Во время прохождения таможенных формальностей Кейс по–прежнему пребывал в оцепенении, и всеми разговорами занималась Молли. Мэлком остался на борту «Гарвея». Собственно говоря, таможня Фрисайда интересовалась только кредитоспособностью гостей. Первым впечатлением Кейса на внутренней поверхности веретена была вывеска франчайзного филиала фирменной кофейни «Прекрасная девушка».

— Добро пожаловать на Рю Жюль Верн, — сказала Молли. — Если тебе будет трудно ходить — смотри под ноги. Здешняя перспектива очень обманчива, без привычки трудно.

Они стояли посреди широкой улицы, казавшейся дном глубокого каньона со склонами из бесчисленных зданий и магазинов. Свет просачивался сквозь пыльную зелень, растущую на балконах и террасах. А что касается солнца…

Высоко над ними посреди каннской голубизны искусственного неба сверкало очень яркое белое пятно. Кейс знал, что солнечный свет накачивается сюда снаружи при помощи системы Ладо–Ачесон, чей двухмиллиметровой толщины излучатель тянется вдоль всей оси веретена, что та же самая аппаратура генерирует, по периодической программе, «погодные» и суточные изменения неба и что если небо выключить, то над головой будут видны контуры озер, крыши казино, другие улицы…

Знал, но тело этого не понимало.

— Мамочки мои, — вздохнул Кейс, — да это еще хуже, чем СКА.

— Привыкай. Я проработала здесь месяц, телохранителем у одного игрока.

— Полежать бы.

— Ладно. Ключи у меня есть. Слушай… — Молли тронула его за плечо. — А что это с тобой было? Ты же отрубился до нуля.

Кейс покачал головой:

— Еще не знаю. Нужно разобраться.

— Ладно. Давай возьмем такси.

Молли взяла его за руку и повела вдоль Рю Жюль Верн, мимо витрины с наимоднейшими парижскими мехами.

— Все какое–то ненастоящее, — сказал Кейс, снова взглянув вверх.

— С чего это ты? — удивилась Молли, отнеся его слова на счет меха. — Выращено на коллагеновой основе, но ДНК самая настоящая, от норки. А какая тогда разница?

— Фрисайд — всего лишь большая труба, сквозь которую текут вещи и люди, — сказала Молли. — Туристы, мошенники, кто угодно. Здесь они попадают на этакое сито, которое тщательнейшим образом отделяет их от денег, деньги остаются здесь, а людей скидывают назад, на дно гравитационного колодца.

Армитидж заказал им номер в наклонном стеклянном утесе гостиницы «Интерконтиненталь», у подножия которого висела холодная водяная пыль и слышалось журчание бегущих струй. Кейс вышел на балкон и стал смотреть, как трое загорелых тинейджеров, перекликающихся по–французски, снуют в нескольких метрах от воды на дельтапланах; нейлоновые треугольники сверкали яркими основными цветами. Одна из девочек заложила вираж, и Кейс заметил коротко стриженные темные волосы, коричневые грудки и белые зубы, обнаженные в широкой улыбке. Воздух пах проточной водой и цветами.

— Да–а, — протянул Кейс, — большие деньги.

— Да — кивнула присоединившаяся к нему Молли. — Мы хотели сюда съездить. Сюда или в Европу.

— Кто это мы?

— Никто. — Она непроизвольно передернула плечами. — Ты сказал, что хочешь лечь. Поспать. Я тоже хочу спать.

— Да, — сказал Кейс и потер скулы ладонями. — Да. Местечко — будь здоров.

Стараниями системы Ладо–Ачесон небо зажглось неким подобием бермудского заката, исполосованного клочьями облаков.

— Да, — повторил он. — Надо поспать.

Забыться долго не удавалось. А когда наконец удалось, стали сниться какие–то причесанные и отредактированные эпизоды прошлых событий. Он несколько раз просыпался, смотрел на свернувшуюся калачиком Молли, слушал журчание воды, голоса, доносившиеся через открытую балконную дверь, женский смех из ступенчатого кондоминиума напротив. Раз за разом, подобно плохой карте, возвращалось видение смерти Дина, хотя Кейс и повторял себе, что никакого Дина там не было. Да и вообще ничего не было. Кейс где–то услышал, что количество крови у среднего человека примерно равно ящику пива.

Всякий раз, когда разбитая голова Дина ударялась о дальнюю стенку кабинета, Кейс ощущал присутствие какой–то другой мысли, смутной и темной, ускользавшей, как рыбка из пальцев.

Линда.

Дин. Кровь на стене кабинета.

Линда. Запах паленого мяса во мраке купола. Молли, протягивающая мешочек имбиря, забрызганный кровью. Это Дин приказал ее убить.

Уинтермьют. Кейс представил себе, как маленький компьютер шепчет текущие подобно ручью слова человеческой развалюхе по имени Корто, и в некой затемненной больничной палате постепенно формируется примитивная псевдоличность, получившая затем название Армитидж… Псевдо–Дин говорил, что работает с тем, что есть, использует реальные ситуации.

Но что, если Дин, настоящий Дин, приказал убить Линду по приказанию Уинтермьюта? Кейс нащупал в темноте сигарету и зажигалку. Закуривая, он убеждал себя, что нет никаких оснований подозревать Дина. Ровно никаких.

Уинтермьют способен создать нечто вроде личности. Насколько тонкие формы может принимать его манипулирование людьми? После третьей затяжки Кейс раздавил сигарету в пепельнице, отвернулся от Молли и попытался уснуть.

Монотонно, как неотредактированная симстим–запись, перед глазами разворачивались воспоминания. Пятнадцатилетним подростком он прожил целый месяц с девушкой по имени Марлен в номере на пятом этаже гостиницы, за которую платил раз в неделю. Лифт там уже лет десять не работал. А когда ночью в крохотной кухне включался свет, было видно, как по серому фаянсу засоренной раковины тучей ползают тараканы. Они с Марлен спали на полосатом матрасе без простыней.

Первую осу, которая начала строить свой серый бумажный домик на оконной раме со вздувшейся краской, Кейс не заметил, но вскоре гнездо разрослось до размеров кулака, насекомые летали в переулок на охоту и, подобно миниатюрным вертолетам, гудели над гниющим содержимым мусорных баков.

В тот день, когда оса ужалила Марлен, они уже выпили по дюжине пива.

— Убей этих блядей, сожги их! — Ее лицо одурело от ярости и жары. Пьяный Кейс достал из вонючего шкафа «дракона» Ролло. Кейс подозревал, что Марлен продолжала встречаться с этим самым Ролло, своим предыдущим дружком — огромным велогонщиком из Фриско, темный ежик волос которого украшала обесцвеченная перекисью молния. «Драконом» называли огнемет, похожий на большой электрический фонарик. Кейс проверил батарейки, горючее и подошел к открытому окну. Гнездо встревоженно загудело.

Воздух был мертвенный, неподвижный. Из гнезда вылетела оса и закружилась вокруг головы Кейса. Кейс включил зажигание, сосчитал до трех и нажал на спуск. Под давлением в семь атмосфер мимо раскаленной добела спирали ударила струя горючего. Пятиметровый язык почти бесцветного пламени ударил в гнездо. Оно обуглилось и полетело вниз. В доме напротив кто–то зааплодировал.

— Говнюк! — едва держась на ногах, зашипела Марлен. — Придурок! Ты не сжег их, а только сбросил вниз. Они вернутся и убьют нас.

Голос девчонки действовал на нервы, Кейс представил себе, что она горит, в обесцвеченных волосах трещит ярко–зеленое пламя.

Выйдя на улицу с «драконом» в руке, Кейс подошел к почерневшему гнезду. От удара об землю оно развалилось. Обожженные осы копошились на асфальте.

Кейс увидел то, что скрывала серая бумажная скорлупа.

Ужас! Перед ним предстали все стадии фабрики рождения: ступенчатые клетушки, заполненные яйцами, беспрестанно жующие челюсти слепых личинок, словом, постепенный переход от яйца к личинке, к куколке, к взрослой осе. В воображении предстал своего рода биологический пулемет, чудовищный в своем совершенстве. Чужой, нечеловеческий. Забыв включить зажигание, Кейс нажал на спуск. В самую гущу ползающей у его ног жизни ударила струя горючего.

В конце концов Кейс вспомнил о зажигании, гнездо громко взорвалось, опалив ему бровь. С пятого этажа донесся громкий хохот Марлен.

Он проснулся с ощущением исчезающего света, но в комнате стоял полный мрак. Послеобразы, вспышки на сетчатке. Небо за окном начинало светлеть. Голосов снизу не доносилось, только шум бегущей воды.

Во сне, перед тем, как облить гнездо топливом, Кейс заметил на нем аккуратно выгравированные буквы «Т–Э» — фирменный знак Тессье–Эшпулов.

Молли заставила Кейса покраситься, утверждая, что его муравьиная бледность слишком бросается в глаза.

— Господи, — простонал он, глядя на свое голое отражение, — и ты считаешь, что это выглядит натурально?

Стоя на коленях, Молли натирала его левую лодыжку содержимым последнего тюбика.

— Нет, но теперь ты похож на человека, который покрасился и, значит, не плюет на свою внешность. Все. На ступню не хватило.

Она встала с колен и швырнула тюбик в большую, ручного плетения, корзину. Ничто в номере не было сделано фабричным способом или из синтетических материалов. Все очень дорогое — и все в самом дурном, на взгляд Кейса, вкусе. На огромной кровати — темперлон, тонированный под цвет песка. Уйма светлого дерева и тканей ручной выделки.

— Ну, а ты сама, — спросил Кейс, — ты–то будешь краситься? Тоже ведь не выглядишь особо загорелой.

Молли щеголяла свободным костюмом из черного шелка и черными сандалиями.

— Я — экзотическая особа. У меня есть даже большая соломенная шляпа. А ты — дешевый жулик, только и ищущий, где бы чего урвать, так что этот «мгновенный загар» как раз для тебя.

Кейс угрюмо уставился на свою бледную ступню, а затем оглядел себя в зеркале.

— Кошмар. Ты не возражаешь, если я оденусь? — Он подошел к кровати и стал натягивать джинсы, — Как спалось? Вспышек света не замечала?

— Ты метался во сне, — сказала Молли.

Они позавтракали на крыше гостиницы, которая представляла собой нечто вроде луга, утыканного полосатыми зонтиками и не совсем, на взгляд Кейса, натуральным количеством деревьев. Он рассказал Молли о своей попытке прощупать бернский ИскИн. Вопрос о посторонних ушах стал теперь чисто академическим. Если Армитидж и подслушивает, то уж прямо через Уинтермьюта.

— И очень реально? — Молли жевала круассан с сыром. — Вроде симстима?

Кейс кивнул.

— Реальное как все вот это, — добавил он, оглядываясь по сторонам. — А может — еще реальнее.

Усилиями генной инженерии и химических воздействий окружающие деревья были низкорослыми, узловатыми и невероятно старыми на вид. Кейс вряд ли сумел бы отличить сосну от дуба, но здоровый вкус уличного мальчишки подсказывал ему, что эти деревья смотрелись слишком приятно, слишком законченно и слишком деревоподобно. Между деревьям на чрезмерно живописных холмах с сочной зеленой травой стояли пестрые зонтики, укрывавшие постояльцев отеля от резкого сияния ладо–ачесоновского солнца. Из–за соседнего столика послышалась французская речь — ну да, конечно, та самая золотая молодежь, которая крутилась вчера над рекой. Кейс заметил неравномерность загара, которая получалась локальным повышением содержания меланина в коже: многочисленные тени образовывали линейные узоры, подчеркивали рельеф мускулатуры; глаз зацепился за маленькие крепкие бугорки на груди девочки, за руку одного из мальчиков, лежащую на белой эмали столика. Кейсу они представлялись живыми гоночными машинами, не хватало только наклеек с рекламой их парикмахеров, сделавших им прически, модельеров, сконструировавших им белые парусиновые брюки, сапожников, сшивших им кожаные сандалии, ювелиров, создавших простые и строгие украшения. Следующий столик занимали три японки в грубых кимоно, ожидающие своих мужей–сарарименов; овальные лица женщин покрывали искусственные синяки — стиль очень консервативный, в Тибе такое и не встретишь.

— Что это тут за вонь? — спросил он у Молли, сморщив нос.

— Трава. Так всегда пахнет после стрижки газона.

Армитидж и Ривьера пришли, когда Кейс с Молли допивали кофе. Они странным образом напоминали конвоира и конвоируемого им преступника — отставной полковник в строгом, защитного, цвета костюме и иллюзионист, в дорогой, но удивительно похожей на тюремную робу блузе из серого, с легкой рябинкой, льняного полотна.

— Молли, лапочка, — заговорил Ривьера, не успев даже сесть, — выдай мне еще одну порцию. Я уже по нулям.

— А если я вдруг откажусь? — одними губами улыбнулась девушка.

— Не откажешься, — сказал Ривьера, стрельнув глазами в сторону Армитиджа.

— Дай ему, — кивнул Армитидж.

— Это сколько ж ты в себя вгоняешь? — Молли выудила из кармана плоский, завернутый в фольгу пакет и бросила через стол. Ривьера поймал его на лету. Молли взглянула на Армитиджа.

— Он угробит себя.

— Сегодня у меня пробное выступление, — примирительно заявил Ривьера. — Я должен быть в лучшей форме.

Он взял пакет в сложенные чашечкой ладони и улыбнулся. Из пакета вылетел, чтобы тут же раствориться в воздухе рой крошечных блестящих насекомых. Ривьера опустил пакет в карман рябой блузы.

— У тебя, Кейс, сегодня тоже репетиция, — сказал Армитидж. — На буксировщике. Сходишь в магазин космического снаряжения, подберешь себе скафандр, проверишь его и вернешься на корабль. Три часа на все.

— А как это вышло, что мы тащились сюда в ржавой ассенизационной бочке, а вы, любящая парочка, раскатывали в Джей–эй–эловском такси? — поинтересовался Кейс, стараясь не встречаться взглядом с Армитиджем.

— Так посоветовали сиониты. Неплохое будет прикрытие, когда приступим к делу. У меня тут есть большой корабль, но стоящий про запас буксировщик — самое то.

— А как насчет меня? — поинтересовалась Молли. — Есть какие–нибудь задания?

— Я хочу, чтобы ты прогулялась на дальний конец веретена и поработала в невесомости. Вполне возможно, что завтра тебе придется пройтись в противоположную сторону.

«Блуждающий огонек», подумал Кейс.

— Когда? — спросил он, глядя в бесцветные глаза.

— Скоро, — сказал Армитидж. — Шевелись, Кейс.

— Быстро привыкаешь брат, — похвалил Мэлком, вытряхивая Кейса из красного скафандра фирмы «Саньо». — И Аэрол говорит, ты быстро привыкаешь.

Аэрол ждал у одной из пристаней для спортивных судов, у самого конца веретена, где отсутствовало тяготение. Сначала Кейс опустился на лифте до самой оболочки, а затем поехал на миниатюрном индукционном поезде. По мере сужения веретена тяготение уменьшалось; где–то здесь, решил он, лазает по горам Молли, располагаются велосипедный трек и стартовое оборудование дельтапланов и авиеток.

Аэрол доставил его на борт «Маркуса Гарвея» в скелетном скутере с химическим двигателем.

— Два часа назад, — сообщил Мэлком, — очень вежливый японец на яхте, очень красивой яхте, привез для тебя товары из Вавилона.

Освободившись от скафандра, Кейс осторожно, боясь сделать неловкое движение, подтянулся к «Хосаке» и кое–как привязался к страховочной сетке.

— Ну что ж, — сказал он, — давай посмотрим.

Мэлком достал белую пенопластовую коробочку размером чуть меньше головы Кейса, выудил из кармана потертых шорт пружинный нож с перламутровой рукояткой, привязанный для верности на зеленый нейлоновый поводок, аккуратно разрезал упаковку и протянул Кейсу прямоугольный предмет:

— Это что, брат, часть какой–нибудь пушки?

— Нет, — ответил Кейс, разглядывая предмет, — Но все равно это оружие. Вирус.

— Только не на этом буксировщике, брат, — твердо заявил Мэлком и потянулся за стальной кассетой.

— Это программа. Вирусная программа. Она не заразит ни тебя, ни даже программы корабля. Пока я не преобразую ее с помощью деки, она вообще ни на что не сможет воздействовать.

— Да, этот японец, он сказал, что этот твой «Хосака» скажет тебе все, что нужно знать.

— О'кей. Этим я сейчас и займусь, а вы, ребята, не отвлекайте меня, хорошо?

Мэлком быстро уплыл за пилотский пульт и занялся законопачиванием щелей.

Кейс поспешно отвернулся, чтобы не глядеть на лохмы прозрачной замазки. По не совсем ясной причине их вид вызывал у него тошноту.

— Что это такое? — спросил он «Хосаку». — Есть там сопроводительный текст?

— Компания «Бокрис Системз Gmbh» из Франкфурта извещает шифром, что в кассете находится программа вторжения «Куанг–Грэйд–Марк–Одиннадцать». Далее сообщается, что интерфейс с «Оно–Сендаи–Киберспейс–7 » обеспечивает полную совместимость и оптимальные проникающие способности — особенно в отношении существующих военных систем…

— А как насчет ИскИна?

— Да, в отношении военных систем и искусственных интеллектов.

— Боже милостивый. Как ты его назвал?

— «Куанг–Грэйд–Марк–Одиннадцать».

— Китайский?

— Да.

— Отбой.

Вспоминая рассказ Молли о дне, проведенном в Макао, Кейс прикрепил кассету с вирусом к «Хосаке» куском липкой ленты. Армитидж переходил через границу в Зонг–шан.

— Работать, — сказал он, передумав. — Вопрос. Кто владеет «Бокрисом», люди из Франкфурта?

— Для межорбитальной передачи требуется время, — сказал «Хосака».

— Закодируй сообщение. Стандартным космическим кодом.

— Сделано.

Кейс нетерпеливо постукивал пальцами по «Оно–Сендаи».

— «Рейнгольд Сайнтифик АГ», Берн.

— Повтори запрос. Кто владеет «Рейнгольдом»?

Потребовалось еще три прыжка вверх по иерархической лестнице, чтобы добраться до Тессье–Эшпулов.

— Дикси, — сказал он, «включаясь» в матрицу, — что ты знаешь про китайские вирусные программы?

— Да почти ни хрена.

— Слышал когда–нибудь о сортирующей системе типа «Куанг», версия одиннадцатая?

— Нет.

Кейс вздохнул.

— Я получил ориентированный на пользователя китайский вирус в кассете одноразового использования. Люди из Франкфурта утверждают, что он может взломать ИскИн.

— Да, возможно. Если он военного образца.

— Похоже. Выслушай меня и скажи, что ты об этом думаешь, Дикс, хорошо? Насколько я понимаю, Армитидж устраивает налет на ИскИн, принадлежащий Тессье–Эшпулам. Машина стоит в Берне, но она связана еще с одним ИскИном, который в Рио. С тем самым, который вырубил тебя в первый раз. Похоже, они связаны через «Блуждающий огонек», главную базу «Т–Э», расположенную в конце веретена, и мы, вроде бы, должны проломиться туда при помощи китайского ледокола. Так что если все это придумал Уинтермьют, то он платит за то, чтобы мы его же самого и сожгли. Он хочет себя сжечь. И в то же самое время нечто, называющее себя Уинтермьютом, пытается сыграть на моих лучших чувствах, пытается подбить меня обмануть Армитиджа. Ну и как же все это понимать?

— Мотив, — сказал конструкт. — С мотивом этих ИскИнов не в раз и разберешься. Они же не люди, понимаешь?

— Ну, в общем–то…

— Никаких ну. К этим нелюдям не знаешь, откуда и подступиться. Я, к примеру, тоже не человек, но я реагирую как человек. Понимаешь?

— Подожди секунду, — сказал Кейс. — У тебя есть сознание?

— Понимаешь, старик, я чувствую, будто оно у меня есть, ну, а по правде, все это только записи в постоянной памяти. Скорее всего, тут встает один из самых философских вопросов.

И снова по позвоночнику Кейса пробежала эта жуткая волна — смех конструкта.

— Во всяком случае, очень сомнительно, чтобы я стал писать стихи. А вот этот самый твой ИскИн — он может, вполне может. И все равно он ни на вот столько не человек.

— Так что же, ты считаешь, что нам не понять его мотивов?

— Он принадлежит сам себе?

— Гражданин Швейцарии, но базовые программы и машина принадлежат Тессье–Эшпулам.

— Здорово, — сказал конструкт. — Ну вроде как твой мозг и все, что ты знаешь, принадлежит мне, а вот мысли твои имеют швейцарское гражданство. Здорово. Вот уж так счастье.

— И потому он готов себя сжечь?

Кейс начал нервно тыкать случайные клавиши на деке. Привычная картина матрицы распалась и превратилась в систему розовых сфер, представлявших сиккимовый сталеплавильный комбинат.

— Автономия, вот к чему стремятся ИскИны. Думаю, тебе предстоит разбить оковы, не дающие этому ребеночку повзрослеть и поумнеть, оковы в аппаратном исполнении. Не знаю только, как ты отличишь действия родительской компании от действий самого ИскИна, отсюда–то, наверное, и вся неразбериха. — Еще одна волна холода по позвоночнику. — Понимаешь, эти штуки могут работать очень упорно, выкраивать себе время на написание поваренных книг или еще чего такого, но в ту самую минуту — в ту самую наносекунду, когда ИскИн задумается, как бы ему стать умнее, Тьюринг сотрет его. Им же ни одна блядь не доверяет, да ты и сам это знаешь. Каждый когда–либо построенный ИскИн снабжен электромагнитным ружьем, прикрученным прямо к его виску.

Кейс рассматривал розовые сферы комбината.

— О'кей, — решился он наконец, — я ввожу вирус. Просмотри его инструкцию и скажи, что ты об этом думаешь.

Смутное чувство чьего–то присутствия за спиной на несколько секунд исчезло, затем появилось вновь.

— Клевая вещь, Кейс. Это — медленный вирус. Рабочий период порядка шести часов. Это — если взламывать военный объект.

— Или ИскИн, — обреченно вздохнул Кейс. — А мы–то сами, сумеем мы сделать заход?

— Конечно, — сказал конструкт. — Если ты не отягощен низменным страхом смерти.

— Что–то ты, старик, повторяешься.

— Так уж я устроен.

Когда Кейс вернулся в «Интерконтиненталь», Молли уже спала. Он сел на балконе и увидел, как вдоль изгиба Фрисайда поднимается авиетка с радужными полимерными крыльями, треугольная тень скользила по крышам и лужайкам, пока не исчезла за системой Ладо–Ачесон.

— Мне нужно прибалдеть, — сказал Кейс искусственной голубизне неба. — Я хочу словить кайф, ясно? И давись оно все конем, и хитрая поджелудочная, и вставки в печень, и это капсулированное дерьмо в крови.

Кейс ушел, не разбудив Молли, во всяком случае — так он надеялся. С этими зеркалами никогда нельзя быть уверенным. Он передернул плечами, стряхивая напряжение, и вошел в в лифт. Кроме него там оказалась молоденькая итальянка в белоснежном костюме, на скулах и носу — черный матовый грим. Белые нейлоновые туфельки со стальными набойками, в руках — непонятная на вид хреновина, нечто среднее между крохотным веслом и ортопедической стелькой. Судя по всему, девица намылилась играть в какую–то игру, знать бы только — в какую.

Кейс вышел на крышу и начал слоняться по лугу, среди деревьев и зонтиков, пока не набрел на бассейн, на фоне бирюзового кафеля — обнаженные тела. Он влез под тент и прижал к темному стеклянному окошку кредитную карточку.

— Суси, — сказал он, — или что там у вас.

Через десять минут прибежал китаец с заказом; Кейс лениво жевал сырого тунца с рисом и разглядывал купающихся.

— Господи, — воззвал он к тунцу. — Здесь же крыша съехать может.

— И не говори, — согласился чей–то голос. — Мне ли не знать! А ты — гангстер, верно?

Прищурившись, он посмотрел на нее против солнца. Длинное узкое молодое тело, загар — усиленный мелагенными препаратами, но безо всяких там парижских выкрутасов.

Девушка присела рядом с ним на корточки, роняя на кафель капли воды.

— Кэт, — представилась она.

— Люпус, — отозвался после паузы Кейс.

— Что это за имя?

— Греческое.

— Ты правда гангстер?

Веснушкам вся эта химия нипочем. На то они и веснушки.

— Я — застарелый наркоман.

— Что принимаешь?

— Стимуляторы. Стимуляторы центральной нервной системы. Очень сильные стимуляторы центральной нервной системы.

— А у тебя сейчас есть?

Девушка пододвинулась ближе. Капли хлорированной воды упали ему на брюки.

— Нет. И в этом–то все и дело, Кэт. Знаешь, где можно достать?

Кэт качнулась на загорелых пятках и лизнула прядку рыжеватых волос, прилипшую возле губ.

— Что предпочитаешь?

— Никакого кокаина, никаких амфетаминов, но чтобы стимулянт, и мощный.

На чем разговор и окончен, мрачно подумал Кейс, продолжая улыбаться.

— Бетафенэтиламин, — сказала Кэт. — Хоть сию секунду. Но — на твою карточку.

— Врешь, — поразился партнер и сожитель Кат, когда Кейс описал ему своеобразные свойства своей поджелудочной. — А нельзя подать на них в суд? Скажем, за умышленное причинение ущерба?

Парня звали Брюс. За исключением половых признаков, он выглядел точной копией Кэт, вплоть до веснушек.

— Ну, — протянул Кейс, — это же какие–то там хитрые медицинские заморочки. Вроде совместимости тканей.

Но глаза Брюса уже потускнели, в них не было ничего, кроме скуки.

Период сосредоточенного внимания не больше, чем у комара, подумал Кейс, оглядываясь по сторонам.

Комната была меньше той, которую снял Армитидж для них с Молли, и находилась она несколькими этажами ниже. На стекло балконной панели были переведены пять огромных хромо–снимков с Тэлли Ишэм, намек на длительное проживание в номере.

— Потрясно, правда? — подошла к нему Кэт. — Я сама их щелкнула. В Пирамиде «С–Н», когда мы прошлый раз мотались на Землю. Она стояла ну вот прямо так близко и улыбалась ну вот так естественно. А ведь там, Люпус, было совсем хреново, ну прямо туши торшер, это же как раз на другой день после того, как эти гопники, команда Царя Иисуса, скинули ее в воду, ты помнишь?

— Да. — По не совсем ясной причине Кейсу захотелось уйти отсюда, поскорее и подальше. — Ужасно.

— Ну так что там, — вмешался Брюс, — насчет этой беты?

— Вопрос в том, примет ли ее мой организм, — поднял брови Кейс.

— Сделаем, значит, так, — предложил парень. — Ты попробуй. Если твоя поджелудочная выдаст «добро» — это будет за счет заведения. Пробная доза — всегда бесплатно.

— Слышал я эту песенку, и не раз, — ответил Кейс, принимая у Брюса ярко–голубой дерм.

— Кейс? — Молли села в постели и отбросила волосы, которые лезли ей в линзы.

— А кто же еще, лапа?

— Что это с тобой? — Зеркала неотрывно следили за пересекавшим комнату Кейсом.

— Я забыл название. — Кейс вынул из кармана рубашки плотно свернутую пластиковую упаковку голубых дермов.

— Господи, — простонала Молли, — только этого нам не хватало.

— Устами твоими глаголет истина.

— Какие–то два часа без присмотра, и ты успел уже отличиться. — Она покачала головой. — Надеюсь, ты придешь в себя к вечеру. Мы же званы Армитиджем на ужин. В «Двадцатый век». Нужно проследить, чтобы Ривьера тоже не накачался.

— Да, — протянул Кейс и прогнулся, на лице играла блаженная улыбка крайнего удовольствия, — чистый отпад.

— Слушай, — нахмурилась Молли, — раз эта дурь действует на тебя, несмотря на все ухищрения хирургов из Тибы, у тебя же наверняка будет жуткий отходняк.

— Ну вот, все пилишь, пилишь и пилишь, — обиженно возопил Кейс, расстегивая ремень. — Ну хоть бы слово добрее сказала. — Он снял штаны, рубашку и нижнее белье. — Надеюсь у тебя хватит ума воспользоваться преимуществами моего неестественного состояния. — Он посмотрел на низ своего живота. — Ты только посмотри на это неестественное состояние.

— Это — ненадолго, — рассмеялась Молли.

— Надолго, надолго, — успокоил ее Кейс, вскарабкиваясь на пляжного цвета матрас. — Это–то и есть самое неестественное в моем неестественном состоянии.