Не ясно ли я вижу, дражайшій другъ, что долженъ имѣть терпѣніе для достиженія совершенной власти? Что мы тогда скажемъ, когда всѣ тѣ жалобы касающіяся до помраченія добраго имени, умножающіяся соболѣзнованія, непрестанная вспыльчивость, печальныя повелѣнія удалиться отъ меня не иное что означаютъ какъ бракъ; и не будетъ ли истинною причиною такихъ укоръ и безпокойствій отсрочка, коею хочетъ довести меня до изслѣдованія сего дѣла.

Мнѣ однажды случилось взять надъ нею верьхъ; но я почелъ за нужное учинить оное скрытнымъ образомъ, и оставить такую матерію, какъ скоро примѣтятъ мое намѣреніе; опасаясь чтобъ не укоряли меня за употребленіе во зло обстоятельствъ наипаче когда мнѣ запретили касаться до сей матеріи не подавши опытовъ моего исправленія, и не старавшись о примиреніи съ Гарловами: теперь когда поступаетъ со мною столь худо, обижаетъ, столь сильно понуждаетъ себя оставить, что нѣтъ никакого средства къ удержанію ее, если пожелаетъ отъ меня уйти, не щитая того, что при малѣйшемъ сомнѣніи о моей откровенности она можетъ прибѣгнуть подъ покровительство кого ни есть другаго, или можетъ быть возвратиться въ замокъ Гарловъ и предаться Сольмсу; я говорилъ откровенно, я предлагалъ, хотя съ чрезвычайною предосторожностію и замѣшательствомъ, [опасаясь ее тѣмъ обидѣть, Белфордъ,] причины, долженствовавшія склонить ее къ учиненію меня щастливѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ. Сколь велерѣчиво ея потупленные взоры, молчаніе сопровождаемое трепетаніемъ устъ ея, и большая живость ея лица, извѣстили меня, что обида была не чрезвычайна!

Прелестное твореніе, сказалъ я самъ себѣ, [берегись, Белфордъ, открывать мое торжество прочимъ особамъ сего пола] итакъ не ужели я касаюсь сего пункта? Не ужели я учинился властелиномъ судьбины Клариссы Гарловъ? Тотъ ли уже я исправившійся человѣкъ, которымъ долженствую быть прежде нежели получу хотя малѣйшее ободреніе? Итакъ не ужели чѣмъ болѣе ты меня познаешъ, тѣмъ менѣе усмавриваешъ причинъ оказывать мнѣ благосклонности? Какое очарованіе овладѣло столь великою душею? Гнать меня съ толикою жестокостію, побуждать меня къ отъѣзду въ томъ намѣреніи дабы къ тебѣ болѣе прилѣпиться, и принимать по видимому удовольствіе гораздо любезнѣйшее. Небольшія твои хитрости ясно оправдываютъ мои собственныя, и возбуждаютъ во мнѣ желаніе употребить ради тебя всю плодовитость моего разума.

Но позвольте мнѣ вамъ сказать, обожанія достойная Кларисса, положимъ что ваши желанія будутъ нѣкогда исполнены, но вы должны прежде отдать мнѣ отчетъ въ томъ отвращеніи, которое имѣли ѣхать со мною, въ такое время, въ которое вашъ отъѣздъ былъ необходимъ для избѣжанія принужденнаго обязательства съ такимъ презрительнымъ человѣкомъ, коего вы должны ненавидѣть, если отдаете болѣе справедливости своему достоинству нежели моему.

Я пріобыкъ, не сомнѣвайтесь, къ предпочтительности многихъ женщинъ, которыя нимало не менѣе васъ достоинствомъ, хотя не могу сказать, чтобъ которая изъ нихъ имѣла подобныя вашимъ качества. Могу ли я быть мужемъ такой женщины, которая подала поводъ сомнѣваться о степени занимаемомъ мною въ ея почтеніи? Нѣтъ, дражайшій предмѣтъ любви моея. Я толикое сохраняю благоговѣніе къ священнымъ вашимъ законамъ, что не могу стерпѣть, дабы вы сами оныя нарушили Впрочемъ не думайте, чтобъ было довольно вашего молчанія и стыдливости для изъясненія мнѣ вашихъ намѣреній. Я нимало не желаю еще безпокоиться о вашихъ причинахъ, то есть, о сомнѣніи, любовь ли или необходимость внушаетъ въ васъ сіе снисхожденіе.

По такимъ правиламъ, Белфордъ, за что же инное долженъ я почесть ея молчаніе, какъ не за знакъ неудовольствія? Я просилъ у нее прощенія за ту смѣлость, которою считалъ ее обиженною. Я обѣщался ей, что впредь ненарушимо буду наблюдать ея желанія, и что докажу ей всемъ моимъ повѣденіемъ что истинная любовь страшится всегда оскорблять и обижать.

Что же она отвѣчала? Я воображаю себѣ, Белфордъ, что будто ты у меня спрашиваешь.

Отвѣчала? поистиннѣ, она казалась печальною, разстроенною, тронутою, въ недоумѣніи, сколько я о томъ могъ судить, на самое ли ее долженъ былъ упасть ея гнѣвъ или на меня. Въ то время она оборотилась отъ меня скрывая текущія противъ ея воли слезы: она изпустила горестію исполненный вздохъ, раздѣлившейся на три или четыре части, изъ коихъ каждая столь сильно выражалась, что можно было оную слышать, однако она весьма усиливалась прекратить оный, выходя наконецъ, она оставила меня побѣдителемъ Марсова поля.

Не говори мнѣ о учтивости. Не говори мнѣ о великодушіи. Не говори мнѣ о состраданіи. Насилія не должны ли быть равномѣрны? Не такую ли выгоду и съ своей стороны она имѣетъ? Не понудила ли она меня сумнѣваться о ея любви? Не Ощущала ли она удовольствія, изъясняя мнѣ, что ея ненависть къ Сольмсу ни мало не произходитъ отъ предпочтенія касающаго до меня. Что долженъ я подумать о той скорьби, которою она была угнѣтаема, видя себя сверьхъ чаянія, или что почти все равно, по своему соизволенію на свиданіи со мною у садовыхъ дверей?

Подумай, какое было бы торжество гордыхъ Гарлововъ, еслибъ я вознамѣрился теперь сочетаться съ нею бракомъ? Фамилія не столь знатная какъ моя! Никто изъ нихъ недостоинъ моего сродства выключая ее! Великое богатство, коимъ я могу избѣгать всякихъ обязательствъ и зависимости! Столь великая надежда. Особа моя, дарованія, которыя поистиннѣ не заслуживаютъ презрѣнія, и которыя презираемы токмо Гарловами, кои принудили меня оказывать скрытнымъ образомъ услуги ихъ дочери, въ такое время, когда два знатнѣйшіе въ Королевствѣ дома чинили мнѣ предложенія, коихъ я и слушать не хотѣлъ, изъ любви ли къ ней, или потому что, презирая бракъ, рѣшился не жениться ни на какой другой женщинѣ: я былъ принужденъ скрыть ее не токмо отъ нихъ, но и отъ нее самой. Не думаешь ли ты, чтобъ я сталъ просить прощенія у ея фамиліи, и чтобъ признали меня сыномъ угрюмаго тирана, которой ни чемъ иннымъ, какъ своими богатствами тщеславиться можетъ; чтобъ признали меня братомъ того презрительнаго человѣка, которой питаетъ ко мнѣ величайшую ненависть; и сестры недостойной моего вниманія [безъ чего я восторжествовалъ бы надъ нею по моему желанію, и конечно съ гораздо меньшимъ затрудненіемъ, нежели надъ ея сестрою, которую она варварски обидѣла;] и наконецъ чтобъ признали меня за племянника двухъ дядьевъ, которые не имѣя другаго достоинства кромѣ пріобрѣтеннаго ими богатства, почитаютъ оное правомъ меня ругать, и желалибы меня видѣть ползающаго у ногъ ихъ въ ожиданіи ихъ милости? Нѣтъ, нѣтъ, мои предки, никогда не будутъ васъ укорять, что послѣдній вашъ потомокъ заслуживаетъ презрѣніе, унижается, ползаетъ, цѣлуетъ прахъ, дабы учинится рабомъ жены!

Я скоро опять примусь за перо.