Письмо CLXVI.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Я приношу тебѣ мою благодарность, и г. Гикману за то стараніе, которое онъ употребилъ къ написанію ко мнѣ письма съ толь чрезвычайнымъ тщаніемъ, а я продолжаю покоряться твоей пріятной для меня жестокости.
[Здѣсь расказываетъ она ей все произшедшее во Вторникъ по утру, между ею и г. Ловеласомъ, по причинѣ четырехъ его друзей и дѣвицы Партиньіонъ. Обстоятельства нималаго различія не имѣютъ съ тѣми, которыя выше сего означены въ письмѣ г. Ловеласа. Потомъ продолжаетъ слѣдующимъ образомъ.]
Онъ безпрестанно меня укоряетъ въ излишнемъ сумнѣніи. Онъ думаетъ, что я всегда на него сердита; что я не наблюдала бы таковой осторожности съ г. Сольмсомъ; что онъ не можетъ сообразиться съ моими мыслями, равно и съ надѣждою, что по прошествіи толикаго времени онъ не имѣлъ щастія внушить ни малѣйшаго чувствованія нѣжности такой особѣ, которую онъ ласкается въ скоромъ времени назвать своею супругою. Слѣпое легкомысліе! Не видѣть, къ чему бы ему надлежало приписать таковую осмотрительность, съ коею я нахожусь принужденною съ нимъ поступать. Но его гордость уничтожаетъ его благоразуміе. Ето не инное что можетъ быть, какъ подлая надмѣнность, заступившая мѣсто благородной гордости превосходящей то тщеславіе, по которому онъ учинился разспутнымъ. Не вспомнишь ли ты, когда ты его видѣла, во время еще спокойныхъ дней, которые я у тебя препроводила, какъ онъ осматривался округъ себя возвращаясь къ каретѣ, какъ будто для усмотренія чьи взгляды видъ его на себя привлекаетъ. Но мы видали гнусныхъ и глупыхъ щеголей, толико надутыхъ своимъ видомъ, какъ будто бы во ономъ всѣ пріятности обитали, въ такое время когда бы они должны думать, что тѣ старанія, кои они употребляютъ о своей особѣ не къ инному чему служатъ, какъ къ тому дабы возвысить свои недостатки до высочайшей степени. Тотъ, которой старается казаться гораздо великимъ или лучшимъ нежели онъ въ самомъ дѣлѣ есть, возбуждаетъ любопытство о своихъ мнѣніяхъ; и сіе то разсмотреніе почти завсегда сопровождаемо презрѣніемъ; поелику гордость есть знакъ великой слабости, или какой ни есть странности въ умѣ или въ сердцѣ. Возвышаться самимъ собою, значитъ обижать своего ближняго; которой находится тогда принужденнымъ сумнѣваться о томъ достоинствѣ, для коего можетъ быть онъ оказалъ бы то, что должнствовало, естьлибъ видѣлъ оное сопровождаемое кротостію.
Ты конечно меня почтешь весьма важною, да я и въ самомъ дѣлѣ такова съ самаго вечера Понедѣльника. Г. Ловеласъ почитается мною въ весьма низкомъ степени. Теперь я уже ничего предъ собою не вижу, котороебъ мнѣ могло подать благопріятствующую надѣжду. Чего же ожидать отъ столь несообразнаго человѣка?
Мнѣ кажется я тебѣ обьявила, что уже получила мои платья. Ты произвела во мнѣ толикое движеніе, что я не весьма была увѣрена, учиня оное, хотя и помню что имѣла къ тому намѣреніе. Они мнѣ присланы въ прошлой четвертокъ; но при оныхъ не находилось ни того малаго количества денегъ, ни моихъ книгъ, выключая Друкселя о вѣчности, наставленіе о раскаяніи, и Франциска Спира. {Три весьма извѣстныя и набожныя сочиненія.} Весьма вѣроятно, что сіе учинено по предложенію высокоумнаго моего брата. Ему кажется, что онъ весьма хорошо сдѣлалъ, представя мнѣ изображенія смерти и отчаянія. Я съ нетерпѣливостію желаю дождаться первой, а иногда нахожусь на краю и другаго.
Ты гораздо менѣе будешь удивляться моей нѣжности, когда къ извѣстнымъ тебѣ причинамъ и вѣроломству моего состоянія, присовокуплю я, что мнѣ прислано, съ сими книгами, письмо отъ г. Мордена. Оно весьма меня ожесточило противъ г. Ловеласа, но я должна такъ же сказать и противъ самой себя. Я посылаю его къ тебѣ въ одномъ конвертѣ. Прими на себя трудъ, дражайшая моя, прочесть его.