«Каналья курляндская» Бирон

Бироны принадлежали к одной из самых незначительных курляндских фамилий, родоначальником которой был дед Густав, называвшийся Бюреном. Он числился старшим конюхом герцога Курляндского и за свою службу был награжден мызой. Старший его сын отправился в Польшу, где со временем получил генеральский чин. Младший сын остался на родине, тоже был конюхом при дворе герцога, а потом сопровождал принца Александра (сына герцога Иакова) в Венгрию. После смерти принца он вернулся в Курляндию с экипажами покойного, получил чин капитана лесничих, владел отцовской мызой и имел трех сыновей. Эрнст Иоганн Бюрен был средним из них.

Закончив Кенигсбергский университет (по другим сведения, он его не закончил), Эрнст Иоганн отправился в Санкт-Петербург, чтобы найти себе место, но не нашел такого, которое удовлетворяло бы его непомерное честолюбие. Рассказывают, будто бы он просился даже в камер-юнкеры при дворе царевича Алексея, но ему было отказано, причем с презрительным замечанием, что он слишком низкого происхождения. В 1724 году Бюрен возвратился в Митаву. Он пристроился канцелярским писцом у П.М. Бестужева – обер-гофмаршала двора вдовствующей герцогини Анны Курляндской.

Однажды Бюрен отвозил герцогине в ее загородный дворец какие-то бумаги на подпись, а так как он был ловким, смелым и сообразительным, то понравился Анне Иоанновне толковым объяснением всех дел, которые требовали ее решения. Подписав бумаги, герцогиня изъявила желание, чтобы он и впредь являлся к ней по делам. Через несколько недель она назначила Бюрена своим секретарем, а еще через какое-то время ввела в звание камер-юнкера.

Заняв видное положение, Бюрен сообразил, что его низкое происхождение и неказистая фамилия будут мешать ему в дальнейшей карьере. Недолго думая, он переменил свою фамилию на «Бирон» и стал доказывать, что он – прямой потомок знатного французского рода Биронов. Вслед за этим начал хлопотать о том, чтобы его причислили к курляндскому дворянству, ссылаясь на то, что его отец служил в польском войске офицером. Когда ему отказали, он пожаловался герцогине, и та настояла на удовлетворении ходатайства Бирона, несмотря на противодействие знатных курляндских вельмож.

Анна Иоанновна все больше привязывалась к своему секретарю, считала его самым способным и преданным из сановников, окружавших ее. Многие не скрывали своего неудовольствия, что важный пост при дворе герцогини занимает человек столь низкого происхождения, никому не известный и не имеющий заслуг. Чтобы возвысить Бирона, герцогиня решила женить его на девушке из старинной и знатной дворянской семьи. Выбор ее пал на фрейлину Бенигну-Готлиб фон Тротита-Трейден – некрасивую старую деву, к тому же болезненную. В Курляндии семья Бирона жила в одном доме с герцогиней. В России было то же самое: в день восшествия Анны Иоанновны на русский престол семейство Биронов переехало в императорский дворец.

Бирон был совершенно чужд России и ее интересам и, приехав в Санкт-Петербург, не выказывал склонности заниматься государственными делами: его интересовали только лошади и карты. Императрица мало доверяла новым для нее лицам, которые окружили ее в России. Она сама потребовала от Бирона, чтобы он стал ее советником и принимал участие в государственных делах. Он был крайне честолюбив, лишен понятий о чести и долге, но обладал огромной энергией и настойчивостью в достижении своих личных целей. Людей, знавших Бирона, поражали частые перепады в его настроении – от милости к гневу, от изысканной лести к неприкрытой грубости…

Фаворит сначала стал разделять со своей государыней заботы по управлению государством, а затем и вовсе все прибрал к своим рукам. Это согласовывалось и с желанием Анны Иоанновны, которая вскоре предоставила ему всю верховную власть в государстве. Бирон окружил себя только такими людьми, в чью преданность верил – в основном немцами или теми из русских, кто соглашался безоговорочно поддерживать его. С их помощью он стал настоящим правителем России, издавая от имени Анны Иоанновны один указ за другим. По словам современников, Бирон терзал все государство и все сословия, заботясь только об укреплении своей власти и приобретении все больших почестей и богатств. Императрица жаловала его титулами и наградами, поместьями с тысячами крепостных душ и ценными подарками. Стоны и жалобы народа не доходили до Анны Иоанновны, а если и доходили, то Бирону и его сторонникам удавалось убедить императрицу, что народ бунтует, а потому только строгостью и жестокостью можно держать его в повиновении.

Богатство Бирона росло ежедневно, доходы были велики, а пышность и роскошь соперничали с царской. За пределами России он имел имение в Силезии, а также приобрел герцогство Курляндское. Дворяне Курляндии теперь за честь для себя считали избрать в герцоги того, кого раньше не хотели признать даже равным себе. В июле 1739 года германский император прислал Бирону диплом на пожалование ему титула «светлейший», но тот долго не отвечал императору, считая, что титул этот должен был быть пожалован ему гораздо раньше.

Еще в 1731 году Анна Иоанновна, едва вступив на престол, издала указ, по которому российский трон утверждался за будущим ребенком ее племянницы Анны Леопольдовны, которой в то время было всего 13 лет. В середине октября 1740 года врачи признали здоровье царицы безнадежным, и она подписала указ о регентстве. Регентом при двухмесячном младенце стал всесильный временщик Бирон, который получил титул «высочество», давал и подписывал от имени императора документы, которые обычно обнародуются при начале нового царствования.

Но став регентом, Бирон переменился в первые же дни. И хотя окружавшие видели по-прежнему грубого, заносчивого и самонадеянного вельможу, но уже не того Бирона, а явно растерявшегося человека, который будто бы потерял опору и не знает, что делать. Он начал с милостей: некоторых ссыльных вернул, другим смягчил приговоры, снизил подушный налог, но это уже не действовало. Недовольство вокруг временщика, не обладавшего к тому же ни государственным умом, ни способностью завоевывать симпатии, сгущалось. Смерть Анны Иоанновны поставила его лицом к лицу с дворянством и гвардейцами в столице. Видя всеобщее недовольство Бироном, решился действовать фельдмаршал и «столп империи» Б.К. Миних, не переносивший его.

Благоприятные обстоятельства для него наступили в два часа ночи. Фельдмаршал со своим главным адъютантом – полковником Манштейном – через незапертые задние ворота вошли во дворец и прошли в покои Анны Леопольдовны. После короткого разговора с ней Б.К. Миних вызвал караульных офицеров, которым правительница объявила, что решила арестовать Бирона. Фельдмаршал отобрал 80 человек и вместе с ними двинулся ко дворцу регента. Они беспрепятственно прошли через сад и поднялись в спальню Бирона. Мягкий ковер, покрывавший весь пол, заглушил шаги; приблизившись к кровати, больше похожей на большой ящик, фельдмаршал отодвинул полог. Свет ночника упал на бледное, тощее лицо Бирона, лежавшего рядом со своей дебелой супругой, полнота которой еще больше подчеркивала худобу герцога.

Офицеры схватили проснувшегося Бирона. Он стал отчаянно сопротивляться, но его повалили на пол и жестоко избили, а потом связали руки шарфом, рот заткнули платком и, закутав в одеяло, понесли к карете. Лакей, окаменевший от изумления, только широко раскрыл глаза и молча таращился на офицеров, в руках которых бился связанный регент. Так пал всесильный временщик Бирон, и падение его было встречено всеобщим ликованием.

9 ноября от имени императора Иоанна Антоновича был издан манифест, которым Бирон отстранялся от регентства, а правительницей с теми же полномочиями назначалась Анна Леопольдовна. Временно герцога вместе с семьей поместили в двух тесных кельях Александро-Невской лавры, которая по этому случаю была наполнена войсками. Сам Бирон отнесся к свершившемуся почти равнодушно, так как давно понял, что со смертью императрицы Анны Иоанновны потерял свою главную и единственную опору. Но его жена и дети, привыкшие к роскоши и царским почестям, были в отчаянии. Сыновья герцога, Петр и Карл, бесновались так, что по пути из родительского дворца в лавру их пришлось связать. В лавре они начали бить стекла и крушить мебель, и напрасно отец пытался говорить, что им ровно ничего не грозит, потому что у них есть большое состояние, хранящееся в надежных руках. Им разрешат уехать за границу, но юноши, унаследовавшие от отца буйный характер, ничего не хотели слушать. Они кричали, что отец погубил их, и требовали, чтобы им разрешили вернуться во дворец.

На следующее утро всю семью Бирона перевели в Шлиссельбургскую крепость. Бывшего регента везли в отдельной карете под особо строгим конвоем. На козлах и на запятках находились офицеры с заряженными пистолетами, по сторонам кареты ехали кавалеристы с обнаженными палашами. Герцог сидел, откинувшись на подушки и надвинув на глаза меховую шапку, чтобы его не узнали. Однако теснившийся на улице народ знал, кого везут, и осыпал пленника злобными насмешками. Когда карета выехала из Санкт-Петербурга, Бирон находился в полуобморочном состоянии, и в лодку на переправе его перенесли на руках.

Заключенный в Шлиссельбурге, курляндский герцог чувствовал и предвидел, что пощады ему не будет: он в свое время жестоко преследовал противников, и потому они расправятся с ним не менее сурово. Против Бирона выдвинули несколько обвинений «в безобразных и злоумышленных преступлениях» – крупных и мелких. Его обвиняли в обманном захвате регентства, намерении удалить из России императорскую фамилию, чтобы утвердить престол за собой и своим потомством, небрежении о здоровье государыни, в «малослыханных» жестокостях, водворении немцев, усилении шпионства и т. д. Следствие и суд длились долго, а в апреле 1741 года был обнародован манифест «О винах бывшего регента герцога Курляндского», который три воскресенья подряд читали народу в церквах. Сначала Сенат приговорил бывшего регента к смертной казни через четвертование, но Анна Леопольдовна заменила этот приговор на вечное заточение в Сибири – в небольшом городке Пелыме, находившемся в 600 верстах от Тобольска. Бирон был лишен всех чинов, всех знаков отличия и имущества.

От всех потрясений здоровье Бирона расшаталось, и ему была оказана всевозможная медицинская помощь. Следует отметить, что с ним самим и членами его семьи вообще обращались хорошо, и меры к отъезду в Сибирь были предприняты только тогда, когда он окончательно поправился. Задолго до появления ссыльных в Пелым был послан опытный архитектор, чтобы выстроить для них небольшое деревянное здание, обнесенное тыном, чертеж которого был составлен самим Б.К. Минихом. С ссыльными приехали пастор, два лакея и две женщины-служанки. Для надзора за Бироном назначался офицер лейб-гвардии, которого ежегодно сменяли. Опальному герцогу и его семье определили приличное содержание, и даже дали хирурга – осужденного за убийство русского офицера. Хирургу сохранили жизнь только при условии сопровождать Бирона.

В Пелыме ссыльные пробыли год. Бирон всегда говорил, что царевна Елизавета Петровна освободит его из заточения. По восшествии на престол она действительно вспомнила о нем и распорядилась об освобождении всего семейства Биронов. Однако при дворе были люди, которые не желали возвращения герцога, и Елизавета Петровна, легко поддававшаяся влиянию, отменила свое распоряжение и даже объявила от своего имени и от имени своих преемников, что Бирон никогда не будет освобожден. А он тем временем уже выехал из Сибири, и ему приказали отправляться в Ярославль, где Бирон с семьей жил до конца царствования Елизаветы Петровны. Они пользовались известной свободой и даже благосостоянием, так как семье были предоставлены доходы с ее курляндских владений. Петр III по собственному побуждению вызвал к себе Бирона, который бросился к его ногам, благодарил за дарованную свободу и просил и впредь не оставлять его милостями. В краткое царствование Петра III бывший регент оставался в Санкт-Петербурге и жил в доме своего зятя, барона Черкасова.

Императрица Екатерина II написала Фридриху Августу II письмо, в котором сообщала, что спешит удовлетворить его частые ходатайства за герцога Бирона и только ожидает согласия сюзерена, чтобы восстановить того в герцогстве. Король, желая избежать дальнейших осложнений, предоставил разрешение данного вопроса самой императрице, и в 1761 году Бирон вернул себе титул герцога Курляндского.