Джон Браун

С борьбой американских негров за свои права связано имя Джона Брауна, предки которого приехали в XVII веке в Америку из Англии в поисках свободы совести и демократического строя. Будущий борец за освобождение негров родился в 1800 году в штате Коннектикут – месте суровом, где и люди были под стать природе. Молчаливые и упорные, они трудились, поливая своим потом каждый клочок земли. Когда Джону было четыре года, отец запряг свою единственную лошадь, посадил в фургон жену и детей, погрузил нехитрый свой скарб и двинулся в Огайо, где, по слухам, были хорошие земли. Брауны разбили палатку у поселка Экрон, где земля была жирная, пастбища хорошие, а по долине тянулись огромные фруктовые сады. Здесь жило несколько фермеров-немцев, но в основном население состояло из индейцев. Белые и индейцы между собой почти не общались, но О. Браун вовсе не считал, что только белые должны управлять миром. Наоборот, он полагал, что если человек честный, мужественный и славно работает, то цвет его кожи не должен никого касаться.

Такие речи отец Джона Брауна вел и дома, часто подкрепляя их конкретными делами. Когда у соседа-индейца заболел ребенок, он дал им молока, а жена его лечила ребенка. Неудивительно, что маленький Джон вскоре свел дружбу с индейскими ребятами. Новые друзья научили его управлять пирогой и ловить рыбу на сырое мясо, ставить силки на птиц и капканы на мелких животных. Он научился на всем скаку накидывать аркан на бегущую лошадь, да и одевался, как индеец, – в мягкие мокасины, штаны из оленьей кожи и козью куртку…

Когда Джон Браун вырос, он обнаружил, что живет в стране, которая объявила свободу основой своего существования, однако держит в рабстве четверть населения. Но что он мог тогда поделать? Юный Джон разводил овец, дубил кожи, продавал шерсть, сохранял веру в Бога… Попав во время войны 1812–1815 годов в один из рабовладельческих штатов, 14-летний Джон Браун оказался очевидцем наказания маленького негра. Мальчик-слуга подавал вино и, нечаянно оступившись, облил одного из гостей. Хозяин схватил плеть с железным наконечником и начал избивать его. Лицо Джона стало белее платка: он вскочил и вырвал плеть из рук мучителя. Тот в ярости двинулся на него, но, встретив его взгляд, – отступил.

Позднее Д. Браун пришел к убеждению, что все люди имеют равные права и нет никаких различий между белыми и людьми с другим цветом кожи, а рабство нарушает «естественные права человека», провозглашенные «Декларацией независимости». Он хлопотал об устройстве школ для негритянских детей, помогал переправлять в Канаду беглых рабов, что было сопряжено с большим риском. Д. Браун был религиозным человеком и часто обращался к Библии, находя в ней такие места, которые говорили о равенстве людей и могли быть истолкованы против рабства. Однако он пришел к выводу, что ни моральные увещевания, ни даже политическая борьба не смогут уничтожить рабство, и единственный путь – вооруженное восстание. И Д. Браун решил организовать массовый побег негров и создать на рабовладельческом Юге опорный пунк помощи беглецам. Часть рабов будет переправляться в Канаду, другая часть, время от времени спускаясь с гор, будет агитировать рабов и облегчать им путь к бегству, и, таким образом, рабовладельческая собственность на Юге будет постепенно расстроена, что ослабит систему рабства и в других штатах. Когда соратники говорили, что собравшиеся с силами рабовладельцы разгромят убежища для рабов и убьют его самого, Д. Браун отвечал, что «не видит лучшего применения своей жизни, чем пожертвовать ею ради свободы рабов».

В своей борьбе Д. Браун был не одинок. В начале 1860-х годов в стране развернулось широкое движение за освобождение рабов, местами перераставшее в вооруженные восстания. В 1857 году Д. Браун вместе с сыновьями переехал в Канзас, а через год возглавил вооруженную борьбу фермеров, восставших против превращения Канзаса в рабовладельческий штат. Сторонники рабства при содействии правительства творили насилие, совершали убийства и поджоги, и тогда Д. Браун стал вершить свой суд и расправу. Он хладнокровно уничтожил целую шайку бандитов, после чего власти пригрозили ему тюремным заключением, однако исполнить свою угрозу не решились. Впоследствии он решил дать бой рабству и начал подготовку к всеобщему восстанию негров. План Д. Брауна состоял в том, чтобы разбить в Аппалачских горах лагеря, запастись продовольствием и оружием и уговорить местных рабов искать убежище в этих лагерях. Потом двинуться отсюда на север, пока вся волна беглецов (4 млн рабов) не достигнет свободных штатов. Оружие он надеялся раздобыть, захватив правительственный арсенал в Харперс-Ферри. Большинство аболиционистов считали план Д. Брауна бредовым; негритянские руководители одобряли этот план, но считали его неосуществимым. Для его исполнения нужны были большие деньги (на питание и другие дорожные расходы), но после многих обращений к друзьям Д. Брауну удалось собрать только 25 000 долларов.

В ночь на 16 октября 1859 года отряд Д. Брауна занял мост через реку Потомак и предпринял захват арсенала в штате Виргиния. Арсенал находился в том месте, где начиналась дорога на Мэриленд, поэтому предполагалось сконцентрировать людей и оружие на мэрилендском берегу реки, внезапно напасть на арсенал и захватить его, а потом с оружием, боеприпасами и пленными скрыться в горах.

Однако в своем плане Д. Браун не предусмотрел, что городок Харперс-Ферри находится всего лишь в 60 милях от Вашингтона. Кроме того, в этой части Виргинии не было крупных плантаций с большим количеством рабов. А те рабы, которых использовали как домашнюю прислугу, не были готовы сражаться с оружием в руках. Д. Браун не предполагал также, что на защиту правительства выступят горожане, работавшие в арсенале и ружейных мастерских и хорошо оплачиваемые.

Сначала все шло по намеченному плану: часового обезоружили, пленных брали без единого выстрела, даже без применения силы. Но, придя в себя от утренней растерянности, жители Харперс-Ферри вызвали из Чарльстоуна отряд милиции, а пока сами со всех сторон оцепили арсенал, грозя поджечь его. Вскоре из Балтимора сюда прибыл отряд морской пехоты. По свидетельству заложников, перед лицом смерти в ночь на 18 октября в пожарном сарае арсенала, окруженном отрядами милиции и морской пехоты, Д. Браун проявил удивительное хладнокровие. Стоя между сыновьями – убитым Оливером и умирающим от ран Уотсоном, он стрелял, призывая друзей отдать жизнь как можно дороже. Но под ударами тяжелой пожарной лестницы забаррикадированная дверь поддалась, и осаждающие бросились на Д. Брауна и его товарищей. Сам он получил несколько ударов холодным оружием по голове и штыками в спину; его продолжали бить и после того, как он упал, обливаясь кровью.

Раны Д. Брауна еще не успели затянуться, как начался суд «над бунтовщиками из Харперс-Ферри». Вся Америка была в волнении: впервые белый выступил с оружием в руках на защиту негров, и два его сына погибли в этой борьбе. Одни провозгласили его новым святым, другие утверждали, что он преследует личные цели. Южане не могли простить, что 22 бойца Д. Брауна привели в панику целый округ, и издевались над его мучениями, придумывая для него самую оскорбительную смерть. Буржуазия Севера верила в успех мирных переговоров и потому была недовольна, что Д. Браун так некстати раздражил южан. Камеру № 18 осаждали многочисленные посетители: военные, юристы, квакеры, священники. Одни хотели научиться у Д. Брауна мужеству и стойкости, другие ждали от него поучений; кто-то хотел сам поучить этого старого грешника, а были и такие, кто рассматривал его как диковинного и опасного зверя.

Суд над Д. Брауном стал тяжким испытанием для южан, пытавшихся создать видимость беспристрастного правосудия, ведь им приходилось балансировать между яростью толпы и сочувствием к Д. Брауну всех честных людей. Ричард Паркер, судья штата Виргиния, получил секретное предписание провести следствие и суд в ускоренном порядке, так как судебная сессия уже заканчивалась, а до следующей пришлось бы ждать несколько месяцев. Не держать же Д. Брауна в тюрьме полгода!

Весь путь от здания тюрьмы до суда оцепили войсками, несколько пушек было направлено на толпу, запрудившую улицы. Эти меры предосторожности власти штата предприняли якобы для того, чтобы не допустить расправы над арестованными. На самом же деле они опасались новых выступлений и того, что сторонники Д. Брауна попытаются освободить его. И друзья действительно придумали для него план побега из чарльстоунской тюрьмы, но он категорически отказался от насильственного освобождения: «Весь Юг, вся страна скажут, что я – трус и побоялся отвечать за свои поступки». Однако сторонники решили освободить Д. Брауна вопреки его желанию. Свои услуги предложили революционные эмигранты Нью-Йорка, из Канзаса был вызван партизанский вождь Д. Монтгомери. Друзья Д. Брауна даже хотели похитить губернатора штата, вывезти его в море и держать как заложника. Аболиционисты нашли уже и верного капитана, но на все предприятие требовалось более 10 000 долларов: собрать такую сумму в короткое время было невозможно, и от плана пришлось отказаться. Тем более что к этому времени распространился слух, что Д. Браун-младший вооружает в Огайо несколько отрядов, которые в день суда ворвутся в город, освободят арестованных и увезут их в свободные штаты. Но слух оказался ложным, и аболиционисты с отчаянием видели, что день расправы над их вождем неумолимо приближается.

В день суда Д. Брауна внесли в зал заседания на носилках: под серым тюремным одеялом только угадывалась человеческая фигура. Когда тюремщик откинул одеяло, показалось бледное лицо узника с закрытыми глазами и плотно сомкнутым ртом. У Д. Брауна была глубокая рана в спине, несколько сабельных ран на голове, от потери крови он плохо слышал… Суд велся с соблюдением всех требуемых законом формальностей, но поспешно назначенным адвокатам Д. Брауна даже не дали достаточно времени для сбора материалов и подготовки к защите. Зато свидетели обвинения охотно рассказали суду, где, как и при каких обстоятельствах посягнул на них обвиняемый; свидетели со стороны Д. Брауна, знавшие о его благородных побуждениях, даже не были вызваны. Однако в руки защитников попала важная телеграмма, полученная из Огайо, и они огласили ее: «Джон Браун, вождь восстания в Харперс-Ферри, и некоторые члены его семьи много лет жили в здешнем округе. В этой семье – наследственные душевные болезни. Сестра его матери умерла сумасшедшей, а дочь ее провела два года в лечебнице для умалишенных. Эти факты могут быть подтверждены свидетельскими показаниями, если пожелает суд».

В зале суда поднялся насмешливый гул: значит, этот величественный герой – просто сумасшедший! Значит, все его высокие идеи – просто навязчивые идеи маньяка! Но Д. Браун не дал судьям долго торжествовать: с бешенством откинув одеяло, он заявил:

– Я с презрением отвергаю эту жалкую попытку ставить мои действия в неверном свете, тем более, что она была сделана теми, кто должен был бы придерживаться совсем иной линии поведения в отношении меня… Я ни в коей степени не считаю себя безумным и… публично заявляю, чтобы этим документом не пользовались для моей защиты. Телеграмма написана с целью опорочить меня перед моими сторонниками. Все время я действовал в здравом уме и твердой памяти и несу полную ответственность за мои поступки!

Никто не ожидал от Д. Брауна таких слов, ведь доказанное сумасшедствие было его единственным шансом избежать казни. В обвинительном заключении повторялись слова «измена, тайный заговор, убийство», и суд приговорил Д. Брауна к смертной казни через повешение. В своем последнем слове он отказался признать все предъявленные ему обвинения, кроме одного – что действительно намеревался освободить рабов: «Я никогда не замышлял убийства или измены, я не собирался уничтожать чужую собственность, подстрекая рабов к бунту… У меня была другая цель, и поэтому несправедливо, что я должен понести такое наказание».

В его тюремной камере были только соломенный матрас, грубый табурет и цепи на ногах. Приковывая Д. Брауна, начальник тюрьмы Эвас не забывал обернуть его ногу куском материи, чтобы железное кольцо не слишком натирало. Но все это проходило мимо сознания Д. Брауна: убогой и уродливой обстановки для него не существовало, и совсем другое занимало его мысли в последние дни. В течение месяца, остававшегося до казни, назначенной на 2 декабря, он получал письма со всех концов страны и отвечал на них. Д. Браун писал редакторам крупных газет, известным проповедникам, парламентским деятелям, чтобы его слова – слова смертника – дошли до сознания людей и привлекли к его делу тысячи сторонников. Почти каждое его письмо попадало в печать или оглашалось на людных собраниях. Из тюрьмы Д. Браун писал жене Мэри: «Я не чувствую себя виновным в этих преступлениях; даже то, что меня заключили в тюрьму и заковали в железа, не смиряет меня. Я совершенно уверен в том, что вскоре моей семье не придется краснеть за меня… Смерть на эшафоте за вечную справедливость, пострадать за человечество – я предпочту всякой другой смерти».

В день казни он встал рано утром и составил надпись для собственного надгробия и надгробий своих погибших сыновей. На окраине Чарльстоуна установили виселицу, и один из очевидцев впоследствии так описывал казнь Д. Брауна: «От тюрьмы движется блестящая процессия. У генерала, возглавляющего ее, такая ослепительная свита, какая и не снилась фельдмаршалу Мольтке и королю Вильгельму, когда они скакали по полям сражений во Франции. В открытой повозке, в каких ездят фермеры, на собственном гробу сидит старый Джон Браун. На нем измятая черная шляпа с обвисшими полями, только спереди поля круто загнуты вверх, и кажется, что на Брауне надета треуголка. Это сделано для того, чтобы удобней было глядеть по сторонам, и он с явным удовольствием разглядывал местность и – как передавали слышавшие его – говорит, что ему впервые довелось побывать в этих краях.

Я видел, как он ехал в повозке… как ему помогали подняться на эшафот – там было ступеней двенадцать, локти у него были крепко связаны веревками, а кисти рук оставались свободными… На ногах держался твердо и стоял в непринужденной позе на люке, закрепленном канатами.

Потом взяли прочную белую хлопковую веревку… и накинули ее на черную, с проседью, горделивую голову; потом петля соскользнула на шею, где ее затянули потуже, чтобы она никуда не съехала, однако не слишком туго, чтобы не причинять осужденному лишней боли. Лицо старого Брауна было обращено к востоку; лучи утреннего солнца озаряли его, все в нем – фигура, осанка, одежда – говорили, что он – типичный фермер запада, всегда и везде верный чувству долга.

Когда тело жертвы рывком опустилось футов на шесть, потом выпрямилось и затрепетало, а веревка натянулась под его тяжестью, воцарилась глубокая тишина. Потом тело закружилось в воздухе оттого, что туго натянутая веревка ослабела и начала раскручиваться, и от этих быстрых движений разлетались по ветру полы короткой куртки. Минут пятнадцать ушло у врача на то, чтобы взобраться по приставной лестнице и, приложив ухо к груди повешенного, установить факт смерти».