Но сія жена, не есть ли превосходная Кларисса? [не станемъ упоминать имя Гарловъ, столь я оное презираю во всемъ другомъ выключая ее.] не на сей ли обожанія достойной предмѣтъ нечувствительно падаютъ мои угрозы? Если добродѣтель есть истинное благородство; то колико Кларисса благородна своею! и колико бы союзъ съ нею былъ благороденъ, еслибъ не находилъ я причины укорять ее тою фамиліею, отъ которой она произошла, и которую она предпочитаетъ мнѣ!

Но приступимъ къ дѣлу. Не заслуживала ли она и сама до сего времени укоризны? И когда бы можно было изъяснить все въ мою пользу; то мои разсужденія о прошедшемъ не учинили ли бы меня нещастнымъ, какъ скоро новость обнажена будетъ отъ своихъ прелестей, и когда я буду обладать тѣмъ благополучіемъ, къ коему мое желаніе стремится? Своеволецъ, имѣющій разборчивой вкусъ, простираетъ оной гораздо далѣе нежели прочіе люди. Поелику весьма рѣдко обрѣтаетъ онъ сопротивленія добродѣтели въ тѣхъ женщинахъ, съ коими обращается; то тѣмъ привыкаетъ судить о всѣхъ прочихъ по тѣмъ женщинамъ, коихъ онъ спозналъ. Нѣтъ ни единой въ свѣтѣ женщины котораябъ сопротивлялась твердымъ настояніямъ любовника, когда онъ знаетъ соразмѣрять нападенія съ склонностями; и въ семъ то состоитъ, какъ ты знаешь, первое правило своевольцевъ.

Какъ Ловеласъ! слышу тебя съ удивленіемъ меня спрашивающаго! можешь ли ты сумнѣваться о удивительнѣйшей изъ всѣхъ женщинъ? Сомнѣваешься ли ты о добродѣтели Клариссы?

Я не сумнѣваюсь, дражайшій другъ. И не смѣю о томъ сумнѣваться. Сохраняемое мною къ ней священное благоговѣніе явило бы мое нечестіе въ таковомъ сумнѣніи. Но я у тебя спрашиваю, не ужели главное правило ея добродѣтели есть гордость? Отъ кого она происходитъ? Какого она пола? Если Кларисса непорочна; то отъ чего произходятъ ея преимущества? гордая мысль, дабы быть великимъ примѣромъ своему полу, даже и до сего времени въ ней пребываетъ. Но сія гордость не послаблена ли? Знаешь ли ты мущинь или женщинъ, которыебъ не унывали въ нещастіи и униженіи? Уничижи особливо женщину; то увидишь съ весьма малымъ изключеніемъ что униженіе поразитъ ее до глубины сердца. Дѣвица Кларисса Гарловъ, развѣ образецъ добродѣтели? Самая ли она добродѣтель? Весь свѣтъ такъ о ней думаетъ, скажутъ мнѣ, всѣ тѣ, которые ее знаютъ и всѣ тѣ которые о ней слыхали.

Изъ сего ясно видно, что общій слухъ относится къ ея пользѣ. Но слухъ утверждаетъ ли добродѣтель? Испытана ли ея собственная добродѣтель? Гдѣжъ тотъ наглецъ, которой отважился подвергнуть искушенію добродѣтель Клариссы?

Я тебѣ сказалъ, Белфордъ, что я хотѣлъ разсуждать съ самимъ собою, и погрузился въ толь тонкія изслѣдованія нечувствительно и не примѣтя самъ онаго; но станемъ продолжать оное съ величайшею строгостію.

Я знаю, что все мною сказанное, и начертанное моимъ перомъ, не весьма великодушно покажется тебѣ въ любовникѣ, но подверіая добродѣтель разнымъ опытамъ, мое намѣреніе не состоитъ ли въ томъ дабы ее восхвалить, если усмотрю что она перенесетъ оныя и пребудетъ непорочною и достойною торжества? Оставимъ на минуту всѣ разсужденія произходящія отъ такой слабости, которую нѣкоторые весьма не къ стати называютъ уклонностію или снисхожденіемъ къ слабостямъ другаго, которая часто повреждаетъ благородныя сердца.

Приступимъ опять къ нашему дѣлу, дражайшей другъ. Я хочу подвергнуть мою любезную строжайшему опыту, въ томъ намѣреніи дабы дать знать всѣмъ тѣмъ особамъ сего пола, которымъ ты пожелаешь сообщить нѣкоторыя мѣста изъ моихъ писемъ, какъ онѣ должны поступать, дабы заслужить почтеніе молодаго человѣка, чего отъ нихъ надѣются, и, если онѣ будутъ имѣть дѣло съ разумнымъ и разборчивымъ человѣкомъ [или гордымъ, если ты хочешь] то сколь должны стараться вести себя пристойно и постоянно, дабы не подать ему повода худо судить о ихъ свойствѣ по случайнымъ благосклонностямъ, которыя всегда почитаемы будутъ за слабости. Жена не должна ли хранить чести мужа? И не болѣе ли стыда ея проступки приносятъ мужу нежели ей самой? Не безъ причины, Белфордъ, любилъ я всегда противуполагать дѣламъ всякія препятствія.

Начнемъ опять свое дѣло, еще повторяю, поелику я уже началъ разсматривать сей важной запросъ; т. е. должно ли мнѣ жениться, и какихъ свойствъ должна быть моя жена. Разсмотреніе будетъ чистосердечно. Я окажу сей дражайшей особѣ не токмо строгую но и великодушную справедливость; ибо я намѣренъ о ней судить по собственнымъ ея правиламъ, равно какъ и по нашимъ главнымъ законамъ.

Она раскаевается въ томъ, что имѣла со мною переписку, то есть съ человѣкомъ столь вольнымъ, которой и преждѣ предполагалъ ее вовлечь въ сіе дѣло, и которой въ томъ успѣлъ такими способами, кои самой ей неизвѣстны.

Посмотримъ: какія она имѣла причины къ сей Перепискѣ? Если онѣ не были такія, чтобъ она по своей разборчивости могла ихъ почесть хулы достойными, для чегожъ себя и укорять за оныя?

Могла ли она впасть въ заблужденіе? Могла ли она пребыть на долго въ ономъ? Нѣтъ нужды, кто искуситель или какое было искушеніе. Теперь самое дѣло, самое заблужденіе должны мы разсмотрѣть. Упорствовала ли она противъ родительскаго запрещенія? Въ семъ она себя укоряетъ. Впрочемъ, когда ниесть почитала ли дѣвица съ толикимъ уваженіемъ дочерній долгъ и родительскую власть? Нѣтъ никогда. Итакъ какія же должны быть тѣ причины, которыя болѣе возымѣли силы, нежели долгъ, надъ столь почтенія достойною дочерью? Что я о томъ долженъ со временемъ подумать? Какою надѣждою могъ бы я отъ того льститься?

Говорятъ, что главное ея намѣреніе состояло въ томъ, дабы предупредить опасности могущія произойти между ея родственниками и такимъ человѣкомъ. котораго они вообще обижали.

Весьма прекрасно; но для чего старалась она о безопасности прочихъ, когда они сами о себѣ не помышляли? Впрочемъ славная оная встрѣча развѣ не послѣдовала? Добродѣтельная особа должна ли знать столь сильныя причины для того, что бы пренебречь оную въ очевидномъ долгѣ, наипаче когда дѣло состояло токмо въ томъ, чтобъ предупредить неизвѣстное зло?

Мнѣ кажется будто я тебя слышу: Какъ! Ловеласъ искуситель становится теперь обвинителемъ!

Нѣтъ, любезной другъ, я никого не обвиняю; я токмо разсуждаю съ самимъ собою, и во внутренности моего сердца я оправдываю и почитаю превосходную сію дѣвицу. Но позволь мнѣ однако разсмотрѣть, истиннѣ ли она долженствуетъ своимъ оправданіемъ, или моей слабости, которая составляетъ нелицемѣрную любовь.

Если мы положимъ тому другую причину; то будетъ оною, если хочешь, любовь; такая причина, которую вся вселенная почтетъ извинительною, не потому, чтобъ такъ о ней думали, говоря мимоходомъ, но поелику вся вселенная чувствуетъ, что можно впасть въ заблужденіе отъ сей пагубной страсти.

И такъ пусть ето будетъ любовь. Но чья любовь!

Одного Ловеласа, скажешь ты мнѣ.

Развѣ одинъ только находится Ловеласъ въ свѣтѣ? Сколько Ловеласовъ могли чувствовать впечатлѣніе столь прелестнаго виду и толико удивительныхъ качествъ? Ея слава меня начала помрачать; ея красота и изящность разума наложили на меня оковы. Теперь соединясь вмѣстѣ всѣ сіи силы составляютъ непоколебимыя узы, и принуждаютъ меня почитать ее достойною моихъ нападеній и всего моего честолюбія.

Но имѣла ли она ту откровенность, и ту непорочность, съ коею она должнабъ была познать сію любовь?

Нѣтъ.

И такъ если справедливо, что любовь въ ней дѣйствуетъ; то нѣтъ ли съ оною какого порока подъ тѣнію ея сокрытаго? притворства, напримѣръ, или, если хочешь, гордости?

Что должно изъ сего заключить? не ужели безпримѣрная Кларисса любитъ такого человѣка, котораго она не должна любить; не ужели она притворствуетъ? Не ужели ея добродѣтель основана на гордости? Если сіи три заключенія справедливы; то безподобная Кларисса не инное что, какъ женщина?

Какимъ образомъ можетъ она увеселить такого любовника, какъ ея: приводить его въ трепетъ, его, которой пріобыкъ торжествовать надъ прочими женщинами; приводить его въ сомнѣніе о томъ, къ нему ли ощущаетъ она любовь или къ кому ни есть другому, не имѣя надъ самой собою справедливой власти въ такихъ случаяхъ, которые она почитаетъ самыми важными для своей чести? [видишь, Белфордъ, что я о ней сужу по собственнымъ ея мнѣніямъ,] но она доведена несправедливостію другаго даже до того, что оставила родительской домъ, уѣхала съ такимъ человѣкомъ, коего свойства она совершенно знала, и основывала бракъ свой на многихъ отдаленныхъ и нимало невѣроятныхъ предложеніяхъ, когда бы причина ея соболѣзнованій могла оправдать всякую другую женщину; но надлежало ли Клариссѣ отверзать свое сердце тому негодованію, коимъ, какъ теперь себя осуждаетъ, толь сильно была тронута.

Но расмотримъ любезную сію дѣвицу, которая вознамѣрилась уничтожить свое обѣщаніе, которая нимало не расположилась придти на мѣсто свиданія съ своимъ любовникомъ, котораго она знала смѣлость и неустрашимость, коему она обѣщаясь не однажды не сдержала даннаго своего слова, и которой пришелъ, какъ она должна уже того ожидать, въ томъ намѣреніи, дабы оказать свои услуги, то есть, въ твердомъ предпріятіи ее похитить. Разсмотримъ сего человѣка, которой дѣйствительно ее похитилъ, и которой учинился совершеннымъ надъ нею властелиномъ. Нѣтъ ли, еще я повторяю, другихъ Ловеласовъ чрезвычайно дерзкихъ и непоколебимыхъ, которые бы были ему подобны, хотя бы они и не могли совершенно произвести въ дѣйствіе своихъ намѣреиій такими же средствами?

И такъ справедливо ли, чтобъ Кларисса была слаба, слѣдуя собственнымъ ея правиламъ; слаба даже и въ сихъ важныхъ случаяхъ? И не можетъ ли она учиниться еще болѣе таковою, въ самомъ важномъ случаѣ, къ коему всѣ прочія ея слабости кажется естественно ее влекли?

Не говори мнѣ, чтобъ для насъ, равномѣрно и для сего пола, добродѣтель была небеснымъ даромъ, я говорю здѣсь токмо о нравственной власти, которую каждый можетъ имѣть надъ своими чувствами: и не спрашивай у меня для чего человѣкъ склоненъ къ такимъ вольностямъ, которыхъ онъ не оказываетъ женщинамъ, да также и не желаетъ, чтобъ онѣ были подозрѣваемы? Тщетныя доказательства, поелику недостатки жены гораздо прискорбнѣе бываютъ ея мужу, нежели недостатки мужа его женѣ. Не разумѣешь ли ты, колико ненавистное разстройство моглибъ произвести первыя въ наслѣдствахъ фамилій? Преступленіе не можетъ быть равномѣрно. Впрочемъ я читалъ гдѣ то, что женщина создана для мущины: сія зависимость налагаетъ еще важнѣйшій долгъ добродѣтели.

Ты Ловеласъ! [можетъ быть сказалъ бы ты мнѣ, если бы я тебя менѣе зналъ.] Ты, требуешь толико совершенствъ въ женщинѣ!

Такъ, требую отвѣчалъ бы я тебѣ. Знаешь ли ты великаго Кесаря? Знаешь ли ты, что онъ отвергъ свою жену по одному простому подозрѣнію. Кесарь такой же былъ своеволецъ, какъ и Ловеласъ, и не гордѣе его.

Однако я признаюсь что можетъ быть не было никогда такой женщины. которая бы столько походила на Ангела, какъ моя Кларисса. Но еще повторяю, не учинила ли она такихъ поступокъ, которые сама осуждаетъ? Поступокъ, къ учиненію которыхъ публика и собственная ея фамилія не почитали ее способною, и которыхъ любезнѣйшіе ея родители не хотятъ ей простить? Не удивляйся, что я не признаю за справедливость, въ честь ея добродѣтели, извиненіе по причинѣ истиннаго ея негодованія. Гоненія и искушенія не суть ли опытъ добродѣтельныхъ душъ! Нѣтъ никакихъ препятствій ни чувствованій, которыя бы добродѣтели давали право уничтожить-я самой собою.

Начнемъ опять. Думаешь ли ты, чтобъ тотъ, которой могъ отвесть ея столь далеко отъ ея пути, не былъ ободренъ успѣхомъ простирать далѣе свои замыслы? Здѣсь дѣло идетъ токмо о опытѣ, Белфордъ. Кто будетъ страшиться опыта въ разсужденіи толь безподобной дѣвицы? Ты знаешь, что я нѣкогда любилъ производить опыты надъ молодыми женщинами весьма знатнаго достоинства и имени. Весьма удивительно, что я не находилъ еще ни одной, которая бы болѣе мѣсяца или до истощенія моихъ замысловъ оный непоколебимо выдержала. Я изъ того вывелъ весьма непріятныя заключенія, и если не найду такой, коей добродѣтель былабъ непоколебима; то ты увидишь, что въ состояніи буду отречься клятвою отъ всего онаго пола. И такъ всѣ женщины должны теперь со вниманіемъ взирать на умышляемой мною опытъ, кто есть та, которая зная Клариссу, не отдалабъ ей добровольно всей чести. Да явится та, которая въ томъ ей откажетъ, и да исполнитъ всѣ обяза тельства будучи на ея мѣстѣ.

Я тебя увѣряю, дражайшей другъ, что я чрезвычайно высокія имѣю мысли о добродѣтели, равно какъ и о прелѣстяхъ и совершенствахъ, до которыхъ я не въ состояніи былъ достигнуть. Всѣ своевольцы не говорили бы о томъ съ толикимъ почтеніемъ. Онибъ страшились осуждать самихъ себя, одобряя то, что презираютъ. Но благоразуміе всегда составляло похвальную часть моего свойства.

Діаволъ имѣющей великое участіе, какъ ты можешь думать, въ предумышляемомъ мною намѣреніи, повергъ праотца нашего жесточайшимъ опытамъ; поступку своему сей мужъ обязанъ возстановленіемъ своей чести послѣдовавшими потомъ и наградами. Невинная особа, будучи по нещастію подозрѣваема, не должна ли желать, чтобъ всѣ такія сумнѣнія объяснены были?

Ренольдъ, въ Аріостѣ, не принялъ чаши Кавалера Мантуана, нимало не желая подвергать себя опыту. Сочинитель приписываетъ тому весьма хорошія причины.,,Для чего искать мнѣ того, отъ чего пришелъ бы въ отчаяніе, нашедъ оное? Моя жена полу слабаго. Я не могу имѣть о ней лучшаго мнѣнія. Еслибъ я находилъ причины почитать ее менѣе; то нещастіебъ относилось ко мнѣ.,, Но Ренольдъ не отрекся подвергнуть опытамъ ту Госпожу прежде, нежели она учинилась его женою, и когда онъ могъ получить выгоды отъ ея свѣденій.

Что касается до меня, я бы не отвергъ той чаши, хотябъ былъ женатъ и хотябъ сіе послужило только къ утвержденію меня въ томъ добромъ мнѣніи, которое бы я имѣлъ о честности любезной моей супруги. Я весьма бы хотѣлъ знать, голубя или змѣя согрѣваю я въ своемъ нѣдрѣ?

Словомъ, что бы должно подумать о такой добродѣтели, котораябъ опасалась опытовъ, и слѣдственно о такой женщинѣ, котораябъ оныхъ избѣгала? Я заключаю, что для совершеннаго утвержденія честности столь изящной дѣвицы, необходимо нужно ее испытать, и кому же, если не тому коего она обвиняетъ, что приводилъ ее въ слабость даже и въ мало важномъ случаѣ? Собственная ея польза того требуетъ не токмо потому, что онъ уже учинилъ надъ нею нѣкое вначатлѣніе, но и потому, что соболѣзнованіе ея о томъ показываетъ, что она будетъ впредь осторожнѣе при новыхъ нападеніяхъ.

Должно признаться, что теперешнее ея положеніе хотя нѣсколько ей не выгодно, но тѣмъ побѣда будетъ для нея славнѣе.

Присовокупимъ, что одного опыта было бы недовольно: для чегожъ? Поелику женское сердце въ одно время можетъ быть каменнымъ, а въ другое восковымъ. Я испыталъ то нѣсколько разъ, да и ты безъ сумнѣнія въ томъ удостовѣренъ. Женщины, скажешь ты, не худо бы препровождали свое время, еслибъ всѣ люди старались подвергать ихъ опытамъ. Но, Белфордъ, не одинъ я такъ думаю. Хотя я своеволецъ, но не люблю своевольства въ другомъ, выключая тебя и твоихъ товарищей. Наконецъ выведи сіе нравоученіе изъ скучнаго моего изслѣдованія.,,Плутовочки, которыя не имѣютъ желанія подвергаться опыту, должны избирать то, что соотвѣтствуетъ ихъ разпоряженіямъ. Онѣ должны удостоивать предпочтеніемъ добрыхъ и разумныхъ мущинъ, которые не привыкли къ хитрости, которые почтутъ ихъ таковыми, каковы онѣ суть въ самомъ дѣлѣ, и которые совершенно не находя ничего худаго въ самихъ себѣ, нимало не будутъ подозрѣвать того и въ другихъ.

Ты у меня спросишь, что учинитъ тогда красавица, если она будетъ побѣждена? Что ты хочешь? будучи единожды покорена, какъ ты знаешь, она навсегда таковою останется. Ето второе правило нашихъ своевольцевъ. Какой источникъ удовольствія для врага брака, жить съ такою достойною дѣвицею, какъ Кларисса безъ сего неудобнаго обряда которой принуждаетъ женщинъ перемѣнять дѣйствительно свое имя, и которой приноситъ столь много другихъ причинъ къ неудовольствію.

Но есть ли Кларисса пребудетъ всегда неколебима, если Кларисса со славою выдержитъ такое искушеніе.

Что же! я тогда сочетаюсь съ нею бракомъ, не сомнѣвайся о томъ. Я буду прославлять мою судьбу, давшую мнѣ такую женщину, которую почитать буду Ангеломъ.

Но не возненавидитъ ли она меня? Можетъ быть не откажетъ ли она мнѣ..… Нѣтъ, нѣтъ, Белфордъ. Въ нашихъ теперешнихъ обстоятельствахъ, я нимало сего не опасаюсь. Ненавидѣть меня! Для чего бы она ненавидѣла такого человѣка, которой послѣ опыту еще болѣе ее любить будетъ! Присовокупи къ тому, что я имѣю право настоять во мщеніи. Мое намѣреніе не оправдано ли ею самою? Не объявила ли она, что хочетъ ожидать для нашего брака истинныхъ доказательствъ моего исправленія?

Окончимъ сіе важное и продолжительное письмо. Ты, какъ я думаю стараешься о пользахъ красавицы, поелику я не безъизвѣстенъ, что мой высокопочтенной дядя просилъ тебя употребить къ тому то вліяніе, которое, какъ онъ думаетъ, ты надо мною имѣешь, дабы принудить меня преклонить главу подъ иго брака, не позволишь ли ты мнѣ покуситься, если я возмогу, привести ее въ число смертныхъ; постараться, истинно ли непоколебима она въ толь цвѣтущей молодости, съ толикими прелестями, и въ толь совершенномъ здравіи, и не причастна ли естественнымъ слабостямъ?

Я хочу начать сіе дѣло при первомъ случаѣ. Я стану примѣчать надъ всѣми ея шагами; я каждую минуту примѣчать то буду, дабы поймать въ сѣти то, что хочу, тѣмъ болѣе, что она не щадитъ меня нимало, что она употребляетъ въ свою пользу все то, что ей ни представляется для моего мученія, и что впрочемъ она меня не почитаетъ, и не надѣется никогда видѣть меня честнымъ. Если Кларисса есть женщина, если Кларисса меня любитъ; то я ее поймаю хотя единожды въ проступкѣ. Любовь измѣняетъ тѣмъ, которые ею заражены. Когда любовь внутри, а Ловеласъ извнѣ: то она будетъ болѣе еще, нежели женщина, или я стану гораздо менѣе человѣка, если не останусь побѣдителемъ.

Теперь, Белфордъ, ты извѣстенъ о моихъ намѣреніяхъ, Кларисса моя, она еще болѣе пренадлежать мнѣ будетъ. Хотя бы бракъ состоялъ и въ моей власти, но кто же меня станетъ хулить за стараніе, если я не могу быть иначе ея побѣдителемъ? Если я не успѣю въ моемъ предпріятіи; то ея слава получитъ отъ того новой блескъ, и моя довѣренность впредь будетъ совершеннѣе. Тогда то она будетъ достойна, чтобъ я пожертвозалъ ей моею вольностію, и чтобъ весь ея полъ оказывалъ ей величайшія почести.

Можешь ли теперь вникнуть во все содержаніе моего предпріятія? Ты долженъ его видѣть такъ какъ въ зеркалѣ. Впрочемъ ни слова.

Да не обнаружится тобою моя тайна, хотя и во снѣ. Никто не сомнѣвается, чтобъ она не была моею женою. Она будетъ таковою, когда я тебѣ дамъ слово. Въ ожиданіи того, я стану притворяться въ исправленіи себя, и если я могу привезть красавицу въ Лондонъ; то кто ни есть изъ нашихъ любимцевъ избавитъ меня отъ сего принужденія. Я уже сказалъ все.