Во вторникъ поутру въ 6 часовъ.

День насталъ. О естли бы онъ прошолъ благополучно! я препроводила сію ночь весьма худо. Едва могла я сомкнуть глаза, занимаяся беспрестанно о приближающемъ свиданіи. Довольно долгое время, на которое всѣ согласились оное отсрочить даетъ имъ при собраніи торжественный видъ, которой еще болѣе умножаетъ мои безпокойства. Повѣрь, что человѣкъ способный размышлять не всегда бываетъ завиденъ, естьли не имѣетъ такой щастливой живости, какъ ты, ибо ты умѣешь наслаждатся настоящимъ временемъ, не заботясь съ лишкомъ о будущемъ.

Во вторникъ въ 11 часовъ.

Тетка моя Герьей удостоила меня своимъ посѣщеніемъ. Бетти, съ таинственнымъ своимъ видомъ, увѣдомила меня, что ко мнѣ будетъ завтракать одна госпожа, которую я мало ожидала, давая чрезъ то мнѣ догадываться, что то будетъ моя мать. Сіе извѣстіе столь чувствительно меня тронуло, что черезъ четверть часа, когда я услышала идущую какую то женщину, которую дѣйствительно я сочла своею матушкою и не могши изъяснить себѣ причину ея посѣщенія по столь долгой разлукѣ, я оказала своей теткѣ всѣ знаки чрезвычайнаго смущенія.

Какъ! сударыня сказала она мнѣ вошедши, ты кажешься изумленна? То правда, для такой разумной дѣвицы удивительно, что ты выводишь столь странныя мнѣнія изъ бездѣлицъ, и взявши меня за руку, спросила: о чемъ ты безпокоишься? Право, любезная моя, ты дрожишь. Знаешь ли, что ты теперь не въ силахъ никого принять или видѣть? ободрись, любезная Клари, цѣлуя мои щеки! ободрись. Сіи смѣха достойныя движенія, о приближающемся свиданіи покажутъ тебѣ и прочія твои отвращенія, когда оно кончится, и ты будешь сама себѣ смѣятся что могла придти въ такой пустой страхъ.

Я отвѣчала ей, что все то, о чемъ весьма сильно воображаютъ, со временемъ производитъ болѣе дѣйствія, нежели простыя воображенія, хотя другіе и не такъ о томъ судятъ, что я во всю ночь ни на часъ заснуть не могла: какъ та безстыдная дѣвка, коей меня подвергли, пришедши еще умножила мое безпокойство, давъ мнѣ знать, что я должна ожидать посѣщенія моей матери, и что въ такомъ случаѣ я не могла видѣть тѣхъ, коихъ взглядъ мнѣ могъ бы быть непріятенъ.

Ето то были, сказала она мнѣ, естественныя побужденія, коимъ возпротивиться не можно. Она предполагала, что сія послѣдняя ночь столко же не спокойна была для Г. Сольмса, какъ и для меня.

И такъ кому, сударыня, можетъ принести удовольствіе свиданіе столь несносное обѣимъ намъ?

Обѣимъ, любезная моя, какъ всѣ твои друзья того надѣятся смѣютъ, когда первыя сіи движенія успокоятся; обыкновенно бываютъ послѣ самаго опаснаго начала, чрезвычайно щастливыя заключенія; и я предвижу, что вы оба будете довольны: сіе то, любезная племянница, будетъ послѣднее заключеніе всему дѣлу.

При семъ она представляла мнѣ сколь буду нещастна, когда не соглашусь на желаніе всѣхъ моихъ сродственниковъ. Она меня увѣщевала принять Г. Сольмса съ благопристойностію приличною моему воспитанію. Страхъ, происходящій въ немъ по случаю наступающаго со мною свиданія, не отъ инаго чего произходитъ, какъ отъ его уваженія и любви. Ето самолучшее доказательство истинной нѣжности, покрайней мѣрѣ гораздо вѣрнѣе, нежели тщеславіе и хвастовскія угрозы такого любовника, которой извѣстенъ только по своей гордости.

Я отвѣчала ей на сіе наблюденіе, что должно наипаче внимательно наблюдать, что благородной души человѣкъ поступаетъ всегда благородно, и не дѣлаетъ ничего подлаго: что подлой души человѣкъ бываетъ обыкновенно ласкателенъ, когда надѣется получить какую выгоду, и наглъ тогда, когда имѣетъ что въ своей власти или когда не имѣетъ къ полученію таковыхъ выгодъ никакой надѣжды. Я присовокупила, что со мною о семъ говорить не для чего, что я весьма ясно сію матерію разсматривала, что свиданіе почитаю я за весьма жестокой законъ, предписанной мнѣ поистиннѣ тѣми, кои имѣютъ право требовать отъ меня сего доказательства моего повиновенія, но что я приняла оное съ чрезвычайнымъ нехотѣніемъ, дабы тѣмъ доказать, колико я отдалена отъ оказыванія непокорности, и что по одному только несогласію нравовъ разполагала я всѣ свои намѣренія, а изъ сего не иннаго ожидать могу, какъ новыхъ причинъ къ оказанію мнѣ большихъ жестокостей.

Она укоряла меня въ несправедливомъ предубѣжденіи. Она долго разговаривала о должностяхъ дочери. Она по милости своей приписывала мнѣ весьма многія хорошія качества, но между коими не доставало только покорности, дабы сею увѣнчать всѣ прочія. Она долго изъясняла достоинство повиновенія, не касаяся моего вкуса и моихъ желаній. А какъ я нѣкоторыми словами дала ей выразумѣть что все, что ни произошло между Г. Сольмсомъ и мною, послужило только къ умноженію моего къ нему отвращенія, то она не постыдилась мнѣ сказать, что онъ весьма мягкосердеченъ и легко можетъ за всѣ причиненныя ему обиды прощать; ни что не можетъ сравнится съ тѣмъ почтеніемъ, которое онъ ко мнѣ имѣетъ; и не знаю сколько другихъ сего же роду словъ она проболтала.

Во всю мою жизнь я не была столь печальна какъ въ сіе время. Я чистосердечно въ ономъ призналась моей теткѣ, и просила у ней за то извиненія. Она отвѣчала мнѣ, что я весьма искусно умѣю то скрывать; но тому что она не инное что во мнѣ примѣтила, какъ обыкновенное смущеніе молодыхъ особъ, когда онѣ видятъ въ первой разъ своихъ обожателей, имя сіе онъ весьма заслуживаетъ по тому, что въ самомъ дѣлѣ въ первый разъ согласилась я его видѣть подъ симъ названіемъ… Но конечно и во второй разъ соглашусь на оное.

Какъ! Сударыня, прервала я, не ужели представляютъ, что я согласисилась видѣть его подъ симъ названіемъ?

Такъ что, Клари.

Естьли вы въ томъ столь увѣрены сударыня, то не изумитесь, что беру обратно свое согласіе. Я не хочу и не могу его видѣть, естьли онъ хочетъ быть принятъ подъ симъ названіемъ.

Нѣжная разборчивость, смущеніе! Настоящая чувствительность, любезная моя племянница. Могла ли ты подумать, чтобъ свиданіе, на которое явно согласилась и опредѣлила день, мѣсто и часъ, изъяснено было простою церемоніею, безъ всякаго намѣренія начинаемою? Я тебѣ объявляю любезная моя, что твой отецъ, мать, дядья, и всѣ вообще, почитаютъ сіе обязательство за первое дѣйствіе твоей покорности ихъ волѣ. И такъ берегись отступить отъ своего обѣщанія, я тебя о томъ усильно прошу, и окажи въ себѣ новое достоинство, допустя то, чего болѣе миновать не можешь…

Странное чудовище!… Простите мнѣ сударыня… Мнѣ показатся съ такимъ человѣкомъ, въ той мысли, что я одобряю его намѣреніе; и ему предстать предъ меня въ семъ ожиданіи. Но невозможно, чтобъ онъ того надѣялся, какъ бы прочія о томъ ни думали. Одинъ страхъ его, меня видѣть, показываетъ, сколько онъ отдаленъ отъ такого чаянія, естьлибъ его надежда была столь отважна сударыня тобъ онъ не боялся, такъ какъ вы о немъ сказываете.

Онъ конечно надѣется, и его надежда весьма основательна: но я уже тебѣ сказала, что уваженіе къ тебѣ приводитъ его въ сей страхъ.

Его уваженіе! Скажите лучше его недостоинство. Было бы весьма странно, когда бы онъ не отдавалъ другимъ всей той справедливости, которую всѣ ему оказываютъ. Изъ того то и произходятъ его условія.

Вотъ цѣна, которую онъ полагаетъ за не извѣданное свое недостоиство.

Ты очень опрометчиво судишь, любезная моя племянница. Не опасаешься ли ты, что излишно далеко простираешь то мнѣніе, которое сама о себѣ имѣешь? Мы приписываемъ тебѣ весьма много достоинствъ: впротчемъ ты бы не худо сдѣлала, естьлибъ въ собственныхъ своихъ глазахъ нѣсколько менѣе совершенною казалась, хотя бы ты была и превосходнѣе, но чтобъ твои друзья въ томъ были удостовѣрены.

Мнѣ весьма прискорбно сударыния, что могутъ меня подозрѣвать въ опрометчивости, когда я почитаю себя достойною другаго мужа, но не Г. Сольмса. Я подъ симъ разумѣю качества души и самую особу; ибо что касается до щастія то благодаря Бога, я презираю все то, что могутъ выводить въ его пользу изъ столь презрительнаго источника.

Она мнѣ сказала, что одни рѣчи ничего производить не могутъ, и что я не безъизвѣстна о томъ, что вся фамилія отъ меня ожидаетъ.

Я право того не знаю, отвѣчала я ей, и никогда не увѣрю себя,чтобъ могли когда основывать столь странное ожиданіе на согласіи, которымъ я желала единственно показать, колико я разположена къ повиновенію всему тому, что исполнить мнѣ можно.

Мнѣ было легко судить, сказала она, какая была надежда всей фамиліи отъ дружбы оказанной мнѣ въ прошедшее Воскресенье моимъ братомъ и моею сестрою, и посѣщеніемъ любящаго меня дяди, хотя я по справедливости не приняла его съ достодолжною его ласки благодарностію; но онъ по милости своей ко мнѣ приписывалъ мое хладнокровіе печальному моему состоянію, говоря, что я намѣрена постепенно возвращаться къ своей должности, дабы не столь много стыдиться прошедшихъ моихъ супротивленій.

Теперь ты видишь, любезная моя пріятельница, все подлое ихъ коварство, въ тѣхъ ласкахъ, которыя оказаны мнѣ были въ прошедшее Воскресенье? Ты видишь теперь по какой причинѣ, священникъ Левинъ меня навѣстилъ, и для чего ему запрещено было касаться того предмѣта, для коего какъ я воображала, онъ пришелъ со мною говорить? Ему конечно дали выразумѣть, что безполезны словопрѣнія о такомъ предмѣтѣ, которой они почитали рѣшенымъ. Видишь также въ какомъ намѣреніи мой братъ и сестра должны были показывать ко мнѣ мнимую дружбу, коей внѣшный видъ, какъ они разсуждали, покрайней мѣрѣ будетъ нуженъ къ ихъ намѣреніямъ, между тѣмъ, какъ я не стараясь разсмотрѣть, что они въ худшемъ ко мнѣ разположеніи находятся, нежели въ самомъ дѣлѣ кажутся, усмотрѣла въ ихъ глазахъ и въ поступкахъ гораздо менѣе ко мнѣ любви, нежели ненависти.

И такъ могла ли я безъ изумленія слышать слова моей тетки? Я не знаю, сказала я ей, какъ должна я наименовать такой поступокъ, и какого конца намѣреваются они достигнуть столь подлыми средствами; но я знаю кому оныя должна приписать. Тотъ, кто могъ склонить дядю моего Гарлова поступить на такое дѣло въ неправедномъ своемъ предпріятіи, и получить одобреніе отъ всѣхъ прочихъ моихъ друзей, долженъ имѣть столько власти надъ ними, что можетъ убѣдить ихъ поступать со мною со всякою жестокостію.

Моя тетка воротясь сказала мнѣ, что когда я подала имъ истинную надежду; то предложенія, слова, и нападки мои, не будутъ уважены, и что она можетъ меня увѣрить, что естьли я откажусь отъ онаго, то мои обстоятельства будутъ въ худшемъ состояніи, нежели когдабъ я и не начинала соглашаться на ихъ намѣренія. Соглашаться? Сударыня! Кто бы могъ сказать, чтобъ я соглашалась? Ето подлое и недостойное коварство, для уловленія меня вымышленное. Простите, дражайшая моя тетушка; я не думаю, чтобъ вы имѣли въ томъ участіе; но скажите только мнѣ, будетъ ли матушка моя присудствовать при семъ ужасномъ свиданіи? Не сдѣлаетъ ли она для меня сей милости?… Хотя бы токмо оправдать…

Оправдать, моя любезная! мать твоя и дядя Гарловъ не согласятся ни за что быть при семъ свиданіи.

То какъ же, сударыня, могутъ они считать данное мною слово на сіе свиданіе за согласіе съ ихъ намѣреніями?

Тетка моя показалась мнѣ изумленною отъ сего отвѣта, любезная Клари, сказала она мнѣ, съ тобою говорить весьма трудно. Щастливо бы было для тебя и для всѣхъ когда бъ ты оказывала столько повиновенія, сколько имѣешь разума. Я тебя оставляю.

Я ласкаюся сударыня, что вы на меня не гнѣваетесь; я намѣрена единственно наблюдать, какимъ бы образомъ свиданіе ни кончилось; но чтобъ никто не могъ быть обманутъ въ своемъ ожиданіи.

О сударыня, ты кажется мнѣ, совершенно рѣшилась… Г. Сольмсъ будетъ сюда въ назначенной тобою часъ; и помни, еще тебѣ повторяю, что съ наступающаго вечера зависѣть будетъ спокойствіе твоей фамиліи и собственное твое благополучіе.

При сихъ словахъ она меня оставила. Я остановляюсь въ семъ мѣстѣ и не могу знать, когда позволено мнѣ будетъ взяться опять за перо, и о чемъ тебя увѣдомлять въ слѣдующемъ моемъ письмѣ. Я въ чрезвычайномъ безпокойствѣ; не получила ни какого отвѣта отъ твоей матушки, сколь я начинаю сомнѣватся о ея ко мнѣ разположеніи. Прощай лучшая и единая моя пріятельница.

Клар. Гарловъ.