Въ четвертокъ по утру.

Начнемъ съ послѣдняго твоего письма. Но какъ я отъ тебя очень отстала, то и должна нѣсколько ограничить свои мысли.

Во первыхъ, отвѣчаю я тебѣ на твои укоризны: думаешъ ли ты чтобъ въ такомъ случаѣ, и по временамъ, я весьма желала ихъ не заслуживать, когда удивляюся, съ какими выраженіями ты мнѣ ихъ оказываешъ, и когда отъ того дѣйствительно болѣе еще любви къ тебѣ ощущаю. Впрочемъ не уважаемы ли въ томъ бываютъ твои поступки собственнымъ твоимъ свойствомъ. Сіе есть средство открывать въ тебѣ недостатки, покрайней мѣрѣ чтобъ дражайшіе твои родители не могли найти въ тебѣ какихъ другихъ не большихъ недостатковъ, дабы тѣмъ менѣе быть униженными отъ своихъ собственныхъ, кои весьма часто они оказываютъ, за сіе я бы имъ была обязана, такъ какъ и вы; ибо я осмѣливаюсь сказать, что тотъ самой судія, которой найдетъ справедливость съ твоей стороны читая твои письма, не найдетъ и въ моихъ не основательности.

Намѣреніе, которое ты приняла не оставлять дома твоего родителя, весьма для тебя похвально, есть ли ты можешъ въ ономъ остаться неучинясь женою г. Сольмса.

Я нахожу твой отвѣтъ къ сему Сольмсу такимъ, какимъ-бы и сама его сдѣлала будучи на твоемъ мѣстѣ. Нельзя лучше сего написать.

Въ письмахъ своихъ къ твоему дядѣ и къ прочимъ твоимъ мучителямъ, ты поступила такъ, какъ долгъ отъ тебя требовалъ. Какія бы ни были отъ того слѣдствія, но ты ни въ чемъ виновата быть не можешъ. Предложить, что оставляешъ имъ свое помѣстьѣ! Я бы весьма того остерегалась. Ты видишь что отъ сего они пришли въ недоумѣніе. Они разсуждали объ ономъ нѣсколько времени. Мое сердце трепетало во время ихъ разсужденій, я страшилась чтобъ они не привязались къ твоему слову: и вѣрь что удержались отъ того изъ стыда и опасенія отъ Ловеласа. Ты съ своей стороны поступила весьма благородно. Сіе предложеніе еще тебѣ повторяю, есть такое которое бы я весьма остерегалась имъ представить. Я прошу тебя, любезная моя, не подвергать ихъ болѣе подобному искушенію.

Я признаюсь тебѣ чистосердечно, что ихъ поступки съ тобою, и толь отличное поведеніе Ловеласово изъясненное въ томъ письмѣ, которое ты получила отъ него въ тоже самое время, совершенно бы меня къ нему преклонили. Какъ жалко говорила я, что онъ толь мало уважалъ свое званіе, дабы совершенно оправдать подобный поступокъ въ Клариссѣ Гарловъ.

Я не удивляюсь тому свиданію, коимъ ты его обнадежила. Можетъ быть вскорѣ коснуся я опять сего обстоятельства.

Сдѣлай милость, любезная и дражайшая подруга, пришли ко мнѣ какимъ ни есть образомъ свою Бетти Барнесъ. Думаешъ ли ты чтобъ законъ Конвентри {* Законъ противъ безчинныхъ поступокъ и непристойностей.} касался до женщинъ. За малѣйшій проступокъ должно бы было ее хорошенько выбить по щекамъ, или потоскать въ глубокомъ прудѣ. Я тебя увѣряю, что естьлибъ она ко мнѣ пришла, то во всюбъ свою жизнь праздновала минуту своего отъ васъ освобожденія.

Сколь ни бестыденъ отвѣтъ Ловеласа, но ни мало мнѣ неудивителенъ естьли онъ тебя любитъ такъ, какъ должно, то конечно твоя перемѣна была для него несносна. Одно только омерзительное лицемѣріе могло дать ему силу къ сокрытію онаго.

Умѣренность какой ты отъ него ожидала, особливо въ семъ обстоятельствѣ, едва ли чрезъ пятдесятъ лѣтъ стала свойственна человѣку его свойства. Однако я не отнюдь не хулю твоего гнѣва. Я съ нетерпѣніемъ ожидаю на какомъ основаніи рѣшится сіе дѣло между имъ и тобою. Какая разность отъ стѣны толщиною въ четырѣ дюйма, къ тѣмъ горамъ, кои теперь тебя раздѣляютъ? увѣрена ли ты что твердо въ своемъ намѣреніи стоять будешъ?… Сіе дѣло не невозможное.

Ты ясно видишъ, говоришъ ты, что его скромность въ прежднемъ его письмѣ была притворна. Развѣ ты когда думала что она естественна. Опасные зміи, вкрадывающіеся съ толикою же наглостію какъ и коварствомъ, и простирающіеся, стократно далѣе нежели сколько имъ въ своемъ пути позволяется! И самаго Гикмана ты увидишь столь наглымъ какъ и своего Ловеласа, естьли онъ стольже смѣлъ будетъ. Онъ и въ половину не столь наглъ какъ Ловеласъ. Природа лучше научила его скромности, но въ семъ одномъ и все состоитъ его дарованіе. Повѣрь что когда онъ будетъ имѣть власть оную пренебречь, то столь же жестоко будетъ поступать какъ и другой.

Можетъ быть случится что я убѣждена буду сочетатся съ нимъ бракомъ. И тогда намѣрена я примѣчать внимательно, по какому степѣни повелительный мужъ превращатся станетъ въ покорнаго любовника; различіе того и другаго; однимъ словомъ, какимъ образомъ вступимъ мы въ союзъ супружества, дабы обращатся къ первымъ моимъ мыслямъ безъ всякихъ сильныхъ причинъ, такъ какъ употребляются слабыя усилія приходящего въ упадокъ государства, для сохраненія остальной вольности онаго.

Всѣ добраго свойства люди бываютъ страстны, говоритъ г. Ловеласъ. Прекрасное извиненіе обожаемому предмѣту имѣющему полную власть! все равно, естьлибъ сказать другими словами: хотя я васъ и весьма почитать сударыня, но не стану стараться воздерживать свои страсти изъ угожденія вамъ. Я весьма бы была рада, когдабъ слышила такія слова отъ Гикмана!

Мы весьма мягкосердечны, любезная моя, что упускаемъ нѣкоторые недостатки, но прежней снисходительности оправдаемые, и слѣдственно обращающіеся во зло, навыкомъ потверждаемое. Естьли допускаютъ къ сему пылкаго свойства человѣка когда еще онъ въ зависимости, то чего онъ не станетъ требовать, когда будетъ имѣть власть предписывать законы? Ты знаешъ одного такого мужа, коему какъ я думаю, излишне много таковыхъ ложныхъ угожденій дѣлали, и видишъ, что ни онъ, ниже другой кто отъ сего не сдѣлался щастливѣе.

Согласіе нравовъ, между двумя особами, вмѣстѣ жить долженствующими выгодно, однако я бы еще желала, чтобъ взаимное согласіе простиралось токмо до извѣстныхъ предѣловъ, коихъ бы никогда непозволялось имъ преступать, и чтобъ одинъ помогалъ другому въ оныхъ держатся, безъ чего рано или поздо, съ обѣихъ сторонъ можетъ случится поврежденіе. Естьли бы предѣлы трехъ состояній составляющихъ политической нашъ союзъ не столь были вѣдомы, и въ случаѣ нужды не подтверждаемы, то чтобы съ ними могло сдѣлатся? Двѣ партіи законодательства устремились бы взаимно одна противъ другой, а исполнительная власть не приминулабы поглотить ихъ обѣихъ. Ты мнѣ скажешъ, что два разумные человѣка сопряженные супружествомъ… Такъ, любезная моя, естьли бы только одни разумные сочетовались бракомъ. Но не удивилали бы я тебя, когдабъ сказала, что большая часть изъ нихъ препровождаютъ холостую жизнь? Они думаютъ что нужно разсуждать о томъ столь долго, что и ни когда на исполненіе сего предпріятія рѣшится не могутъ. Не дѣлаютъ ли тѣмъ чести мнѣ и тебѣ, когда говорятъ, что мы обѣ мало разсудка имѣемъ? И которая бъ изъ насъ двухъ согласилась выдти за мужъ, естьли бы наши друзья и прочіе докучливые любовники оставили насъ въ полной свободѣ.

Но возвратимся къ прежнему, естьлибъ такъ ко мнѣ писалъ Ловеласъ [покрайней мѣрѣ, чтобъ я не допустила себя убѣдить причинами сильнѣйшими нежели склонность ваша, дабы всемъ располагать по условію] при первомъ опытѣ того, что онъ осмѣлился назвать добрымъ свойствомъ; я запретила бы ему никогда на глаза къ себѣ не казаться.,,Честной другъ могла бы я ему сказать, естьлибъ я почла его хотя нѣсколькихъ словъ. Все что ты претерпѣваешъ, не составляетъ и сотой части того, что еще ты долженъ претерпѣвать живучи вмѣстѣ со мною. И такъ прости, я тебя отпущаю, я не желаю такой страсти, которая бы превозмогала ту, коею какъ ты говоришъ ко мнѣ наполненъ.

Что касается до женщины такого тихаго и уклонливаго свойства какъ ты, то все бы равно было выдти или за Ловеласа или за Гикмана. Слѣдуя правиламъ повиновенія, ты можетъ быть сказала бы весьма кроткому человѣку, имѣющему право повелѣвать, что мужъ не долженъ употреблять прозбу, и что онъ себя тѣмъ унижаетъ когда не требуетъ покорности, торжественно при жертвенникѣ ему обѣщанной. Я давно знаю, любезная моя, что ты думаешъ о семъ смѣшномъ обрядѣ супружества, которой, какой ни есть хитрой законодавецъ включилъ въ число протчихъ уставовъ, съ тѣмъ намѣреніемъ дабы вмѣнить намъ въ должность то, чего бъ люди не осмѣлилися требовать какъ нѣкоего права.

Наше воспитаніе и нравы, говоришъ ты, подвергаютъ насъ покровительству сильнаго. Я въ томъ согласна. Но не славно ли и не честно ли сему самому сильному защищать насъ отъ всякихъ обидъ, выключая тѣхъ, кои наиболѣе насъ трогаютъ, то есть отъ собственныхъ его? Съ какимъ искуствомъ Ловеласъ, въ выпискѣ, которую ты мнѣ изъ его писемъ сообщила, сообразилъ сіе разсужденіе съ твоимъ нравомъ; великодушныя души не навидятъ принужденія! Онъ гораздо проницательнѣе, любезная моя, нежели мы о немъ думали. Онъ знаетъ, какъ ты примѣтить можетъ, что всѣ его худые поступки не могутъ быть не явны, и въ семъ увѣреніи онъ признается во всемъ томъ что нужно для представленія въ лучшемъ видѣ тѣхъ, о коихъ ты можетъ быть другими средствами увѣдомлена, пріобучая тебя слушать оные безъ удивленія. Покрайней мѣрѣ почтутъ сіе за знакъ остроумія; и что со всѣми своими пороками онъ не можетъ быть лицемѣромъ. Самое ненавистное свойство для нашего пола, когда мы оное открываемъ, потому что подаетъ намъ причину сомнѣватся о справедливости тѣхъ похвалъ, кои произтѣкаютъ отъ столь худаго источника, когда добровольно уверяяся что мы оныя заслуживаемъ.

Сіе мнимое остроуміе приноситъ Ловеласу тѣ хвалы, коихъ онъ желаетъ, вмѣсто хулы, которую заслуживаетъ. Онъ такъ какъ очищенный кающійся грешникъ, которой прощенъ будучи въ одномъ преступленіи, начинаетъ другое.

Благопріятствующій ему человѣкъ не станетъ увеличивать его недостатки; и когда женщина будетъ увѣрена что можетъ надѣется въ будущее время лучшего, то конечно не преминетъ приписывать ненависти или предъубѣжденію все то, что благоразположеніе и милость могли бы загладить въ изображеніи недостатковъ. Естьли доказательства столь сильны что поступки въ хорошую сторону изтолкованы будутъ, то она будетъ наслаждаться надеждою будущаго благополучія, въ коей непрестанно ее утверждать будутъ, тѣмъ болѣе что естьли она почитать ихъ станетъ подозрительными, и сіе то окажетъ симъ, что сомнѣвается о собственной своей власти, а можетъ быть и о своемъ достоинствѣ. И такъ по стѣпенно она доведена будетъ до того, что самые явные пороки почитать будетъ замѣненными чистѣйшими видами добродѣтели.

Я имѣю причины, любезная моя, и еще новыя причины разпространятся въ нравоученіи касательно того предмѣта которой ты мнѣ подала, но я не прежде изъяснюсь, пока о всѣмъ лучше не освѣдомлюсь. Естьли я въ томъ успѣю, такъ какъ по моему искуству надѣюся, и естьли узнаю обстоятельно все то, что такъ сказать, теперь только сквозь пальцы вижу; то твой обожатель настоящей извергъ, злодей и омѣрзительное чудовище. Я желала бы лучше видѣть тебя… Я хотѣла сказать за Г. Сольмсомъ нежели за нимъ.

Но въ ожиданіи моихъ увѣдомленій, желаешъ ли ты знать, какъ можетъ онъ поступить во всѣхъ своихъ озлобленіяхъ, дабы искусно вкрасться къ тебѣ въ милость? выслушай меня! онъ во первыхъ представитъ за себя ходатаемъ излишество своего свойства; и какъ скоро въ семъ его убѣдишъ; то не будешъ уже въ немъ усматривать наглости и неистовства. Ему ничего болѣе не останется, какъ токмо пріучить тебя сносить его оскорбленія, и прощать оныя поперемѣнно его покорности. Сія хитрость будетъ имѣть такое дѣйствіе, что гнѣвъ твой станетъ нѣкоторымъ образомъ укрощаться, и не допуститъ ни когда до того чтобъ оной былъ продолжителенъ. Потомъ будетъ претерпѣвать нѣсколько болѣе обидъ, а меньше видѣть отъ него покорности; и сіе нечувствительно довѣдетъ тебя до того что ты всегда видѣть будешъ первыя, но никогда послѣднихъ. Тогда ты станешъ страшится раздражить столь горячей нравъ, и наконецъ столь искусно и столь понятно выговаривать будешъ слово повиновеніе, что весело будетъ тебѣ слышить. Естьли ты сомнѣваешся о семъ его поступкѣ, то пожалуй, любезная моя пріятельница, потрудися спросить о томъ мнѣнія у своей матушки.

Обратимся къ другимъ предмѣтамъ. Твои обстоятельства столь учинились важны; что я не могу останавливаться на общихъ мѣстахъ твоего описанія; ибо сіи легкія и шутливыя выраженія притворны бываютъ. Мое сердце искренно дѣлитъ съ тобою всѣ твои нещастія. Мой разумъ затмѣвается. Глаза мои, естьли бы ты могла ихъ видѣть въ тѣ минуты, въ кои почитаешъ столь весѣлыми, какъ меня за то укоряла, едва ли не всѣгда орашаются слѣзами, даже и въ такихъ случаяхъ, кои почитаешъ ты торжествомъ моей радости.

Но теперь, несносная жестокость и не ограниченная злоба нѣкоторыхъ изъ друзей твоихъ (изъ твоихъ сродственниковъ должна я сказать, въ сію ошибку я всегда впадаю), странное намѣреніе прочихъ, теперишная твоя разпря съ Ловеласомъ, и приближеніе твоего свиданія съ Сольмсомъ, отъ коего какъ ты справедливо имѣешъ причину судить, могутъ произойти великія слѣдствія, суть столь важныя обстоятельства что требуютъ всего моего вниманія.

Ты желаешъ чтобъ я подала совѣтъ, какъ должно тебѣ поступить съ Г. Сольмсомъ, ты требуешъ, отъ меня того что свыше моихъ силъ. Я знаю сколь многаго надѣются отъ сего свиданія, безъ чего, ты не получила бы столь долговременной отсрочки. Все что я могу сказать, состоитъ въ томъ, что есть ли ты не поступишъ съ Сольмсомъ благосклонно, и несклонишся въ его пользу, особливо когда почитаешъ себя обиженною Ловеласомъ, то ничто не можетъ произвѣсть сей перемѣны. Послѣ свиданія я безъ сомнѣнія отъ тебя буду о всемъ увѣдомлена, и вѣрю уже что все учиненное и сказанное тобою будетъ столь хорошо, что лучше быть нельзя. Однако, естьли я думаю иначе, то не сокрою отъ тебя онаго. Вотъ все что я не сомнѣваюсъ тебѣ обѣщать.

Я желаю ободрить тебя противъ твоего дяди, естьли тебѣ будетъ случай съ нимъ говорить. Вознегодуй на тотъ наглой поступокъ, въ коемъ онъ имѣлъ столько участіе; и пристыди его въ томъ естьли можно.

Размышляя объ ономъ обстоятельно, я не знаю не обратится ли сіе свиданіе въ твою пользу, въ какой бы надеждѣ онаго ни желали. Когда Сольмсъ узнаетъ [покрайней мѣрѣ естьли ты твердо въ своемъ намѣреніи стоять будешь] что ничемъ отъ тебя ласкатся не можетъ, и когда твои сродственники не менѣе во ономъ увѣрятся, то должно будетъ одному удалиться, а протчимъ представить предложенія, которыя исполнить, будетъ тебѣ стоить нѣкоего труда, или я обманываюсь, что ты освободишся отъ жесточайшихъ своихъ мученій и трудовъ. Я привожу на память многія мѣста изъ послѣднихъ твоихъ писемъ, и изъ первыхъ, которыя принуждаютъ меня писать къ тебѣ такимъ образомъ; но въ такихъ обстоятельствахъ въ коихъ ты теперь находишся, все чтобы я хотѣла сказать было бы не вмѣстно.

Въ заключеніе сего объявляю тебѣ что я чрезмѣрно ожесточена видя тебя, игралищемъ жестокости брата и сестры. Видя толикія опыты твоей твердости, какой еще ожидаютъ они надежды?

Я хвалю тебя что вздумала сокрыть отъ ихъ взоровъ письма и бумаги, которыя не должны имъ въ руки попадатся. Я думаю что ты согласишся принести на условленное для нашихъ писемъ мѣсто, нѣсколько бѣлья и платья наканунѣ свиданія съ Сольмсомъ, дабы послѣ того не трудно было тебѣ сыскать къ тому случай. Робертъ принесетъ мнѣ оное по первому приказанію, хотя бы то было днемъ или ночью.

Естьли тебя доведутъ до крайности; то я надѣюсь упросить мою мать чтобы приняла тебя въ домъ тайнымъ образомъ. Я обѣщаюся ей слѣпо во всемъ повиноваться, то есть хорошо принимать да и еще благосклонно обходится съ ея любимцемъ. Я уже нѣсколько времени помышляла о сей выдумкѣ; но не осмѣливалась еще тебя увѣрить о успѣхѣ оной.

Но не отчаявайся въ томъ. Твоя ссора съ Ловеласомъ много къ сему способствовать можетъ; и послѣднія твои предложенія, въ письмѣ писанномъ къ твоему дядѣ, будутъ для нее второю причиною.

Я увѣрена что ты простишь всѣ постороннія объясненія твоей по природѣ излишне пылкой подруги весьма горячо тѣбя любящей.

Анна Гове.