Дача в Сокольниках
Оперативники МГПУ и агенты Угрозыска плотно обложили дачу.
– Георгий, – наклонился к Тельнеру Мартынов, – как думаешь, будем стучать?
– А зачем? Видишь, стоит Миша Терентьев, агент второго разряда, бывший чемпион по борьбе «Синяя маска»! Он эту дверь ногой выбьет. Терентьев, подойди к нам.
Огромный Терентьев подошел:
– Что прикажете, товарищ инспектор?
– Сможешь дверь выбить?
– Без проблем.
«Синяя маска» пошел обратно к двери.
Мартынов спросил Леонидова:
– Олег, ты оружие взял?
– Обязательно.
Терентьев ударил ногой в дверь, и она влетела в дом.
Первым в дачу ворвался Тыльнер.
– Угрозыск! Бросай оружие.
Свет в доме погас. Хлопнула дверь, щелкнул замок.
– Я начальник бандотдела МГПУ Мартынов. Откройте дверь, бросайте оружие и выходите. Даю минуту, иначе открываем огонь.
За запертой дверью раздалось три выстрела.
– Застрелились, – ахнул Леонидов.
Снова вспыхнул свет.
В гостиной стоял княжна Ольга с пистолетом в руке.
– Я знаком с ней, – крикнул Леонидов, – не стреляйте!
Княжна, закусив нижнюю губу, стояла, прижавшись спиной к печке-голандке.
Лицо было бледным и отрешенным.
– Княжна, Вы узнаете меня? Я Леонидов, мы приятельствовали с Вашим дядей, я часто бывал у вас на Сергеевском. Я помню Вас еще маленькой. Отдайте оружие, Вы же не гусарский корнет, – Леонидов протянул руку и шагнул к Ольге.
– Нет! – крикнула она.
Подняла браунинг и выстрелила в сердце, упала.
– Где медик? – крикнул Тыльнер.
Расталкивая оперативников в комнату вошел судебный меди угрозыска.
Он наклонился к Ольге, пощупал пульс и покачал головой.
– Выстрел произведен точно в сердце.
– Вот тебе и повязали банду, мать их, интеллигентов, – выругался Мартынов.
– Начнем обыск, Федор Яковлевич, – Тыльнер наклонился и начал сбирать упавшие жемчужинки.
– Конечно, – Мартынов вздохнул, – молодая, красивая. Жила бы в своем Хельсинки. Нет, полезла в мужские дела.
Тыльнер собрал жемчуг, вынул из кармана мешочек, высыпал камни.
– Олег Алексеевич, будите понятым. Сейчас камушки сочтем.
Через некоторое время появились мрачный мужчина – второй понятой.
– Ну, начнем осматривать эту комнату, – Тыльнер высыпал на тарелку жемчужины, рядом легли часы-кулон, кольца, браслет, дамский браунинг, отделанный серебром и перламутром.
– Понятые, прошу убедиться. Еремин, заноси в протокол.
Тыльнер покосился на труп Ольги, открыл шкаф, вынул шубу.
Накрыл убитую.
На даче в Сокольниках продолжали работать группы МУРа и ГПУ.
Ближе к рассвету подъехали труповозки.
Здоровые, мордатые мужики вынесли четверых самоубийц.
На столе лежало оружие, драгоценности, пачки денег.
Мартынов подошел к толу, взял маузер, вынул обойму, передернул затвор, понюхал.
– Георгий, – позвал он Тыльнера, – ты посмотри, оружие-то не стреляное, в смазке.
Тыльнер взял второй маузер, осмотрел.
– А из чего же они стрелялись? – удивился Тыльнер.
– А вот наган видишь? Из него по очереди.
– Прямо бульварный роман. – Тыльнер взял наган. – Непонятно, почему из него, у каждого был маузер.
– Дорогой Георгий, это тайна, которую может распутать специалист по бульварным романам, наш друг Олег Леонидов. Вообще, странная история с этой бандой.
– Кстати, Федор Яковлевич, давай выйдем на крыльцо, покурим. Пошептаться надо.
Они вышли на крыльцо.
Над Сокольниками висела плотная, почти осязаемая темнота.
Закурили.
– Федор Яковлевич, у меня просьба. Вы забрали из больницы этого Лаврова. Понимаете, он ни в чем не виноват, кроме истории с Леонидовым.
– Слушай, Георгий, а как тебя дома звали?
– Гоша, – с недоумением ответил Тыльнер.
– Можно я тебя так звать будут?
– Конечно.
– Спасибо, а то Георгий – слишком официально. Так о чем ты хотел пошептаться? О Лаврове?
– Я ему слово дал, что его от ответственности освободят.
– Это ты погорячился, Гоша, нет у тебя таких полномочий. Вот если бы ты его вербанул, тут еще был бы шанс. А так… Что, нашу контору не знаешь?
– Как не знать, поэтому и прошу.
– Ладно, придумаем что-нибудь. Сегодня или завтра пойдем к Манцеву, он это дело может решить. Посмотри вверх.
– А что?
– Посмотри.
Над верхушками деревьев появилась светлая на фоне темного неба полоса.
– Рассвет, – вздохнул Тыльнер, – новый день, а я еще вчера не выспался.