лучше всех из класса какой-нибудь обычной школы. Пусть даже мне бы и удалось поступить в мюнхенский университет и там обратить на себя внимание, но я бы потерял минимум четыре года и не факт, что не потерял бы саму способность творить. Так что именно ты открыл мне путь к исполнению моей мечты.
Он встал последи комнаты и прежде чем я успел его остановить, выхватил палочку и произнёс:
— Я, Благородный Франц де-Витт, третий сын семьи Виттов, признаю долг службы перед первородным Сержем Ривас, маркизом Ипрским, наследником герцогства Ривас. Пусть моя магия будет гарантом моей клятвы.
Я, конечно, оценил его благородство, но Боги, каких сил мне стоило не дать ему подзатыльник!
Как-то незаметно для меня, в учёбе, приятном общении и неприятных великосветских обязанностях, наступил праздник моего одиннадцатилетия. Мария своим волевым решением объявила, что поскольку у меня в прошлом году не было дня рождения, в этом году мы будем праздновать его два дня — тридцатого ноября и первого декабря.
На дне рождения я впервые увидел во всей красе работы магов иллюзий. Их искусство было бы ошеломляющим… если бы не одно но — ни одна иллюзия не имела чётко очерченных границ. То есть отличить даже самую качественную иллюзию от реальности было чрезвычайно просто. Получается, всё то, что я принимал за иллюзию до того, ею не являлось? Или магия домовых позволяет создавать полноценные иллюзии? Вопросы, вопросы. Что ж, на часть этих вопросов я смогу получить ответы уже на следующей неделе, когда поеду на очередную сессию.
В Льеж на этот раз я ехал один… если не считать охраны. Кстати, благородный Эшли перед поездкой поинтересовался у меня — не соглашусь ли я, чтобы его тройка и дальше меня охраняла? На мой вопрос об отпуске он лишь пренебрежительно махнул рукой:
— Работа с Вами всё равно гораздо спокойнее, чем наши обычные дела. А у Вас и можно чему хорошему научиться и о защите своей охраны Вы всерьёз печётесь.
— У меня возражений нет. Если их нет и у родовитого Люка, то оставайтесь.
— Так это… Он это первым и предложил. Я ведь, не в обиду Вам будет сказано, всё-таки для многонедельных ночёвок в тонкой палатке зимой уже староват буду.
В Льеже я впервые на моей памяти удостоился сдержанной похвалы от профессора де-Эйк, которая, правда, не упускала возможности при каждом удобном и неудобном случае напомнить мне про свою лопаточку для зелий.
Толпы студентов были ещё более многочисленными, чем на летней сессии. Один раз меня даже затащили на пирушку по поводу сдачи какого-то там экзамена. Кто затащил — догадаться не сложно. Конечно же Отто!
Но больше всего внимания я уделил двум вопросам. Первым из них было использование накопителей в схватках магов. Ведь с учётом использования помощников и отсутствия, точнее практического отсутствия, высшей магии, достаточно обвешаться накопителями и можно попросту истощить любого противника. Но оказалось, что это не так просто. Во-первых, в качестве накопителя, пригодного для прямой перекачки энергии в помощника годится лишь личный накопитель, а их много не навешаешь и ёмкость у них не как у стандартных. Во-вторых, долгое использование накопителя в качестве источника энергии приводит к повреждениям средоточия и смерти мага. Предел наступает где-то на десятикратном собственном резерве. Ну и в третьих — чем более энергоёмкое заклинание ты используешь, тем больший процент собственной энергии должен быть в него вложен.
Разобрался я и с теми ограничителями, которые меня заинтересовали в Берлине. Разобрался и ужаснулся. Вместо того, чтобы искусственно затруднять ход энергии, укрепляя стенки и повышая эластичность каналов, они просто ставили преграду на пути энергии. Результат — разрушение неокрепших стенок, микроразрывы тканей и нарушения нормального функционирования ядра. Пусть все эти негативные последствия и были микроскопическими, но ведь в жизни иногда одна дополнительная соломинка может сломать спину верблюда.
Поскольку Мария, находящаяся уже на восьмом месяце, не могла меня сопровождать в Ипр, мы решили, что я сразу с сессии проеду в Ипр и уеду оттуда уже первого января, чтобы попасть в замок Тодт на празднование Нового Года.
Проведя ритуал зимних даров я почувствовал аккуратное, тёплое и ласковое поглаживание своего средоточия. Это вызвало у меня улыбку, которую заметил Кузьмич:
— Что, прочуйствовал, значиться? Любит тебя магия, ой любит!
Я никак не отреагировал на эту реплику. Мне показалось, что скажи я в тот момент хоть слово — и волшебное ощущение теплоты, поселившееся во мне после этого прикосновения, растает бесследно. Поэтому, попрощавшись с Кузьмичом лёгким поклоном, я прошёл в свои комнаты. Волшебство не исчезло, а как бы растворилось во мне, сделав меня если не самым счастливым человеком, то что-то очень близкое к этому.
Спать не хотелось. Я постоял у окна, бездумно смотря на замок Ипр, как бы впитывая его в себя и прошёл к большому зеркалу.
Мои волосы за этот год несколько посветлели, став скорее светло-каштановыми. Подрасти за этот год мне почти не удалось, хотя мышцы, и так присутствовавшие в достаточном количестве и качестве дополнительно окрепли. Влившись в окружающую меня обстановку, я всё меньше с тоской вспоминаю Гиперборейскую Империю, хотя моих наработок и возможности спокойного изучения загадок магии мне очень не хватает. У меня появились друзья, враги и свита и это свидетельствует о том, наверное, что я не самый плохой человек. Что ж, на ближайший год у меня всё по высказыванию кого-то из великих: «Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи».