Трагедия крааля Эмгунгундлову

Назад: Язык свиста, пришедший из древности

Эта таинственная история могла бы стать первоклассной темой для остросюжетного приключенческого романа, попади она в руки писателя-детективщика, а не историка-африканиста. Это было далеко от Европы, погрязшей в многочисленных придворных интригах, заговорах и войнах. Но и Южная Африка явила миру такую загадку, которая достойно поспорила бы с любой тайной мадридского двора.

До сих пор события далекого 1838 г. в южноафриканской провинции Наталь (вернее, в тех местах, где сейчас находится эта провинция) вызывают оживленные споры исследователей.

Несколько пояснений перед началом рассказа. Южная Африка. Зулуленд. Конец 20-х гг. XIX в. Только что в королевском краале Дукуза злодейски убит вождь зулусов Чака. В убийстве замешаны двое его братьев – Дингаан и Мхлангана. Путем интриг первому удается захватить власть. Отныне он становится полновластным правителем огромного, мощного зулусского государства.

Зулусский вождь Дингаан над телом Пьета Ретифа

Однако с юга зулусам угрожает новая политическая сила, которая весьма беспокоит вождя, – буры, или африканеры, потомки голландских переселенцев, перебравшихся в Южную Африку в XVII в. Коварный Дингаан ищет способ для того, чтобы выяснить намерения буров, а затем уничтожить их отряды.

Смерть Чаки повергла всю страну зулусов в состояние шока. Так продолжалось несколько месяцев. Вожди на окраинах Наталя, не принадлежавшие к основному этническому ядру, стали громко требовать наказания виновников массовых казней, совершавшихся при короле. Но главного виновника уже не было в живых. Дукуза, главный крааль, пустовал. Огромная армия, ушедшая на север, еще не вернулась, и в королевском краале остались малолетняя гвардия Чаки – лишь изи-ньози – «пчелы», а также хломендини – «домашние люди» из подчиненных племен, служившие пастухами.

Оба брата затаились – каждый в своем краале – и ждали развития событий. Пока что Дингаан не делал попыток возвыситься над Мхланганой. Но они все же позаботились о том, чтобы скот Чаки – сотни тысяч голов – не пропал – специальные отряды были отряжены в соседние краали и пригнали весь скот – поровну в оба крааля.

Первым актом братьев было убийство Нгвади – сводного брака Чаки.

Затем Дингаан с Мхланганой приложили все усилия, чтобы уничтожить индун (военачальников), имевших вес при Чаке. Сотобе, главный военачальник, вовремя оценил ситуацию и занял сторону Дингаана.

Неделя шла за неделей, а об армии не было никаких известий. Отношения между братьями ухудшались. Однажды ночью Дингаан был легко ранен ассегаем, брошенным из темноты неизвестным злоумышленником. Ждать больше было нельзя, и Мхлангану убили.

Между тем экспедиция на север провалилась: Сошангане, дальний родственник Чаки и его заклятый враг, оказался сильнее. Воины были измотаны до крайности, ведь они шли без остановки, без носильщиков – уби-диби. Участились случаи дезертирства. Только железная воля командира Мдлаки спасла зулусское воинство в этой неудачной экспедиции. К тому же начались голод и дизентерия. Воины жевали свои кожаные щиты. Перебежчики предупредили Сошангане о приближении зулусов, и тот бросил на них из засады несколько тысяч обученных действиям в горных условиях воинов – сегодня мы бы назвали их егерями. 30 тысяч зулусов в панике бежали!

Войска были даже рады, что Чаки больше нет и можно рассчитывать на пощаду. Тем временем Дингаана выбрали новым вождем.

Сам Мдлака сомневался в правильности выбора нового правителя. Не столько потому, что видел в нем убийцу Чаки, сколько из-за того, что тот приказал убить Мхлангану. Мудрому Мдлаке казалось, что последний оказался бы куда лучшим преемником.

У Дингаана, знавшего о настроениях Мдлаки, чесались руки убить его, однако младший брат Мпанде и некоторые индуны отговорили короля от этого.

Коронация состоялась в начале 1829 г. Мбопу новый вождь отселил в отдаленный крааль, дав ему изрядное количество скота. Там, «на пенсии», Мбопа прожил шесть лет и был убит при таинственных обстоятельствах. Впрочем, что же тут таинственного? Какой правитель потерпит возле себя цареубийцу, пусть даже действовавшего по его собственному повелению?

Придя к власти, Дингаан решил построить себе новую столицу, ибо Дукуза с горсткой камней, напоминающих о Чаке, была ему немила.

В июле 1829 г. он подобрал место в нескольких милях от Ква-Булавайо, старой резиденции Чаки, на живописной равнине с речкой и холмами. Название местного крааля – Эмгунгундлову означало «Место Большого Слона».

В отличие от Чаки на долю Дингаана в детстве не выпало столько романтических историй. Он был шестым сыном жены Сензангаконы – Мпиказе, но рос под влиянием своей тетки Мкабаи. Ему было около тридцати, когда не стало Чаки, значит, он родился между 1790-м и 1800 гг. С детства ему были присущи замкнутость и повышенная чистоплотность: он все время мылся и натирался жиром. У него были некрасивые зубы, и он этого стеснялся, взяв в привычку прикрывать рот рукой во время разговоров.

Белые колонисты Порт-Наталя пока не знали об этих подробностях. Не ведали они и о намерениях нового правителя и на всякий случай укрепляли форт Фаруэлл.

Но вот в один прекрасный день от Дингаана прибыл гонец и сообщил, что вождь благосклонно относится к белым соседям и не тронет их. Колонисты расслабились, но Айзекс все же решил уехать, «чтобы доделать свои и Кинга дела в Кейптауне». Хэттон не хотел везти Айзекса, но за того вступился Финн, однако это оказалось ненужным: Хэттон вскоре умер. Незадолго до отплытия судна пришло известие, что Кейн, посланный по суше за макасарским маслом для Чаки, добрался наконец до амапондо, а Генри Огл вернулся из Грэхемстауна вместе с Барнабасом Шоу, эмиссаром лорда Сомерсета. Шоу никак не ожидал смерти Чаки, но все же решил осесть здесь и заняться торговлей.

Айзекс отбыл на «Элизабет и Сьюзан» 1 декабря 1829 г., но 30 марта следующего года, побывав в Кейптауне и даже на острове Святой Елены, вернулся в Порт-Наталь на американском бриге «Св. Майкл».

Постепенно все колонисты, за небольшим исключением, снова собрались вместе. В Порт-Натале они узнали много самых разных новостей. Самой главной была печальная – погиб Фаруэлл. Незадолго до этого он побывал в Кейптауне, где его жена родила сына, и стал вербовать новых поселенцев в Порт-Наталь. В сентябре 1829 г. он прибыл в Порт-Элизабет, готовый следовать дальше фургоном. С ним были торговец по имени Трексврей и молодой натуралист Уолкер.

Пока Фаруэлл был в Кейптауне, в Пондоленде начались волнения. В марте, 29-го, вождь Нгето поссорился с Дингааном, забрал своих людей и скот и скрылся далеко на юге, найдя убежище у могущественного вождя Факу. Историки назвали бегство Нгето со своим племенем квабе вторым массовым исходом части населения после знаменитого похода Мзиликази. Нгето совершенно справедливо рассудил, что его ожидает участь других влиятельный вождей, не уйди он вовремя с арены. Эта миграция нарушила работы многих миссий и заставила миссионеров временно укрыться в Грэхемстауне.

В миссии Амадола методист-веслеанец Шепстон, уже шесть лет живший здесь, едва успел скрыться перед, тем как сюда ворвались воины квабе, с сыном, 12-летним Теофилом, бегло говорившим на языке коса. Запомним это имя!

Среди путешественников, которые тоже были вынуждены повернуть назад перед лицом нашествия с севера и задержаться на полпути в Порт-Наталь, оказались Эндрю Бейн и Джон Бернет Биддалф, которые ехали в компании с отцом Финна – тоже Генри Френсисом и двумя сыновьями – Альфредом и Френсисом. Четвертый сын – Уильям вскоре тоже прибыл в Порт-Наталь самостоятельно.

Но вернемся к судьбе Фаруэлла. Когда в сентябре 1829 г. он снова двинулся на север, обстановка там вроде бы нормализовалась. Однако Факу, земли которого поочередно захватывали зулусы, беженцы от них, британские войска, а теперь и квабе, постепенно приходил в ярость и готовился к решительным действиям. В начале ноябре 1829 г. Фаруэлл добрался до реки Умзимвубу, на которой располагался лагерь Нгето. Оставив фургоны под присмотром Кейна, он отправился навестить вождя. Это было безрассудное решение, ведь Фаруэлл ехал к Дингаану, смертельному врагу квабе, к тому же с подарками. Кроме того, с ним был сын одного зулусского индуны, в котором квабе видели шпиона. Тем не менее Фаруэлл расположился на ночь возле крааля, а его слуги получили приют даже внутри изгороди. Поздно ночью в палатку Фаруэлла приполз слуга готтентот по кличке Рысь и сказал, что квабе замыслили убить белого человека. Фаруэлл не принял предостережения всерьез и отправил слугу спать. Через некоторое время лазутчики квабе подрубили веревки палатки и зарезали Фаруэлла прямо через материю. Кейн, услышав крики, скрылся в лесу вместе с готтентотом. Через несколько дней они прокрались на место убийства и увидели трупы быков и лошадей. Подарков не было.

Впоследствии Нгето поссорился с Факу и бежал от него к Дингаану, который тут же казнил его.

Кейн, Биддалф и трое Финнов продолжили путешествие в Порт-Наталь, предварительно заехав в Грэхемстаун и запасшись новыми подарками для Дингаана.

Собравшись наконец вместе, колонисты решили нанести первый визит новому правителю зулусов. Вместе с Финнами собрался в поход и Айзекс.

Из дневника Н. Айзекса

«29 апреля 1820 года. Приготовления к поездке начались с 13-го числа. Мы вскрыли весь багаж, чтобы найти подходящие подарки, стараясь подобрать такие, чтобы он видел их разнообразие, но не имел представления об их назначении. Вождь принял нас с улыбкой и сказал: «Тамбузер Умтавака» (это мое зулусское имя), я тебя вижу». Я отвечал: «Ябо, баба». Потом он пригласил нас войти. Его глаза смотрели в сторону подарков. С нескрываемым вожделением он стал распределять коврики и одежду среди подданных, однако все украшения оставил себе.

Потом он выразил сожаление, что парусник прибыл так неудачно по времени и он не может отблагодарить нас, но тут же пошлет за слоном.

Дингаан выразил желание торговать с белыми людьми в отличие от предшественника Чаки, который считал, что его страна продвигается вперед только благодаря успехам собственного народа.

Дингаан ушел в резиденцию отдыхать после вручения даров, а для нас закололи двух телят и дали молока и пива. Вечером состоялись танцы с пением, а китаец – слуга одного португальца с потерпевшего крушение судна – показал свою длинную черную косу, немало позабавив всех.

Дингаан сказал мне тогда: «Посмотри вокруг, посмотри на горы и леса, их протяженность огромна, все они мои, в них бесчисленное множество слонов, а реки полны гиппопотамов. Я отказываюсь от войны и хочу мира, хочу жить в добрых отношениях с соседями. Бивни слонов помогут мне увеличить число друзей».

В целом вождь принял депутацию благосклонно и высказал пожелание, чтобы Финн стал вождем Порт-Наталя и одновременно его подданным и доверенным лицом. Однако Дингаана беспокоило и даже раздражало то, что Кейн и Огл унаследовали скот Фаруэлла, подаренный тому Чакой. Пусть они вернут скот в королевское стадо! Оба молодых человека заверили Дингаана, что сделают так, как он хочет, а Айзекс получил прозвище «Дамбуза ум тхабатхи» – «Тот, кто дает вещи».

Из дневника Айзекса:

«У Дингаана внушительная внешность. Он довольно высок – 6 футов и нормально сложен, у него крепкие мускулы, темно-коричневый цвет кожи, ничто не ускользает от всепроникающего взгляда его блестящих глаз. В разговоре, похоже, он взвешивает каждое слово. Его любимое развлечение – сажать зерно и собирать урожай, а также охота на слонов и буйволов».

За 20 лет жизни при Чаке Дингаан много времени провел в действующей армии и потому неплохо разбирался в военном деле. Видя, что войска находятся на пределе, мудрый политик временно распустил воинов по краалям, разрешив им надеть головные кольца – то есть жениться. Заметно снизилось число убийств «при дворе».

Некоторые биографы Дингаана склонны упрощать его взаимоотношения с белыми людьми и сводить все интересы зулусского вождя к его гарему. Действительно, в его изи-годло входило 300 девушек, а не 1200, как у Чаки, он лично подбирал для них одежды, придумывал танцы и участвовал в них. Детей он не оставил скорее всего из-за бесплодия. Но было бы великим заблуждением ограничиться таким поверхностным суждением, и дальнейшие события покажут нам, сколь не правы сторонники этого взгляда.

Что касается личных качеств вождя, то многие авторы пишут о Дингаане как о кровавом, капризном, жадном и мстительном деспоте. Нелегко поколебать подобные хлесткие характеристики. Главная ошибка сторонников всех этих выводов – попытка рассмотреть личность вождя зулусов в отрыве от традиций общества, в котором она выросла и сформировалась. То, что Дингаан заменил боевые ассегаи у воинов на танцевальные палочки, – лишь мелочь, временная прихоть, замеченная и подхваченная европейскими наблюдателями. Он вовсе не был пацифистом! Наоборот – и этого как раз не заметили ни Айзекс, ни последующие белые «хронисты» – Дингаан прилагал все усилия, чтобы укрепить армию и центральную власть. Конечно, делалось это методами, традиционными для общества нгуни начала XIX в., и нет смысла лишний раз обвинять зулусов в жестокостях. В Европе и Азии их было, кстати, куда больше!

В первые годы правления Дингаана беспокоили два фактора. Первый – местные вожди: каждый из индун мог посягнуть на верховную власть. Подозрительных вождей убивали. Но если при Чаке казнь индуны сопровождалась истреблением целого крааля, то сейчас жителей не трогали. Второй фактор – Мзиликази. Дингаан называл его той самой собакой, о которой говорят, что не знаешь, когда она укусит. Страх перед ушедшим Мзиликази заставил Дингаана снарядить несколько карательных экспедиций в Трансвааль, где укрылись матабеле. Одна из экспедиций вернулась с поражением, потеряв три полка, и Дингаан был взбешен. Финн, находившийся тогда в краале, поразился суровости вождя, прежде им не замечаемой. «Неизвестно, что ожидать от него в следующий раз», – с тревогой отмечал он в своем дневнике.

При первой же встрече с европейцами вождь попросил у них ружья, чем их немало озадачил.

Из записок Айзекса:

«Во время одного из наших визитов Дингаан заинтересовался моим увеличительным стеклом. Я попытался объяснить ему, что оно зажигает дерево, собирая солнечные лучи. Дингаан тут же позвал слугу и заставил его протянуть руку, потом стал настраивать лупу. Кожа задымилась, но несчастный не посмел отдернуть руку, ибо знал, что король немедля казнит его, сочтя за труса. Он спросил меня, что это за стекло, и Финн начал было объяснять, но Дингаан прервал его: «У нас, маланго, свои дела, а у вас свои…»

…И попросил мушкеты.

В то время, как Дингаан реорганизовывал армию, объединял старые разбитые части в изи-баву – новую гвардию, белые поселенцы охотились на слонов. Финну удалось наладить контакты с остатками чудом уцелевшего бушменского племени у подножия Драконовых гор, и те научили его пользоваться отравленными стрелами.

Кейн, у которого установились особые дружеские отношения с Дингааном, тоже усердствовал в добывании бивней. В одной из экспедиций за слоновой костью его сопровождал переводчик готтентот Джекоб, благополучно переживший все политические невзгоды. Джекоб еще при Чаке стал важным индуной и очень гордился своим положением, поглядывая свысока даже на белых господ. Всю дорогу в Грэхемстаун он препирался с Кейном.

В Грэхемстауне Кейн распустил слух, что Айзекс противится британскому влиянию, снабжает зулусов оружием и что американский бриг, который привез его со Святой Елены, скоро вернется с поселенцами из США. Рассказы возымели действие, и в Капской колонии стали поговаривать о посылке войск в Порт-Наталь. Джекоб, слыша все это, со свойственной ему тупостью сделал собственные выводы.

10 марта 1831 г., после десяти месяцев отсутствия, Кейн вернулся в Порт-Наталь. Дом его пришел в запустение, все заросло, нужно было срочно браться за работу, и Кейн, отослав Джекоба к вождю, принялся за строительство.

Доклад Джекоба Дингаану был мрачным, тревожным и, главное, убедительным. Он объяснил беспорядки в Пондоленде присутствием там миссионеров, которых он представил как злых вестников белой власти. Он доложил о том, что правительство Капской колонии собирается двигать войска на север и атакует зулусов. За все это якобы нес ответственность Джон Кейн, который тем временем мирно достраивал свой дом.

Дингаан вызвал полк и отправил его сжечь крааль Кейна. Импи подошел к его дому в конце апреля, и Кейну пришлось скрыться в лесу, тогда как от дома остались одни головешки, а скот угнали. Остальные поселенцы тоже попрятались.

То было первое нападение Дингаана на белых людей.

Через несколько дней вождь прислал гонца сообщить, что ссора у него только с Кейном. Финн, лучший знаток языка зулу, взяв с собой брата, отправился в резиденцию. С ним было 80 носильщиков, которые несли подарки и одиннадцать ружей. К своему изумлению, он застал в королевском краале панику, вызванную рассказами Джекоба. Оказалось, Дингаан не только привел в боевую готовность всю свою огромную армию, но и отослал португальца, жившего здесь несколько лет, в Лоренсу-Маркиш, столицу Мозамбика, за ротой цветных солдат!

Финн вручил дары и вроде бы убедил Дингаана в том, что ему ничего не угрожает. Но когда он вернулся в Порт-Наталь, местный индуна заявил ему, что вождь снова собирается напасть на поселок. Колонисты снова попряталась, а индуна Сотобе поспешил доложить Дингаану, что белые попрятались вместе со скотом, который утаили от него, вождя! Дингаан выслал импи – вернуть скот, и поселенцы, в том числе и Финн, едва не расстались с жизнями.

Из неопубликованных записок Г.Финна, сохранившихся благодаря Э. Смиту.

(Эти строки были написаны Г.Финном в ответ на утверждения о том, что он постыдно бежал из Порт-Наталя. Написаны в Пондоленде, где Финн искал временного убежища. Эти же события описал и Айзекс, но на свой манер):

«17 июля прибыл к ама-пондо. До этого мы мирно жили в Порт-Натале вплоть до возвращения последней миссии из Капской колонии. Джекоб с Оглом вернулись раньше Кейна и доложили, что губернатор отверг слоновую кость, отосланную его Дингааном. Кейн был вынужден продать ее, чтобы купить Дингаану украшения.

Вскоре и Кейн вернулся, но разлившиеся реки затруднили его передвижение. За время его отсутствия прибыл посыльный от зулусов с приказом моему брату ехать к Дингаану. Они уехали вместе с Айзексом. Прошло десять дней, и прибыл вождь Умламбале и привез 4 быков и приглашение: все население с ружьями направилось на охоту за ворами, укравшими какой-то скот.

Тем временем я получил письмо от брата, в котором он рассказал мне, что слышал разговор Джекоба и Дингаана. Переводчик сказал вождю, что колония планирует напасть на зулусов. И тот снарядил отряды. То же самое повторил и Кейн, который видел на дороге несколько полков, марширующих в сторону поселка. Я срочно отослал людей и скот в соседний лес. Как раз в это время прибежал мальчик-зулус, с которым я дружил, и рассказал, что полки собираются напасть.

Прошло еще 4 дня (какие то были дни!), и прибежал гонец от Дингаана, сказав, что лично мне ничто не угрожает, а крааль Кейна окружен.

Вскоре мы снова отправились в резиденцию. На этот раз темой разговора были новости, которые Джекоб привез из Капской колонии. Джекоб начал с того, что был послан в колонию к губернатору Дингааном, чтобы забрать то, что тот даст. Губернатор отказался передавать подарки Дингаану. На обратном пути Джекоб встретил человека ндвандве – Имдвандо, который шепнул ему, что белые готовят атаку на зулусов и что лорд Сомерсет говорил: «Ждите, мы скоро придем!»

Прошло несколько месяцев, и «прогнозы» Джекоба не подтвердились. Дингаан понял свою ошибку и призвал поселенцев, покинувших свои места, вернуться и забыть страхи. Опальный Кейн даже взял на себя смелость посетить Дингаана!

Вся эта история оказалась настолько запутанной, что прояснить отдельные ее странички просто невозможно, да в этом и нет особой необходимости. Ясно одно: новый вождь зулусов не собирался повторять ошибки своего предшественника в отношениях с белыми пришельцами. Айзексу такие насыщенные событиями месяцы показались нестерпимыми. Он отбыл из Порт-Наталя в апреле 1831 г. на «Св. Майкле», чтобы никогда уже сюда не вернуться.

В 1832 г. поселок состоял из нескольких хижин, построенных по типу африканских. Да и все селение очень походило на крааль. Четверо Финнов жили в доме отдельно, а остальные – Кейн, Огл, Холстед и новый член колонии, 19-летний Ричард Филипп Кинг – внутри ограды. Тревога за свою судьбу не покидала никого. Вскоре стали прибывать новые колонисты. Дингаан пока никому не мешал.

Тот же 1832 г. был отмечен важным событием – прибытием научной экспедиции Эндрю Смита.

В истории Южной Африки сохранилось немного экспедиций, о которых было бы известно так же мало, как и о поездке Смита к Дингаану в 1832 г. Причина в том, что «научные» цели ее долго держались в секрете, а результаты так и не стали достоянием гласности. Ни одного отчета о ней до сих пор не найдено ни в южноафриканских, ни в лондонских архивах. Смит, наверняка действуя по какой-то тайной инструкции, пытался создать впечатление, что поездка в Наталь носит научный характер, и в этом он явно преуспел. Искаженными оказались даже сами сроки экспедиции.

Правда об этой таинственной миссии пробивала себе дорогу буквально по крохам, по обрывочным сведениям из дневников различных путешественников и миссионеров. Поиск велся десятилетиями. И вот Персивалю Кирби удалось отыскать в одной из 14 неопубликованных рукописей загадочные дневниковые записи, вернее, обрывки записей, помещенные под заголовком «Записки касательно Наталя». На бумаге видны водяные знаки 1828 г. Графологический анализ показал, что эти полевые дневники принадлежат Смиту. Они содержат сведения о племенах, которые встречались по дороге. Смит был дальновидным и практичным человеком и догадывался, что любые подобные сведения могут пригодиться в дальнейшем. Дорог в Наталь тогда проложено не было – кроме тех следов, которые оставили фургоны Грина и Коуи в 1828 г. и Бейна в 1829-м. За рекой Умтатой далее на север перед путешественником лежали неведомые земли. Им Смит пророчил большое будущее.

В 1832 г. он опубликовал в «Грэхемстаун джорнэл» свои путевые зарисовки, воспользовавшись уже упоминаемыми нами неопубликованными дневниками Финна и, конечно, собственными наблюдениями. Имелся у него и другой источник – дневники Фаруэлла, не увидевшие свет, но хорошо послужившие Смиту.

Вернувшись из путешествия в Наталь, Смит, несомненно, докладывал о результатах своих наблюдений, ибо интерес к тем землям возрос настолько, что 190 купцов собрались в Кейптауне и подписали «Мемориал» с требованием к правительству создать государственную службу в Порт-Натале с соответствующей военной охраной для торговли на местах. «Мемориал» содержит девять пунктов, в «семи из них упоминается Смит. Кроме того, «податели сего» попросили Смита написать «историческое сопровождение» к «Мемориалу», что и было исполнено 6 июня 1834 г.

Вот записи Смита, сделанные во время поездки из Порт-Наталя в крааль Дингаана с 28 марта по 14 сентября 1834 г. (сюда вошли не только его собственные наблюдения, но и те, что он старательно записывал за Финном, когда они путешествовали вместе):

«Состоялась первая беседа с Дингааном. Когда мы подошли, он обсуждал дела с вызывателями дождя. Он заявил, что они его обманывают. Ведь он послал им скот, но дождь не пошел, а пошел позже. Чака мало верил в колдунов и вызывателей дождя. Беседа, однако, не приводится. (Далее Смит подробно рассуждает о приветствиях. – Н.Н.) Когда Дингаан покинул место, где сидел, все сказали «Биатт» (Байете). Часть людей попадала на землю и ползла за ним, пока он не скрылся за воротами.

…Полагаю, что резиденция Дингаана располагается в 40 милях вглубь материка. Дожди здесь иногда начинаются в июне, а бывает, не случаются и до сентября. В январе сажают зерно, которое поспевает в феврале-марте. У них два сорта сырья для пива. Главная болезнь – дизентерия.

…Когда дырки в ушах становятся слишком большими, а африканцы этого не любят, то зулусы разрезают их еще, а затем соединяют разрезанные части, и те срастаются. Шесть пальцев у них не редкость, они перетягивают шестой палец ниткой, и он отсыхает. Цвет кожи у зулусов варьируется от черного до медно-желтого. У некоторых волосы растут на груди и под мышками. Многие имеют татуировку на животе. Они не носят колец из слоновой кости на руках, предпочитая коровий хвост вокруг колен и маленькие хвостики или куски кожи на лодыжках».

Экспедицию Смита сопровождало несколько европейцев. Один из них, юноша по имени Германус Бэри, сын англичанина и голландки, был настолько удивлен тем, что увидел в Натале, что воскликнул: «О Боже, я никогда в жизни не видел таких милых мест!»

Благодаря подобным пылким отзывам население колонии стало расти. Кроме группы Смита, здесь появился Вильям Берг – бур и первый настоящий фермер. Проведя здесь некоторое время, Берг уехал домой с мыслями о плодородных землях и чудном климате. Его рассказы ползли от фермы к ферме, как пожар в саванне.

Что же происходило тем временем у зулусов?

Дингаан продолжал развивать торговые контакты с португальцами, начатые еще очень давно. Между 1825 и 1835 гг. торговцы тонга, да и сами португальцы нередко появлялись в зулусских краалях. В 1834 г. Финн сообщал, что зулусы буквально завалены всевозможными бусами. Тогда же Дингаан высказал мысль: он может перенести часть торговых сделок в Порт-Наталь, если убедится, что будет получать такое же количество медных изделий от англичан, как и от португальцев!

В начале 1830-х гг. зулусы очень заинтересовались огнестрельным оружием. Торговцам в Порт-Натале было строго-настрого запрещено продавать его африканцам, и Дингаан обратил взор к британским миссионерам, которые были менее подвержены контролю со стороны колониальных властей. Миссионеры (хороши слуги божьи!) даже втихомолку обучали индун пользоваться ружьями.

Любой отказ, выраженный в более или менее открытой форме, Дингаан воспринимал как оскорбление всего народа и «принимал меры». И хотя с португальцами он вел себя в общем-то доброжелательно, были и трагические истории. Однажды губернатор Лоренсу-Маркиша отказался предоставить ему ружья, и в португальские владения была послала мощная карательная экспедиция. Жители едва успели укрыться на островке в заливе Делагоа. Губернатор был убит. Но постройки зулусы не тронули, и город снова ожил.

На юге зулусский правитель повел военные действия против пондо. В этот период, где-то около 1833 г., во внутренних районах Наталя на берегу реки зулусскому импи повстречался отряд цветных охотников из Капской колонии. Недолго думая, зулусы убили семерых, а одного увели с собой. Тревожные слухи долетели до Порт-Наталя, и колонисты подумали, что зулусы убили братьев Кэвудов, которые также охотились в тех краях. Поселенцы решили напасть на отряд, когда тот возвращался домой. Совместными усилиями они организовали группу стрелков, которые нанесли импи сокрушительный удар – зулусы не ожидали залпов, и 200 воинов полегли на месте!

Реакция Дингаана была неожиданной. Он казнил уцелевшего командира этого отряда, отпустил метиса и приказал ослепить разведчиков, которые не удосужились понять мирные намерения охотников на слонов.

В 1834 г. число поселенцев заметно возросло. Усилились активность торговцев слоновой костью, конкуренция со стороны португальцев, а у берегов Наталя все чаще стали появляться американские китобойные парусники. Финн стал личным переводчиком сэра Бенджамина д’Урбана, губернатора Капской колонии, и надолго уехал из Порт-Наталя.

Зимой 1834 г. прибыли первые буры – 21 человек на 14 фургонах под началом Петруса Л. Уйса. Они разбили лагерь на берегу реки Мвоти. Буров хорошо встретили поселенцы, и энтузиазм последних возрос, когда они узнали, что это представители комиссии треккеров, посланных приграничными бурами исследовать земли на севере.

Другая группа – из Грааф-Рейнета и Колесберга пересекла Оранжевую реку и расположилась на землях суто. Здесь они увидели ненаселенные плодородные земли и решили, что именно в этих местах тысячи бурских семейств смогут найти убежище от британских властей. Дело оставалось за малым – решить вопрос о владении. Печальный урок Гербрантцера 1705 г. был, естественно, забыт. Буры никак не могли взять в толк, что для банту земля является собственностью клана, и даже сам вождь не вправе распоряжаться землей.

Хинтце, вождь коса, разрешил Уйсу поселиться на северных границах его земель. Но, прибыв сюда, Уйс обнаружил, что место занято! Здесь уже расположились пондо и их вождь Факу с той же сердечностью разрешил Уйсу селиться… на землях Хинтце.

После случая с охотниками на слонов Дингаан отозвал свои гарнизоны из отдаленных районов, и теперь на периферии зулусской империи пустовали многие плодородные земли. Уйс попросил Ричарда Кинга поговорить с Дингааном по поводу расселения буров. Вождь выслушал юношу со вниманием, но пожелал лично познакомиться с треккерами. Но Уйс лежал в лихорадке, а остальные были в отъезде, и потому к вождю поехал младший брат Уйса – Йоханнес. Разлившаяся Тугела не позволила ему перебраться на другой берег, где его поджидали зулусы. Уйс-младший не нашел ничего лучшего, как прокричать о своих намерениях и уехать. Вернувшись в Порт-Наталь, он сообщил, что земли свободны и можно трогаться в путь – Дингаан-де разрешил! На самом деле Дингаан ничего не знал о передвижения буров и такое беззастенчивое пренебрежение его властью породило цепную реакцию, которая позже привела к трагическим последствиям.

1835 г. стал переломным в истории Южной Африки. До сих пор границы Капской колонии не знали сколько-нибудь значительных потрясений и тревог. Но сейчас они стали свидетелями массового исхода 14 тысяч буров! Великий трек на север стал главным событием консервативно настроенных поселенцев, желающих сохранить рабов. То был последний шанс для людей, хотевших увековечить образ жизни и намерения, которые повсеместно исчезали или уже умерли. На ранних этапах трек считали просто проявлением земельного голода, а поселенцы на границах Грикваленда все еще ощущали себя капскими колонистами и ездили из Филипполиса в Колесберг платить налоги. Но к 1836 г. трек оформился в открытое бегство из-под британского контроля.

Буры быстро пересекали Оранжевую реку, двигались по землям гриква и оказывались на обширном внутреннем плато, пустынном из-за бесчисленных миграций в период междоусобных войн. Единственными противниками их стали летучие отряды матабеле того самого Мзиликази, который когда-то покинул Чаку и вызывал опасения Дингаана. Матабеле отступили перед огнестрельным оружием и вскоре исчезли за горами Матопо от глаз европейцев – на несколько десятилетий! Но перед этим они успели – и не раз! – сразиться с бурами.

Треккеры пересекли Вааль и добрались до Лимпопо, здесь часть их повернула на восток, прошла по перевалам Драконовых гор и оказалась в Натале. Они не желали подчиняться никакому правительству, намеревались сохранить рабовладение и устроить себе «леккер леве» – сладкую жизнь за пределами британских владений!

Буры, оставшиеся в колонии, с волнением ждали известий от пионеров. Между тем из Наталя поступали утешительные известия, и в путь пустилась очередная партия под началом Луиса Трихарда. Британская администрация словно не замечала действий буров. Параллельно этой группе на север шел отряд Ренсберга. 12 и 10 – таково было соответственно количество семей у каждого командира.

Группа Ренсберга исчезла без следа в полном составе, а Трихард осел возле Зуутпансберга. После неудачных попыток наладить торговлю с португальцами (те не могли разобрать языка африканеров) они несколько лет скитались по саванне и только в 1839 г. с 26 женщинами и детьми морем добрались до Порт-Наталя!

Следующие партии действовали с большей осторожностью. В начале 1836 г. Потгитер и Силиерс переправили через Оранжевую 65 семейств, заключили мир с Мшевешве, вождем басуто, и Сиконьелой, сыном всесильной женщины-вождя Мантатиси, но в октябре 20 тысяч воинов Мзиликази неожиданно напали на их лагерь Вехткоп. С помощью 40 ружей матабеле удалось отогнать, но те забрали скот, и Потгитер вынужден был вернуться на территории суто, где его ряды пополнились ста семействами Геррита Марица. Победу одержали сообща 187 буров и 40 гриква. В битве погибли 400 матабеле. Удалось отвоевать огромное стадо.

В апреле 1837 г. в район горы Таба-Нцу пришла новая группа переселенцев: 108 человек (не считая слуг) под началом Питера Ретифа. Запомним это имя! Предками Ретифа были потомки гугенота, бежавшего из Франции после отмены Нантского эдикта в 1688 г. Он родился возле сегодняшнего поселка Веллингтон и еще в молодом возрасте уехал на восточные границы колонии. К 1820 г. разбогател в Олбани и, завоевав доверие соотечественников, возглавил местное треккерское движение. В июне 1830 г. его торжественно избрали в Винсбурге комендант-генералом. Прежде всего новый начальник посетил всех местных вождей и заключил с ними договоры о дружбе.

На берегах рек Каледон и Вааль скопилось более тысячи бурских фургонов и около пяти сотен вооруженных буров. Ретиф обратился к Мзиликази с предложением о заключении мирного договора, но тот не ответил ему, и Ретиф стал готовиться к экспедиции.

Среди лидеров буров не было единого мнения относительно выбора «земли обетованной». Ретиф и Уйс стремились в Наталь. Потгитер намеревался осесть к северу от Вааля, а Мариц – на Высоком Велде. Шли бесконечные споры о дальнейшем направлении трека, о форме правления и т. д. Может, именно поэтому буры, не достигнув единства, понесли такие тяжелые потери?

В октябре 1837 г. Ретиф вышел к краю плато. Внизу раскинулись равнины Наталя. Далеко на востоке группа всадников батлоква гнала скот, отвоеванный у зулусов. Батлоква были одеты в европейскую одежду, умели обращаться с оружием и в то же время успешно использовали древние бушменские приемы скотоводства в горах: мазали землю навозом впереди быков, чтобы те думали, что здесь шли их предшественники, и бесстрашно карабкались по кручам.

У Ретифа было 50 фургонов, и он ждал прибытия новых семейств. Оставив обоз у подножия гор, он с 15 всадниками пустился в Порт-Наталь, чтобы договориться с поселенцами, а главное, с самим Дингааном.

В Порт-Натале жили в то время 50 белых и 3 тысячи африканцев размещались по соседству в краалях. Среди поселенцев появилась новая фигура, которая займет значительное место в нашем повествовании: Алан Гардинер.

Он родился в 1794 г. и четырнадцати лет поступил на службу в военно-морской флот. Достиг звания старшего помощника, но без дальнейшей поддержки не смог продвинуться по службе и решил стать миссионером. Приехав в Кейптаун в 1834 г., он в том же году добрался до Порт-Наталя и сразу же поехал в резиденцию Дингаана, чтобы добиться у того разрешения на миссию.

Из записок А. Гардинера:

«Он смотрел на меня довольно долго из-за загородки, потом сказал: «Вот животные, которых убили для тебя». Исчез. Скелеты семи быков лежали неподалеку от ворот крааля. Потом он снова появился из ворот, 14 или 15 придворных склонились перед ним.

На этот раз он вызвал меня с переводчиком ради развлечения. Дингаан, несмотря на присущую ему жестокость, не лишен чувства юмора. Он любит пошутить. Открытый двор, куда нас пригласили, наполнен 70–80 женщинами, все они сидели на циновках, в то время как сам он стоял на возвышении, откуда видел весь крааль, и именно отсюда исходят все его распоряжения. «Мои женщины не хотят верить, что ты можешь делать вещи, которые написаны, даже не находясь рядом. Докажи, что можешь».

Я отошел на достаточное расстояние за ограду, а мой переводчик под их диктовку написал карандашом имена 14 женщин, описавших свое местоположение, и меня снова пригласили. Точность моих суждений вызвала бурю восторга».

Не получив разрешения на миссию в первый раз, Гардинер вернулся в поселок. Ему все же удалось основать миссию в Береа, подальше от глаз Дингаана. Но во время следующего визита он уже уладил отношения с вождем и даже решил какие-то вопросы, затрагивающие колонистов. Дингаан предложил ему стать «вождем белого крааля», и Гардинер, окрыленный, поспешил на юг, в колонию, чтобы уведомить британские власти о своих новых полномочиях. Но коса были в то время в состоянии войны с Капской колонией, и Гардинеру не удалось получить у Факу разрешения на проезд по их землям. Он вернулся в Порт-Наталь.

В сентябре 1835 года на фургоне он вновь попытался прорваться через Драконовы горы.

В Грэхемстауне Гардинер узнал, что Д’Урбан сейчас в Порт-Элизабете. Ему удалось упросить Д’Урбана написать Дингаану письмо, в котором содержалось обещание навести в Натале порядок с беженцами. Но насчет самого Гардинера Д’Урбан ничего решить не мог и посоветовал ему ехать в Лондон. Особый комитет палаты общин уже не раз заседал по вопросу об аборигенах в колониях, однако Наталь в числе таковых не значился, да и вообще не являлся британской территорией…

Миссионерское общество позволило Гардинеру жениться во второй раз и написать книгу о зулусах, однако, подозрительно отнеслось к его вмешательству в политику.

Впрочем, оставим Гардинера на время в Лондоне и вернемся к вопросу о беженцах. Роль Гардинера в их судьбе оказалась для них нелицеприятной. Дело в том, что во время своих бесед с вождем он обещал тому выдавать беглецов в обмен на разрешение остаться и приобщать к Богу зулусов. Дингаан согласился, хотя, похоже, так и не смог понять сути предложения Гардинера. Но для него было важно одно – появлялась возможность наказывать предателей.

Миссионер поторопился сразу же исполнить обещанное и вернул вождю перехваченных по дороге беженцев. Всех их убили, и Гардинер должен был присутствовать при казни.

Был в соглашении между Дингааном и Гардинером еще один важный пункт. Его Гардинеру пришлось обсуждать не с самим вождем, а с главными его индунами – Нулелой и Дамбузой. Они недвусмысленно дали понять миссионеру, что нуждаются больше не в слове господнем, а в ружьях и инструкторе, который обучил бы их людей стрельбе. Дингаан не только поддержал своих индун, но и повелел непременно ввести такое обучение в Порт-Натале. Гардинеру отказали в миссии не потому, что зулусы боялись его. Индуны, эти холодные реалисты, знали, что он им ничем не поможет. В 1835-м году им нужен был не всевышний, а знакомство с огнестрельным оружием!

Индуны не были настолько глупы, чтобы не осознавать, что с поражением коса в шестой кафрской войне военные силы Капской колонии обратятся против зулусов. Ружья были нужны и для того, чтобы напасть на Порт-Наталь. С 1833 года индуны стали все чаще возмущаться тем, что все большее число перебежчиков находит приют под крылышком белых поселенцев. Они уже не раз говорили Дингаану, что нужно послать армию и наказать предателей. Два года вождь не отвечал на эти призывы, потому что не хотел раздражать белых, но сделал несколько мирных попыток отговорить их от этого. Но белые пошли на другой шаг. Они направили к правителю Гардинера с условием договора – они не станут укрывать у себя беглых зулусов, но и Дингаан прекратит убийства своих соплеменников. Такое соглашение было заключено. На следующий день Ндлела и Дамуза сообщили Гардинеру, что сердце Дингаана подобрело, и ему, Гардинеру, разрешается открыть миссию в Зулуленде. В подарок миссии вождь отправил 12 быков.

Чернила на договоре еще не совсем просохли, когда стали поступать сведения о нарушениях соглашения белыми торговцами: они украли несколько зулусских девушек и спрятали в Порт-Натале. Реакция Дингаана была мгновенной: он приказал одному из участников разбоя – Т.Холстеду немедленно покинуть его страну и никому, кроме Гардинера, не пересекать ее пешком, и не переплывать Тугелу… На Гардинера тоже была возложена миссия – контроль за всеми белыми, входящими на земли Дингаана: с добрыми ли намерениями пришли они к зулусам?

Торговые отношения восстановились только в 1836 году, когда поселенцы помогли Дингаану вернуть скот, захваченный воинами Собузы, вождя свази.

Дингаан стал открыто требовать оружия! И торговец Блакенберт дал ему слоновое ружье, за которое получил от вождя 40 быков. Пример торговца оказался заразителен.

Финн считал продажу ружей Дингаану равносильным самоубийству. Но он явно преувеличивал опасность: при Дингаане зулусы так и не научились пользоваться огнестрельным оружием.

Эра зулусов-всадников с ружьями наперевес наступит еще не скоро – при другом вожде и совершенно иных обстоятельствах.

Итак, Гардинер уехал из Лондона без ответа. В мае 1837 г. он прибыл в Порт-Наталь с новой женой и тремя детьми от первого брака. В дороге одна из дочерей умерла, и первым его делом по приезде были похороны. В июне к нему присоединился другой миссионер – Френсис Оуэн с женой, сестрой и служанкой-валлийкой по имени Джейн Уильямс.

На том же судне приехали трое американских миссионеров, которые основали четыре миссии – две к югу от Дурбана (так теперь назывался Порт-Наталь – по имени губернатора Капской провинции), и две в самом Зулуленде, по протекции Гардинера. Оуэн расположился по соседству с самой резиденцией Дингаана в Эмгунгундлову.

Миссионеры эти прибыли из Бостона, штат Массачусетс для того, чтобы установить контакты с «морскими зулу» (люди Дингаана. – Н.Н.), они разделились поровну. Трое с женами поселились у Мзиликази без особых хлопот, а Алдни Гроут, Джордж Чемпион и Ньютон Адамс столкнулись с трудностями. «В Дурбане мы нашли около 30 европейцев, двух женщин, одну из них замужнюю, а другую живущую просто так с одним из поселенцев. Большинство белых мужчин, – возмущенно писали миссионеры, – живут каждый с пятью или шестью зулусками».

Индуны были настроены против миссионеров. Ндлена и Дамбуза часто напоминали Дингаану слова Джекоба, что вслед за миссионерами придет армия, которая захватит все его земли. Индунам удалось убедить вождя, и тот велел отцам сначала построить себе дома в Дурбане, «а уж потом пусть снова приходят ко мне». «Если вам удастся научить мой народ читать и писать, то приходите сразу и научите меня всему этому, и тогда мне понадобятся школы в моей стране» (строчки из писем американских миссионеров, изданных позднее).

Первый визит американцев был обставлен с помпой. «Дингаан был облачен в красную мантию и восседал на высоком стуле. 50–80 человек сидели полукругом чуть сзади, над краалем стояла полная тишина. После вручения подарков вождь немного расслабился. Он внимательно осмотрел бритвы, зонтик, картинки, носовые платки, ножи, чайный прибор. Потом сказал, что хотел бы осмотреть наш фургон. Ему понравился рулон зеленой байки – мы вручили его ему» (из дневников миссионеров).

Дурбан в те годы переживал период анархии. Власти не было. Гардинер противопоставил себя всему поселению и бомбардировал жалобами Лондон. Не хватало продуктов, прежде всего чая и сахара, а также одежды. С надеждой ждали жители приезда буров.

Такова была обстановка, когда 20 октября 1837 г. в Дурбан въехал Питер Ретиф. Поселенцы радостно восприняли новость о том, что треккеры намерены осесть по соседству.

Из Дурбана Ретиф послал людей за фургонами, оставленными в горах. Обо всем этом уже было известно Дингаану, который увидел в разворачивающихся событиях зловещее и сбывающееся предсказание Джекоба.

Внимание! Мы подошли к одной из самых загадочных страниц в южноафриканской истории XIX в. Историки говорят о ней противоречиво и сбивчиво: очень мало свидетелей и очень много подозрений. Мы постараемся быть объективными и осветить ход событий с разных сторон и по возможности наиболее полно.

Из книги епископа Дж. Коленсо «10 недель в Натале», Кембридж, 1855:

«В августе 1837 г. Френсис Оуэн с женой и сестрой осел в Порт-Натале в качестве первого миссионера англиканской церкви у зулусов. Его рекомендовал капитан Гардинер, который в предыдущие годы добился у Дингаана разрешения на поселение «христианских учителей». В это время район Наталя был необитаем, кроме нескольких английских и голландских торговцев, живших по соседству с Дурбаном (название поселка будет у нас варьироваться в зависимости от источника).

Вскоре после приезда Оуэна поехал на север, где в пяти днях пути находилась резиденция Дингаана, и получил разрешение открыть миссию возле столичного крааля Умгунгунглову (транскрипция Коленсо. – Н.Н.). 10 октября работа началась и продолжалась в сложных условиях четыре месяца – на грани жизни и смерти»

Глазами Оуэна:

«Когда фургон остановился возле изи-годло (дома девушек), король, одетый в зеленую байковую накидку и красную головную ленту, выглянул из-за ограды и торопливо вышел пожать миссионеру руку. Спутницы мои оказались первыми белыми женщинами в краале. Дингаан, чье знакомство с красотой европейских женщин ограничивалось лишь картинками, внимательно их рассмотрел.

Я решил было начать занятия с 15 детьми, но Дингаан прервал их и стал подробно беседовать с миссионером о религии, обсуждать британскую королевскую семью или как получить порох из Порт-Наталя. Ндлела отнесся ко мне с подозрением и в беседе сказал, что считает учебу вредной для детей. Он предупредил меня, что король, хотя и главный человек, но ничего не решает без индун, а они – Ндлела и Дамбуза, и есть главные индуны.

26 октября Дингаан послал за мной, и когда я вошел, протянул мне письмо, которое ему только что принесли. Попросил прочесть. Послание было из Дурбана. В нем говорилось о приходе в Наталь большой группы белых эмигрантов из Капской колонии. Они пришли с миром, говорилось в письме, и просят разрешения посетить Эмгунгундлову и выделить им ненаселенные земли, чтобы осесть там. Далее описывалось, как они напали на страшного врага Дингаана – Мзиликази и разгромили его. И стояла подпись – П. Ретиф.

На следующий день Дингаан приказал мне прочитать письмо Ндлеле. Оба слушали молча. Глаза их ничего не выражали. Взяв письмо, Дингаан сделал руками такое движение, будто хочет написать что-то и стал спрашивать о том, что такое письмо. Ндлела молчал.

Прошло пять дней, прежде чем Дингаан снова послал за мной и продиктовал ответ для Ретифа. Мне он показался превосходным. Импи зулусов, говорилось в нем, вернулись из земель Мзиликази с 110 овцами буров, и сейчас он намеревается вернуть их владельцам. К несчастью, часть их погибла в пути, и поэтому остались только шкуры. Он опечален, что его воины поймали только девять из украденных у буров быков и что те погибли. Такая честность была очень отрадна.

И еще одно письмо отослал он позже в Порт-Наталь, попросив пороха в обмен на слоновую кость».

Согласие было получено. 27 октября группа Ретифа отбыла в Эмгунгундлову в сопровождении Холстеда – старожила колонии, с ними ехали проводники и переводчики. Дингаан принял всех любезно. Он дал согласие на их поселение и сказал, что окончательный ответ будет дан через несколько дней. Все это время он развлекал буров танцами – 200 быков одного окраса вперемешку с воинами показывали чудеса пантомимы и строевых упражнений. Потом Дингаан отдал Ретифу шкуры овец, побитых в ходе кампании против матабеле, которые, в свою очередь, забрали у фермеров Вааля.

На 8 ноября Ретиф назначил возвращение в Порт-Наталь. К этому времени Дингаан вручил ему документ, составленный Оуэном. В нем вождь зулусов даровал требуемую землю, но сначала буры должны были найти и вернуть только что украденный скот. Его увели всадники, одетые, как европейцы, и вооруженные ружьями. Он заявил, что подозревает буров, и пусть они докажут свою невиновность.

Ретифу такая просьба показалась неосуществимой. Он знал, что скот украли батлоква Сиконьелы, они недавно сами себя выдали, пройдя с этим стадом в 700 голов через лагерь буров.

Но тем не менее, вернувшись в свой лагерь на реке Каледон, Ретиф послал всадников за Сиконьелой и, когда того доставили, заявил ему, что не отпустит вождя, пока тот не вернет скот.

Оуэн, которого Дингаан пригласил переводить первую беседу с Ретифом, нервничал и рассказал о своем состоянии бурскому начальнику. Передача дарственной была, по его мнению, незаконной, и Дингаан это тоже, похоже, сознавал. Что, если поселенцы в Порт-Натале откажутся признать этот договор? Что, если станут настаивать на том, чтобы земли принадлежали Британии? Подчинятся ли треккеры англичанам? Нет, конечно, ответил Ретиф. Если такое случится, буры будут вынуждены уйти на север и искать новые земли. Но он, Ретиф, надеется, что этого не случится. Оуэн не скрывал своей тревоги. Он считал, что европейцы ни в коем случае не должны вмешиваться в трения между африканцами. Напрасно Ретиф ввязался в тяжбу с Сиконьелой. Но тот успокоил Оуэна: Сиконьела знает буров и отдаст скот без кровопролития.

Многие пытались отговорить Ретифа от задуманного. Дж. Чемпион, которого он навестил по дороге, посоветовал ему быть осторожным с Дингааном. Два года жизни в Зулуленде убедили его, что Дингаан не так прост, как кажется, и что он задумал убить Ретифа. Но бур только рассмеялся: «Нам, бурам, легче понять кафра, чем европейца!» А когда Чемпион возразил, что он – американец, Ретиф усмехнулся: «Разница такая маленькая, что не стоит говорить об этом…»

«Ни Чемпион, ни я не смогли отговорить Ретифа от опасной затеи, он покинул миссию и пошел к Тугеле», – пишет Оуэн.

Джозеф Керкмэн, переводчик Чемпиона, донесший до нас эту беседу, сообщает интересные сведения. По его словам, Дингаан собирался убить Ретифа еще во время первого приезда. Когда бур с товарищами еще были в его краале или только что уехали, Дингаан послал приказ вождю Изигвабане (Узилвербана – в искаженной передаче Керкмэна), чтобы тот пригласил Ретифа в свой крааль, развлек танцами, угостил молоком и пивом, а потом, когда люди потеряют бдительность, убил бы его. Изигвабана отказался выполнить этот приказ. Зная, что ему не поздоровится, он решил бежать из Наталя.

Но Дингаан предвидел это и послал армию к Тугеле, чтобы перехватить вождя. После боя на берегу насчитали 600 убитых. Пленных женщин провели мимо хижины, где жил Керкмэн, но он ничем не мог им помочь. Двоих женщин и ребенка вывели на казнь специально перед домом миссионера, но не добили, а оставили на съедение гиенам и птицам. «Я на свой страх и риск спас их, – пишет Керкмэн, – спрятал в высокой траве и кормил рисом с молоком. Ночью их перетащили в дом. Когда они поправились, то вместе с другими беженцами их переправили на лодке через Тугелу и вывезли из Наталя».

Ретиф тем временем и не подозревал о готовящемся на него покушении. Здравый смысл наверняка подсказывал ему: будь осторожен! Почему Дингаан обещал так много за такую малость? Для чего пригласил буров быть его соседями, ведь они не были торговцами, даже не вручили ему сколько-нибудь значительных подарков. Да и помощь в конфискации скота не была ему нужна – он сделал бы это играючи своими собственными силами. Любой правитель – белый или черный – не стал бы заключать соглашение с теми, от кого ему нечего получить, но можно все потерять.

Ретиф не принял все это во внимание…

Более того, в письме, адресованном Дингаану от 8.11.37 (по всей видимости, оно было написано еще в самом краале Эмгунгундлову), Ретиф писал: «Из великой Книги Бога мы знаем, что вожди, творящие такие вещи, как Моцеликатсе (Мзиликази. – Н.Н.), всегда несут тяжкое наказание, им недолго остается жить и править, и если ты хочешь более подробно узнать, как Бог обращается с подобными вождями, можешь спросить у любого миссионера своей страны».

То была явная угроза Дингаану. Ретиф считал африканцев детьми, независимо от их статуса, с которыми нужно обращаться учтиво, но жестоко. Как он заблуждался! Теперь, если у Дингаана и были какие-то сомнения в отношении буров, то они развеялись, как сухая трава по саванне. Правы индуны и прав был несчастный Джекоб!

За день до последнего визита буров Дингаан послал за Оуэном, чтобы написать письмо Ретифу. Настроение вождя изменилось. Он просто источал доброжелательность. «Возврат скота (а Сиконьела вернул ему все!) растопил его сердце, – писал Оуэн, – теперь может прибыть со всеми своими людьми, но без лошадей (курсив мой. – Н.Н.) Когда миссионер спросил, как же они доберутся до крааля без лошадей, Дингаан смешался. Ладно, пусть будут при лошадях, и он прикажет своим воинам исполнить боевой танец – и он посмотрит, кто выглядит лучше! И ни слова об украденном и возвращенном стаде.

Оэун вернулся домой, полагая, что Дингаан все же не способен на вероломство. Вечером мимо его хижины прошли вооруженные импи в полном военном облачении.

Некоторые историки считают, что Дингаан намеревался разоружить отряд Ретифа еще при входе в крааль, попросив у них ружья и лошадей. Однако тщательный анализ дневников Оуэна показывает, что речь шла о тех ружьях и лошадях, которые Ретиф отнял у Сиконьелы. Иначе буры заподозрили бы неладное!

Многие буры сомневались в целесообразности поездки самого Ретифа, предлагая послать менее важную персону. Предлагали свои кандидатуры Мариц и еще трое-четверо влиятельных буров, однако Ретиф убедил товарищей, что это вселит неуверенность в и без того подозрительного правителя – он решил ехать сам с эскортом из добровольцев. 60 человек вызвались сопровождать его, причем некоторые взяли своих сыновей в возрасте от 11 до 15 лет.

С отрядом буров, сопровождаемым 30 готтентотами, поехал и Холстед, сумевший за 13 лет жизни в Натале в совершенстве изучить язык зулу. Он вызвался быть переводчиком у Ретифа.

Ранним утром 3 февраля 1838 г. буры возвестили о своем прибытии залпом из всех ружей. Их встретила большая группа зулусов, и вскоре начались танцы, а бурские всадники продемонстрировали искусство верховой езды.

Оружие и седла сложили под большим деревом у входа в крааль.

На следующий день, 4-го, если верить Оуэну, ничего существенного не произошло. Только несколько полков зулусов прошли быстрым маршем мимо домика миссионера. То же повторилось и в понедельник, 5-го. Войска отдали традиционный салют и стали готовиться к танцам. Стук палочек о щиты показался Оуэну зловещим. Но это еще ничего не значило, хотя юный Уильям Вуд, переводчик миссии и сын торговца из Наталя, сказал Джейн Уильямс: «Вот увидите, завтра буров убьют…»

В тот же день Дингаан вызвал Оуэна и попросил показать дарственную на землю. Она была составлена на английском и переведена Дингаану. Вождь поставил на ней свой знак и при свидетелях документ передали Ретифу.

«Сим уведомляется, – говорилось в документе, – что П. Ретиф, губернатор голландских эмигрантов в Южной Африке, вернувший мой скот, украденный Сиконьелой, награждается мною, Дингааном, землей Наталя от Тугелы до Умзимвубу, которая может оказаться для них пригодной. Отдаю ее ему в постоянное пользование».

(Подобные дарственные уже неоднократно выдавали и Чака, а потом и Дингаан Финну, Фаруэллу, Кингу, Айзексу и Гардинеру, но это означало в глазах этих вождей лишь временное владение в течение жизни данного вождя.)

При этом вождь выказал единственное неудовольствие тем, что треккеры не привели самого Сиконьелу, которого надо было казнить. Потом снова начались танцы. Треккеры размякли от дуррового пива и потеряли бдительность.

Наступило утро 6 февраля. Перед отъездом Ретиф пошел попрощаться с Дингааном, которого, как всегда, окружали воины.

Почтительно, но непреклонно бурам указали, что ни один человек на свете не смеет приблизиться к вождю вооруженным, и предложили оставить оружие за порогом крааля, что буры и сделали. Без малейших подозрений. Их приняли, как обычно, на скотном дворе – самом почетном месте, предложили сесть и пустили по рукам горшки с прохладным пивом.

Вождь встретил их, стоя посредине крааля, окруженный воинами. Потом сел сам и минут десять поддерживал беседу. Но потом, неожиданно вскочив, крикнул: «Хватайте колдунов!» И тут со всех сторон на буров бросились воины-зулусы и изрубили всех в куски. Одному человеку все же удалось убежать и сообщить скорбную весть своим соотечественникам. Такова версия, переданная епископом Дж. Коленсо.

Сразу же после убийства множество чернокожих высыпало из ворот крааля, таща безжизненные тела на холм Казней, усыпанный костями. Через полчаса останки 66 человек уже лежали там – на съедение хищникам. Не удалось убежать и слугам, которые находились за пределами крааля. Все, за исключением одного, были убиты, а лошади и оружие стали собственностью Дингаана. Число убитых превысило сто человек.

Оуэна при этом не было. Встреча с вождем была назначена на время после завтрака, и он, по своему обыкновению, в ожидании приглашения читал в своем доме. Какое-то мгновение он думал – пойти ли самому или нет, но потом решил не прерывать чтение, и это спасло ему жизнь.

Строки из дневника Р. Оуэна от 6 февраля 1838 г.:

«Ужасный день в истории миссии. Я содрогаюсь, вспоминая его. В тот день я сидел в тени фургона, читая Новый Завет, когда пришел обычный посыльный от короля, но он явно торопился, и глаза у него бегали. Я был уверен, что он сообщит мне что-то важное. «Вождь послал меня сказать тебе, чтобы ты не боялся, когда он станет убивать буров», – выпалил посыльный. Новость обожгла и поразила всю семью. Позади моей хижины и фургона, скрытый от глаз, стоял холм, где обычно совершались казни. «Там, – показал посланник, – они сейчас убили буров!»

Я поднял глаза и заметил на холме оживление. 9 или 10 зулусов приходилось на каждого несчастного бура, увидевшего утренний свет в последний раз за воротами крааля. Двое из них незадолго до того приходили ко мне и завтракали за час-два до гибели. Когда я спросил, что они думают о Дингаане, они ответили, что он хороший. Они были так доверчивы!..»

Миссионер начал молиться за упокой души погибших. Вскоре за ним пришли, и он три часа пробыл при тиране, оставив свою семью в полном ужасе и неведении относительно своей судьбы. Дингаан сказал ему, что он с семьей может уехать в любой момент, но обязательно оставит здесь все свои злые намерения.

«Хозяин не собирался убивать ни меня, ни других миссионеров потому, что нас мало, и он мог жить с нами в мире, ибо мы являлись частью его народа. Еще он говорил, что должен убивать всех захватчиков, что амба-баро (буры) пришли убить вождя как армия, и тем привели его в ярость».

Вскоре после резни в краале появились двое белых – Джеймс Броунли, переводчик, и Генри Венейбл, американский миссионер. Броунли приехал в ответ на пожелание Дингаана сменить переводчика, ибо «Холстед обманывал его», а Венейбл решил не упустить возможности побывать у вождя. Положение у них оказалось не из легких. Единственное, что им удалось увидеть, была куча ружей и багажа, охраняемая воинами. Когда ничего не подозревавшие путешественники спросили, где же Ретиф и его отряд, им сообщили, что белые гости отправились на охоту. В просьбе допустить их к вождю им отказали. Через час вышел Ндлела и сообщил об убийстве. Король, сказал он, убил их, потому что они намеревались выступить против него.

Венейбл нашел в себе силы спросить о школе, которую он намеревался открыть. Тот скорчил гримасу и спросил: «Не хочешь ли ты лучше научить наших людей стрелять из ружей и скакать верхом?»

Три дня спустя после резни Ричард Хелли, переводчик Оуэна, вернулся в Зулуленд из Порт-Наталя. Он ездил туда, чтобы пригласить Кейла и Гардинера на встречу Дингаана с бурами. Но оба англичанина наотрез отказались принять приглашение.

Не догадываясь ни о чем, Хелли спокойно следовал по дороге, не прислушиваясь к перешептываниям своих спутников-зулусов. Но приглядевшись к ним, он стал тревожиться, и тревога переросла в ужас, когда он увидел в небе над холмом Ква-Мативане стаи стервятников «Я сразу понял, что свершилось дьявольское дело», – пишет Хелли. Подъехал ближе, он увидел оторванный рукав рубашки в стороне от дороги, ведущей к холму. Несколько сваленных в груду седел подтвердили страшную догадку. Пришпорив лошадь, Хелли помчался в миссию. Она была пуста. На столе стояла посуда с остатками пищи. Тут из своей хижины к нему выбежал Оуэн. Не успели они выпить кофе, как Дингаан прислал за Оуэном гонца. Вождь встретил, его как старого друга: «Нам много надо друг другу сказать!» Он, вождь, не несет ответственности за происшедшее. Я заставил их ждать, пока не приедут Кейн и Гардинер, а когда они не смогли больше ждать я предложил им уйти спокойно». Так что вся вина лежит на Хелли, Гардинере и Кейне. Почему они не приехали? Белые никогда не полюбят черных. Да, ему пришлось так поступить с бурами. Гардинер и Кейн заслуживают того же! Хорошая идея разделаться со всеми врагами сразу. Это слова Дингаана.

Вернувшись в миссию, Хелли оказал Оуэну, что уезжает немедленно.

Семейство Оуэнов быстро собралось и отбыло в Дурбан, там они пробыли какое-то время на островке в заливе среди других европейцев, которые жили в страхе перед приходом зулусских импи, пока их не забрал парусник.

Миссионер покинул страну, которую ему так и не удалось цивилизовать.

В свое время бытовало несколько версий о том, что англичане подговорили Дингаана убить буров. Основания для них такие.

Преподобный Эразмус Смит, бывший среди тех, кто бежал с Блаувкран-ривер, записал в своем дневнике 2 мая 1838 г.: «После первого визита Ретифа в королевский крааль в ноябре 1837 г. Дингаан послал письмо Гардинеру. В нем он спрашивал его, что делать с Ретифом и бурами, когда те вернутся со скотом, отнятым у Сиконьелы. Гардинер якобы ответил, что эти люди бежали от своего короля и он, вождь, должен поступить с ними так же, как и с собственными беглецами».

Далее, продолжает Смит, некто Стобс и Бланкенбарт тоже советовали Дингаану наказать беглецов. Все это он слышал от других людей, но сам корреспонденции не видел.

Бур Д.Р. Везуиденхоут свидетельствует: «Когда Ретиф был у Сиконьелы, двое англичан из Наталя (Гарнетт и Стаббс) побывали у Дингаана и вопрошали его: «Каков ваш закон по отношению к беглецам?» Дингаан отвечал, что порядки его страны требуют смерти. Гарнетт и Стаббс затем сообщили, что они, буры, и есть беглецы».

Карл Селиерс записал свои воспоминания в 1848 г.: «Мне рассказывали, как Дингаан выспрашивал у миссионеров, что ему делать, и получил такой ответ: он, видимо, сам знает, что делать с бродягами?!»

Некто Дж. Бошофф, прибывший в Наталь через три месяца после событий, писал пространные письма в «Грэхемстаун джорнэл», где утверждал то же самое.

А вот что говорит один из поселенцев Дж. Хаттинг: «После того как отряд Ретифа отдал салют в честь прибытия в крааль, Оуэн отправился к Дингаану и осведомился у него, знает ли тот, что эти люди – беглецы, что они укрываются от своего вождя?

20 июля 1838 г. некто Паркер, дезертир из английской армии, побывавший в Натале, написал майору Чартерсу, военному секретарю сэра Нейпира: «Убийство Ретифа и его людей было результатом предательства англичанина по имени Кейн. Вероятно, Кейн, опасаясь, что Дингаан, милостиво приняв буров в первый раз и отдав им земли, выполнит свое обещание, и послал Дингаану сообщение, что буры покинули колонию против воли своего главного вождя и что они собираются вытеснить его, Дингаана, из его владений, и что он, Дингаан, не должен опасаться англичан – он не помогает бурам».

Паркер сообщил, что это все рассказал ему некто Туи, клерк одного из натальских купцов, а Туи узнал это от самого Кейна.

Дж. Тил добавляет, что подобное обвинение имелось и против Огла.

Несомненно, Дингаану кто-то сообщил, что буры – дезертиры. Но вспомним: в его стране селились, испросив высочайшего разрешения, тысячи одиночек. Значит, можно было по-иному объяснить вождю подлинные причины ухода буров из колонии? Но этого сделано не было. К тому же Дингаан был напуган активностью буров в отношении Мзиликази и Сиконьелы, а в сравнении с английскими поселенцами в Дурбане буры представляли существенную силу!

Два письма из архивов. От капитана Биггара – капитану Эватту в Порт-Элизабет, 17 марта 1838 г.:

«То, что Дингаан собирался убить буров – доказано. Я писал Ретифу, что бы тот был настороже, и другие лица предупреждали его – не верь Дингаану».

От Ф.Оуэна – Макклеланду в Порт-Элизабет, 16 марта 1838 г.:

«Мотивы, побудившие Дингаана совершить убийство, ясны. Я думаю, что задолго до убийства он прятал под миролюбием планы уничтожения буров. Он явно их боялся. Он ревностно и подозрительно смотрел на пришельцев и использовал первую же возможность уничтожить такой большой отряд».

Думается, основная часть вины за смерть буров лежит на британских торговцах, которые отказались продавать зулусам оружие. Ретиф вначале обещал ему ружья, но обещание не сдержал, понимая, что это чревато опасностью. Отказ Ретифа возмутил вождя. Он и земли-то обещал им в общем в обмен на лошадей и оружие!

Вскоре после убийства Ретифа и его людей один американский миссионер видел в руках у зулусов бурские «слоновые» ружья. Может быть, дай Ретиф ему оружие, Дингаан не пошел бы на убийство? Вряд ли.

Что же произошло потом? События последующих нескольких месяцев по драматизму могли бы растянуться на несколько лет. Калейдоскоп имен, географических названий, дат. Все новые и новые действующие лица.

Во второй половине дня убийства десять тысяч зулусов походным маршем вышли из королевского крааля и двинулись через Наталь, чтобы напасть на европейцев раньше, чем те успеют подготовиться. Разделившись на несколько крупных отрядов, утром 17 февраля они обрушились на бурские лагеря возле сегодняшнего местечка Винен, получившего свое название в память о трагических событиях тех лет (по-голландски «винен» означает «причитать», «плакать»).

Всего два-три бура ускользнули с поля боя и сообщили соседям о трагедии. По всей округе началось строительство круговых укреплений из фургонов.

Результатом первого рейда стали 41 убитый мужчина, 56 женщин, 185 детей и 200 слуг.

Уцелевших буров охватила паника, стали раздаваться голоса, призывавшие покинуть страну. Но раздались и другие – взывавшие к отмщению!

Коменданты Потгитер и Уйс, узнав о случившемся, поспешили пересечь Драконовы горы, чтобы помочь своим соотечественникам. Англичане в порту Дурбана, узнав о смерти Т. Холстеда и А. Биггара, убитых во время кровавого рейса по Наталю, предложили атаковать Дингаана с одного направления, в то время как буры пойдут на него с другой стороны. Однако последние решили действовать самостоятельно.

После смерти Ретифа главой натальских буров стал Питер Мариц, он и возглавил экспедицию против Дингаана. Но ни Потгитер, ни Уйс не пожелали подчиниться ему. После долгих дебатов решили так: Мариц останется в Натале и будет охранять здешние лагеря, а Потгитер и Уйс выступят против зулусов, действуя согласованно.

В начале апреля экспедиции тронулись в путь. Одна – из Дурбана – состояла из 20 английских торговцев и охотников, 20 готтентотов и 1000–1500 чернокожих беженцев из Зулуленда, на них можно было положиться. Этим отрядом командовал Роберт Бигтар, брат погибшего Александра. Через три дня они подошли к первому зулусскому краалю. Он оказался пустым – там остались лишь дети с матерями и скот. Между Кейном и Оглом произошла непристойная сцена – они не поделили добычу.

Одновременно вышла вторая экспедиция численностью 147 человек: Уйс и Потгитер выступили в направлении столичного крааля. Несмотря на то, что все они были вооружены ружьями, затея была явно безрассудной, так как Дингаан мог выставить против них в сто раз больше воинов, обученных приемам ближнего боя, великолепно вымуштрованных и владеющих ассегаями. Не хватало лошадей, и люди очень устали, пробираясь по безлюдным, заброшенным, негостеприимным землям.

11 апреля они завидели невдалеке полк зулусов и напали на него. Преследуя отступавшего противника, незаметно спустились в долину. Перед ними были две параллельные гряды холмов, а между ними – длинная ложбина. Сюда-то зулусы и заманили буров, смело бросившихся за «бегущим» врагом. В узкой части горловины на них посыпались чернокожие воины, лошади стали неуправляемыми, поскольку зулусы издавали сильный грохот, ударяя ассегаями по кожаным щитам.

Немногим бурам удалось выскочить из этого ада. Сам Уйс получил ассегай в спину, упал с коня, призывая товарищей спасаться. Его пятнадцатилетний сын устремился на помощь отцу и тоже упал сраженный. (Второй сын Уйса спустя 41 год сражался против Кетчвайо и погиб в битве при Хлобане 28 марта 1879 г.)

Британская экспедиция, которая была вынуждена вернуться в Дурбан из-за ссоры среди командования, снова выступила в поход, но уже в несколько ином составе. Командовал ею Р. Биггар. В нескольких милях от реки Тугелы они наткнулись на зулусский полк, который «почему-то» предпочел скрыться, бросая горящие костры и оружие. Англичане пошли вслед за ним, пересекли Тугелу, захватили крааль на северном берегу и только тут обнаружили, что находятся между «рогов» семитысячной зулусской армии.

Битва, которая состоялась 17 апреля 1838 г., относится к числу самых безнадежных сражений того времени. Трижды отбивали англичане атаки зулусов, но когда тем удалось разделить британский отряд на две части, надежды на победу угасли. Одна часть пыталась бежать вниз к реке, но большинство беглецов нашли смерть в воде. Спастись удалось четверым англичанам, троим готтентотам и пятистам чернокожим.

Вторая группа была полностью окружена плотным кольцом зулусов. Они погибли все, но их тела были буквально завалены трупами воинов-зулусов. Всего погибло 13 англичан и тысяча чернокожих союзников.

После победы армия неторопливо двинулась к Дурбану. Ф.Оуэн и другие миссионеры, кроме американца Хиндли, уже находились на «Комете». Беженцы попрятались в окрестных кустарниках. Импи некоторое время постояли на побережье, разрушив несколько построек и захватив всю живность – вплоть до собак и кур, а потом вернулись в королевский крааль.

Группа Потгитера поспешила покинуть владения и на землях к северу от Вааля образовала первое постоянное европейское поселение. До сентября 1840 г. у них было собственное самоуправление, свой городок они назвали Потхемстром.

Уход Потгитера быстро компенсировали новые поселенцы – на этот раз это были 39 семейств под началом Карла Питера Ландмана. Эмигранты отклонили все требования властей вернуться в колонию. Их главной целью теперь была месть. К этому времени во всем Натале насчитывалось 640 мужчин, способных носить оружие, и 3200 женщин и детей.

В августе армия атаковала лагерь буров на Босман-ривер, однако отступила с большими потерями: буры научились строить оборонительные линии из составленных вкруг фургонов. Но среди буров свирепствовала лихорадка, запасы продовольствия были на нуле.

В том же году в Наталь прибыл Андрис Биллем Якобус Преториус. Его предки приехали в Южную Африку с первыми переселенцами из Южной Голландии. Он был малообразованным человеком, за всю жизнь не прочел ни одной книги, разве что Библию, и его знания и опыт соответствовали скорее XVII, нежели XIX в. Но в военном искусстве 38-летний комендант разбирался хорошо.

В начале декабря был сколочен отряд. Имевшие опыт боевых действий буры захватили с собой изрядное количество фургонов и несколько пушек. Всего было 464 воина, не считая вспомогательных частей и командования. В тот период реки Наталя разливались и были практически неодолимы. Единственным местом, где можно было пересечь Тугелу, оказалось местечко Кахтлабеба.

Вперед продвигались с осторожностью. Каждую ночь фургоны составляли вокруг лагеря, во все стороны рассылали конных разведчиков. Не было ни песен, ни криков. Несколько раз брали пленных, и Преториус всякий раз отправлял их к Дингаану с сообщением: если тот вернет все награбленное, буры согласны начать переговоры о мире.

Ответ вождь прислал в виде двенадцатитысячной армии, напавшей на лагерь 16 декабря.

Лагерь располагался на реке Инкоме, которая в том месте делает крутой изгиб и обеспечивала бурам надежный тыл. Зулусы пытались прорваться с открытых сторон, но артиллерия нанесла им огромный урон. Отряд кавалерии, высланный вперед, вызвал среди зулусских воинов смятение – лошадей они не знали. Всего среди буров оказалось трое легкораненых, в том числе сам Преториус. Потери зулусов – три тысячи воинов. Вода в реке Инкома окрасилась в розовый цвет. С тех пор река стала называться Блад-ривер – Кровавой.

23 декабря отряд достиг Эмгунгундлову, но Дингаана там не оказалось – вождь предал крааль огню и бежал на север. На холме Мативане буры обнаружили останки Ретифа и его спутников. Они лежали нетронутыми, даже – с ассегаями, которыми были пригвождены к земле. Одежда и сумка с документом – дарственной, написанной рукой Оуэна, были в отличном состоянии.

Между тем власти в Кейптауне думали, как заставить буров вернуться в родные места. Может быть, отнять у них все продукты, амуницию? Но это означало обречь их на гибель. Не получив ответа из армии, власти направили в марте 1839 г. в Наталь 72-й полк горных стрелков и артиллерию – взять Дурбан. Порт был объявлен закрытым для всех, кроме чиновников с Капа.

Вскоре английский представитель, капитан Джарвис предпринял попытку заключить перемирие с Дингааном от лица буров. В принципе вождь уже не возражал против перемирия.

26 марта 1838 г. буры встретились с посланцами Дингаана, которым было сказано: мир наступит, если вождь примет соглашение с Ретифом как должное, вернет скот и другое имущество эмигрантов.

Зулусы заявили, что им необходимо довести эти требования до сведения вождя. Вскоре они вернулись и сообщили, что вещи собраны в одном месте и их можно забрать. После короткого совещания буры сколотили отряд в 334 человека и отправились за своим имуществом. Потом между бурами и англичанами начались длительные препирательства – кому принадлежат вещи. В результате, по чьей-то неосторожности взорвался порох в фургонах, и много людей погибло.

Пока буры договаривались с Дингааном, поползли слухи, что части британских войск высаживаются в Порт-Натале. Как ни велика была опасность, исходившая от Дингаана, эта была еще большей.

«Кости наших товарищей, безвинно погибших на этой земле, не дают нам права уйти отсюда, из страны, которой мы столько отдали», – писали буры Джарвису. В ноябре фольксраад издал указ, предписывавший бурам противостоять англичанам всеми силами. Но опасения оказались напрасными – в декабре 1839 г. британские части неожиданно отплыли. Власти решили предоставить буров самим себе.

Приблизительно в это же время в стане зулусов произошло событие, повлиявшее на дальнейший ход истории. Среди сыновей Сензангаконы резко возвысился Мпанде, младший из них. За него выступили некоторые влиятельные индуны, и среди них Нонгалаза, командовавший войсками у северных берегов Тугелы. Мятежный вождь с большим числом последователей – 17 тысяч человек – пересек Тугелу, бежал на юг искать защиты у европейцев.

В начале декабря бурская газета, выходящая в Кейптауне, «Де варе африкаан», опубликовала тревожное сообщение из Наталя. Речь шла о Мпанде, который якобы пересек Тугелу и с войсками движется в Питермарицбург. «Даже если правда то, что Дингаан с братом поссорились, вряд ли стоит доверять кому-либо из них, – писала газета. – Мпанде близок к тому, чтобы попросить союза с белыми эмигрантами, но это может быть только прелюдия к новому убийству. Буры могут рассчитывать только на себя и не полагаться на такой коварный народ, как зулусы».

Но Кейптаун далеко от Питермарицбурга, и, пока статья печаталась, буры уже знали наверняка, что намерения у Мпанде самые мирные и что приход его в Наталь – не угроза, а просьба о помощи.

Фольксраад потребовал спросить с Дингаана все убытки, и Мпанде, не дожидаясь, пока вождь ответит, отдал три тысячи голов скота – все, что у него было, бурам. Кстати, Дингаан так и не ответил на это требование. Мпанде был провозглашен «правящим принцем мигрантов-зулусов» и тут же согласился участвовать в военных действиях против старшего брата. Он обещал прекратить гнусный обряд «вынюхивания» и бессмысленные убийства.

4 января 1840 г. войско в составе 400 буров и 6 тысяч зулусов выступило в поход. Дингаан узнал о приближении войска от своих разведчиков. Решив выиграть время, он послал для переговоров верных индун Дамбузу и Камбазану. Их сразу же арестовали и доставали к Мпанде. После недолгого суда их расстреляли.

Вскоре пришел посыльный от Нонгалазы, который ушел с колонной далеко вперед с радостным известием – 30 января на реке Уклузи произошло великое сражение у местечка Магонго. Победил Нонгалаза. Хотя импи Дингаана были многочисленнее, Нонгалаза применил хитрость: пустил слух – буры идут! Воины Дингаана в панике начали отступать. Бурам было возвращено 30 тысяч голов скота, собственностью фермеров стала тысяча зулусских сирот, всем им нашлась работа в хозяйствах.

Дингаан спешно отходил на север. Там он построил временный крааль, где и был убит людьми племени ньяво. Один из участников убийства, будучи уже в возрасте ста лет, в 1911 г. сообщил, что на могиле Дингаана навалено три больших камня. Это место удалось отыскать только в 1947 г.!

Все зулусские воины поклялись в верности Мпанде, новому вождю зулусов. Но подозрительный правитель всегда руководствовался принципом: «Человек, однажды побывавший в шкуре предателя, может оказаться в ней снова» и всегда находил возможности избавляться от опасных людей, особенно из «старой гвардии». Даже Нонгалаза, так много сделавший для Мпанде, был зверски убит по его приказу в 1843 г.

Худшее было впереди! Слух о смерти Дингаана распространился по Наталю с быстротой ветра. Тысячи беженцев с юга и из Высокого Вельда стали возвращаться в старые краали. В 1841 г. фольксраад проголосовал за то, чтобы направить весь этот поток в какой-то отдельный район на юге от Наталя. Возле каждой бурской фермы можно было размещать лишь пять семей для подсобных работ. Факу, вождь амапондо, опасаясь что весь этот поток хлынет на его земли, пожаловался британским властям в Кейптауне на притеснения со стороны буров.

Власти отдали приказ захватить Дурбан капитану Смиту, герою Ватерлоо. Тот был встречен в Дурбане нервозно настроенными бурами и старыми поселенцами. Смит построил возле Дурбана укрепленный лагерь. Но силы у него были несравненно слабее, и вскоре он вынужден был послать за помощью в колонию Ричарда Кинга – того самого, что жил в Натале с 1828 г. Кинг знал язык зулу и участвовал во многих экспедициях поселенцев. Преториус послал за ним вдогонку отряд, однако Кинг добрался до Грэхемстауна за 10 дней вместо обычных трех недель. Памятник ему стоит в Дурбане, где он прожил до 1871 г.!

Власти признали буров мятежниками, и отныне фольксраад должен был подчиняться королеве. В 1844 г. Наталь был включен в состав Капской колонии, а с 1856 г. стал отдельной колонией Великобритании. То, что было дальше, – отдельная и длинная история.

Назад: Язык свиста, пришедший из древности

Дальше: Гибель «Медузы»