Въ четвертокъ 30 Марта на разсвѣтѣ.

Непредвидѣнной случай, есть причиною моего нерадѣнія. Такъ я называю остановку моихъ писемъ, потому что пока тебѣ сего не изъясню подробно, не думаю чтобъ ты могла назвать сіе иначе.

Въ воскресенье въ вечеру прибылъ курьеръ отъ госпожи Ларкинъ, о состояніи коей я объявила тебѣ въ предшедшемъ моемъ письмѣ, съ прозбою, дабы матушка моя къ ней возвратилась. Сія бѣдная женщина ежеминутно страшася смерти, имѣла толь слабое воображеніе, что подписанное завѣщаніе считала за неотмѣнное предзнамѣнованіе смерти. Когда ей говорили дабы она о томъ помыслила, то всегда отвѣтствовала, что не долго проживетъ по семъ обрядѣ; и я представляю себѣ что она почитаетъ себя обязанною оправдать свои слова; ибо съ самой той минуты она все хуже становится. А какъ ея страхъ столько же дѣйствовалъ надъ ея разумомъ какъ и надъ тѣломъ, то сказывали намъ, что надѣяся выздоровѣть, она нѣсколько разъ покушалася сжечь завѣщаніе. Наконецъ когда доктора объявили, что ей осталось весьма мало жить, то она приказала объявить моей матери, что не дождавши ее умереть не можетъ. Я представляла себѣ, есть ли мы желаемъ дабы она выздоровела, то не для чего съ нею и видѣтся. Но моя матушка неотмѣнно хотѣла ѣхать; и что еще хуже, она желала меня взять съ собою. Есть ли бы я имѣла болѣе времяни представитъ ей свои отговорки, то можетъ быть была бы отъ онаго уволена; но какъ курьеръ пріѣхалъ весьма поздо, то я сей приказъ получила на другой день по утру, за часъ передъ отъѣздомъ; и мы намѣрены были того же дня возвратится назадъ. На мои представленія отвѣчали мнѣ, что я почитаю за удовольствіе противорѣчишь и дурачить другихъ своимъ разумомъ, и что въ семъ случаѣ требуется моего послушанія.

Я не могу дать инаго изъясненія о своенравіи моей матушки кромѣ се-го: Она желала взять въ сотоварищи съ собою Г. Гикмана, и доставить ему удовольствіе препроводить тотъ день со мною, (какъ бы я желала быть въ семъ увѣрена!) дабы отдалить меня, какъ я думаю отъ сообщества, котораго она какъ для него такъ и для меня опасается. Повѣришъли тому, любезная моя? право она страшится о своемъ любимцѣ съ того самаго времени, когда меня Г. Ловеласъ въ послѣднюю свою отлучку посѣтилъ. Я надѣюсь что ты ревновать за оное не будешъ. Но дѣйствительно мнѣ иногда случается, когда утомленна бываю слыша что хвалятъ Гикмана болѣе, нежели онъ заслуживаетъ, отмщевать за себя нѣсколько тѣмъ, что открываю въ Ловеласѣ тѣ личныя качества коихъ другой ни когда имѣть не можетъ. Мое намѣреніе, какъ я сказала, есть то, чтобъ ее нѣсколько безпокоить. Для чего бы мнѣ ей симъ не замѣнять своихъ безпокойствъ, какъ бы то ни было, но я ея дочь. Ты знаешъ, что она страстна; и что я весьма смѣла; и такъ не будешь удивляться что такіе случаи безъ споровъ не проходятъ. Она меня оставляетъ: должность моя какъ ты знаешъ не позволяетъ мнѣ удалятся отъ нее прежде; и тогда нахожуся на свободѣ къ тебѣ писать. Я тебѣ признаюсь, что ей весьма не нравиться наша переписка: по двумъ причинамъ: какъ она говоритъ; вопервыхъ, что я не сообщаю ей, что между нами произходитъ; во вторыхъ; воображаетъ она, будто я стараюсь утверждать тебя въ упорствѣ противъ того, что она называетъ твоею должностію: а есть ли ты хочешъ знать, по чему она такъ оное называетъ, то по ея мыслямъ, какъ я тебѣ уже изъясняла, родители всегда бываютъ правы, а дѣти ни когда. Ты можешь судить, по всему тому, что я пишу, съ коликимъ принужденіемъ подвергла я себя сему дѣйствію матерней власти, которая мнѣ казалась совершенно неосновательною. Но когда требовалось повиновенія, то и надлежало повиноватся, хотя я и не менѣе была увѣрена, что справедливо разсуждала.

Ты всегда укоряла меня за такіе поступки, но болѣе всего въ послѣднихъ своихъ писмахъ. Основательная тому причина, говоришъ ты мнѣ есть та, которую я никогда столько не заслуживала. И такъ должно тебя благодарить за сіе исправленіе, и обѣщать еще тебѣ, что я буду всячески стараться симъ воспользоватся. Но позволишъ ли ты мнѣ сказать, что послѣднія твои приключенія, заслужила ли ты оныя или нѣтъ, но немогутъ ни мало уменьшить моей къ тебѣ чувствительности..

Мы не ранѣе прибыли къ умирающей нашей старухѣ какъ въ понедѣльникъ послѣ обѣда; а все для Г. Гикмана, которой болѣе двухъ часовъ надѣвалъ свои сапоги. Ты легко себѣ вообразить можешъ, что во время дороги я нѣсколько оказывала досады противъ его. Сей бѣднякъ смотрѣлъ на мою мать. Она столь была тронута печальнымъ моимъ видомъ, и моими отговорками къ сей поѣздкѣ, что проѣхавши съ половину дороги не говорила со мною ни слова, и какъ начала говорить, то сказала мнѣ: я не хотѣла бы взять тебя съ собою. Ты не знаешъ что значитъ обязывать другихъ. Я тому причиною, а не Г. Гикманъ, что ты взята противъ воли; по томъ усугубила она свое о немъ вниманія, какъ то обыкновенно случается, когда она примѣтитъ что съ нимъ худо поступаю.

Боже мой, любезная моя, я не столь виновата какъ ты воображаешъ. То время въ которое стараются намъ нравится есть самое лучшее въ нашей жизни. Благосклонности истребляютъ уваженіе. Удаленіе же умножаетъ оное. Ибо оно дѣйствительно отъ сего зависитъ. Есть ли нѣсколько разсмотримъ, сколько сіи вѣроломные мущины къ намъ ласкаются, когда усмотрятъ хотя одну улыбку, и въ какое приходятъ опасеніе естьли видятъ что мы нахмуримъ брови, то ктобъ не веселился тѣмъ, чтобъ ихъ не выводитъ изъ сего состоянія, и чтобъ наслаждатся тою властію, которая толь мало продолжительна. Не обвиняй меня за такія чувствованія. Природа произвела меня такою, какова я есть. Я собою, довольна и въ такомъ случаѣ увѣряю тебя, что не хотѣла бы быть инакою. И такъ оставь свои важныя о семъ мнѣнія, я тебя покорно о томъ прошу. Я не почитаю себя за совершенное твореніе. Гикманъ пусть потерпитъ. О чемъ ты безпокоишся? моя матушка не вознаграждаетъ ли своими о немъ попеченіями его безпокойства? и естьли онъ жалуется на свое состояніе, то не заслуживаетъ никогда быть щастливымъ.

Мы застали бѣдную сію женщину при послѣднемъ издыханіи, какъ того и ожидали. Хотябъ мы прибыли туда и ранѣе, но невозможнобъ было въ тотъ же день возвратится назадъ. Ты видишъ что я извиняю Г. Гикмана, сколько могу; но и увѣряю тебя что не имѣю къ нему твоей склонности, по коеи ты всѣ свои дѣла подоговорамъ управлять желаешъ. Матушка моя просидѣла всю ночъ почитая каждой вздохъ старой своей пріятельницы послѣднимъ. Я сидѣла съ нею до третьяго часа. Я ни когда не видала умирающаго стараго человѣка, и сіе чувствительно меня тронуло. Такое зрѣлище весьма ужасно для тѣхъ, которые въ совершенномъ здаровьѣ находятся. Приходишъ въ жалость когда видишь такія страданія, сожалѣешъ и о самой себя, разсуждая, что и мы опредѣлены къ сему же жребію; и сіе вдвое болѣе поражаетъ. Г. Ларкинъ прожила до утра вторника, объявя моей матушкѣ что назначила ее исполнительницею своего завѣщанія, и что въ статьяхъ онаго оставила намъ нѣкіе знаки своей любви. Остатокъ дня препроводили въ разсужденіяхъ о наслѣдствѣ, по коимъ двоюродная моя сестра Десдаль весьма хорошія получила выгоды. И такъ мы не ранѣе поѣхали какъ въ среду по утру, и столь рано что до полудня еще прибыли домой, по тому что не было уже тѣхъ сапоговъ, кои могли бы насъ задержать; но хотя я тотчасъ послала Роберта въ зеленую алею, которой принесъ мнѣ всѣ твои письма даже до среды въ полдень писанныя, но столь была утомлена и поражена зрѣлищемъ, которое еще глазамъ моимъ представлялось, [такъ какъ и моей матушкѣ, которая негодуетъ уже на сей свѣтъ, хотя и никакой причины не имѣетъ не навидѣть жизнь свою] что не могла писать къ тебѣ въ то самое время дабы отослать ихъ съ Робертомъ передъ сумерками.

А какъ сіе письмо; которое найдешъ при утреннѣй своей прогулкѣ извиняетъ только мое молчаніе, то я не премину въ скоромъ времени писать къ тѣбѣ другое. Будь увѣрена, что я постараюсъ освѣдомится подробно о повѣденіи Ловеласа въ его жилищѣ. Толико пылкаго человѣка по самымъ его поступкамъ извѣдать можно.

Но должна ли я вѣрить теперь, чтобъ ты была равнодушна къ нему, и къ его поступкамъ ибо ты прежде объявила свое требованіе, нежели ту смертельную обиду, на которую жалуешся. Но я отъ того не менѣе стараться буду все развѣдать весьма вѣроятно, что сіи развѣдыванія болѣе еще утвердятъ непримиримое твое къ нему разположеніе. Однако естьли сей бѣдной человѣкъ, (могу ли я о немъ пожалѣть для васъ, любезная моя пріятельница) лишенъ будетъ величайшаго щастія, какого только смертный надѣятся можетъ, и естьли съ толь малыми достойнствами онъ по высокоумію своему того желать станетъ; то подвергнется величайшимъ опасностямъ, разнымъ болѣзнямъ, простудѣ, какъ то лихорадкѣ, долженъ переносить величайшія прискорбія, и пренебрегать жестокость непогоды, не получая отъ того ни какого плода! Твое великодушіе покрайней мѣрѣ не предстательствуетъ ли хотя мало за него? Бѣдной Ловеласъ!

Я не хотѣла бы привесть сердце твоего въ трепетаніе, или въ подобныя тому ощущенія, ни произвесть въ немъ тотъ жаръ, которой проницаетъ оное на подобіе молніи, и которой въ то же время уничтожается скромностію, въ коей бы другіе особы нашего пола не могли подать лучшего опыта, какъ ты; нѣтъ я того не желаю, но чтобъ лучше извѣдать тебя по самымъ твоимъ свойствамъ, нежели по непристойнымъ и излишнымъ моимъ насмѣшкамъ, коибъ ты конечно простила моему дружеству.

Хочу я подражать тѣмъ, которые звѣнятъ о фальшивую монету. Дабы извѣдать, и испытать тебя еще разъ, повторяя: бѣдной Ловеласъ.

И такъ любезная моя, что съ нимъ теперь произходитъ? Такъ и матушка моя говоритъ Г. Гикману, когда видитъ его въ смущеніи отъ жестокихъ поступокъ своей дочери, спрашивая его, каково вамъ теперь?