55. ШЕКСПИР
«КОРОЛЬ ЛИР»
Можно, совершенно не колеблясь, назвать сразу несколько одинаково гениальных трагедий Шекспира «Ромео и Джульетта», «Гамлет», «Отелло», «Король Лир» Трагедии возрастов выстроились в них как бы по восходящей линии — от юности к старости И все же последнее творение гениального английского драматурга представляется в названном ряду некоей вершиной если не самой высокой, то-уж точно — самой одинокой, как скала посреди бушующего океана и олицетворяющей главного героя.
Сначала, как водится, на столичной сцене была поставлена сама пьеса. И лишь спустя некоторое время появилось ее книжное издание с обстоятельным, как и полагалось в те времена, названием: «Г-н Ульям Шекспир: его правдивая хроника об истории жизни и смерти короля Лира и его трех дочерей, с несчастной жизнью Эдгара, сына и наследника графа Глостера, принявшего мрачный облик Тома из Бедлама, как это игралось перед его королевским величеством в ночь на св. Стефана во время рождественских праздников слугами его величества, обычно выступающими в «Глобусе» на Бенксайде в Лондоне».
В который раз внимание читающей публики и зрителей было привлечено к трагической судьбе несчастного короля старой Британии, отвергнутого и брошенного на произвол судьбы собственными дочерьми. История эта была известна и по средневековым хроникам, и по нескольким дошекспировским переложениям. Но лишь под пером гения в традиционном сюжете были затронуты такие глубины человеческого сердца и одновременно такие темные стороны людских характеров, что они вот уже почти четыре века заставляют содрогаться и трепетать каждого, кто смотрит или читает это откровение человеческого духа.
Проблема «отцов и детей» проходит через всю мировую литературу. В трагедии Шекспира она обнажилась своими самыми отвратительными чертами. Две старшие дочери короля, поделившего между ними свое царство, лишают восьмидесятилетнего старика приюта и крова и, в конце концов, доводят его до сумасшествия и смерти. На втором плане и параллельно основной линии сюжета разворачивается душераздирающая драма, так сказать, с обратным знаком: граф Глостер выгоняет оклеветанного сына и чуть не убивает его, но, ослепленный врагами, сам оказывается на грани гибели. Насильственная смерть настигает и всех трех дочерей короля Лира: одна отравлена, другая зарезана, а третья — младшая Корделия, явившаяся из Франции с войском, чтобы спасти отца, — удавлена соотечественниками.
Конечно, сам король Лир — тот еще сумасброд: и потому как легко и бездумно отказывается от власти и царства, и потому как лишил наследства и любви младшую дочь только за то, что она не нашла лестных слов для выражения своей любви к отцу, и потому как изгнал благородного графа Кента. Но, безусловно, читательские и зрительские симпатии всегда оставались на стороне этого седовласого чудака, наивного, как дитя. Именно в его уста Шекспир вкладывает самые возвышенные свои стихи:
Лир:
О Боги, вот я здесь!
Я стар и беден,
Согбен годами, горем и нуждой.
Пусть даже, Боги, вашим попущеньем
Восстали дочери против отца, —
Не смейтесь больше надо мной. Вдохните
В меня высокий гнев. Я не хочу,
Чтоб средства женской обороны — слезы —
Пятнали мне мужские щеки! Нет!
Я так вам отомщу, злодейки, ведьмы,
Что вздрогнет мир. Еще не знаю сам,
Чем отомщу, но это будет нечто
Ужаснее всего, что видел свет.
Вам кажется я плачу? Я не плачу.
Я вправе плакать, но на сто частей
Порвется сердце прежде, чем посмею
Я плакать. — Шут мой, я схожу с ума!
(Перевод — здесь и далее — Бориса Пастернака)
Накал человеческих страстей усиливается в трагедии возмущением природной стихии. Одним из самых знаменитых эпизодов не только в шекспировских пьесах, но и во всей мировой драматургии является сцена в голой степи среди разыгравшейся бури, блеска молний и ударов грома:
Лир:
Дуй ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!
Лей дождь, как из ведра, и затопи
Верхушки флюгеров и колоколен!
Вы, стрелы молний, быстрые, как мысль,
Деревья расщепляющие, жгите
Мою седую голову! Ты, гром,
В лепешку сплюсни выпуклость Вселенной
И в прах развей прообразы вещей
И семена людей неблагодарных! «…»
Вой, вихрь, вовсю! Жги, молния! Лей, ливень!
Вихрь, гром и ливень, вы не дочки мне,
Я вас не упрекаю в бессердечье
Я царств вам не дарил, не звал детьми,
Ничем не обязал. Так да свершится
Вся ваша злая воля надо мной
Я ваша жертва — бедный, старый, слабый…
Действие достигает кульминации, когда король Лир окончательно сходит с ума. Но и в сумасшедшем бреду он продолжает изрекать высокие истины и максимы, посрамляя беспомощность или беспринципность окружающих его людей:
Лир:
Король, и до конца ногтей — король!
Взгляну в упор, и подданный трепещет.
Дарую жизнь тебе. — Что ты свершил?
Прелюбодейство? Это не проступок,
За это не казнят. Ты не умрешь.
Повинны в том же мошки и пичужки. «…»
Рожайте сыновей. Нужны солдаты —
Вот дама. Взглянешь — добродетель, лед,
Сказать двусмысленности не позволит.
И так все женщины наперечет
Наполовину — как бы божьи твари,
Наполовину же — потомки ада,
Кентавры, серный пламень преисподней,
Ожоги, немощь, пагуба, конец!
Безумие короля — следствие моральной деградации окружавших его людей. Смерть короля — закономерный итог разыгравшейся вокруг него кровавой вакханалии. Трагедия в целом — нравственный урок прошлому, настоящему и будущему. Древние учили: чем трагичнее действие на сцене или в тексте литературного произведения, тем сильнее просветляет и возвышает оно человеческую душу. Аристотель назвал такой феномен — катарсис (очищение).
