— Что это с тобой? — поинтересовался Армитидж, когда официант усаживал гостей за его столик. Самый маленький и самый дорогой из ресторанов, плававших в небольшом, соседствовавшем с «Интерконтиненталем» озере, назывался в действительности не «Двадцатый век», а «Вингтим Сикль» — то же самое, но по–французски.

Кейса бил озноб. Про отходняк Брюс скромно умолчал. Попытка взять стакан воды со льдом окончилась позорной неудачей, руки не слушались.

— Съел, может, чего–то не то.

— Проверься у врача, — сказал Армитидж.

— Да ну, ерунда, просто гистаминовая реакция, — испуганно соврал Кейс. — Со мной бывает, когда путешествую — то одно съешь, то другое.

Армитидж был одет в темный костюм, слишком официальный для подобного места, и белую шелковую рубашку. На руке, державшей бокал с вином, скромно позвякивал золотой браслет.

— Я заказал для вас, — сказал он.

Молли и Армитидж молча ели, Кейс же ограничился тем, что раскромсал свой бифштекс на кусочки, трясущимися руками погонял эти кусочки по тарелке, вздохнул и оставил их лежать в густом, экзотическом (видимо) соусе.

— Ну ты вообще, — заметила Молли, когда ее собственная тарелка опустела. — Отдай уж тогда мне. Ты знаешь, сколько стоит это мясо? — Она взяла его тарелку. — Животное выращивается несколько лет, потом его убивают. Это тебе не какая–нибудь синтетика–гидропоника.

Она подцепила вилкой один из кусков и стала жевать.

— Не хочется мне что–то есть, — выдавил из себя Кейс. Его мозг словно поджарили, почище того бифштекса. Или нет, скорее уж бросили в горячий жир, да так там и оставили, затем жир охладился и застыл толстым слоем на усохших, съежившихся полушариях, ежесекундно простреливаемых зеленовато–пурпурными вспышками боли.

— Видок у тебя — полный абзац, — подбодрила его Молли.

Кейс попробовал вино. После бетафенэтиламина его вкус напоминал йод.

Свет в зале чуть потускнел.

— Le Restaurant Vingtie me Siecle, — раздался из ниоткуда голос с откровенным акцентом Муравейника, — с гордостью представляет вам голографическое кабаре мистера Питера Ривьеры.

Из–за столиков раздались редкие аплодисменты. Официант зажег свечу, поставил ее на их стол и начал убирать тарелки. Вскоре свечи замерцали на всех двенадцати столиках ресторана все бокалы были наполнены.

— Ну и что сейчас будет? — заинтересовался Кейс, но Армитидж не ответил.

Молли ковыряла пурпурным ногтем в зубах.

— Добрый вечер. — на небольшой эстраде в конце зала появился Ривьера.

Кейс заморгал глазами. Поглощенный своими страданиями, он не заметил эстраду. Даже не увидел, каким образом появился на ней Ривьера. Дальше было ещё хуже.

Сперва ему показалось, что Ривьеру освещает прожектор.

Но Ривьера фосфоресцировал. Сияние облегало его, как вторая кожа, освещало темные драпировки, висевшие за сценой. Этот тип излучал!

Ривьера улыбнулся. На нем был белый смокинг, черная гвоздика, вдетая в петлицу, переливалась холодными голубыми искрами. А когда он поднял, словно обнимая аудиторию, руки, ногти на его пальцах тоже вспыхнули. За стеной ресторана негромко плескалась вода.

— Сегодня вечером, — объявил, сияя миндалевидными глазами, Ривьера, — я бы хотел исполнить для вас расширенную программу. Моя новая работа.

На ладони правой руки, поднятой вверх, возник холодный кристалл света. Ривьера стряхнул его на пол. Из точки падения выпорхнул серый голубь, тут же исчезнувший в полумраке. Кто–то свистнул. Опять раздались аплодисменты.

— Моя работа называется «Кукла». — Ривьера опустил руки. — Я хочу посвятить сегодняшнюю премьеру леди 3–Джейн Мари–Франс Тессье–Эшпул.

Волна вежливых аплодисментов. Когда они стихли, Ривьера нашел глазами Молли и добавил:

— И еще одной даме.

Теперь электричество погасло полностью, несколько секунд зал освещался только неверным пламенем свечей. Ривьера опустил голову, его голографическая аура исчезла, но Кейс все еще различал стоящую на сцене фигуру.

Неяркие световые линии, вертикальные и горизонтальные, начали формировать вокруг сцены открытый световой куб. Чуть–чуть, на малую долю накала, загорелись ресторанные огни, они осветили сцену, заключенную в куб, словно созданный из затвердевшего лунного света. Опустив голову, закрыв глаза и вытянув напряженные руки вдоль тела, Ривьера дрожал, стараясь сосредоточиться. Неожиданно призрачный куб наполнился вещами, превратился в комнату — без четвертой стены, что позволяло публике наблюдать происходящее.

Ривьера чуть расслабился.

— Я всегда жил в этой комнате, — сказал он. — Не припомню, чтобы я жил в других.

Стены комнаты покрывала пожелтевшая от времени штукатурка. В комнате находились всего два предмета обстановки — простой деревянный стул и железная кровать, покрытая белой краской. Краска шелушилась и облезла, обнажая местами темное железо. На кровати лежал голый матрас. Грязный, выцветший, в коричневую полоску чехол. С потолка на черном витом шнуре свисала лампочка. Ривьера открыл глаза.

— И я всегда был здесь один.

Ривьера сел на стул и стал смотреть на кровать. Черный цветок, торчавший у него в петлице, все так же переливался голубыми искрами.

— Не помню, когда я впервые стал о ней мечтать, — сказал он, — но я точно помню, что вначале она была просто туманом, тенью.

На кровати что–то лежало. Кейс моргнул. Снова ничего.

— Я не мог удержать ее, удержать ее в своих мыслях. Но я хотел ее удержать, я хотел ее держать — и не только…

Голос долетал до каждого уголка притихшего ресторана с полной, почти нереальной отчетливостью. Где–то звякнул кусочек льда. Еще кто–то спросил что–то шепотом по–японски.

— Я подумал, что, если я смогу вообразить хотя бы малую ее часть, только малую часть, если я смогу представить себе эту часть идеально, во всех подробностях…

На матрасе ладонью вверх появилась бледная женская рука, точнее — кисть руки.

Ривьера наклонился, взял ее и начал нежно гладить. Пальцы пошевелились. Ривьера поднес кисть к губам и стал облизывать кончики пальцев. Ногти покрылись багровым лаком.

Кисть руки не выглядела отрубленной — гладкая без рубцов кожа плавно закруглялась на ее конце. Кейс вспомнил татуированный шмат искусственной плоти в витрине хирургического бутика на улице Нинсеи. Ривьера держал кисть у губ и вылизывал ладонь. Пальцы неуверенно ласкали ему лицо. Но теперь на кровати появилась и вторая кисть. Когда Ривьера потянулся за ней, то пальцы первой сомкнулись у него на запястье, браслет из плоти и костей.

Действие разворачивалось согласно внутренней сюрреалистической логике. Появились предплечья. Затем ступни. Ноги. Ноги были очень красивые. Голова Кейса раскалывалась от неземной пульсирующей боли. В горле пересохло. Он допил остатки вина.

Теперь Ривьера лежал в постели, голый. Его одежда оказалась частью проекции, но Кейс не мог вспомнить, когда она исчезла. Черный цветок лежал возле ножки кровати, по нему все так же перебегали искры. Затем ласки Ривьеры сформировали торс — безголовый, идеальных форм и блестевший тончайшим глянцем пота.

Тело Молли. Разинув рот. Кейс смотрел на происходящее. Но все же не совсем Молли, это была Молли, какой представлял ее себе Ривьера. Груди получились другие: соски больше и слишком темные. Ривьера и женский торс корчились на кровати и по ним ползали кисти рук с багровыми ногтями. Кровать вспенилась складками желтоватых прелых кружев, которые рассыпались от прикосновения. Вокруг Ривьеры, переплетенных конечностей и мелькающих, щипающих, ласкающих кистей, вздымались клубы пыли.

Кейс взглянул на Молли. Ее лицо оставалось спокойным, в зеркалах отражались мелькающие цветные блики проекции Ривьеры. С высоким бокалом в руке, подавшись вперед, Армитидж не отрывал глаз от сцены, от призрачно мерцающей комнаты.

Теперь конечности воссоединились с торсом; Ривьера содрогнулся. Появилась голова, и сотворение образа завершилось. Лицо Молли, идеально воспроизведенное, с ртутными лужицами на месте глаз.

Ривьера и призрачный манекен начали совокупляться с удвоенной энергией. Затем мыслекопия Молли медленно вытянула руку и выбросила из–под багровых ногтей пять лезвий. Плавным, как во сне, движением она вспорола обнаженную спину Ривьеры. Кейс увидел ребристый столб обнажившегося позвоночника и тут же выскочил, путаясь в собственных ногах, из ресторана.

Он перегнулся через розового дерева перила и смачно проблевался в тихие воды озера. Тиски, сдавливавшие голову, ослабли. Кейс опустился на колени, прижался щекой к прохладному дереву и стал смотреть через озеро на яркое трепещущее сияние Рю Жюль Верн.

Он видел такие штуки и прежде, еще в Муравейнике, подростком, тогда это называлось «думать въявь». Кейс вспомнил, как тощие пуэрториканцы надумывали реальность под уличными фонарями Ист–Сайда, как надуманные ими девушки вздрагивали и кружились под ритмы сальсы, а случайные зрители хлопали в такт музыке. Но тогда для этого нужен был целый грузовик аппаратуры и неуклюжий шлем с тродами.

А то, что воображал Ривьера, было неотличимо от реальности. Кейс покачал раскалывающейся от боли головой и сплюнул в воду.

Он легко вообразил окончание представления. Обращенная симметрия: Ривьера собирает девушку своей мечты, девушка разрезает его на куски. Теми самыми руками, с которых все началось. И кровь заливает ветхое кружево.

Из ресторана донеслись аплодисменты и восторженные возгласы. Кейс поднялся с колен, поправил одежду и вернулся в «Вингтим Сикль».

Молли за столиком не было. Сцена опустела. Армитидж сидел в полном одиночестве и смотрел на эстраду, его пальцы крутили тонкую ножку бокала.

— Где она? — спросил Кейс.

— Ушла, — ответил Армитидж.

— Вместе с ним?

— Нет.

Послышался мягкий звон. Армитидж посмотрел на бокал. В его руке осталась стеклянная плошка с красным вином. Сломанная ножка напоминала сосульку. Кейс отобрал у Армитиджа стекляшку и поставил ее в стакан с водой.

— Куда она пошла?

Свет зажегся в полную силу. Кейс посмотрел в тусклые голубые глаза. Нуль реакции.

— Она пошла готовиться к работе. Ты ее больше не увидишь. Вы встретитесь только во время рейда.

— Зачем Ривьера так с ней поступил?

Армитидж встал, поправил лацканы пиджака.

— Иди поспи, Кейс.

— Рейд завтра?

Армитидж одарил его обычной ничего не выражающей улыбкой и пошел к выходу.

Кейс потер лоб и огляделся.

Посетители поднимались из–за столиков, женщины улыбались шуткам мужчин. Он впервые заметил балкон, где в интимном полумраке все еще мерцали свечи. Оттуда доносились голоса, негромкий звон посуды. На потолке плясали тени.

Неожиданно, как проекция Ривьеры, появилось девичье лицо, маленькие руки лежали на полированных перилах, тело подалось вперед, темные, как показалось Кейсу, восторженные глаза глядели вдаль. На сцену. Лицо поразительное, хотя и некрасивое. Треугольное, с высокими хрупкими скулами, широкий, резко очерченный рот странным образом уравновешен тонким птичьим носом с раздувающимися ноздрями. И снова девушка исчезла среди приглушенного света и пляски свечей.

Выйдя из ресторана, Кейс заметил двух юных французов и их подружку, они ждали лодку к дальнему берегу, к ближайшему казино.

В номере стояла тишина, а гладкий матрас напоминал морской берег во время отлива.

Вторая сумка исчезла. Кейс поискал записку. Ничего. Через несколько секунд черного отчаяния Кейс осознал, что стоит у окна и смотрит на улицу. Дезидерата, дорогие магазины: «Гуччи», «Цуяко», «Гермес», «Либерти».

Кейс покачал головой и подошел к коммуникационной панели, так до сих пор им и не осмотренной. Он выключи голограмму и вместо нее увидел кондоминиум, спускавшийся уступами по далекому склону.

Кейс взял телефон и вынес его на балкон.

— Дайте мне номер буксировщика «Маркус Гарвей». Он приписан к кластеру Сион.

Электронный голос назвал номер из десяти цифр.

— Сэр, — добавил автоответчик, — данное судно зарегистрировано в Панаме.

Мэлком ответил после пятого гудка:

— Да?

— Это Кейс. У тебя есть модем, Мэлком?

— Да. В навигационном комплексе, ты ж знаешь.

— Ты можешь его снять? Подсоедини его к «Хосаке». Затем включи деку. Это такая панель с выступами.

— Как ты там, брат?

— Ничего, мне нужна помощь.

— Сейчас, брат. Я уже снимаю модем.

Некоторое время из трубки слышался только слабый треск помех, Мэлком подсоединял модем к телефонной сети.

— Установи лед, — приказал Кейс «Хосаке», услышав характерный писк.

— Вы говорите из очень плохого, сильнопрослушиваемого места, — чопорно сообщил компьютер.

— А в рот я их всех имел, — сказал Кейс. — К черту лед. Никакого льда. Вызови конструкт. Дикси?

— Привет, Кейс.

Сейчас Флэтлайн говорил через звуковой чип «Хосаки», а потому характерные интонации его голоса терялись полностью.

— Дикси, ты должен прорубиться сюда и кое–что для меня сделать. Можешь особо не стесняться. Молли где–то здесь, и я хочу знать, где именно. Я в номере 335W в «Интерконтинентале». Она была зарегистрирована здесь же, но я не знаю, под каким именем. Пляши от этого номера и проверь файл регистрации постояльцев.

— Сию секунду, — ответил Флэтлайн.

Кейс услышал белый шум, верный признак вторжения. И улыбнулся.

— Готово. Роза Колодны. Выписалась. Нужно еще несколько минут, чтобы расковырять их охранную сеть поглубже и узнать, куда она переехала.

— Действуй.

От усилий конструкта телефон завывал и щелкал. Кейс отнес его обратно в комнату и положил трубку наушником и микрофоном вверх на кровать. Сходил в ванную и почистил зубы. А когда вернулся в комнату, там сам собой включился монитор аудиовизуальной системы «Браун». Миниатюрная японка, какая–то поп–звезда, возлежит на поблескивающих металлом подушках. Невидимый интервьюер задал по–немецки вопрос. С чего эта хрень включилась? По экрану побежали голубые полосы.

— У тебя что, Кейс, и вправду крыша едет?

Голос неторопливый, знакомый.

На стеклянной стене балкона снова появилось изображение улицы Дезидераты, затем оно дернулось, поплыло — и вот он, пустой интерьер «Жарр де Тэ» в Тибе, красный неон множится в исцарапанной бесконечности зеркальных стен.

Он, конечно же, Лонни Зоун — длинный и кадаврообразный; во всех движениях — плавная грация застарелого кокаиниста. Держа руки в карманах серых слаксов, он остановился среди квадратных столиков.

— Да, приятель, видок у тебя, мягко говоря, задумчивый.

Голос из брауновских динамиков.

— Уинтермьют, — сказал Кейс.

Сутенер безразлично пожал плечами и улыбнулся.

— Где Молли?

— Да какая там, к дьяволу, Молли! Ты же гробишь сегодняшнюю операцию. Флэтлайн устроил шухер на весь Фрисайд. Вот уж не думал, что ты отколешь такой номер. В прямом противоречии с профилем.

— Так скажи мне, где она, и я отзову Флэтлайна.

Зоун покачал головой.

— Ты плохо следишь за своими женщинами, Кейс. Теряешь их одну за другой, тем или иным способом.

— Операция, говоришь? — нехорошо усмехнулся Кейс. — Я тебе такую операцию устрою — на всю жизнь запомнишь.

— Да нет. Не такой ты человек. Я знаю. Хочешь, Кейс, я что–то тебе скажу? Я вот тут сообразил, что ты уже сообразил, что это я посоветовал Дину шлепнуть твою бабенку в Тибе.

— Нет, — вздрогнул Кейс, делая невольный шаг к окну.

— Так вот, ничего я не советовал. Хотя чего ты, собственно, так всполошился? Неужели это так важно для мистера Кейса? Не дури сам себя. Я же знаю твою Линду. Я знаю всех Линд на свете. Я сталкиваюсь с этими Линдами по сто раз на дню, по роду моей деятельности. Знаешь, почему она решила тебя кинуть? Любовь. Ты перестал ее замечать. Любовь. Хочешь, поговорим о любви? Она тебя любила. Я знаю. Кем бы она ни была, она тебя любила. А ты не мог понять. Теперь ее нет.

Кулак Кейса скользнул по стеклу.

— Побереги пальчики. Скоро тебе стучать по деке.

Зоун исчез, и вместо него появился ночной Фрисайд и огни кондоминиумов. «Браун» замолчал.

Телефон звонил не переставая.

— Кейс. — Флэтлайн, кто же еще. — Ты что там, оглох? Кое–что узнал, но не много. — Конструкт продиктовал адрес. — Ночной клуб, но только слишком уж у них хитрый лед. Вот, собственно, и все, что я смог узнать, не оставляя визитной карточки.

— Ладно, — ответил Кейс. — Передай Хосаке, пусть Мэлком отсоединяет модем. Спасибо, Дикси.

— Рад стараться.

Кейс сидел на кровати, сидел очень долго и упивался новым чувством.

Яростью.

— Привет, Люпус. Слышь, Кэт, тут Люпус пришел. — Голый, с расширенными зрачками, Брюс стоял в дверях, с него капала вода, — Только мы тут душ принимаем. Подождешь. А может, примешь душ?

— Нет. Спасибо. Мне нужна помощь. — Кейс оттолкнул руку Брюса и вошел в комнату.

— Подожди, друг, мы же…

— Вы мне поможете. И очень рады меня видеть. Ведь мы — друзья? Верно?

Брюс растерянно моргал:

— Конечно.

Кейс прочитал адрес, который ему дал Флэтлайн.

— Я знала, что он гангстер, — весело закричала Кэт из душа.

— У меня есть «хонда» с коляской, — сказал Брюс и безмятежно ухмыльнулся.

— Поехали, — скомандовал Кейс.

— На этом уровне одни кабинеты, — сказал Брюс, когда Кейс в восьмой раз повторил ему адрес. Он опять вскарабкался на сиденье «хонды». Красное фиберглассовое шасси закачалось на хромированных рессорах, и из выхлопа водородных батарей закапал конденсат.

— Ты надолго?

— Не знаю. Но обязательно подожди.

— Ладно, мы, подождем. — Брюс поскреб обнаженную грудь. — Последние цифры — это точно клетушка. Номер сорок три.

— А ты условился о визите? — перегнулась через плечо Брюса Кэт. Волосы ее уже высохли.

— Вообще–то, нет, — ответил Кейс. — А это имеет значение?

— Отправляйся на нижний этаж и найди кабинет своей подружки. Если тебя пустят — прекрасно. А если нет…

Девушка пожала плечами.

Кейс повернулся и пошел вниз по железной винтовой лестнице. Через шесть витков он достиг ночного клуба. Он остановился, зажег «ихэюань» и осмотрел столики. Внезапно Кейс понял, что такое Фрисайд. Бизнес. Он буквально слышал в воздухе деловое, трудолюбивое гудение. Здесь было подлинное лицо Фрисайда. Не блестящие фасады Рю Жюль Верн, а такие вот ночные клубы. Коммерция. Смешанная толпа состояла наполовину из туристов с Земли, наполовину из жителей орбитального архипелага.

— Вниз, — обратился Кейс к проходившему официанту, демонстрируя фрисайдский кредитный чип, — мне нужно вниз. — Официант указал на задние комнаты клуба.

Проходя мимо столиков, Кейс слышал обрывки разговоров на шести европейских языках.

— Мне нужен кабинет, — обратился он к девушке, которая сидела, с терминалом на коленях, за низеньким столиком. — В нижнем уровне. — Он вручил ей свой кредитный чип.

— Предпочитаемый пол? — Девушка провела его чипом по стеклянному окошку терминала.

— Женский, — машинально ответил Кейс.

— Номер тридцать пять. Появятся претензии — звоните. Если желаете, можете вначале посмотреть выставку наших особых услуг. — Девушка улыбнулась. Вернула ему чип.

За ее спиной открылись двери лифта.

Огни коридора светились голубым.

Кейс вышел из лифта и пошел наугад. Пронумерованные двери. Тишина, как в дорогой больнице.

Он нашел свой кабинет. А ведь нужно было искать Молли; Кейс, не совсем понимая, для чего он это делает, приложил чип к темному сенсору, вмонтированному под табличкой с номером.

Щелкнули магнитные запоры. Звук напомнил ему «Дешевый отель».

Лежавшая на кровати девушка села и сказала что–то по–немецки.

Спокойные немигающие глаза. С этой все ясно, на автопилоте. Нервная система отключена. Кейс попятился и закрыл дверь.

Дверь с номером сорок три не отличалась от остальных. Кейс остановился. Тишина в коридоре говорила о звуконепроницаемости стен. Пытаться открыть дверь чипом бесполезно. Кейс постучал костяшками пальцев по покрытому эмалью металлу. Никакого результата. Казалось, дверь поглощала звук.

Он приложил чип к черной пластинке.

Запоры щелкнули.

Похоже, она ударила еще до того, как полностью открылась дверь. Кейс стоял на коленях, спиной к стальной двери, и лезвия больших пальцев девушки дрожали в нескольких сантиметрах от его глаз…

— Господи Иисусе… — Молли отвесила ему болезненную оплеуху и выпрямилась. — Это ж надо быть таким идиотом. За каким хреном ты сюда полез? И как ты открыл замок? Кейс? Да ты как, в порядке?

Молли снова наклонилась.

— Кредитным чипом, — силясь вздохнуть, прохрипел Кейс. Боль шла откуда–то из нижней части груди. Молли помогла ему встать и затолкнула в кабинет.

— Ты что, подкупил там этих, наверху?

Кейс покачал головой и рухнул поперек кровати.

— Вдохни. Считай. Один, два, три, четыре. Задержи дыхание. Теперь выдохни. Опять считай.

Кейс схватился за живот.

— Ты ударила меня ногой в живот, — выдавил он.

— Скажи спасибо, что в живот, а не пониже. Сейчас я не нуждаюсь в обществе. Я медитирую, ясно? — Молли присела рядом. — И получаю инструкции. — Она указала на небольшой монитор, встроенный в стену напротив кровати. — Уинтермьют рассказывает мне о «Блуждающем огоньке».

— А где живая кукла?

— Здесь нет. В чем и состоит самое дорогое спецобслуживание.

Молли поднялась. На ней были кожаные джинсы и свободная темная рубаха.

— Работаем завтра, так сказал Уинтермьют.

— Что произошло в ресторане? Почему ты убежала?

— Если бы я осталась, то могла бы замочить Ривьеру.

— За что?

— За то, что он сделал со мной. За это шоу.

— Не понимаю.

— Это стоит дорого, — сказала девушка и вытянула правую руку, как будто держала невидимый плод. Пять лезвий выскользнули из–под ногтей и снова спрятались. — Дорого поехать в Тибу, дорого сделать операцию, дорого платить за перестройку нервной системы — чтобы получить рефлексы, соответствующие такому оборудованию… Знаешь, где я зарабатывала на все это деньги? Здесь. Не прямо здесь, но в похожем месте в Муравейнике. Сперва кажется, что все это ерунда, ведь тебе вставляют блокирующий психику чип, и деньги достаются вроде как ни за что. Ну, болит там утром в каком–нибудь месте, но что поделаешь. Ты же сдаешь тело напрокат. Когда все происходит, тебя как будто бы и нет при этом. В заведении есть программы, которые обеспечат исполнение любых желаний клиента… — Молли хрустнула костяшками пальцев. — Все шло прекрасно, Я зарабатывала свои деньги. Но потом выяснилось, что блокировка и управляющие цепи, установленные мне в Тибе, несовместимы. Я могла вспомнить, чем занималась в рабочее время… Но это были просто дурные сны — да не всегда, кстати, и дурные. — Молли улыбнулась. — Затем все пошло как–то странно. — Она выудила из его кармана сигареты и закурила. — Хозяева узнали, на что я трачу деньги. Мне уже вставили лезвия, но тонкая нейрохирургия требовала еще три операции. Бросить работу я не могла. — Она затянулась, выпустила тонкую струю дыма и нанизала на нее три идеальных кольца. — Как потом выяснилось, ублюдок, который содержал бордель, заказал ради такого случая специальную программу. Берлин — самое блядское место, огромный базар, где можно найти любую, самую подлую штуку. Я так и не узнала, кто написал программу, которая мной управляла, но она основывалась на классике.

— Они знали, что ты понимаешь происходящее? Что во время работы ты сохраняешь сознание?

— Ничего я не сохраняла. Это вроде как киберпространство, только пустое. Серебристое. И запах дождя… А собственный оргазм похож на вспышку новой звезды на самом краю пространства. Но я начала припоминать. Я словно вспоминала сны. А они мне ничего не сказали. Просто подключили меня к программе и начали сдавать за особую плату.

Ее голос звучал как бы издалека.

— Я знала, но предпочитала помалкивать. А то где бы я взяла деньги? Сны становились все страшней и страшней, и я бы успокоила себя тем, что, по крайней мере, некоторые из них действительно были просто снами, но только вот к тому времени мне стало уже известно, что босс набрал кучу клиентов, пользовавшихся исключительно моими услугами. Для Молли, говорил он, мне ничего не жалко, и подкидывал мне какие–то сраные гроши. — Она покачала головой. — Этот говнюк заряжал клиентам в восемь раз больше, чем платил мне, и думал, что я этого не знаю.

— А за что он заряжал такие деньги?

— За плохие сны. Настоящие. Однажды… однажды ночью, я как раз только что вернулась из Тибы… — Молли бросила сигарету, раздавила ее каблуком и откинулась на стену. — В тот раз хирурги копались где–то особенно глубоко. Очень хитрая операция. Думаю, они задели чип блокировки. Я очнулась. Я находилась, как обычно, с клиентом… — Пальцы Молли глубоко вдавились в матрас. — Сенатор. Я хорошо знала его жирную морду. Нас обоих заливала кровь. Мы были не одни. Она была совершенно… — Молли изо всех сил вцепилась в темперлон, — …мертвая. А жирный хрен все время повторял: «Что такое? Что случилось?». Потому, что мы еще не закончили.

Молли начало трясти.

— Ну и тогда сенатор получил все, чего ему хотелось — в моем понимании.

Дрожь унялась. Молли отпустила матрас и провела пальцами по темным волосам.

— Дом прервал контракт и выпустил на охоту киллеров; пришлось даже прятаться.

Кейс не произнес ни слова.

— Так что Ривьера попал в самое больное место, — подытожила Молли. — Думаю, Уинтермьют хочет, чтобы я как следует возненавидела Ривьеру, психанула и бросилась следом за ним на эту самую виллу.

— Следом за ним?

— Он уже там. По приглашению леди 3–Джейн, не зря же он устроил всю эту хрень с посвящением. Она ведь тоже смотрела шоу, только из отдельного кабинета.

Кейс вспомнил мелькнувшее на мгновение лицо.

— Ты убьешь его?

— Да, он умрет. — От улыбки Молли веяло могильным холодом. — И скоро.

— У меня тоже был посетитель. — Спотыкаясь и запинаясь, Кейс пересказал свою беседу с призраком Зоуна; труднее всего ему дался эпизод, связанный с Линдой.

— Понятно, — кивнула Молли. — Он, похоже, хочет, чтобы ты тоже кого–нибудь возненавидел.

— Похоже, он своего добился.

— Похоже, ты, Кейс, ненавидишь себя самого.

— Ну и как, — обернулся Брюс к взбирающемуся на сиденье «хонды» Кейсу.

— Попробуй — узнаешь, — пожал плечами Кейс.

— Никогда бы не поверила, что такой крутой парень ходит к «куклам», — с какой–то даже обидой заметила Кэт, приклеивая к запястью свежий дерм.

— Теперь домой? — спросил Брюс.

— Да. Высади меня на Жюля Верна где–нибудь возле баров.