СОКРОВИЩА ВЕЛИКИХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Золото из царских гробниц Ура
В Южной Месопотамии, приблизительно на полпути от Багдада к Персидскому заливу, посреди голой и бесплодной пустыни высятся нагромождения холмов. Арабы называют это место «Тал ал-Муккайир» («Смоляной холм»). Трудно даже поверить, что некогда эта пустыня была обитаема. И тем не менее здесь, под слоем выветренной породы, покоятся руины древнего города, известного как «Ур халдеев» или «Ур Халдейский». Но история Ура берёт своё начало задолго до появлении в Двуречье халдейских племён.
Ур — один из древнейших городов мира. По преданию, его уроженцем был библейский праотец Авраам. Этот город начал играть важную роль уже в III тысячелетии до н. э. Однако около 2350 года до н. э. правитель города Аккад по имени Саргон (Саргон Великий) захватил цветущие города Южного Двуречья. Династия Саргона правила двести лет. Около 2200 года до н. э. Двуречье было покорено племенами кутиев. Но уже в конце III тысячелетия до н. э. кутии были побеждены, и Ур снова приобрёл статус главного города Двуречья.
Цари III династии Ура правили Месопотамией более ста лет. При них впервые в мировой истории началось возведение протяжённых укреплений на границах государства (наподобие Великой Китайской стены, Адрианова и Траянова валов и т. д.). Прославленный многочисленными храмами и дворцами, Ур в эти времена процветал. Многочисленные торговые пути вели к нему с гор и с моря, что доказывает благосостояние страны и безопасность торговцев. Эта эпоха стала временем расцвета шумерской культуры.
Последний царь III династии Ура Ибби-Суэн был побеждён армией соседнего государства Элам и взят в плен. После этого Ур пришёл в упадок. Проходили века, грандиозные сооружения ветшали, некогда неприступные стены превращались в пыль; слава новых народов затмевала старую, а порой совсем стирала её. Лишь отголоски древних легенд, пробиваясь сквозь толщу веков, напоминали о величественных храмах и дворцах Ура.
Археологические исследования древней столицы шумеров начались в 1922 году и велись на протяжении двенадцати сезонов (1922–1934). Этими изысканиями, организованными совместно Университетским музеем в Пенсильвании и Британским музеем, бессменно руководил английский археолог Леонард Вулли, выпускник Оксфорда. К моменту начала раскопок ему было 42 года и он уже был известен своими раскопками в Египте, Нубии и Сирии.
В начале 1927 года экспедиция Вулли приступила к раскопкам городского кладбища. Археологи обнаружили здесь около двух тысяч могил. «Должен признаться, что научная обработка двух тысяч могил из-за её однообразия наскучила нам до крайности, — вспоминал Вулли. — Почти все могилы были одинаковыми, и, как правило, в них не оказывалось ничего особенно интересного».
Однако вскоре выяснилось, что в действительности здесь одно под другим лежат два кладбища разных периодов. Верхнее, судя по надписям на цилиндрических печатях, относилось ко временам правления Саргона, то есть возраст его составлял приблизительно 4200 лет. Но под ним оказались могилы второго кладбища! И именно здесь археологов ждали совершенно неожиданные находки.
Первым сигналом о близости чего-то необычного стали круглые колодцы, спускавшиеся вертикально на глубину погребения, а затем переходившие в горизонтальный лаз. Судя по найденным в одном из колодцев черепкам, он был прорыт во времена Саргона. Но кем и зачем?
Вулли предположил, что это — следы работы древних грабителей могил. В Месопотамии, как и в Египте, ограбление могил являлось одной из древнейших профессий, и те, кто ею занимался, никогда не действовали наугад: они точно знали, где что лежит, и стремились прибрать к рукам что подороже. К этому времени археологи уже нашли сотни разграбленных могил и были уверены, что обнаружить богатое и неразграбленное погребение можно только случайно, при стечении самых счастливых обстоятельств. И в один из дней это произошло.
Сначала кто-то из рабочих заметил торчащий из земли медный наконечник копья. Оказалось, что он насажен на золотую оправу древка. Под оправой было отверстие, оставшееся от истлевшего древка.
Это отверстие привело археологов к углу ещё одной могилы. Она была чуть больше обычной, но такого же типа и представляла собой простую яму в земле, вырытую по размерам гроба с таким расчётом, чтобы с трёх сторон от него осталось немного места для жертвенных приношений. В изголовье гроба стоял ряд копий, воткнутых остриями в землю, а между ними — алебастровые и глиняные вазы. Рядом с гробом, на остатках щита, лежали два отделанных золотом кинжала, медные резцы и другие инструменты. Тут же находилось около пятидесяти медных сосудов, серебряные чаши, медные кувшины, блюда и разнообразная посуда из камня и глины. В ногах гроба стояли копья и лежал набор стрел с кремнёвыми наконечниками.
Но по-настоящему археологи были поражены, когда очистили от земли гроб. Скелет в нём лежал в обычной позе спящего на правом боку. Кости настолько разрушились, что от них осталась лишь коричневая пыль, по которой можно было определить положение тела. И на этом фоне ярко сверкало золото — такое чистое, словно его сюда только что положили…
На уровне живота лежала целая куча золотых и лазуритовых бусин — их было несколько сотен. Золотой кинжал и оселок из лазурита на золотом кольце когда-то были подвешены к распавшемуся серебряному поясу. Между руками покойного стояла тяжёлая золотая чаша, а рядом — ещё одна, овальной формы и больших размеров. Возле локтя стоял золотой светильник в форме раковины, а за головой — третья золотая чаша. У правого плеча лежал двусторонний топор из электра (сплава золота и серебра), а у левого — обычный топор из того же металла. Позади тела в одной куче перепутались золотые головные украшения, браслеты, бусины, амулеты, серьга в форме полумесяца и спиральные кольца из золотой проволоки.
Но это всё археологи рассмотрели потом, а сперва им бросился в глаза сверкающий золотой шлем, покрывавший истлевший череп. Шлем глубоко надвигался на голову и прикрывал лицо щёчными пластинами. Он был выкован из чистого золота и имел вид пышной причёски. Чеканный рельеф на шлеме изображал завитки волос, а отдельные волоски были изображены тонкими линиями. От середины шлема волосы спускались вниз плоскими завитками, перехваченными плетёной тесьмой. На затылке они завязывались в небольшой пучок. Ниже тесьмы волосы ниспадали локонами вокруг вычеканенных ушей с отверстиями, чтобы шлем не мешал слышать. По нижнему краю были проделаны маленькие отверстия для ремешков, которыми закреплялся стёганый капюшон. От него сохранилось лишь несколько обрывков.
Этот шлем представляет собой самый прекрасный образец работы шумерских мастеров золотых дел. «Если бы даже от шумерского искусства ничего больше не осталось, достаточно одного этого шлема, чтобы отвести искусству древнего Шумера почётное место среди цивилизованных народов», — писал Леонард Вулли.
Кем был этот человек, пять тысяч лет назад погребённый с такой роскошью? На двух золотых сосудах и на светильнике повторяется надпись «Мескаламдуг, Герой Благодатной страны». Впоследствии то же имя было прочитано на цилиндрической печати, обнаруженной в другом погребении, причём здесь Мескаламдуг именовался «царём». Однако Вулли предположил, что Мескаламдуг был всего лишь принцем царского рода, так как отсутствие в его погребении символов царской власти указывает на то, что он никогда не занимал трона, а само погребение относилось к обычному типу частных могил. Но окончательно Вулли уверился в своей правоте лишь тогда, когда археологи нашли настоящие гробницы царей Ура.
«Если бы мы не видели царских гробниц, то, наверное, решили бы, что здесь похоронен царь», — писал Вулли впоследствии о погребении Мескаламдуга. А увидели они царские гробницы лишь в последние дни сезона 1926/27 года.
Всего здесь было шестнадцать царских захоронений, и ни одно из них не походило на другое. Жители Ура хоронили царей в гробницах из камня или из обожжённого кирпича. Каждая такая гробница состояла из одного помещения или из анфилады тщательно отделанных комнат — настоящий подземный дворец! Но, к сожалению, почти все гробницы были разграблены ещё в древности. В неприкосновенности уцелели только две.
Первая царская гробница, вскрытая Вулли, дала археологам очень мало материала — во-первых, потому, что она была безнадёжно разрушена грабителями, а во-вторых, потому, что, как честно признавался потом сам Вулли, «мы только приступили к раскопкам такого рода и сами ещё не знали, что нужно искать». Впрочем, здесь, среди массы бронзового оружия, археологи нашли ныне знаменитый золотой кинжал Ура. Его лезвие было выковано из чистого золота, рукоятка сделана из лазурита с золотыми заклёпками, а великолепные золотые ножны украшал тонкий рисунок, воспроизводящий тростниковую плетёнку. Здесь же был найден ещё один не менее ценный предмет — золотой конусообразный стакан, украшенный спиральным орнаментом. В нём оказался набор миниатюрных туалетных принадлежностей, изготовленных из золота.
До сих пор в Месопотамии не находили ничего, хотя бы отдалённо похожего на эти предметы. Они были так необычны, что один из лучших европейских экспертов той поры заявил, что это вещи арабской работы XIII века н. э. Никто и не подозревал, какое высокое искусство существовало уже в III тысячелетии до нашей эры!
Однако самые главные открытия были сделаны археологами в сезоне 1927/28 года.
Всё началось с находки пяти скелетов, уложенных бок о бок на дне наклонной траншеи. У каждого из них на поясе был медный кинжал, рядом стояли маленькие глиняные чашки. Отсутствие привычной погребальной утвари и сам факт массового захоронения показались учёным весьма необычными.
Начав копать вдоль траншеи, Вулли и его коллеги наткнулись на вторую группу скелетов: десять женщин были уложены двумя ровными рядами. На всех были головные украшения из золота, лазурита и сердолика, изящные ожерелья из бусин, но обычной погребальной утвари при них тоже не оказалось. Зато здесь лежали остатки великолепной арфы: её деревянные части истлели, однако украшения сохранились полностью, и по ним можно было восстановить весь инструмент. Верхний деревянный брус арфы был обшит золотом, в котором держались золотые гвозди — на них натягивали струны. Резонатор украшала мозаика из красного камня, лазурита и перламутра, а впереди выступала великолепная золотая голова быка с глазами и бородой из лазурита. Прямо на остатках арфы покоился скелет арфиста в золотой короне.
Следуя дальше по траншее, археологи натолкнулись на остатки костей, которые явно не были человеческими. Вскоре всё разъяснилось. Неподалёку от входа в подземную гробницу стояли тяжёлые деревянные салазки, рама которых была отделана красно-бело-синей мозаикой, а боковые панели — раковинами и золотыми львиными головами с гривами из лазурита на углах. Верхний брус украшали золотые львиные и бычьи головы меньшего размера, спереди были укреплены серебряные головы львиц. Ряд бело-синей инкрустации и две маленькие серебряные головки львиц отмечали положение истлевшего дышла. Перед салазками лежали скелеты двух ослов, а в их головах — скелеты конюхов. Сверху этой груды костей лежало некогда прикреплённое к дышлу двойное серебряное кольцо, сквозь которое проходили вожжи, а на нём золотой амулет в виде фигурки ослика.
Рядом с повозкой археологи нашли игральную доску. Тут же была целая коллекция оружия, утвари и инструментов — набор долот, большие серые горшки из мыльного камня, медная посуда, золотая пила, золотая трубка с лазуритовой отделкой — через такие трубки шумеры пили из сосудов разные напитки.
Дальше снова лежали человеческие скелеты. За ними — остатки большого деревянного сундука, украшенного мозаичным узором из перламутра и лазурита. Сундук был пуст. Наверное, в нём хранилась одежда, истлевшая без следа.
За сундуком стояли жертвенные приношения: множество медных, серебряных, золотых и каменных сосудов, причём среди последних оказались великолепные образчики, выточенные из лазурита, обсидиана, мрамора и алебастра. Один серебряный набор, по-видимому, служил для ритуальной трапезы. Он включал в себя узкий поднос или блюдо, кувшин с высоким горлышком и длинным носиком и несколько высоких стройных серебряных кубков, вставленных один в другой.
Среди сокровищ, обнаруженных в этой донельзя загромождённой могиле, оказался ещё один кубок — золотой, с насечкой по верху и низу и коваными вертикальными желобами, а также похожий на него сосуд для воды, чаша, гладкий золотой сосуд и две великолепные серебряные головы львов, по-видимому, некогда украшавшие царский трон.
Предметов было много, костей тоже, но среди них археологи не находили главного — останков того, кому принадлежала эта гробница. Когда все предметы были извлечены на поверхность, Вулли и его коллеги приступили к разборке остатков деревянного сундука длиной 1,8 метра и 0,9 метра шириной. Под ним неожиданно обнаружились обожжённые кирпичи. Кладка была разрушена, и лишь в одном месте уцелел фрагмент крутого свода над каменным покоем. Неужели это и есть гробница? Да, так оно, вероятно, и было. Однако эта гробница была ограблена ещё в древности, и свод над нею не обрушился, а был пробит намеренно. Затем над проломом для маскировки поставили деревянный сундук.
Археологи расширили площадь раскопок и сразу же натолкнулись ещё на одну шахту, отделённую от первой стеной и расположенную на 1,8 метра ниже. На площадке у входа в эту вторую гробницу лежали в две шеренги скелеты шестерых солдат в медных шлемах, совершенно расплющенных вместе с черепами. При каждом было копьё с медным наконечником.
Ниже стояли две деревянные повозки, когда-то запряжённые каждая тремя быками. Один из скелетов быков сохранился почти полностью. От повозок ничего не осталось, но отпечатки истлевшего дерева были настолько ясны, что можно было различить даже структуру дерева массивных колёс и серовато-белый круг, оставшийся от кожаного обода или шины. Судя по всему, повозки были довольно просты, но упряжь украшали продолговатые серебряные и лазуритовые бусины. Вожжи пропускались сквозь серебряные кольца с амулетами, изображающими быков.
И снова — человеческие останки. Перед бычьей упряжкой лежали скелеты конюхов, на повозках — истлевшие костяки возниц, вдоль стен гробницы лежали останки девяти женщин. Они были чрезвычайно пышно облачены: на головах — парадные головные уборы из лазуритовых и сердоликовых бус с золотыми подвесками в форме буковых листьев, серебряные «гребни» в виде кисти руки с тремя пальцами, оканчивающимися цветами, лепестки которых инкрустированы лазуритом, золотом и перламутром; в ушах — большие золотые серьги полумесяцем, на груди — ожерелья из золота и лазурита.
На тела «придворных дам» была поставлена прислонённая к стене гробницы деревянная арфа. От неё сохранилась только медная бычья голова да перламутровые пластинки, украшавшие резонатор. У боковой стены траншеи, также поверх скелетов, лежала вторая арфа с замечательно выполненной головой быка. Она была сделана из золота, а глаза, кончики рогов и борода — из лазурита. Тут же оказался не менее восхитительный набор перламутровых пластинок с искусной резьбой. На четырёх из них изображены шуточные сценки, в которых роль людей играют животные. Самое поразительное в них — это чувство юмора, столь редкое для древнего искусства. А благодаря изяществу и гармоничности рисунка, тонкости резьбы они представляют собой один из самых выдающихся образцов шумерского искусства той эпохи.
Археологи нашли в гробнице и две прислонённые к стене модели лодок: одну — медную, совершенно разрушенную временем, а вторую — серебряную, прекрасно сохранившуюся, длиной около 60 см. У неё высокие нос и корма, пять сидений, а в середине — арка, поддерживавшая тент над пассажирами. В уключинах уцелели даже вёсла с листообразными лопастями.
Сама погребальная камера была, по-видимому, ограблена. Грабители не оставили почти ничего. Остались лишь человеческие скелеты без всяких украшений; среди них, вероятно, был и прах владельца гробницы. Судя по надписи на найденной здесь же цилиндрической печати, его звали Абарги.
Усыпальница царя располагалась в самом дальнем конце открытой археологами шахты. А за ней оказалась вторая комната, пристроенная к стене царской усыпальницы примерно в то же время или, возможно, немного позже. Эта комната также была перекрыта сводом из обожжённого кирпича. Он тоже обвалился, но, к счастью, причиной тому была не алчность грабителей, а просто тяжесть земли. Само же погребение оказалось нетронутым!
Это была гробница царицы. Именно к ней вела верхняя траншея, в которой археологи нашли повозку, запряжённую ослами. В заваленной шахте над самым сводом усыпальницы археологи нашли цилиндрическую печать из лазурита с именем царицы — Шубад. Очевидно, печать бросили сюда вместе с первыми горстями земли, когда засыпали гробницу.
Останки царицы покоились в углу усыпальницы на истлевших деревянных носилках. Рядом стоял массивный золотой кубок, в головах и в ногах лежали скелеты двух служанок. Вся верхняя часть тела царицы Шубад была совершенно скрыта под массой золотых, серебряных, лазуритовых, сердоликовых, агатовых и халцедоновых бус. Ниспадая длинными нитями от широкого ожерелья-воротника, они образовали сплошной панцирь, доходящий до самого пояса. По низу их связывала кайма цилиндрических бусин из лазурита, сердолика и золота. На правом предплечье лежали три длинные золотые булавки с лазуритовыми головками и амулеты: один лазуритовый, два золотых в форме рыбок, а четвёртый — тоже золотой в виде двух сидящих газелей.
Истлевший череп царицы покрывал чрезвычайно сложный головной убор, похожий на те, что носили «придворные дамы». Его основой служил широкий золотой обруч, который можно было надевать только на парик, причём огромного, почти карикатурного размера. Сверху лежали три венка. Первый, свисавший прямо на лоб, состоял из гладких золотых колец, второй — из золотых буковых листьев, а третий — из длинных золотых листьев, собранных пучками по три, с золотыми цветами, лепестки которых отделаны синей и белой инкрустацией. И всё это было перевязано тройной нитью сердоликовых и лазуритовых бусин. На затылке царицы был укреплён золотой гребень с пятью зубцами, украшенными сверху золотыми цветками с лазуритовой сердцевиной, с боков парика спускались спиралями тяжёлые кольца золотой проволоки. Огромные золотые серьги в форме полумесяца свешивались до самых плеч. Очевидно, к низу того же парика были прикреплены нити больших прямоугольных каменных бусин. На конце каждой такой нити висели лазуритовые амулеты, один с изображением сидящего быка, второй — телёнка. Несмотря на всю сложность этого головного убора, отдельные части лежали в такой чёткой последовательности, что впоследствии его удалось полностью восстановить.
Рядом с телом царицы лежал ещё один головной убор. Он представлял собой диадему, сшитую, по-видимому, из полоски мягкой белой кожи. Диадема была сплошь расшита тысячами крохотных лазуритовых бусинок, а по этому густо-синему фону шёл ряд изящных золотых фигурок животных: оленей, газелей, быков и коз. Между фигурками были размещены гроздья гранатов, укрытые листьями, и веточки какого-то другого дерева с золотыми стебельками и плодами из золота и сердолика. В промежутках были нашиты золотые розетки, а внизу свешивались подвески в форме пальметок из кручёной золотой проволоки.
По всей усыпальнице были расставлены всевозможные приношения: серебряные, медные, каменные и глиняные сосуды, посеребрённая голова коровы, два серебряных алтаря для жертвоприношений, серебряные светильники и множество раковин с зелёной краской, в том числе две искусственные — одна золотая, другая серебряная. Подобные раковины попадались почти во всех женских погребениях Ура. В них археологи часто находили остатки белой, красной или чёрной краски, которая употреблялась как косметическое средство, однако наиболее популярной краской была зелёная.
Гробницы царя Абарги и царицы Шубад были совершенно одинаковы. Однако усыпальница царицы была вырыта ниже уровня шахты. Возможно, царь умер первым и был погребён здесь, а царица пожелала, чтобы её похоронили как можно ближе к усыпальнице супруга. Чтобы выполнить её волю, могильщики вновь раскопали шахту над усыпальницей царя, дошли до кирпичного свода, потом взяли чуть в сторону и вырыли колодец, где и была сооружена усыпальница царицы.
Царские гробницы Ура, уникальные по времени, по богатству, по архитектуре и по сложности связанного с ними ритуала, открыли миру не только погребальные обряды древних шумеров, но и многочисленные произведения шумерского искусства, которые сегодня украшают ведущие музеи мира. Большинство предметов, найденных в царских гробницах, было сделано из золота. Шумеры обладали достаточными познаниями в металлургии и столь высоким мастерством в обработке металлических изделий, что в этом с ними вряд ли сравнится хоть один народ древности. Такое мастерство приобреталось веками. При этом шумерские мастера старались следовать установившимся образцам, совершенство которых оттачивалось из поколения в поколение.
К сожалению, значительная часть золотых сокровищ из Ура (включая знаменитый шлем царя Мескаламдуга), хранившихся в Багдадском музее древностей, была разграблена иракскими мародёрами в апреле 2003 года.
Сокровища Тутанхамона
Фараон Тутанхамон был весьма незначительным правителем и не прославился в истории абсолютно ничем. Известно только, что он умер очень молодым. И если бы не памятники из его гробницы, имя Тутанхамона упоминалось бы только в узком кругу учёных-египтологов. Но в ноябре 1922 года состоялось одно из крупнейших археологических открытий XX века — в «Долине царей» впервые была обнаружена неразграбленная царская гробница, содержавшая полный погребальный комплекс уникальных по сохранности и художественной ценности предметов.
Честь открытия гробницы Тутанхамона принадлежит английскому археологу Говарду Картеру и лорду Карнарвону, финансировавшему экспедицию. Богатый, независимый человек, спортсмен, собиратель произведений искусства и путешественник, совершивший кругосветное плавание на паруснике, лорд Карнарвон ещё юношей увлёкся древностями. Он был завсегдатаем антикварных магазинов, коллекционировал старые гравюры и рисунки. В археологии он увидел возможности сочетать две обуревавшие его страсти — к спорту и собирательству, и с 1906 года Карнарвон сначала самостоятельно, а затем в сотрудничестве с археологом-профессионалом Говардом Картером, вёл раскопки в «Долине царей». Так в результате целеустремлённых многолетних археологических поисков состоялось великое открытие.
Ещё в начале XX века экспедиция американца Теодора Дэвиса обнаружила в «Долине царей», в тайнике под скалой, фаянсовый кубок, на котором значилось имя Тутанхамона. Неподалёку, в углублении скалы нашли запечатанные глиняные сосуды, в которых находились головные повязки плакальщиков и другие предметы, также с именем Тутанхамона, а в обнаруженной Дэвисом шахте-могиле отыскалась деревянная шкатулка. На обломках золотой пластинки, лежавшей в шкатулке, тоже значилось имя Тутанхамона.
Дэвис заключил, что открытая им могила-шахта и является местом погребения этого фараона. Но Говард Картер был убеждён в другом: все эти предметы использовались во время погребения фараона, а после завершения обряда были собраны, уложены в сосуды и спрятаны недалеко от гробницы. Следовательно, гробница Тутанхамона находится где-то поблизости!
В феврале 1915 года Картер и Карнарвон приступили к планомерным поискам. Это был довольно смелый шаг: «Долина царей» к тому времени считалась хорошо изученной, здесь побывали десятки экспедиций, и весь учёный мир был убеждён, что время великих открытий в «Долине царей» миновало. Тем не менее Картер и Карнарвон были твёрдо убеждены в успехе. «Рискуя быть обвинённым в том, что я проявляю прозорливость задним числом, я тем не менее считаю себя обязанным заявить, что мы твёрдо надеялись найти совершенно определённую гробницу, а именно: гробницу фараона Тутанхамона», — писал впоследствии Картер.
Тщательно, метр за метром, его сотрудники обследовали «Долину царей». Всю территорию, на которой могла находиться гробница Тутанхамона, расчистили от грунта. Необследованным оказался лишь небольшой клочок земли, на котором стояли лачуги, где жили рабочие некрополя.
«Сезон проходил за сезоном, не принося результатов, — вспоминал Говард Картер. — Мы вели расколки месяцами, трудились с предельным напряжением и не находили ничего. Только археологу знакомо это чувство безнадёжной подавленности. Мы уже начали смиряться со своим поражением и готовились оставить Долину, чтобы попытать счастья в другом месте».
В тот день, когда археологи приступили к сносу хижин рабочих и раскопкам последнего нерасчищенного участка территории, было сделано открытие. 3 ноября 1922 года под первой же сломанной хижиной была обнаружена высеченная в скале ступенька. Когда лестницу расчистили, на уровне двенадцатой ступеньки показался дверной проём, замурованный и запечатанный печатью. Археологи стояли на пороге тайны…
«Внезапность этой находки так ошеломила меня, а последующие месяцы были так наполнены событиями, что я едва нашёл время собраться с мыслями и всё это обдумать», — писал Картер. Он осмотрел печать: это была печать царского некрополя с изображением шакала и девяти пленных. Следовательно, там, в гробнице, покоился прах какой-то высокопоставленной особы. Дрожа от нетерпения, Картер пробил в двери отверстие такого размера, чтобы туда можно было просунуть электрическую лампочку, и обнаружил, что весь проход по ту сторону двери завален камнями и щебнем. Это лишний раз доказывало, что гробницу пытались максимально обезопасить от непрошеных гостей.
Утром 6 ноября Картер отправил Карнарвону телеграмму: «Наконец удалось сделать замечательное открытие в Долине. Великолепная гробница с нетронутыми печатями. До Вашего приезда всё снова засыпано. Поздравляю».
Более двух недель провёл Картер в томительном ожидании. 23 ноября лорд Карнарвон вместе со своей дочерью леди Эвелин прибыл в Луксор.
24 ноября дверь была полностью расчищена. В её нижней части был обнаружен оттиск печати с ясно читаемым именем Тутанхамона. Сомнений не оставалось — это была гробница фараона.
Но радость открытия соединилась с большой тревогой: обнаружилось, что часть замурованного входа в гробницу оказалась дважды последовательно вскрытой, а затем вновь заделанной. Следовательно, грабители побывали в гробнице. Но успели ли они её разорить? — вот что теперь волновало исследователей.
«Так как теперь была видна вся дверь, мы сумели увидеть то, что до этого было скрыто от наших взоров, а именно: часть замурованного прохода дважды вскрывали и вновь заделывали; ранее найденные нами печати — шакал и девять пленников — были приложены к той части стены, которую открывали, печати же Тутанхамона, которыми и была первоначально запечатана гробница, находились на другой, нижней части стены. Таким образом, гробница вовсе не была, как мы надеялись, совершенно нетронутой. Грабители побывали в ней, и даже не раз», — пишет Картер. Но то обстоятельство, что гробница была вновь запечатана, говорило о том, что грабителям не удалось очистить её полностью.
Расчистив галерею, археологи натолкнулись на вторую дверь, тоже опечатанную. Наступил решительный момент.
«Дрожащими руками, — вспоминает Картер, — я проделал небольшое отверстие в левом верхнем углу замурованной стены. Темнота и пустота, в которую щуп свободно уходил на всю длину, говорили о том, что за этой стеной уже не было завала, как в только что очищенной нами галерее. Опасаясь скопления газа, мы сначала зажгли свечу. Затем, расширив немного отверстие, я просунул в него свечу и заглянул внутрь. Лорд Карнарвон, леди Эвелин и Коллендер (египтолог, участник экспедиции. — Авт.), стоя позади меня, с тревогой ожидали приговора.
Сначала я ничего не увидел. Тёплый воздух устремился из комнаты наружу, и пламя свечи замигало. Но постепенно, когда глаза освоились с полумраком, детали комнаты начали медленно выплывать из темноты. Здесь были стройные фигуры зверей, статуи и золото — всюду мерцало золото! На какой-то миг — этот миг показался, наверное, вечностью тем, кто стоял позади меня, — я буквально опешил от изумления.
Не в силах более сдерживаться, лорд Карнарвон с волнением спросил меня: „Вы что-нибудь видите?“ Единственно, что я мог ему ответить, было: „Да, чудесные вещи“. Затем, расширив отверстие настолько, чтобы в него можно было заглянуть вдвоём, мы просунули внутрь электрический фонарь».
При свете фонаря из темноты возникли фантастические животные с горящими глазами, матово поблёскивающие большие статуи, массивный золотой трон, алебастровые и золотые сосуды… Головы диковинных зверей отбрасывали на стены чудовищные тени. Словно часовые, стояли одна против другой две статуи из чёрного дерева, в широких золотых передниках, в золотых сандалиях, с палицами и жезлами. Их лбы обвивали золотые изображения священных змей. В темноте сияли инкрустированные белой пастой и алебастром глаза.
«Можно не сомневаться, что за всю историю археологических раскопок никому до сих пор не удавалось увидеть что-либо более великолепное, чем то, что вырвал из мрака наш фонарь», — сказал Картер, когда первое волнение улеглось.
Его слова подтвердились, когда открыли дверь и луч света от сильной электрической лампы заплясал на золотых носилках, на массивном золотом троне, на матово поблёскивающих статуях, на алебастровых вазах… На пороге лежала гирлянда цветов — последняя дань усопшему.
Словно заворожённые, стояли Карнарвон и Картер, глядя на всю эту мёртвую роскошь и на сохранившиеся на протяжении стольких тысячелетий следы жизни. Прошло немало времени, прежде чем они очнулись и убедились, что в этом помещении не было ни саркофага, ни мумии…
Обойдя шаг за шагом все помещения, археологи обнаружили между статуями часовых ещё одну, третью, запечатанную дверь. «В мыслях нам уже представилась целая анфилада комнат, похожих на ту, в которой мы находились, тоже наполненных сокровищами, и у нас захватило дух», — вспоминал Картер.
27 ноября археологи обследовали дверь и убедились в том, что рядом с дверью, прямо на уровне пола, находится ход, тоже запечатанный, но позднее, чем сама дверь. Значит, и здесь успели побывать грабители? Но что могло скрываться за этой дверью? И почему грабители попытались проникнуть за третью дверь, не обратив никакого внимания на те богатства, которые находились перед ними? Какое же неслыханное сокровище они искали, если даже спокойно прошли мимо кучи золотых вещей, лежавших в первом помещении?
Картер и Карнарвон уже понимали, что за третьей дверью их ожидает нечто совершенно необычное. Но, несмотря на сжигавшее их нетерпение, они решили действовать методично и последовательно.
Всю осень и зиму археологи планомерно расчищали гробницу и вывозили из неё находки, сделанные в первой камере. Здесь оказалось около семисот различных предметов. От пристани на Ниле прямо к гробнице Тутанхамона была проложена узкоколейная железная дорога, по которой тяжёлые ящики доставляли к специально зафрахтованному пароходу. Расстояние было небольшое — всего полтора километра, но так как рельсов не хватало, пришлось прибегнуть к хитрости: когда вагонетка проходила некоторое расстояние, путь позади неё разбирали, а снятые рельсы укладывали впереди вагонетки. Так драгоценные находки проделали обратный путь спустя три тысячелетия после того, как они были торжественно доставлены с берега Нила в гробницу усопшего царя. Ещё через семь дней они были в Каире.
В пятницу, 17 февраля 1923 года, в 2 часа дня в передней комнате гробницы собралось примерно двадцать человек — учёные и члены правительства. Никто из них не подозревал, что именно суждено увидеть им через какие-нибудь два часа.
С величайшими предосторожностями Картер принялся разбирать замуровку, скрывающую вход во второе помещение. Работа была тяжёлой и требовала много времени: кирпичи могли обрушиться и повредить то, что находится за дверью. Когда было проделано первое отверстие, «искушение сейчас же прервать работу и заглянуть в расширявшееся отверстие было так велико, что мне с трудом удавалось его побороть», — пишет Картер. Через десять минут он просунул в расширенное отверстие электрический фонарь.
То, что он увидел, было совершенно неожиданно, невероятно и непонятно: перед ним была… глухая стена! И только когда отверстие ещё больше расширили, все присутствующие увидели, что это была стена из чистого золота…
То, что Картер первоначально принял за стену, на самом деле было всего лишь передней стенкой самого огромного и дорогого в мире саркофага.
Понадобилось два часа тяжёлой работы для того, чтобы расширить отверстие настолько, чтобы в него можно было войти. Погребальная камера, как оказалось, находилась примерно на метр ниже, чем передняя комната. Картер вошёл в неё первым. Перед ним возвышался сверху донизу покрытый листовым золотом саркофаг размерами 5,2 x 3,35 x 2,75 м, занимавший едва ли не всё помещение. Только узкий проход, шириной около 65 см, весь заставленный погребальными приношениями, отделял её от стены.
Расположенные с восточной стороны большие двустворчатые двери саркофага были хотя и закрыты на засов, но не запечатаны. Дрожащей рукой Картер отодвинул засов. Со скрипом раскрылись двери, и перед ним оказался ещё один обитый золотом ящик. Как и первый, он был заперт. Но на этот раз печать была цела!
Это был поистине звёздный час Картера и Карнарвона. Они обнаружили первое и пока единственное неразграбленное захоронение египетского фараона! Казалось, большего успеха невозможно было ожидать. Но тем не менее этот успех ещё ждал их!
Дойдя до другого конца погребального покоя, они неожиданно обнаружили маленькую дверь, которая вела в третье — помещение сравнительно небольшую по размерам комнату. «Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что именно здесь находятся величайшие сокровища гробницы», — писал впоследствии Картер.
Посередине помещения возвышался покрытый золотом ларец. Его окружали изваяния четырёх богинь-охранительниц. Их лица настолько исполнены сострадания и скорби, что «уже одно созерцание их казалось чуть ли не кощунством».
Исследование этой величайшей в истории археологии находки растянулась на несколько лет. Зимой 1926/27 гг. был вскрыт обитый золотом саркофаг. В нём находился второй, во втором — третий…
«Сдерживая волнение, приступил я к вскрытию третьего ящика, — писал Картер. — Я, наверное, никогда не забуду этот напряжённейший момент нашей кропотливой работы. Я разрезал верёвку, удалил драгоценную печать, отодвинул засов, открыл дверцы и… перед нами оказался четвёртый ящик. Он был точно такой же, как и остальные, но только ещё роскошнее и красивее, чем третий. Впереди снова неизвестность…
Что скрывалось за незапечатанными дверями этого ящика? В страшном волнении я отодвинул засов. Медленно открылись дверцы. Перед нами, заполняя собой чуть ли не весь ящик, стоял огромный, совершенно целый саркофаг из жёлтого кристаллического песчаника. Казалось, чьи-то милосердные руки только что опустили его крышку. Какое незабываемое, великолепное зрелище! Золотое сияние ящика ещё больше усиливало впечатление. По четырём углам саркофага распростёрли крылья богини, словно защищая и охраняя того, кто спал здесь вечным сном».
84 дня понадобилось для того, чтобы убрать два верхних ящика и освободить погребальную камеру. Наконец, 3 февраля увидели царский саркофаг во всём его великолепии — высеченный из цельной жёлтой кварцитовой глыбы, 2,75 м длиной, полтора метра шириной и полтора метра высотой. Сверху он был прикрыт гранитной плитой.
В тот день, когда лебёдки начали поднимать эту плиту, вес которой составлял около 1,5 тонны, в гробнице снова собралось множество народу. «Когда плита начала подниматься, наступила мёртвая тишина. В первый момент всех охватило разочарование: ничего, кроме просмолённых полотняных бинтов. Но, когда бинты были размотаны, все увидели мёртвого фараона»…
Так показалось на первый взгляд. На свет появилась не мумия фараона, а его скульптурный портрет из золота. Золото ослепительно сверкало, и вся скульптура выглядела так, как будто её только что принесли из мастерской. В скрещённых руках фараон держал знаки царского достоинства: жезл и инкрустированную лазуритом и синей пастой плеть. Синие лазуритовые полосы блестели на головной повязке царя. Лицо было сделано из чистого золота, глаза из арагонита и обсидиана, брови и веки из стекла цвета лазурита. Это лицо напоминало в своей неподвижности маску, и в то же время оно было словно живое. Рядом лежал скромный венок — последнее «прости» любимому супругу от молодой вдовы…
Археологи сняли золотую крышку. Под ней оказалась вторая, изображавшая лежащего в богатом убранстве фараона в образе бога Осириса. То же самое увидели и тогда, когда вскрыли третий гроб. В ходе этой работы её участники обратили внимание на то, что гробы были очень тяжелы. Причина этой поразительной тяжести стала ясна с первого взгляда: третий гроб длиной в 1,85 м был сделан из чистого массивного золота толщиной в три миллиметра. Трудно было даже приблизительно назвать стоимость этого сокровища.
Семь саркофагов, помещённых один в другой, вскрыли археологи, прежде чем добрались до восьмого, в котором лежала мумия фараона. Наступил последний решающий момент. Было вынуто несколько золотых гвоздиков, затем крышку гроба приподняли за золотые скобы. Перед археологами лежал Тутанхамон…
«Сложные и противоречивые чувства, овладевающие человеком в такие моменты, невозможно выразить словами», — вспоминал Картер. Он увидел «…благородное, с правильными чертами, полное спокойствия, нежное юношеское лицо с чётко очерченными губами». Оказалось, что Тутанхамон был небольшого роста и хилого сложения; в момент смерти ему было около 18–19 лет.
Мумию украшало просто невероятное количество драгоценностей. Лицо покрывала маска из кованого золота с портретными чертами фараона. Под каждым слоем бинтов обнаруживались всё новые и новые сокровища. Фараон был буквально усыпан с ног до головы золотом и драгоценными камнями!
Но ещё бо́льшие сокровища были найдены в гробнице Тутанхамона. Здесь находились бесчисленные предметы материальной и духовной культуры древних египтян, и каждый из них мог послужить достаточным вознаграждением за зиму тяжёлых археологических раскопок. Более того, египетское искусство целой эпохи было представлено здесь в таком многообразии и такими совершенными образцами, что Картеру было достаточно беглого взгляда, чтобы понять: тщательное изучение всех этих сокровищ «приведёт к изменению, если не к полному перевороту во всех прежних воззрениях и теориях».
Мебель и посуда, ювелирные изделия, оружие, колесницы и модели кораблей — всё поражает разнообразием формы и красотой.
Изумительна по своему совершенству золотая маска царя с инкрустацией из лазурита. Прекрасна герма — поколенная статуя Тутанхамона, сделанная из дерева, покрытая грунтом и раскрашенная. Невысокая корона, оставляющая открытыми раковины ушей, надвинута на лоб. Нежное лицо озарено сиянием больших чёрных глаз. Замечательна золотая статуэтка Тутанхамона, стоящего на чёрном леопарде. Сильный мускулистый зверь легко несёт хрупкую фигурку царя. Сочетание чёрного дерева с золотом удивительно красиво.
Самым оригинальным портретом Тутанхамона является маленькая головка, сделанная из дерева, покрытая тонким слоем гипса и раскрашенная. Подобно солнечному богу, фараон рождается из цветка лотоса. Тутанхамон здесь изображён совсем юным. Капризный рот тронут болезненной улыбкой, большие раскосые глаза внимательно смотрят вдаль. Это один из самых поэтичных образов, созданных в египетском искусстве.
В гробнице Тутанхамона было обнаружено несколько моделей судов, сделанных из дерева: длинные барки с носом и кормой, украшенными цветами лотоса, предназначались для переправы к «полям блаженных». Четыре барки такой же формы, но снабжённые троном, должны были служить фараону во время ежесуточного следования за солнцем в его пути по небосводу. Из алебастра сделана барка, украшенная головами диких козлов. В центре её возвышается лёгкий балдахин, покоящийся на колонках с двойными капителями в виде цветов лотоса и папируса.
Не менее важной находкой были три больших ложа, о существовании их было известно и ранее из росписей на стенах гробниц, но найти их, однако, до сих пор не удавалось. Это были удивительные сооружения, с возвышением не для головы, а для ног. На одном из них красовались изображения львиных голов, на втором — коровьих, на третьем можно было увидеть голову полукрокодила-полугиппопотама. На ложе были горой навалены драгоценности, оружие и одежда, а сверху лежал трон. Его спинка была так изумительно украшена, что Картер впоследствии утверждал: «Это самое красивое из всего, что до сих пор было найдено в Египте».
Роспись одного из ларцов изображает фараона на колеснице, охотящегося на львов. Эти сцены исполнены поразительного для египетского искусства динамизма: стремителен и неудержим бег царских коней…
А вот и сама парадная колесница царя. Она была слишком велика, чтобы её можно было целиком внести в гробницу, и потому её, как и три других колесницы, распилили. В нижней части её кузов украшен вырезанными из дерева головами уродливого бога Беса. Головы позолочены, во рту виден ярко-красный язык, тёмно-красные глаза обведены полосами из фиолетовой пасты. На голове бога тиара из нежно-голубых и тёмно-фиолетовых перьев. Снаружи колесница украшена рельефным орнаментом, состоящим из растительного узора и спиралей. На внутренней стороне колесницы помещено изображение фараона в образе сфинкса, наступающего на пленных ливийцев, негров и азиатов. Очень выразительны лицо пожилого ливийца со своеобразной, украшенной перьями причёской, курчавая голова негра и суровый профиль сирийца. И столь же типичны изображённые на посохе фараона азиат из слоновой кости и негр из чёрного дерева, символизирующие северных и южных противников Египта.
На спинке кедрового кресла, покрытого ажурной резьбой, изображена эмблема вечности в виде застывшей на коленях фигуры с протянутыми в обе стороны руками. А вот — символы загробного мира: позолоченная голова священной коровы и змеиное божество. Вот позолоченные статуэтки богинь-охранительниц… Бог загробного мира Анубис в виде шакала, охраняющий вход в сокровищницу… Парадное оружие фараона — кинжалы, мечи, копья, украшенные золотом… Браслеты, перстни, нагрудные украшения… И ещё многие и многие художественные предметы, дающие яркое представление о верованиях и искусстве древних египтян: сундуки и ларцы, наполненные драгоценностями, бесчисленные опахала, ожерелья, амулеты, скарабеи — изображения священного жука.
Все эти бесценные сокровища хранятся теперь в Каирском музее.
«Единственным примечательным событием жизни Тутанхамона было то, что он умер и был похоронен», — сказал Говард Картер. Но даже если этого незначительного правителя похоронили с такой роскошью, то какие сокровища находились в гробницах великих фараонов Тутмоса III, Сети I, Рамсеса II? Можно не сомневаться, что в каждой из их погребальных камер было больше драгоценностей, чем во всей гробнице Тутанхамона. Но всем этим колоссальным богатствам суждено было на протяжении веков попасть в руки грабителей.
Золото Трои
Когда-то на южном берегу Геллеспонта (Дарданеллы) стоял древний город Троя, стены которого, по преданию, воздвиг сам бог Посейдон. Этот город, который греки называли Илионом (отсюда — название поэмы Гомера «Илиада»), лежал на морском торговом пути из Малой Азии к Понту Евксинскому (Чёрному морю) и славился своим могуществом и богатством. Последним правителем Трои был мудрый старец Приам.
Около 1225 года до н. э. воинственные греческие племена ахейцев объединились для большого военного похода в Малую Азию. Под предводительством царя Микен Агамемнона ахейцы, переплыв Эгейское море, осадили Трою. Только на десятый год, после ожесточённых битв, им удалось завладеть неприступным городом и разрушить его. Царь Трои Приам и множество горожан были убиты, царица Гекуба и прочие троянские женщины были проданы в рабство вместе со своими детьми. Только небольшому отряду троянцев во главе с младшим сыном Приама Энеем удалось вырваться из горящего города. Сев на корабли, они уплыли куда-то в море и их следы впоследствии находили в Карфагене, Бутринте, Италии. Потомком Энея считал себя Юлий Цезарь.
Никаких письменных документов или свидетельств о Троянской войне не сохранилось — только устные предания и песни бродячих певцов-аэдов, воспевавших подвиги неуязвимого Ахилла, хитроумного Одиссея, благородного Диомеда, славного Аякса и других греческих героев. Несколько столетий спустя великий поэт Гомер, взяв за основу сюжеты песен, ставших к тому времени поистине народными, сложил большую поэму под названием «Илиада». Войдя в жизнь множества поколений людей, эта поэма давным-давно стала частью мировой литературной классики.
Литературной — и всё? По крайней мере, никто никогда не рассматривал «Илиаду» как исторический источник. В восприятии «серьёзных учёных» и не менее серьёзных обывателей это была всего лишь древнегреческая мифология, эпос. И первым человеком, кто поверил «сказкам слепого Гомера», стал немец Генрих Шлиман (1822–1890).
Ещё ребёнком он слышал от отца рассказы о героях Гомера. Когда он подрос, то сам прочёл «Илиаду». Тень Великого слепца смутила его душу и завладела им на всю жизнь. Несчастье множества людей состоит в том, что они не верят в сказки. Но юный Шлиман поверил Гомеру до конца. И ещё в детстве Генрих Шлиман объявил отцу:
— Я не верю, что ничего не осталось от Трои. Я найду её.
Так ариаднина нить легенд повела его в глубины тысячелетий…
Впрочем, есть все основания полагать, что вышеприведённый рассказ, взятый из автобиографии Шлимана, целиком выдуман им самим, и Троей и Гомером он увлёкся гораздо позднее, уже в зрелом возрасте. Этого маленького ростом человека (1 м 56 см), по-ребячески любознательного и в то же время скрытного и сосредоточенного, постоянно терзала жажда знаний. Удачливый коммерсант и миллионер, полиглот, археолог-самоучка и мечтатель — всё это Генрих Шлиман, жизненный путь которого настолько богат приключениями и бурными поворотами судьбы, что только одно их описание заняло бы целую книгу. Судьба его не просто удивительна — она уникальна!
С томиком Гомера в руках летом 1868 года Шлиман приехал в Грецию. На него огромное впечатление произвели руины Микен и Тиринфа — именно оттуда начался поход на Трою войска ахейцев во главе с царём Агамемноном. Но если Микены и Тиринф — реальность, то почему бы не быть реальностью Трое?
«Илиада» была для Шлимана путеводителем, который он всегда держал при себе. Приехав в Турцию, на берегах древнего Геллеспонта он долго искал описанные в поэме два источника — горячий и холодный:
До родников добежали, прекрасно струящихся. Два их
Бьёт здесь ключа, образуя истоки пучинного Ксанфа,
Первый источник струится горячей водой. Постоянно
Паром густым он окутан, как будто бы дымом пожарным.
Что до второго, то даже и летом вода его схожа
Или со льдом водяным, иль со снегом холодным, иль с градом…
(«Илиада», XXII песнь)
Описанные Гомером источники Шлиман нашёл у подножия холма Бунарбаши. Только оказалось их здесь не два, а 34. Тщательно осмотрев холм, Шлиман пришёл к выводу, что это всё же не Троя. Город Приама находится где-то поблизости, но это не он!
С томиком Гомера в руках Шлиман исходил все окрестности Бунарбаши, сверяя едва ли не каждый свой шаг по «Илиаде». Поиски привели его к холму 40-метровой высоты с многообещающим названием Гиссарлык («крепость», «замок»), вершина которого представляла собой ровное квадратное плато со сторонами в 233 метра.
«…мы прибыли к огромному, высокому плато, покрытому черепками и кусочками обработанного мрамора, — писал Шлиман. — Четыре мраморные колонны сиротливо возвышались над землёй. Они наполовину вросли в почву, указывая место, где в древности находился храм. Тот факт, что на большой площади виднелись остатки древних строений, не оставлял сомнений, что мы находились у стен некогда цветущего большого города. Осмотр холма и привязка местности к указаниям Гомера не оставили никаких сомнений — здесь скрыты развалины легендарной Трои…»
Раскопкам предшествовало томительное ожидание разрешения на их проведение. Когда же в апреле 1870 года работы в конце концов начались, стало ясно, что перед Шлиманом стоит очень нелёгкая задача: чтобы добраться до руин «гомеровской» Трои, ему предстояло пробиться через несколько культурных слоёв, относящихся к разным временам, — Гиссарлыкский холм, как, оказалось, был настоящим «слоёным пирогом». Уже много лет спустя было установлено, что всего на Гиссарлыке имеется девять обширных напластований, вобравших в себя около 50 фаз существования поселений различных эпох. Самые ранние из них относятся к III тысячелетию до н. э., а самые поздние — к 540 году н. э. Но, как и у всякого одержимого искателя, у Шлимана не хватало терпения. Если бы он вёл раскопки постепенно, освобождая пласт за пластом, открытие «гомеровской» Трои отодвинулось бы на много лет. Он же хотел добраться до города царя Приама немедленно, и в этой спешке он снёс культурные слои, лежащие над ним, и сильно разрушил слои нижние — по этому поводу он сожалел потом всю жизнь, а учёный мир так и не смог простить ему этой ошибки.
Наконец, перед глазами Шлимана предстали остатки огромных ворот и крепостных стен, опалённых сильнейшим пожаром. Несомненно, решил Шлиман, что это — остатки дворца Приама, разрушенного ахейцами. Миф обрёл плоть: перед взором археолога лежали руины священной Трои…
Впоследствии оказалось, что Шлиман ошибся: город Приама лежал выше того, который он принял за Трою. Но подлинную Трою, хоть и сильно попортив её, он всё же откопал, сам не ведая того, — подобно Колумбу, не знавшему, что он открыл Америку.
Как показали новейшие исследования, на Гиссарлыкском холме находилось девять различных «Трой». Самый верхний слой, разрушенный Шлиманом — Троя IX, — представлял собой остатки города римской эпохи, известного под именем Новый Илион, существовавшего, по крайней мере, до IV века н. э. Ниже лежала Троя VIII — греческий город Илион (Ила), заселённый около 1000 года до н. э. и разрушенный в 84 году до н. э. римским полководцем Флавием Фимбрием. Этот город славился своим храмом Афины Илийской, или Афины Троянской, который посещали многие знаменитые люди древности, в том числе Александр Македонский и Ксеркс.
Троя VII, существовавшая около восьмисот лет, была довольно незначительным посёлком. Зато Троя VI (1800–1240 гг. до н. э.) скорее всего и являлась городом царя Приама. Но Шлиман буквально пронёсся сквозь него, стремясь докопаться до следующих слоёв, так как был убеждён, что его цель располагается гораздо глубже. В результате он сильно повредил Трою VI, но наткнулся на обгорелые руины Трои V — города, погибшего в огне пожара приблизительно в 1800 году до н. э. Под ним лежали слои Трои IV (2050–1900 гг. до н. э.) и Трои III (2200–2050 гг. до н. э.) — сравнительно бедных поселений бронзового века. Зато Троя II (2600–2200 гг. до н. э.) была очень значительным центром. Именно здесь в мае 1873 года Шлиман сделал своё самое важное открытие…
В тот день, наблюдая за ходом работ на развалинах «дворца Приама», Шлиман случайно заметил некий предмет. Мгновенно сориентировавшись, он объявил перерыв, отослал рабочих в лагерь, а сам с женой Софьей остался в раскопе. В величайшей спешке, работая одним ножом, Шлиман извлёк из земли сокровища неслыханной ценности.
Клад состоял из 8833 предметов — уникальные кубки из золота и электра, сосуды, домашняя медная и бронзовая утварь, две золотые диадемы, серебряные флаконы, бусины, цепи, пуговицы, застёжки, обломки кинжалов, девять боевых топоров из меди. Эти предметы спеклись в аккуратный куб, из чего Шлиман заключил, что когда-то они были плотно уложены в деревянный ларь, который полностью истлел за прошедшие столетия.
Шлиман был убеждён: он открыл сокровища легендарного троянского царя Приама. Однако позднее, уже после смерти первооткрывателя, учёные установили, что драгоценности принадлежали вовсе не этому царю, а другому, который жил за тысячу лет до гомеровского персонажа. Впрочем, это никак не умаляет ценности сделанной Шлиманом находки — «сокровища Приама» являются уникальным по своей полноте и сохранности комплексом украшений эпохи бронзы, настоящим чудом Древнего мира!
Сама история обнаружения клада не бесспорна, ибо, по некоторым данным, Софьи в тот период со Шлиманом просто не было. Это следует из одного письма, датировка которого, в свою очередь, тоже подозрительна, так что абсолютного свидетельства присутствия или отсутствия Софьи в момент обнаружения клада не существует.
По условиям договора с турецким правительством половина находки принадлежала Османской империи. Однако археолог наотрез отказался отдавать «сокровища Приама» — у него были основания полагать, что турки попросту переплавят ценности. Шлиман решил переправить находки за рубеж, невзирая на то что это грозило ему конфискацией всего клада и судебным преследованием.
План вывоза был проработан заранее и хранился в строжайшем секрете. «Сокровища Приама» были упакованы в шесть деревянных ящиков и тайно перевезены сперва в дом британского консула Фрэнка Калверта, а оттуда — в бухту Каранлык-Лимани, расположенную в пяти километрах севернее Гиссарлыка. Здесь уже стояло зафрахтованное с помощью греческого консула Докоса судно «Таксиархис». Сопровождал груз сотрудник Шлимана, афинянин Спиридон Деметриу, у которого имелось сопроводительное письмо к другу шлимановского тестя, жившему на острове Силос (Киклады). Затем другой корабль доставил бесценный груз в Афины. Всё это было, увы, самой настоящей контрабандой…
Став полновластным обладателем клада, Шлиман пытался продать его во многие знаменитые музеи Европы. Он предлагал «сокровища Приама» петербургскому Эрмитажу, Британскому музею, но всякий раз на пути вставали финансовые, дипломатические и разные другие затруднения. Неожиданный интерес к коллекции Шлимана проявили французы. Но во время его выступления перед членами Парижского географического общества последние вели себя довольно сдержанно, чем вызвали у Шлимана подозрение, что с ним обращаются как с «немецким шпионом». Шлиман был сильно задет таким приёмом. Вероятно, эта обида и послужила причиной отказа Шлимана экспонировать коллекцию в Париже.
С 1877 по 1880 год «Золото Трои» — 4416 предметов — было выставлено в лондонском музее Виктории и Альберта. Но Великобритании не суждено было стать обладательницей «сокровищ Приама» — неожиданно Шлиман решил подарить свой клад Берлину. Это решение удивило многих, поскольку в Германии у него тогда было гораздо больше врагов, чем друзей. Однако в налаживании отношений с Берлином Шлиману помог Рудольф Вирхов, председатель берлинского Общества антропологии, этнографии и истории.
Оставался нерешённым ещё один вопрос: как быть с той частью находок, которую Шлиман до 1879 года вынужден был уступить Турции. Учёный намеревался собрать всю коллекцию воедино, чтобы представить её немецкой общественности полностью. С этой целью он обратился в германское министерство иностранных дел с предложением выкупить недостающую часть клада у Турции. Рейхсканцлер Отто Бисмарк лично поддержал предложение и поручил заняться этим ответственным делом немецкому послу в Стамбуле. Благодаря этому Шлиман в 1881 году смог посетить стамбульский музей, чтобы начать переговоры о выставленных там троянских древностях. К величайшему его ужасу оказалось, что самые ценные находки (большая нагрудная подвеска, золотой орёл, несколько тысяч золотых бусин и т. д.) исчезли из музея. Шлиман был вне себя: его худшие опасения подтвердились. Но, увы, ему оставалось только смириться с этим…
7 февраля 1882 года в двух залах берлинского Музея художественных ремёсел была торжественно открыта выставка «Золото Трои», которую в первый же день посетили император Вильгельм I и кронпринц Фридрих. В 1885 году троянская коллекция переехала в только что отстроенное здание Музея народоведения. Шлиман постоянно посылал музею новые пополнения не только из Трои и окрестностей, но и из Микен. Со временем его коллекция стала одной из богатейших в мире, представляя собой величайшую ценность для науки.
После смерти Шлиман оставил завещание, согласно которому Германия становилась наследницей его коллекции. В соответствии с этим осенью 1891 года из Пирея в Гамбург морем прибыли 58 больших ящиков с археологическими находками. Стамбул также передал берлинскому музею предметы из раскопок 1893 и 1894 годов. В итоге к 1896 году в коллекции Шлимана насчитывалось 8455 экспонатов из Трои, не считая «сокровищ Приама». После 1922 года вся коллекция оказалась в другом помещении музея, который с 1932 года стал называться Музеем древнейшей и древней истории, где троянские находки были открыты для публики вплоть до начала Второй мировой войны.
В 1939 году «золото Трои» по приказу Гитлера было перевезено в другое, более надёжное место. А в конце 1941 года экспонаты из драгоценных металлов и другие наиболее ценные вещи, в том числе и троянские сокровища, упакованные в три больших ящика, перевезли в одну из башен, расположенную на территории берлинского зоопарка. В 1945 году почти все окрестные здания и сам зоопарк в результате непрерывных бомбёжек превратились в руины, но башня продолжала стоять.
К маю 1945 года немцы успели вывезти бо́льшую часть художественных ценностей берлинских музеев. Большое количество ящиков из Музея древнейшей и древней истории обнаружили в штольне возле Граслебена солдаты 1-й американской армии. Но троянского клада там не оказалось…
Эвакуацией «золота Трои» занимался Вильгельм Унферцагт, директор Музея древнейшей и древней истории. После войны его помощь потребовалась при начавшейся в 1950 году инвентаризации сохранившихся музейных фондов. Однако куда исчезло «золото Трои» так и осталось неизвестным. Ходили слухи, что Унферцагт замуровал золотые вещи троянской коллекции в одном из соляных рудников.
Унферцагт умер 17 марта 1971 года. Среди его вещей были найдены микрофильмы всех каталогов и инвентарных описей шлимановской коллекции. Естественно, Унферцагт не мог не знать об огромной их ценности. Но почему он не пожелал их отдавать? Что хотел скрыть?
В некоторых письмах Унферцагт упоминал, что сразу после окончания войны вынужден был передать три ящика с музейными ценностями авторитетной советской комиссии. Но этому никто не верил. И лишь когда в 1989 году вдова Унферцагта опубликовала материалы дневниковых записей мужа, стало ясно, что же на самом деле произошло с троянским золотом в апрельские дни 1945 года…
Как оказалось, Унферцагт на свой страх и риск решил не вывозить «сокровища Приама» из Берлина, несмотря на строгий приказ фюрера. Он оставил три драгоценных ящика в башне и днём и ночью следил за ними, не спуская глаз. Когда в Берлин вошли советские войска, Унферцагт, стремясь предотвратить расхищение исторических ценностей, передал ящики советским властям. Но куда они были вывезены потом, он не знал.
После падения Берлинской стены вопрос о местонахождении «золота Приама» встал особенно остро. В 1991 году в американской прессе появились публикации искусствоведа Константина Акинши и бывшего сотрудника Министерства культуры СССР Григория Козлова, который имел доступ к архивам и служебной переписке по поводу «клада Приама». Впоследствии они выпустили книгу «Трофейное искусство», в которой, в частности, утверждалось следующее:
«…1 мая 1945 года, на следующий день после самоубийства Гитлера, башню сдали русским… Вильгельму Унферцагту было объявлено, что он отвечает за сокровища, находящиеся в башне, вплоть до появления компетентной советской комиссии… 21 мая вывезли собрание Музея этнографии, и Унферцагту удалось наконец выяснить, что грузовики следуют в направлении Карлсхорста. Туда же позже отправили восемь шкафов с египетскими папирусами, доспехи французских королей Франциска I и Генриха II, а также множество других ценных экспонатов… Выдать ящики с троянским золотом Унферцагт отказывался. Он ждал авторитетных советских представителей…
26 мая в музей приехала группа людей в военной форме. Унферцагт услышал, как один из них что-то объясняет своим спутникам, и по его уверенному тону заключил, что он-то и является среди них главным. Это был Серафим Дружинин, майор, член трофейной бригады в Берлине, занимавшийся отправкой троянского золота и других ценностей из зенитной башни у зоопарка. Именно он сопровождал первый „трофейный“ поезд № 176/2284 из Берлина. Унферцагт не мог не знать, что в числе этих людей был Андрей Константинов, заместитель председателя Всесоюзного комитета по делам искусств, который лично отвечал за вывоз трофейного искусства из Германии, а также Виктор Лазарев, знаменитый искусствовед, специалист по старому европейскому и византийскому искусству.
Константинов и Лазарев были в гражданском… В те дни только очень высокопоставленные лица могли появиться в Берлине в гражданской одежде… В конце концов ящики с золотой „диадемой Елены Прекрасной“, другими троянскими находками, а также сокровищами из Эберсвальде-Финов и Котбуса погрузили на „студебеккер“. Унферцагт смотрел грузовику вслед, пока он не скрылся за деревьями…
Поначалу вывоз трофеев из Германии никем не контролировался… С июля начались проблемы с таможней… Лишь после того как лейтенант Статуев, начальник контрольного пункта НКВД внуковского аэропорта, и начальник таможни узнали, что же находится в остальных шести ящиках, они разрешили их дальнейшую транспортировку. В ящиках лежало троянское золото, другие золотые и серебряные украшения, а также картины. Ирина Антонова, молодая сотрудница Музея имени Пушкина, ставшая впоследствии его директором, вместе со своими коллегами принимала ценный груз…
К концу 1945 года Музей имени Пушкина получил трофейных вещей больше, чем все остальные музеи страны: 2991 ящик, а также папку с рисунками…»
В 1992 году в Берлине нашли советские маршрутные листы без даты, в которых было указано, что ящики с пометкой «MVF» (немецкая аббревиатура Музея древнейшей и древней истории) и общим числом 3 перевозились на армейских грузовиках. У каждого ящика имелся свой шифр: S 69 425, S 69 398, S 69 393. Не было указано только место назначения. По всей вероятности, это происходило до 30 июня 1945 года, поскольку именно в тот день особо ценный груз спецрейсом на самолёте был отправлен в Москву, как явствует из документов, отрывки которых опубликовали Акинша и Козлов.
12 июля 1945 года все находки из коллекции Шлимана прибыли в Москву. В первом ящике находились 259 предметов, в том числе одна из золотых диадем. Остальные 414 экспонатов (керамика и изделия из бронзы) передали в Эрмитаж. Согласно двум инвентарным листам за подписью главного хранителя Пушкинского музея Н. Элиасберга (от 1.09.56 г. и от 28.03.57 г.), «золото Трои» поместили в спецхранилище отдела нумизматики, приспособленное под хранение благородных металлов. От приёмной посетителей хранилище отделяла стальная дверь, и никто не подозревал, что За сокровища за ней скрыты.
Тогдашний директор Пушкинского музея скульптор Сергей Меркуров с гордостью демонстрировал учёным, политической элите и избранным членам ЦК КПСС картины из Дрезденской галереи. По словам старейших сотрудников музея, показывали и троянское золото. Но с 1949 года всё, что было вывезено из Германии, ушло в секретные фонды. Их ненадолго открывали лишь в 1955 и 1958 годах, когда ГДР в два этапа передавались картины из Дрезденской галереи.
Вплоть до 1992 года коллекция оставалась засекреченной и ни разу не экспонировалась. Только в 1993 году министр культуры России Евгений Сидоров признал тот факт, что разыскиваемые во всём мире сокровища действительно были вывезены из Берлина в СССР.
Однако загадка троянских сокровищ этим не исчерпывается. Как утверждает в своей серьёзной и очень интересной книге «Сокровища Трои и их история» («Der Schatz von Troja und seine Geschichte») немецкий археолог и историк Элли Г. Криш, в 1958 году Советский Союз передал ГДР 4434 предмета из коллекции Шлимана, среди которых были керамические сосуды и знаменитая метопа с изображением Гелиоса. Они были выставлены для показа в 1963 году во вновь открывшемся берлинском Музее древнейшей и древней истории. После объединения Германии эта часть коллекции была присоединена к другим шлимановским экспонатам из дворца Шарлоттенбург. Всего же из 9704 экспонатов, внесённых в инвентарный список 1902 года, в Берлине сейчас находится 6434. Отсутствует, следовательно, треть коллекции. Не нужно обладать большими познаниями в арифметике, чтобы подсчитать, сколько ещё не хватает экспонатов, добавив сюда предметы московской и санкт-петербургской коллекций. А не хватает их — 2597! И даже если учесть немногие оригиналы троянских золотых вещей, которые и сейчас находятся в музеях Афин, Стамбула и Филадельфии, то общее количество экспонатов всё равно не покроет эту цифру…
Где же остальное? В частных собраниях? Ответ на вопрос мы, возможно, когда-нибудь и получим. А может быть, не узнаем никогда.
Маска Агамемнона
«Златообильные» Микены… Легендарный город, где правил победитель троянцев, «владыка мужей» царь Агамемнон. Именно сюда, следуя указаниям Гомера, отправился Генрих Шлиман после того, как раскопал на Гиссарлыкском холме руины древней Трон. И снова ариаднина нить легенд не подвела его…
В 1876 году, 54 лет от роду, Шлиман приступает к раскопкам в Микенах. В 1880 году он открывает сокровищницу царя Минии в Орхомене. В 1884 году он начинает раскопки в Тиринфе… Так шаг за шагом из глубины времён стала проступать и приобретать очертания древняя цивилизация, которая до этого была известна только из «сказок» слепого Гомера. Эта цивилизация была распространена на всём восточном берегу Греции и на островах Эгейского моря, а её центр, вероятно, находился на острове Крит. Шлиман обнаружил только её первые следы, но открыть её истинные масштабы было суждено Артуру Эвансу.
Троя, судя по описаниям Гомера, была очень богатым городом. Микены же были ещё богаче. Именно сюда Агамемнон и его воины доставили богатую троянскую добычу. И где-то здесь, по мнению некоторых античных писателей, находилась гробница Агамемнона и его друзей, убитых вместе с ним.
Память о «владыке мужей» Агамемноне, одном из самых могущественных и богатых правителей Древней Греции, никогда не угасала. Великий Эсхил посвятил ему свою знаменитую трагедию. Около 170 года до н. э. в Микенах побывал греческий географ Павсаний, который описал величественные руины города. Теперь у развалин дворца Агамемнона стоял Генрих Шлиман.
В отличие от Трои здесь его задача во многом облегчалась тем, что Микены не нужно было искать. Место, где находился древний город, было видно совершенно отчётливо: остатки огромных сооружений вырисовывались на вершине господствующего над окружающей местностью холма.
Шлиману удалось найти и исследовать девять купольных гробниц (в своё время их принимали за печи для выпечки хлеба). Самая известная из них носила название «Сокровищница Атрея» — по имени отца Агамемнона. Это было подземное куполообразное помещение высотой более тринадцати метров, своды которого были сложены из огромных камней, держащихся лишь силой собственной тяжести. Гробница глубоко врезана в склон холма, к ней ведёт открытый коридор — «дромос» длиной 36 м и шириной 6 м. Десятиметровой высоты вход в гробницу когда-то украшали колонны из зелёного известняка и облицовка из красного порфира. Внутри — круглое помещение усыпальницы диаметром 14,5 м, перекрытое куполом диаметром 13,2 м. «Сокровищница Атрея» вплоть до сооружения римского Пантеона (II в. н. э.) являлась самым большим купольным сооружением древнего мира.
Греки верили, что эта гробница — хранилище несметных богатств микенских царей: Пелопса, Атрея и Агамемнона. Однако поиски Шлимана показали, что все девять гробниц в Микенах были разграблены ещё в древние времена. Где же скрываются сокровища Агамемнона?
Найти эти сокровища Шлиману помог уже упоминавшийся древнегреческий географ Павсаний, автор «Описания Эллады». В его тексте Шлиман отыскал одно место, которое считал неверно переведённым и неверно интерпретированным. И именно это указание стало отправной точкой поисков.
«Я приступил к этой большой работе 7 августа 1876 года вместе с 63 рабочими, — писал Шлиман. — Начиная с 19 августа в моём распоряжении находились в среднем 125 человек и четыре телеги, и мне удалось добиться неплохих результатов».
«Неплохими результатами» Шлиман называет пять шахтовых гробниц, относящихся к XVI веку до н. э. и расположенных вне крепостных стен. Уже первые находки, сделанные здесь, намного превзошли своим изяществом и красотой аналогичные находки Шлимана в Трое: обломки скульптурных фризов, расписные вазы, терракотовые статуэтки богини Геры, формы для отливки украшений, глазурованная керамика, стеклянные бусы, геммы…
У Шлимана отпали последние сомнения. Он писал: «Я нисколько не сомневаюсь, что мне удалось найти те самые гробницы, о которых Павсаний пишет, что в них похоронены Атрей, царь эллинов Агамемнон, его возница Эвримедон, Кассандра и их спутники».
6 декабря 1876 года была вскрыта первая могила. В течение двадцати пяти дней жена Шлимана Софья, его неутомимая помощница, рыхлила землю ножом и просеивала её руками. В могилах были найдены останки пятнадцати человек. Их останки были буквально засыпаны драгоценностями и золотом, дорогим оружием. В то же время имелись совершенно явные следы поспешного сожжения тел. Те, кто хоронили их, даже не дали себе труда дождаться, пока огонь полностью сделает своё дело: они просто забросали полусожжённые трупы землёй и галькой с поспешностью убийц, которые хотят замести свои следы. И хотя драгоценные украшения свидетельствовали о соблюдении погребального ритуала того времени, могилы имели такой откровенно неприличный вид, который мог уготовить своей жертве только ненавидящий её убийца.
«Я открыл для археологии совершенно новый мир, о котором никто даже и не подозревал», — писал Шлиман. Клад, найденный им в гробницах микенских владык, был огромен. Лишь много позже, уже в XX столетии, его превзошла знаменитая находка гробницы Тутанхамона в Египте.
В первой могиле Шлиман насчитал пятнадцать золотых диадем — по пять на каждом из усопших; там же были обнаружены золотые лавровые венки. В другой могиле, где лежали останки трёх женщин, Шлиман собрал более 700 золотых пластинок с великолепным орнаментом из изображений животных, медуз, осьминогов, золотые украшения с изображением львов и других зверей, сражающихся воинов, украшения в форме львов и грифов, лежащих оленей и женщин с голубями. На одном из скелетов была золотая корона с 36 золотыми листками. Рядом лежала ещё одна великолепная диадема с приставшими к ней остатками черепа.
В открытых им гробницах Шлиман нашёл бесчисленное множество золотых украшений, украшения из горного хрусталя и агата, геммы из сардоникса и аметиста, секиры из позолоченного серебра с рукоятками из горного хрусталя, кубки и ларцы из чистого золота, выполненную из золота модель храма, золотого осьминога, золотые перстни с печатями, браслеты, тиары и пояса, 110 золотых цветов, около трёхсот золотых пуговиц. Но самое главное — он нашёл золотые маски микенских царей и золотые нагрудные дощечки, которые должны были защищать усопших от врагов в потустороннем мире. Золотые маски запечатлели черты лиц древних владык Микен. Самая великолепная из этих масок впоследствии получила название «маска Агамемнона». Впрочем, как и в случае с «кладом Приама», шлимановская датировка находок оказалась неверна: не останки Агамемнона оказались в микенских гробницах — там были захоронены люди, жившие примерно на 400 лет раньше.
Сокровище Вильены
Муниципальный Археологический музей — главная достопримечательность небольшого испанского городка Вильена, расположенного в провинции Аликанте. Этот музей был открыт 3 ноября 1957 года, а основу его коллекции составили материалы, собранные неутомимым исследователем доном Хосе Мария Солер (1905–1996). Всю свою долгую жизнь он прожил в Вильене и всю её посвятил изучению далёкого прошлого своего родного города. Более сорока лет он вёл археологические раскопки в Вильене и окрестностях. Благодаря трудам Солера наука обогатилась многими новыми знаниями о древней истории Иберийского полуострова. А венцом его деятельности стало открытие знаменитого «Сокровища Вильены» — удача, похвастаться которой может мало кто из учёных.
Это событие, сразу ставшее сенсацией, произошло 1 декабря 1963 года. В то время в городе велись работы по реконструкции исторического центра, и Солер был приглашён наблюдать за их ходом: ведь древняя земля Вильены таит в себе множество неожиданностей!
Сняв дорожное покрытие на улице Рамбла дель Панадеро, рабочие начали копать траншею. В этот момент из земли вывалился железный браслет. Дав команду немедленно прекратить работы, Солер начал осторожно разгребать мягкий грунт. Неожиданно под ярким испанским солнцем засверкало золото…
Три тысячи лет назад чьи-то заботливые руки аккуратно сложили шестьдесят золотых и три серебряных предмета в большой овальной формы сосуд и поместили его в маленькую, вымытую ручьём пещерку. Удивительно, но это сокровище лежало на глубине… всего-навсего трёх дюймов от уровня современной улицы! Несомненно, это был клад, «то есть зарытые в земле или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен либо в силу закона утратил на них право». «Собственник» этих предметов, как установили учёные, скончался около 1000 года до н. э. Но какие обстоятельства заставили его прятать своё драгоценное имущество в земле? И кем был владелец клада?
Несомненно, это был очень богатый человек. Возможно, это был вождь одного из иберийских племён, а возможно — крупный торговец, наживший своё богатство на торговле с финикийцами. О богатствах далёкой Испании в древние времена ходили легенды. Рассказывали, например, что однажды финикийцы получили в обмен на оливковое масло и всякий мелкий товар столько серебра, что выбросили свинцовые якоря своих кораблей и заменили их на серебряные. В составе клада из Вильены тоже есть серебро — три серебряные фляги, но основной металл здесь всё же золото. Из чистого 24-каратного золота изготовлены шесть десятков массивных золотых сосудов общим весом десять килограммов. Собранные вместе, они представляют собой уникальный набор предметов декоративно-прикладного искусства древних иберов, не имеющий аналогов в числе любых других находок, относящихся к тому же историческому периоду.
Золотой человек кургана Иссык
В 1969 году казахские археологи под руководством К. А. Акишева приступили к раскопкам огромного кургана, расположенного в 50 километрах восточнее Алма-Аты. Археологи сами назвали курган Иссык, так как народные предания обошли его своим вниманием. В общем-то, это не было удивительным: рядом с Иссыком высились другие его собратья, составляя грандиозный курганный комплекс — сорок пять земляных пирамид, вытянувшихся цепочкой на расстояние трёх километров. И рядом со своими соседями Иссык не выделялся ничем: высота его составляла всего лишь шесть с половиной метров, в то время как рядом стояли исполины высотой до 15 метров. Как и другие курганы, Иссык был ограблен ещё в древности. К счастью для науки, грабители не заметили одно — причём не главное — погребение, в котором лежали останки человека, вошедшего в историю науки под именем «золотого человека Иссыка»…
«Саки же (скифское племя) носили на головах высокие островерхие тюрбаны плотные, так, что стояли прямо. Они носили штаны, а вооружены были сакскими луками и кинжалами…» Геродот в своей девятитомной истории о саках пишет немного — лишь упоминая их рядом с другими племенами и народами. Но зачастую само это соседство уже говорит о многом.
…Случайно избегнув в младенчестве насильственной смерти и впоследствии вознесясь на гребне дворцовой интриги, Кир, сын знатного перса, сумел стать владыкой не только Персидской империи, но и всей Азии. Он начал бесконечные войны с эллинским миром. При этом, уточняет Геродот, на самих эллинов Кир вначале не обращал никакого внимания, считая их противником слишком ничтожным: «ведь помехой Киру были Вавилон, бактрийский народ, саки и египтяне». Объединение в этом отрывке таких могущественных держав древнего мира, как Вавилон и Египет, с саками — одним из многочисленных скифских племён, на первый взгляд кажется странным. Объяснение этому можно прочесть между строк у самого Геродота: он писал, что конница саков представляла собой серьёзную военную силу, намного укреплявшую те армии, на стороне которых она сражалась. «В войске варваров наиболее отличились пешие персидские воины и конница саков», — подводит историк итог одной битвы.
Древнеперсидские хроники, клинописные стелы, свидетельства античных авторов помогли исследователям очертить контуры истории саков. Согласно древним источникам, этот народ делился на три большие группы: саки, «носящие остроконечные шапки», саки, «варящие напиток Хаом», и заморские саки. Часть этих племён в конце концов была покорена персидскими царями. Во II веке до н. э. саки после длительной войны с могущественной Парфией были оттеснены на земли, входящие ныне в границы Ирана и Афганистана. Вскоре они были полностью ассимилированы местными народами и уже в первых веках нашей эры исчезают из исторических хроник.
В общем-то, к сакам историческая память оказалась куда менее милостива, нежели к их собратьям и современникам, — скифам Причерноморья. Восхищение Геродота исключительным мужеством и военной доблестью саков легло в основу традиционно сложившегося представления об их месте в историческом процессе — только как военной силы. А уникальные находки в скифских курганах Причерноморья, сделанные российскими и украинскими археологами, окончательно оттеснили саков к дальнему горизонту истории. Блеск золота причерноморских курганов был настолько ослепителен, что долгое время даже ведущие историки считали, что именно здесь, вблизи древнегреческих городов-колоний, находился центр всей скифской культуры.
Немалую роль в этом сыграло и другое обстоятельство. Европейские этнографы XVIII–XIX веков начали изучение кочевых и полукочевых народов Средней Азии, когда те находились в состоянии культурного и социально-экономического застоя, а отдельные племена вообще были почти на грани голодного вымирания. И по сути дела, пишет доктор исторических наук К. А. Акишев, эта печальная картина была целиком перенесена и в историческую перспективу — без всякого учёта катастрофических потрясений, испытываемых народами Средней Азии, начиная со вторжения орд Чингисхана, приведших в итоге к нарушению и гибели исторически сложившихся коммуникаций и взаимосвязей, резкого уменьшения поголовья скота — основы существования кочевых племён. На этом, видимом современниками социально-экономическом фоне, продолжает исследователь, «своеобразные формы общественной организации и государственного строя, материальной и духовной культуры, сложившейся в результате многовекового развития, возникшие в определённой среде и в определённой обстановке и приспособленные к своему образу жизни и быту, к своим традициям, вкусам и духовным запросам, считались низшими и варварскими…»
Но со временем новые исторические и археологические данные всё больше и больше ставили под сомнение эти сложившиеся представления. «Археологи постепенно выявили, — пишет академик Б. Б. Пиотровский, — общность многих элементов культуры от Дуная на западе вплоть до Великой Китайской стены на востоке, на широкой полосе степей предгорий и горных пастбищ, между 40 и 50 параллелями». На обширнейших просторах — протяжённостью свыше 7000 километров — сложился и около десяти веков существовал конгломерат схожих между собой скифских культур. Особенно отчётливо эта схожесть проявилась в так называемом «скифском зверином стиле» — золотых, серебряных, бронзовых изделиях и украшениях, вышивке на тканях. Мир скифского искусства был миром хищников, птиц, оленей, горных козлов, то фантастически преобразованных мифологической фантазией мастеров, то изображённых с предельным, даже натуралистическим, подобием. Но в этом мире вплоть до середины XX века исследователи не могли увидеть следов саков.
В 1947 году археологи начали раскопки курганов в Горном Алтае — в тех местах, где, по Геродоту, кочевали племена саков. Результаты этих раскопок оказались поистине сенсационными. Слой вечной мерзлоты сохранил буквально в первозданном виде не только вещи, но и тела погребённых — спустя тысячелетия исследователи смогли даже изучить редкостную по своей изощрённости татуировку погребённого знатного воина (кстати, абсолютно соответствующую звериному стилю всего скифского искусства). Природа Алтая сохранила тончайшие шёлковые ткани, войлочные одежды, ярчайшие краски ковров. «Мастерство исполнения, проявленное алтайскими художниками во всех областях творчества, поражает и по сей день, — пишет известный исследователь сибирских древностей М. П. Завитухина. — Оно отработано на протяжении нескольких поколений на основе подлинно народного творчества… До сих пор алтайское искусство является одной из вершин композиционного мастерства». Были сделаны открытия и в других курганах, свидетельствующие о развитой социальной структуре сакского общества Семиречья. И вот, наконец, науке открылось богатство кургана Иссык…
Захороненный в кургане воин действительно был золотой — в погребальной камере, тщательно срубленной из вековых стволов тянь-шаньской ели, археологи нашли свыше четырёх тысяч золотых изделий: предметы украшения одежды, головного убора и обуви, перстни, статуэтки, бляхи. На полу стояли сосуды из дерева, глины, бронзы и серебра. И расположение предметов, украшавших некогда парадный доспех погребённого воина, остатки железного меча и кинжала позволили исследователям в результате кропотливой работы воссоздать — впервые в науке — облик сакского воина. Именно сакского — и не только потому, что этот курган расположен на территории, которая согласно древним источникам им принадлежала, и насыпан был именно в «сакское» время: реконструкция полностью совпала с описанием одежды тех саков, которые, как свидетельствует Геродот, «носили на головах высокие островерхие тюрбаны».
А те произведения звериного стиля, что были найдены в кургане Иссык, не только окончательно «ввели» саков в великий мир скифского искусства, дав исследователям право говорить о существовании самостоятельной школы мастеров Семиречья, но и позволили сделать предположение, ранее казавшееся невозможным.
«Комплекс находок в кургане Иссык, — пишет К. А. Акишев, — дал дополнительные материалы, проливающие свет на уровень социальной истории саков Семиречья. Можно утверждать, что пышность и богатство золотой одежды иссыкского сака были рассчитаны не на один только внешний эффект — смысл этого богатства гораздо глубже, его надо рассматривать в плане социально-политическом. Главное назначение одежды было в возвеличивании личности вождя, возведении его в ранг солнцеподобного божества… По-видимому, сакское общество Семиречья стояло на более высокой ступени социальной организации, чем нам представлялось до раскопок иссыкского кургана…» И этот вывод исследователя подтверждается находкой, столь же пока загадочной, сколь и ошеломляющей: на одной из серебряных чаш, стоящих возле останков золотого воина, археологи обнаружили нацарапанные знаки — следы письменности! Следы самой древней письменности вообще на территории Средней Азии!..
Тщательный анализ показал, что надпись на чаше, состоявшая из двух строк, содержит в общей сложности 25 или 26 знаков, среди которых удалось распознать 16 или 17 различных, что свидетельствует об алфавитном характере надписи. И этот анализ, проведённый крупнейшими специалистами Института востоковедения АН СССР, заканчивается такой фразой: «Весьма возможно, что надпись на чаше написана неизвестным ранее алфавитом».
Скифы не оставили после себя письменности. Среди тысяч и тысяч археологических находок, сделанных в скифских курганах, не обнаружено даже следов её существования. Сложилось убеждение, что в скифских обществах вообще не было письменности, так как уровень их развития позволял обходиться без неё. И вот так несправедливо обойдённые историей саки, долгое время казавшиеся глубокой периферией скифской культуры, дарят надежду на то, что и это мнение не столь уж незыблемое…
Золото Бактрии
В 1964 году мир облетела сенсационная новость: в Северном Афганистане, на самой границе с Таджикистаном, у слияния рек Пянджа и Кокчи французские археологи во главе с профессором Страсбургского университета Даниэлем Шлюмберже открыли… древнегреческий город!
Что же это была за странная находка?
Открытие Д. Шлюмберже возвращает нас в 20-е годы IV века до н. э., когда армия Александра Македонского, отправившаяся на завоевание Индии, захватила обширнейшие области Персии, Афганистана и Средней Азии. После смерти великого полководца эти области стали частью державы Селевкидов, которую создал Селевк I, один из соратников Александра Македонского. Это государство занимало огромную территорию — от Малой Азии до Афганистана. Просуществовав около ста пятидесяти лет, оно начало распадаться на мелкие царства и княжества, которые впоследствии одно за другим пали под ударами кочевников.
В состав державы Селевкидов входила и Бактрия — историческая область, занимавшая север современного Афганистана и южные районы Узбекистана и Таджикистана. Эта древняя земля некогда являлась одной из провинций могущественной Персидской державы. Позже на обломках державы Селевкидов возникло крайне своеобразное государственное образование — Греко-Бактрийское царство.
Антиох, сын и наследник Селевка, в 292 году до н. э. был назначен соправителем отца и наместником восточных провинций (сатрапий). Своей столицей Антиох избрал город Бактры (ныне Балх). Преемник Антиоха, бактрийский сатрап Диодот, около 250 года до н. э. объявил себя независимым правителем Бактрии. Это среднеазиатское государство с греческими царями во главе просуществовало более ста лет. Распространившись во время своего короткого расцвета (около 180 г. до н. э.) на север Индии, оно пало под ударами кочевников во второй половине II века до н. э.
Широкие археологические исследования территории Бактрии начались после того, как в Северном Афганистане, вблизи города Шибирган, были открыты богатые запасы природного газа. Начавшееся строительство газопровода потребовало проведения охранных раскопок в зоне будущей трассы. И тогда на землю Бактрии пришли учёные из совместной советско-афганской археологической экспедиции.
Эта экспедиция работала в Афганистане на протяжении десяти поисковых сезонов — с 1969 по 1978 год. Наряду с раскопками отдельных археологических памятников археологи проводили обследования совершенно не изученных районов Бактрийской равнины. И уже в первом сезоне экспедиционный отряд, возглавляемый молодым ташкентским археологом Зафаром Хакимовым, обнаружил неподалёку от Шибиргана, на холме Емши-Тепе, развалины древнего города с мощной цитаделью. Под толщей земли скрывались остатки многоколонного парадного зала, окружённого кирпичной стеной с круглыми оборонительными башнями. По всей видимости, это был храм. Вокруг было раскидано ещё множество небольших холмов, среди которых один, по внешнему виду ничем не отличавшийся от других, имел интригующее название Тилля-Тепе, что в переводе означает «Золотой холм». В народе рассказывали, что в его недрах якобы скрыта могила «золотого человека», похороненного в золотом саркофаге. К раскопкам этого загадочного холма и приступил в 1978 году советский археолог В. И. Сарианиди.
Уже в одном из первых шурфов было обнаружено несколько золотых украшений. А когда археологи вскрыли первое погребение, перед их глазами предстала фантастическая картина: груда золотых украшений, которая почти целиком скрывала останки погребённого!
Всего в ходе раскопок учёным удалось исследовать шесть захоронений, причём абсолютно неразграбленных (седьмая могила так и осталась нераскопанной). Со времён открытия гробницы Тутанхамона мировая наука не знала подобного успеха. В каждом погребении насчитывалось около трёх тысяч золотых изделий: золотые короны, украшенные фигурными цветами, инкрустированные жемчугом и бирюзой, стилизованными деревьями с птицами на ветках; массивные золотые браслеты, концам которых неведомые мастера придали форму животных — то хищников с оскаленной пастью, то стремительно мчащихся антилоп со зрачками из бирюзы и такими же копытцами, ушами, рогами; перстни и кольца тончайшей ювелирной работы; золотые пластины, нашивавшиеся на одежду, — то в виде человека, несущего дельфина, то музыкантов, то крылатых богинь; разнообразнейшие золотые подвески и пряжки, изображавшие то амуров, сидящих на рыбах с бирюзовыми глазами, то воина в шлеме со щитом и копьём, у ног которого лежат драконы, то какое-то фантастическое существо с львиной мордой; кинжал с золотой рукоятью в золотых ножнах с крылатыми грифонами и зубастыми хищниками… Можно бесконечно долго перечислять драгоценные находки — всего их было сделано более 20 тысяч!
Одна из найденных в Тилля-Тепе золотых монет не встречена ни в одном из нумизматических собраний мира. На ней изображён человек, опирающийся на колесо дхармы, а на обороте — лев с поднятой лапой. По мнению В. И. Сарианиди, эта монета отчеканена при греко-бактрийском царе Агафоклисе. Другая золотая монета с профилем римского императора Тиберия, отчеканенная в Лугдунуме (ныне Лион, Франция) между 16 и 21 годами — первая монета этого вида, найденная во всей Центральной Азии.
В пяти могилах Тилля-Тепе были похоронены женщины, а в одной — мужчина. Все погребения относились к I веку до н. э. — I веку н. э., в то время как обнаруженный ранее храм был почти на тысячу лет старше. Как это объяснить? Очевидно, поселившиеся на руинах древнего бактрийского поселения кочевники просто использовали древние развалины в качестве некрополя.
Многие вещи, найденные в погребениях — наиболее ценные, — были изготовлены ещё в греко-бактрийский период. Другие принадлежат уже к тем временам, когда греко-бактрийское государство пало и ему на смену пришли кочевники-кушаны, вожди которых очень быстро впитали элементы греко-бактрийской культуры и стали заказывать своим мастерам изделия в традициях эллинистического искусства. По мнению В. И. Сарианиди, именно в этом и состоит значение «золота Бактрии» — впервые в истории археологии были обнаружены вещи, которые одновременно несут в себе греческие, иранские, индийские, римские и даже североалтайские мотивы.
Удивляло несоответствие между богатством погребальных приношений и чрезвычайно простым устройством могил: простые прямоугольные ямы на глубине около одного метра перекрывались деревянным настилом и плетёными циновками, поверх которых насыпалась земля. Такое погребение можно было соорудить за один-два часа. Создавалось впечатление, что захоронения производились тайно, возможно, даже ночью. Очевидно, благодаря именно этому обстоятельству могилам удалось избежать разграбления.
Даже сегодня не существует даже приблизительной оценки стоимости «золота Бактрии», да и оценить стоимость этих предметов в деньгах сложно — их историческое значение многократно увеличивает цену. Однако с самого начала было ясно, что найдено настоящее сокровище. Для охраны раскопок были вызваны войска, за рабочими-землекопами установили неослабный контроль. Но, увы, эти меры несколько запоздали, часть находок всё-таки ушла на сторону. Однако основная их часть была благополучно доставлена в Кабул.
Учёные успели сделать лишь предварительную инвентаризацию «золота Бактрии». Несколько месяцев спустя советские войска вторглись в Афганистан, началась война, и всем стало не до археологии. В. И. Сарианиди и его коллеги уехали, сокровища были сданы в Кабульский музей. В 1989 году, накануне ухода советских войск из Кабула, ценности предлагалось вывезти в СССР или в одну из нейтральных стран, чтобы уберечь их от войны, но режим Наджибуллы отказался от этого шага, заявив, что пребывание бактрийских ценностей на родине — символ стабильности Афганистана.
В феврале 1989 года Кабульский музей был закрыт, а его наиболее ценные экспонаты распределены по трём убежищам. Эта мера оказалась весьма предусмотрительной — в течение последующих семи лет музей был разрушен и разграблен, от него остались лишь одни развалины.
Шесть сейфов с золотом из Тилля-Тепе были спрятаны в подвалах президентского дворца — самом безопасном месте в столице. Последний раз сокровища видели в 1993 году. Затем к власти пришли талибы, и все следы «золота Бактрии» затерялись на долгие десять лет.
Время от времени в мировой печати появлялись самые различные слухи по поводу судьбы пропавших сокровищ. Одни утверждали, что золото тайно было вывезено в СССР. Другие говорили, что ещё во время войны талибы начали обменивать сокровища на оружие. По третьей версии, вся коллекция была расхищена и распродана по частным коллекциям. Говорили, что золото из Тилля-Тепе продано через антикваров в Пакистане, а вырученные средства пошли на финансирование международной террористической сети. И лишь в августе 2003 года, после падения режима талибов, новый министр иностранных дел Афганистана Абдалла Абдалла на заседании генеральной конференции ЮНЕСКО в Париже сообщил важную новость: «золото Бактрии» в целости и сохранности обнаружено в хранилищах президентского дворца в Кабуле. Талибы неоднократно пытались получить к нему доступ, однако благодаря мужеству хранителей все попытки закончились для них неудачей.
Сейфы с «золотом Бактрии» хранились в подвале, вырубленном в скале и защищённом стальными дверями за семью замками. Ключи от замков были у семи человек, большинство из которых к 1996 году, когда талибы захватили Кабул, отсутствовали или были мертвы. Один из оставшихся хранителей, 50-летний Аскерзаи, вспоминает, как делегация из десяти мулл явилась, чтобы осмотреть подвалы. Под дулами пистолетов Аскерзаи открыл кодовый замок хранилища, где покоились активы центрального банка — золотые слитки на сумму около 50 миллионов долларов. Муллы очень оживились. Вероятно, они оживились бы ещё больше, если бы знали, что настоящее сокровище лежит в другом хранилище — буквально у них над головами. По мнению Аскерзаи, они не стали искать «золото Бактрии» по одной простой причине — для этой полуграмотной деревенщины слова «Бактрия» и «археологическое наследие Афганистана» были не более чем пустым звуком. Тем не менее муллы, очевидно, что-то слышали о сокровищах, скрытых в подвалах президентского дворца, так как начали допрашивать хранителя: есть ли здесь ещё какое-нибудь золото? Аскерзаи молчал. Его бросили в тюрьму, где он провёл три месяца и 17 дней. Хранителя неоднократно допрашивали и подвергали издевательствам и пыткам, но он не сказал ни слова.
В мировых СМИ прошли сообщения о том, что афганские власти планируют организовать показ «золота Бактрии» за рубежом — в США, Франции, Германии, Японии и Греции. К этой акции подключились ЮНЕСКО и ряд крупнейших средств массовой информации. Кроме того, существует соглашение между правительствами Афганистана и США о том, что на период, пока в Афганистане сохраняется нестабильность, ценности будут временно перевезены в США.
Амударьинский клад
Амударьинским кладом называют крупную находку золотых и серебряных предметов, сделанную в 1877 году в долине Амударьи при не вполне ясных обстоятельствах.
История этого клада романтична, как восточная сказка. Рассказывают, что весной 1880 года в Индию отправился караван бухарских купцов. На одну из ночёвок он остановился возле пограничного города Кобадиан. Дальше за Амударьей лежали владения афганского эмира Абдеррахмана. И тут купцов ждала неприятная новость: соседний правитель издал указ — конфисковывать на границе у проезжающих все деньги.
Посовещавшись, удручённые торговцы решили истратить деньги на драгоценности, которые конфискации не подлежали. На такой шаг их подтолкнул рассказ местного ювелира: по его словам, жители Кобадиана тайком совершают вылазки куда-то к развалинам древнего города и приносят оттуда редкостные по красоте золотые изделия. Их-то в итоге и накупили бухарцы, рассовав по тюкам с шёлком и парчой.
Караван благополучно миновал афганскую границу и продолжил свой неторопливый путь. Однако вскоре его настигла беда: невесть откуда взявшиеся разбойники схватили купцов и отвели в пещеру, где стали потрошить вьюки с товарами. Одному из погонщиков чудом удалось бежать. Утром он привёл к разбойничьему логову британского капитана Бэртона с несколькими солдатами. Увидев их, разбойники бросили бо́льшую часть добычи и пустились наутёк.
Капитан Бэртон собрал на базарной площади всех жителей соседнего городка Сех Баба и объявил, что похищенные драгоценности он всё равно найдёт, так что лучше добровольно их вернуть. И через несколько часов свою долю вернули почти все грабители — остальные, видимо, были из других селений… Бесследно пропало около четверти похищенного золота. Счастливые негоцианты подарили Бэртону самый красивый браслет и поспешили покинуть негостеприимные места.
Злоключения купцов на этом кончились, а приключения драгоценностей только начинались. Золотые изделия попали в руки сперва индийца-менялы в Равалпинди, а затем ещё несколько раз переходили из рук в руки. Понятно, что какая-то часть клада (и, видимо, немалая) была утрачена на этом долгом и сложном пути, а кое-какие предметы, происходившие совсем из других мест, могли к нему добавиться.
В конце концов, решив «содрать две шкуры с одного тигра», перекупщики сделали с предметов золотые копии — весом, конечно, поменьше — и попытались продать их британскому генералу Канингему, коллекционировавшему предметы старины. Но тот сразу уличил мошенников. Опасаясь нежелательных последствий, торговцы были вынуждены выложить подлинники. В конечном итоге почти 180 золотых изделий, получивших название Амударьинского клада, очутились в Британском музее, буквально ошеломив всех знатоков древностей. И, естественно, породив массу вопросов: где именно был найден клад? Кому принадлежал? Кто изготовил эти бесценные украшения?
Обстоятельства находки клада долгое время оставались неопределёнными и вызывали и продолжают вызывать разнотолки, вплоть до утверждения, что Амударьинского клада вообще не существовало, а составившие его вещи были собраны в разное время и в разных местах и случайно попали к одним и тем же купцам. Однако благодаря исследованиям последних лет удалось установить, что клад всё-таки был: в 1877 году его случайно найти местные жители на городище Тахти-Кувад у слияния рек Вахш и Пяндж (верхнее течение Амударьи), на юге современного Таджикистана.
Хранитель и издатель клада О. М. Дальтон включает в него 16 объёмных фигурок, 5 сосудов, 26 рельефных изделий, 53 пластинки с оттиснутыми изображениями, 16 перстней и печатей, 30 браслетов, 31 мелкое украшение и 1 золотую персидскую монету — всего 176 предметов. При публикации клада все изделия были классифицированы; оказалось, в их числе имеются предметы, принадлежащие к греческому, скифскому или так называемому «варварскому» стилю. Однако основную долю клада составляют изделия персидского стиля. Некоторые из них изготовлены ещё во времена великой империи Ахеменидов, павшей под ударами армий Александра Македонского. Некоторые из них, несомненно, привезены из центральных областей Персидской державы. К числу последних относятся золотая персидская монета дарик с изображением царя в характерной зубчатой короне — и халцедоновая цилиндрическая печать с батальными сценами, в которых персы побеждают врагов, а над полем битвы парит верховное божество Ахура Мазда. Часть других изделий изготовлена уже позже, но по всем канонам древнеперсидского искусства.
Но кто изготовил эти удивительные вещи и кто был их владельцем?
Для ответа на последний вопрос надо отправиться в овеянную легендами Бактрию. Эта древняя страна, территория которой распространялась на юг Таджикистана и Узбекистана и Северный Афганистан, в середине V века до н. э. входила в состав империи Ахеменидов. В 329 году до н. э. её завоевал Александр Македонский, а после его смерти здесь образовалось Греко-Бактрийское царство, которое просуществовало почти двести лет и пало под натиском кочевников.
Как установили учёные, бо́льшая часть предметов Амударьинского клада является продукцией местных ремесленников, поддерживавших в период греческого господства в Бактрии традиции предшествующей эпохи. К числу этих предметов относятся многочисленные и разнообразные изделия с изображениями людей и животных: объёмная серебряная статуэтка, изображающая ахеменидского царя, миниатюрная золотая колесница с фигурками вельможи и возницы и четвёркой лошадей… К этой же группе изделий принадлежат и золотой кувшин с ручкой, заканчивающейся головой льва, и золотой, инкрустированный лазуритом, массивный браслет с фигурками двух крылатых грифонов. В эту же группу находок входят золотые перстни-печати с изображёнными на щитках божествами в зубчатых коронах, фантастическим Гопатшахом — крылатым существом с телом быка и головой бородатого человека, протомами быков — характерной деталью древнеперсидских капителей колонн.
Были среди сокровищ Амударьинского клада и золотые перстни-печати работы греческих мастеров с фигурками женщин, играющих в кости, и стоящим Гераклом, и статуэтки, изготовленные под влиянием эллинской скульптуры. К сожалению, пока невозможно определить, были ли эти статуэтки привезены в Бактрию из других областей обширного Ахеменидского царства, или же они вышли из рук местных бактрийских мастеров.
Наряду с первоклассными образцами древневосточного (в первую очередь древнеперсидского) искусства в Амударьинском кладе представлены произведения и совсем иного художественного направления. Таковы, например, небольшая золотая бляха в виде фигуры львиного грифона с гнёздами для инкрустации драгоценными камнями, золотой перстень с фигуркой льва на щитке. Передача животных в изделиях этой группы характерна для знаменитого скифского «звериного» стиля: художник, опуская второстепенные детали, подчёркивает типичные особенности зверя или птицы, придаёт им сложные позы, нередко отмечает их мышцы или отдельные части тела геометрическими или растительными мотивами. В целом же находку можно рассматривать как сокровищницу какого-то северобактрийского аристократа или целого аристократического рода.
Когда был зарыт клад? Полторы тысячи серебряных греческих монет, входящих в него, хронологически располагаются от начала V века до начала II века до н. э. Среди этой массы монет, однако, очень мало монет, относящихся ко времени до Александра Македонского. Основная часть монет принадлежит к III — началу II века до н. э., причём в кладе нет ни одной монеты бактрийских царей Евкратида и Гелиокла, правивших в середине II века до н. э., хотя они являются очень распространёнными. Учитывая это обстоятельство, зарытие клада датируется самое позднее 170 годом до н. э.
Сокровища Монте-Альбана
«Есть ли на земле какой-нибудь другой клочок земли, история которого была бы столь же темна? Где ещё все ваши вопросы так неизменно оставались бы без ответа? Какое чувство берёт в нас верх: восхищение или замешательство? Что вызывает эти чувства — комплекс строений, устремившихся в бесконечность, или, быть может, пирамиды, похожие на роскошные лестницы, ведущие во внутренние покои неба? А быть может, двор храма, который наше воображение наполняет тысячами индейцев, погружённых в неистовые молитвы? Может быть, обсерватория, в которой имеется наблюдательный пост с кругом меридиана и углом азимута, или гигантский амфитеатр, каких Европа не знала ни в древнейшие времена, ни в двадцатом веке, — здесь было сто двадцать каменных наклонно подымающихся рядов!
Быть может, чувства эти вызваны расположением склепов: они размещались так, что занимаемая ими площадь не превращалась в кладбище и в то же время одна могила не мешала другой. А может быть, их вызывает пёстрая мозаика, фрески, изображающие различные сцены жизни, самые разнообразные фигуры людей, символы, иероглифы?» — писал о руинах Монте-Альбана немецкий журналист Эгон Эрвин Киш.
Монте-Альбан — археологический заповедник, расположенный в южной части Мексики, близ города Оахака. На протяжении почти двух тысячелетий здесь находился один из крупнейших центров доколумбовой Америки — древний город индейцев-сапотеков, имя которого история не сохранила. Сегодня он носит название Монте-Альбан — по имени поросшего лесом холма, на протяжении многих веков скрывавшего развалины огромного индейского поселения. В 1931 году оно было раскопано мексиканским археологом Альфонсо Касо, и это открытие многие приравнивают к открытию Трои Генрихом Шлиманом.
«Мексиканская Троя» оказалась городом, в котором жили люди удивительно высокой культуры. Они строили великолепные храмы, они умели обрабатывать горный хрусталь и изготавливать золотые вещи и другие драгоценности необыкновенной красоты. Этот талантливый народ назывался сапотеками.
Основание Монте-Альбана относится приблизительно к IV веку до н. э. В пору своего расцвета (в 200–700 гг. н. э.) город занимал площадь 40 кв. км, а его население превышало 20 тыс. чел. На искусственно выровненной гигантской площади на вершине холма возвышаются ступенчатые пирамиды с площадкой для игры в мяч. На спускающихся террасами склонах сохранились остатки дворцов, стелы с надписями, каменная лестница шириной 40 м и другие сооружения. Стены зданий были украшены мозаиками, фресками, рельефами.
Главным богом сапотеков был бог дождя Косихо. В знак особого почитания к его имени присоединяли титул Питао («Великий»). Ему была посвящена главная пирамида города, венчающая вершину холма. Но гораздо больший интерес, чем храмы, дворцы и стелы, представляют знаменитые гробницы Монте-Альбана.
Эти гробницы построены из камня и каждая из них накрыта сверху большой каменной плитой. Подобная конструкция воспроизводила образ тех пещер, в которых в более древние времена индейские народности южной Мексики погребали своих вождей и жрецов. Сапотеки верили, что их предки на заре истории появились на свет из больших пещер. Следовательно, тем же путём им и следовало возвращаться в мир усопших.
Открытие гробниц Монте-Альбана стало настоящим потрясением. Во-первых, оказалось, что сапотеки — что совершенно необычно для индейцев — украшали свои «искусственные пещеры» мёртвых богатой настенной росписью. А во-вторых, эти «пещеры» оказались битком набитыми неслыханными по красоте и ценности золотыми изделиями!
Нигде в Америке ничего подобного больше не было. Эту находку позднее сравнивали с открытием гробницы фараона Тутанхамона, со знаменитым «золотом Трои», с находками в «царских гробницах» в Уре.
Первую гробницу Монте-Альбана археологи обнаружили осенью 1931 года. А 9 января следующего года, в 16 часов 30 минут, Альфонсо Касо и его ассистент Хуан Валенсуэло увидели настоящее чудо. Когда Валенсуэло пробрался через узкое отверстие во вновь обнаруженную гробницу (она получила порядковый номер семь) и включил электрический фонарик, то подумал, что теряет рассудок: он увидел огромный клад, пролежавший под землёй нетронутым более восьмисот лет…
Семь суток потребовалось для того, чтобы вынести из «гробницы № 7» хранившиеся здесь сокровища. Всего здесь было найдено около пятисот предметов, и в их числе — великолепная золотая маска бога Шипе Тотека, нос и щёки которой были обтянуты человеческой кожей; ожерелья из необычайно крупных жемчужин, серьги из нефрита и обсидиана, золотые чеканные браслеты с выпуклым орнаментом, золотые ожерелья, состоящие да 900 звеньев, табакерка из позолоченных тыквенных листьев, застёжки и пряжки из нефрита, бирюзы, жемчуга, янтаря, кораллов, обсидиана, зубов ягуара, костей и раковин.
Более полутора сотен гробниц обнаружили археологи в Монте-Альбане. Но ни одна из них по своему богатству уже не превосходила знаменитой «гробницы № 7».
Богатства вождей Малаганы
С 1987 по 1992 год в долине реки Каука в юго-западной Колумбии не выпало ни одного дождя. Уровень грунтовых вод понизился до такой степени, что местами в русле реки обнажилась земля. В конце октября 1992 года, когда некий сельскохозяйственный рабочий выравнивал почву для посадки сахарного тростника, его орудие труда за что-то зацепилось. Человек наклонился к земле и вдруг увидел сверкавшее золото…
Как оказалось, эта находка была связана с могилой, входившей в состав обширного древнего некрополя, занимающего территорию в 25 квадратных километров. «Это самое крупное археологическое открытие, связанное с доколумбовой эпохой, за последние десять лет», — рассказывает Клеменсия Пласас, директор Музея золота в Боготе. Озеро, которое занимало эти земли в четвертичную эпоху, оставило после себя очень плодородные наносные почвы, с низкими затопляемыми зонами и террасами, пригодными для развития древних поселений. «В окрестных горах уже были обнаружены следы наиболее крупных доколумбовых цивилизаций, — продолжает Клеменсия Пласас, — Сан Августин и Тьеррадентро, или Калима. Но долина до сих пор хранила свои тайны».
В этих обнаруженных при случайных обстоятельствах могилах были погребены представители военной аристократии, может быть, даже вожди древнего народа. Эти «вожди Малаганы» (названные так по имени деревни, около которой были найдены сокровища) сразу стали жертвами золотой лихорадки. От систематических грабежей, в которых участвовали как профессиональные грабители, так и жители окрестных деревень и торговцы предметами искусства, практически не было никаких средств защиты. За несколько дней место древнего кладбища стало похожим на взрытый кротами пригорок. Когда в конце 1993 года специалисты Колумбийского института антропологии прибыли на место, чтобы организовать программу его спасения, было разрыто уже более 500 могил. При этом, конечно же, полностью была нарушена структура археологических слоёв.
Прибыв сюда 8 февраля, археологи не смогли проработать на месте больше десяти дней. Ни полиция, ни армия не могли обеспечить им безопасность от грабителей, угрожавших расправой. Каждую ночь вся работа, проделанная за день, разрушалась грабителями. Несмотря на это археологи успели собрать некоторую информацию о структуре некрополя, размерах и содержимом могил. В прямоугольных, глубиной от 1,5 до 3 метров, захоронениях зачастую попадались камни для дробления маиса, которые употреблялись, по-видимому, в качестве настила для «пола». Вокруг вытянутых в длину скелетов лежали многочисленные дары: антропоморфные керамические вазы, раковины и бусы из горного хрусталя. Встречались также отдельные бусины, различные по размеру и форме, помещённые в небольшие сосуды, а иногда даже вставленные между челюстями захороненного человека. Нередко в могилах можно было найти и останки животных, чаще всего это были змеи или кошки. И, конечно, здесь лежали многочисленные предметы из золота — самого ценного металла в древних доколумбовых культурах, поскольку оно символизировало Солнце, которому поклонялись индейцы.
Извлечённые археологами предметы, различного предназначения и ценности, свидетельствовали об обществе с высокоразвитой иерархической системой и чёткой социальной структурой. Так, найденные в захоронениях нагрудные латы и маски предназначались лишь для знатных членов сообщества и вождей и использовались во время исполнения особо значимых ритуалов и церемоний.
Из первых раскопок археологи не смогли почерпнуть большей информации о культуре Малаганы. Слои были перепутаны, связи между объектами и различными археологическими уровнями нарушены. Но в конце марта 1993 года на место вновь прибыла археологическая экспедиция, поддержанная на этот раз Фондом археологических исследований Республиканского банка — самым крупным меценатом в Колумбии, владельцем Музея золота. В течение восьми месяцев археологи тщательно исследовали зону площадью 5000 квадратных метров, расположенную на северо-востоке от деревни, куда ещё не успели добраться грабители. Результаты исследований, прежде всего серия датировок радиоуглеродным методом, позволили наконец восстановить историю этого места. Оно было заселено людьми с 1500 года до н. э. Культуре Малаганы, возраст которой датирован между 150 годом до н. э. и 70 годом н. э., по-видимому, предшествовали ещё две, более ранние культуры.
В течение двух лет эксперты работали над собранными данными, пытаясь установить связи, объединявшие древние культуры долины Кауки. Им в помощь была предоставлена и коллекция, хранящаяся в Музее золота в Боготе. В то время как археологи копали, хранители музея старались выкупить то, что было разграблено. «Мы думаем, что получили обратно 30 процентов пропавших предметов погребального имущества — то есть 114 предметов из золота и лишь незначительную часть керамики, — объясняет Клеменсия Пласас. — Бо́льшая часть была приобретена частными коллекционерами. Но я надеюсь, что в течение ближайших лет мы сможем увидеть их в музее».
Сравнивая стили и элементы иконографии, специалисты пришли к выводу: даже если существовали точки соприкосновения с другими культурами, а именно — с культурой Калима, расположенной на самом западном хребте Андских Кордильеров, и с современной ей культурой Сан-Аугустин, то предметы, найденные в Малагане, тем не менее относятся к абсолютно новой, ранее неизвестной доколумбовой культуре. В Музее золота в Боготе сокровищам вождей Малаганы ныне отведён постоянный зал экспозиции.
